Я допиваю апельсиновый сок, тушу сигарету и отбрасываю в сторону от ноутбука кабель модема. Сегодня ночью будет совсем иная история.
***
Она просыпается каждое утро и смотрит в окно. Долго смотрит, как будто ждет или пытается найти кого-то глазами среди серых потоков людного города. Она курит сигареты-зубочистки и иногда, по вечерам, пьет виски разбавленный водой. Я смотрю на нее, но никогда не разговариваю с ней. Мы с ней даже не знакомы. По всей видимости, звезды повернулись к нам одним узором и теперь у каждого из нас свой в чем-то схожий и в то же время очень антиподный путь. Она должна курить что-то напоминающее обломок китайской палочки и бросать лед в согретый ладонями напиток, цвета английского чая, а я должен следить за этим со стороны. И никогда не вмешиваюсь в ее жизнь. Каждое мое вмешательство, как мне кажется, может привести к чему-то очень опасному. Чему-то такому, что может изменить все и навечно исказить смысл происходящего. Не я создавал этот мир, не я писал правила, и не мне изменять ход событий, которые, как известно если должны произойти, то произойдут. Это равносильно человеку, пострадавшему в автомобильной катастрофе. Он ехал по мокрой дороге и довольствовался лестью иллюзии безопасности на скорости 170 километров в час, но может быть, по заранее продуманному кем-то сценарию или по случайному совпадению обстоятельств, девочка из туристического автобуса допила любимый всеми напиток и выбросила в окно узнаваемую во всем мире, даже в темноте, бутылку. Бутылка отскочила и покатилась по мокрому асфальту. Так красиво, так грациозно, так блестяще…. Теперь он лежит в луже крови, бензина и проливного дождя с переломанным позвонком и все еще продолжает жить. Вмешаться могут только медики, ни девочка, ни водитель автобуса, ни кто-нибудь другой. Только медики. Все решает момент – что-то, что мы все привыкли называть судьбой. Чтоб легче было понять.
Я не могу помочь ей, я не создан для того, чтоб помогать ей. Моя миссия – только наблюдать и сочувствовать, да и то про себя. Я чувству все, что чувствует она. Я пьянею, когда она переберет со спиртным и лезу на стены, когда у нее первый день месячных. Волей той же самой, званой судьбы, мы соседи. Я долго искал ее и нашел. Пришлось покупать квартиру с видом на ее окна, хорошую подзорную трубу и целую полку обезболивающего, и антидепрессантов. Мне тошнит от антидепрессантов, но приходится пить иначе как я смогу оплачивать счета за квартиру. Никто не оплатит их за меня. У меня нет друзей, нет знакомых. Да, что знакомых, у меня даже врагов, и тех нет.
Я не знаю, почему именно я?! Но так получилось. Подозреваю, что у каждого есть свой спутник. Спутник, который живет далеко от тебя, совсем с тобой не знаком, но вы связанны, очень прочно связанны, вмести чем-то, эту связь ничем не разорвать, она подобна невидимой пуповине связывающей мать и ребенка. Вы зависите друг от друга. Если один не бросит курить, то вы оба увидите клочки своих легких на дне раковины. Если кто-то из вас не может уснуть, то и у второго бессонница. При чем, вы можете занимать разный социальный статус, окончить или не окончить разные учебные заведения и жить в разных концах земли. Если у вас есть дети, то это не значит, что они похожи и также связанны друг с другом. Я не знаю, правда, это или нет, но я чувствую это! Нужно сказать, что обычно спутники однополые. То есть либо два мальчика, либо две девочки. Но, то ли программа в чем-то ошиблась, то ли звезды опять виноваты, - мы оказались противоположного пола. Глупость, правда?! Жестокая насмешка природы.
***
18 января 2004 года.
Мы оба с ней лежали в теплых ваннах и иногда поворачивали кран с красной меткой, чтоб слегка подогреть остывающую воду. Она пила виски. Уже на много больше чем раньше. Виски приносил ей друг, за это она с ним спала. Мне кажется, что он любил ее, но можно ли назвать такие отношения любовью. Может быть, он любил себя - хотел ее, и нашел единственный путь к ее теплому телу. Мне этого не понять. Я никогда никого не любил. Последний раз он приходил к ней в прошлый четверг. Под вечер. Что-то около шести. Они занимались сексом: он иногда прерывался на покурить, она же выходила в ванную и омывала лицо холодной водой. Я сидел на полу в ванной, курил и закидывался до упора таблетками, чтоб не заглушить ее противоречивые чувства. Мужчины не так остро чувствуют мир. У них все притуплено, кроме боли. Боль мы чувствуем сильней. Я говорю о физической боли, не о душевной.
Она допивала бутылку заработанного нашими обоюдными трудами виски и мы оба пьянели. Я закрыл глаза и откинулся на спинку ванны. Старался убрать из головы мысли. Представил, что лечу в скафандре в невесомости. Вокруг звезды у меня за спиной трудные годы напряженных тренировок, ужасно изнуряющий полет-доставка на орбиту. Мне легко сейчас и приятно, мои легкие вдыхают кислород, голова немного кружится, становится тяжелее, тяжелее. Вокруг миллиарды звезд. Не так, как на земле. Они всюду: над головой, под ногами, вокруг меня. Я растворяюсь в них. Купаюсь в их свете и меня ничего не беспокоит, кроме как привкус метала на языке…….!!!
