МЫ, РУССКИЕ .
В старые времена, когда менты разрешали стоять азербайджанцам – кидалам, был случай. Лет двадцати пяти, худой от недоедания или пьянства парень из станицы, торговавший кучкой овощей, вдруг захлопал ладонями по бокам, затанцевал обутыми в резиновые сапоги ногами.Вытащив из кармана китайских штанов смятые купюры, с подскоками направился к азикам. Преподнес две по единичке и одну купюру в пятьдесят украинские гривны. В переводе на российские гривна равнялась пяти рублям. Те с интересом уставились на расплывшуюся физиономию. Один брезгливо развернул бумажки, покрутил между цепкими пальцами. Собратья наблюдали за действиями, презрительно косясь на крестьянина, продолжавшего строить из себя богатого ваньку. Кидала скомкал, впихнул купюры в руки, оттолкнул парня. Тот снова сунулся к зверькам:
- Что, не берешь? – услышали мы растерянный голос. – Почему?
- Иди на х…, - скривился азербайджанец. – Получишь в морду.
- Пятьдесят две гривны. За двести рублей, - канючил прилагательный русский. – Шестьдесят деревянных навару.
- Вали отсюда, - подключились соплеменники. Набросали злых ударов по бокам, по морде. – Подойдешь, ноги переломаем.
Размазав по лицу кровь, потомок вольного народа начал складывать деньги. За ним наблюдали его земляки. Вдруг парень замер, тупо покрутил бумажки. Их оказалось две вместо трех. Две единички. Бросился к азербайджанцам. Те подвалили покрепче. Когда прошло время, я понял, почему не заступился тоже. За одно мгновение крестьянин показал доставшийся нам после татаро-монгольского ига характер. Мы такие. Петрушки. Или, как утверждает крестьянский сын Миша Евдокимов, Ваньки – встаньки.Правда, что в первом, что во втором случае непонятно, чем гордиться! Дурью неотесанной?
РОССИЯ !
Россия, проклятая Мачеха!
Зубами рвали мы твоих врагов.
Когда же, наконец, ты станешь Матерью,
Для нас, для дочерей твоих, сынов!
Когда заплатишь нам по совести
За рабский труд и за любовь
К тебе, бессовестной до подлости,
Гордящейся одной собой!
Я знаю, кто виновен в дикой мерзости.
Сознанье душу мне гнетет.
И нет сомнений в откровенности –
Во всем виновен твой народ!
Ленивый, беспробудно пьяненький,
Готов от зависти сожрать
Любого, кто возьмется рьяненько
По новой жизнь свою начать.
А коли так, спасибо Господу,
Сподобил что родиться здесь.
Мучительно, по острым россыпям,
Нести свой неподъемный крест…
.
НА ЧТО ДЕНЬГИ ТРАТИМ .
Перед копией московского собора Христу Спасителю остался мерзнуть памятник Димитрию Ростовскому, двести сорок лет назад основавшему крепость Ростов на славном Дону. Я тоже голосовал за возведение монумента подвижнику. Потом услышал, что святым статуи не ставят. Все мы были неграмотными выходцами из безбожных Советов, а церковники промолчали. Когда памятник установили, люди взялись обкладывать подножие цветами, молодожены отбивать поклоны. И сейчас основание постамента завалили венками с букетами. На детские дома, квартиры для беженцев – соплеменников, пособия на детей, инвалидов, на пенсии старикам, на открытие рабочих мест ни времени, ни денег не находится. На святых, в которых не верим – пожалуйста. Зачем отливать? Они без копий над толпой. Иконы Серафиму Саровскому, Сергию Радонежскому, Дмитрию Донскому в храмах висят. Денег на них ушло не как на изваяния. Но у нас … возвели монументальную партшколу, деский садик сзади развалился. Повторяюсь, конечно. Для лучшего запоминания.
НИ ВОЛИ , НИ ХАРАКТЕРУ .
- Как дела, Андреевна? – окликнул я соседку.
- Работы кот наплакал, - вздохнула она. – Сука горбатая всех перехватывает. Пичкает водой, алкаши все одно к ней.
- Они уважают силу. Видят, зрачки горят от зависти и зверства, заваливаются на ее сторону. А ты норовишь обхаживать, когда плеть в самый раз.
- Истинно говоришь, хоть за Брежнева не согласная. Не народ стал, мякина тверже. Ни воли, ни характеру.
- Их не было, - пробурчал я себе под нос. Андреевна услышала, лишний раз подтвердив, что старые люди сохраняют слух со зрением до смерти.
- Как же мы войну выиграли? И до нее не поддавались.
- Андреевна, когда рвется к свободе из собственного нутра, или из-под палки, его величество раб, он непобедим, - повернулся я к ней корпусом. – Мы отступали, пока не появились заградотряды, пока дорогой товарищ Сталин не начал пускать в расход откатывающихся, выходящих из окружения на местах, называя их предателями. Тогда поперли напролом. Сопоставь тридцать миллионов погибших с нашей стороны с девятью миллионами немцев. Мол, много мирных жителей побило, расстреляли. Англичане с американцами превращали немецкие города в руины задолго до победы, под конец войны союзники и мы не щадили ни старого, ни малого. Жуков дал три дня на разграбление с истреблением. Но у кого мясорубка работала лучше? Или кто к своему народу относился с уважением? Были заградители и у гитлеровцев, да нравственные устои преподносились по разному. Многие немцы не хотели перевоплощаться в захватчиков, поэтому Гитлер узаконил унижение человеческого достоинства. А мы первое время свое не могли удержать, потому что своим оно было на словах.
- С чего распалился? День плохой?
- Отморозки затрахали, - ухмыльнулся я. - Пошел, Андреевна. Чем светлее, тем спокойнее.
- С Богом.