Она облизывает лезвие и разговаривает с кем-то. Я не сразу могу понять, с кем именно она говорит, но я сразу понимаю, что наша с ней история постепенно подходит к своему логическому концу. Мне совсем это не нравится. Не знаю точно, как ей, но мне становится страшно. Я поворачиваюсь на бок и прижимаюсь ухом к белой эмалированной стенке чугунной ванны. Закрываю глаза.
***
- Ты думаешь, что так будет лучше? – спросила она у смерти и еще раз дотронулась кончиком язычка до плоского кусочка металла.
- Признаюсь честно! Будет никак! – ответила смерть.
- Как прикажешь это понимать, «никак»?
- Так и понимай!
- Ладно, я слишком пьяная, чтоб тебя понимать. Ты мне скажи вот что! Как там, в аду страшно?
- Нет!
- Я так и думала! – сказала она и улыбнулась. Тушь текла по ее щеками грязными темными дорожками.
- Нет ада! – добавила смерть. – И рая тоже нет. Это все вы – люди придумали, чтоб легче жилось. И не стоит тешить себя выбором. Потому что, в общем-то, и выбора никакого нет.
- Как так нет? – спросила она и уставилась на смерть.
- ТАК так нет! – как бы передразнивая ее, ответила смерть и присела на пол. – Ты, что рассчитывала и вправду, ангелы будут летать, кружить в небесах, играть тебе на арфах и свирелях. А может, ты думала, что черти сразу потащат варить в котле. Все это глупость и суеверия.
- Если честно, то очень странно слышать такие слова от смерти.
- Если честно, то глупо так считать! Выгляни в окно, какой век на дворе?!
- Ты этим хочешь сказать…?
- И скажу! Странные вы все! Всех вас учить нужно, наставлять. Будто дети маленькие. Вот смотри! – смерть пододвинулась поближе и зажала ей пальцами нос. – Нюхай!!!... Вот! Чувствуешь, не нюхается! Нет запахов, если нос закрыт. Аксиома! А теперь, закрой глаза и попробуй посмотреть! Не выходит? Тогда попробуй без ног станцевать? Тоже никак?
- Куда ты клонишь? – уже догадываясь, спросила она у смерти.
- А ты попробуй без мозгов подумать?! Признаюсь тебе, что еще никто не пробовал! Мозг умирает, примерно через шесть минут, после остановки сердца. За это время, ты становишься безногой, безрукой, бесполой, слепой и глухой. Дальше, с твоего позволения, перечислять не буду. Ты становишься, даже не растением. Ты становишься ничем. Ты растворяешься. Экраны отключаются и все – тебя больше нет. Да, да! Как сломанный транзистор. Есть только оболочка, которая, когда-то пила молоко, играла на фортепиано, чувствовала ласки, учила стихи и читала книги. У которой даже, когда-то была аллергия на тополиный пух. И кусок энергии, который не может ни петь, ни танцевать, ни говорить. И все! Только мусор и начавшая разлагаться материя – отходы.
- Но почему, тогда…
- Зачем нужна я? Я нужна за тем, чтоб убирать эти отходы. Кто-то же должен убирать всю энергию, которая остается после вас. Иначе весь мир бы погряз в грязи обрывков эмоций и действий. У каждого своя работа и все мы должны ее выполнять. Ты строчишь письма на машинке для начальства, он пишет книги, чтоб оставить свой след, а я убираю мусор, чтоб пришли другие. Смерть – санитар жизни!
Она положила лезвие на край ванны и перевела злой взгляд в сторону сидевшей в углу, рядом со стиральной машинкой, смерти. Затем, поднялась и встала на ноги. Струи пенной воды с шумом потекли по ее телу.
- Подай полотенце!
Смерть молча протянула полотенце ей в руки.
- Ты, думаешь, что все это глупо?
- Я ничего не думаю! Просто жалко, когда жизнь ни к чему. Сначала нужно сделать, хоть что-то, а потом спокойно уходить. В старости, с кучей внуков у кровати, а не в ванной в компании мочалок и стирального порошка. Бессмысленно это. И если честно, то немного комично. Особенно комично, когда видишь, что «клиент» засовывает голову в петлю, с святой верой в то, что это путь к более прекрасной и достойной жизни. Как мотылек на огонь. Такая глупость меня обезоруживает!
- Ты злая! – сказала она.
- Я злая? Да, уж! «Злая». Я злая - не уничтожаю себя и себе подобных, только из-за того, что кто-то сказал, что это путь к лучшей жизни. Что бы мне там не обещали: райские сады или полчища девственниц. Я поступаю только в соответствии со своими знаниями, а не со своими надеждами. Вы же, придумали такие слова и понятия, как – геноцид, суицид…. Мне продолжать?
- Нет!
Смерть замолчала и опустила взгляд на кафельную плитку у себя под ногами.
- Что мне делать? – спросила она.
- Живи! – ответила смерть. – Живи для других пока время не придет! А твое время еще не пришло.
- Ты, думаешь, что еще можно что-то исправить?
- Еще можно! Когда ты можешь дышать, то всегда можно исправить! А у тебя, еще и времени на исправления с форой. Живи, и помни, что ты живешь не только для себя. От твоего выбора зависит кто-то еще, может быть очень далеко, но зависит. Не разрушай вас, пока возможно все исправить. И, еще....
- Что, еще? - спросила она.
- Может кофейку?
Pero 16/08/04