Мы собирались вечерами на площади Франко в уютном скверике возле фонтана и, сбросившись по 20 копеек, дрейфовали в пассажный гастроном, попивали вино, играли на гитарах, трепали анекдоты, иногда дразнили живущего на площади Франко известного певца Гнатюка, запевая при его появлении: «І з сиром пироги» или натравливали на него местного дауна по кличке «Хропик». Тот подходил к нему и спрашивал:
- Ты знаешь, Гнатюк умер!
- Вова, да ты что! Вот же я…
- Не-а, ты умер…- и даун идиотски гигикал.
Самое страшное было сказать на Хропика: «Пиночет», тот сразу хватался за кирпич и мог серьезно дать по голове любому. Это после наших, от нечего делать, бесед с ним на международные темы, он стал «разбираться» в политике. Причем шутили с ним иногда жестоко. Увидев как-то на трубе низкого фигурного заборчика скверика, на котором мы любили посиживать по вечерам, кучу дерьма, которую какой-то виртуоз умудрился наложить, 120 килограммовый Сашка, по кличке «Сухарь» мило прогуливаясь под ручку и "беседуя" с Хропиком, аккуратно подвел его к заборчику и попытался его усадить на эту кучу. В последний момент бедный даун увидел, куда его приземляют и уперся в кучу рукой… Рука, как по повидлу поехала и, озверелый Хропик вырвался, достал носовой платок, тщательно оттёр руку от дерьма платком, засунул платок опять в нагрудный карман и целый день ходил по площади, нюхал руку, "вытирал" платком и возмущенно мычал:
- Фууууу! Какая низость, какая гадость - и потом еще долго, при виде шутника Сухаря, хватался за кирпич….
Однажды, Сухарь, помирившись с Хропиком, предложил ему стать "милиционером", и когда тот заинтересовался - вручил ему дрын в руку, сказав, что Хропик теперь регулировщик. Остальное тот «сообразил» сам... и начал довольно удачно регулировать движение на перекрестке ул. Ольгинской и К. Маркса. Водители послушно выполняли его указания до первого столкновения, а когда водители столкнувшихся машин, подбежали к Хропику с кулаками и увидели выражение лица дауна – их лица нельзя стало отличить от лица Хропика… Их руки бессильно опустились… Хропик же срочно смылся.
Он был не дурак!
Подтверждением этому служило то, что на принудительном труде для даунов по городской программе, Хропик запросто ломал инструменты типа лопат и грабель и его поперли с «работы». С тех пор он мечтал работать на пуговичной фабрике. И когда его спрашивали, что он там будет делать, Хропик радостно гигикая над вопрошающим, спрашивал:
- Ты что, дурак? Пуговицы!
Но если кто-нибудь потом говорил:
- Вовка, я на тебя обиделся!
- Ты можешь только усраться! – следовал мгновенный ответ под радостное хрюканье, именуемого смехом, дауна…
Иногда некоторые, особо отвязанные из нашей компании, желая почистить запачканные туфли до глянца перед свиданием, звали другого дебила онаниста «на нозю». Тот ложился в одежде на ногу желающего и терся штанами о ботинок в сексуальном вожделении, натирая их до невероятного блеска. За то его и прозвали - Нозя.
Поддерживая с нами дипломатические отношения, Хропик был необъяснимым смертельным врагом онаниста Нози, лучшего друга бабулек с нашей площади и мы иногда растаскивали этих дебилов, не чуждые милосердия.
Вот нас никто не растаскивал…
Считая площадь своей собственностью, мы очень ревниво относились к другим пришлым компаниям и если те нарушали, по нашему мнению, тишину и порядок, мгновенно включался подростковый инстинкт охраны территории и столкновение становилось неизбежным. Первым часто начинал невысокого роста, мелковатый Миша. Он подходил к выпившей компании и вежливо спрашивал закурить… Видя его фактуру, его часто «отсылали», что и требовалось. Мгновенно из темноты поднималась вся площадь скромно сидящей на скамейках парней, у пришельцев сразу десятикратилось и темнело в глазах и, после непродолжительной драки, их вышвыривали нещадно битыми с площади. Кроме того, у нас в Пассаже была страшная по силе «подпорка» - дети осколка конца сталинских времен, когда страна была сплошным концлагерем, очень уважаемые нами «старики», многие из которых были «в законе».
Разный народ там был: часть из них уже сидела, часть уже была на подходе к зоне, воры в законе, бандиты, хулиганы, карманники... Туда приходили авторитеты с Бессарабки, один из них - Марик, за глаза называемый «Убийца». И прозвали его так не зря…
Однажды, один хулиганистый пацан по кличке «Сынок» пришел на футбольную площадку, где наши старшие парни играли в футбол с парнями с Бессарабки, и начал выпендриваться, обижать других и сцепился с Мариком. Потом, когда Сынок достав нож, начал им угрожать, Марик выхватил у него нож из руки за лезвие и ударил им Сынка прямо в сердце. Сынок со словами: «Мама, мама…» умер на месте. Суд, после разбора дела, за превышение необходимой меры самообороны, дал Марику пару лет. Причем прокурор настаивал на большем сроке, т.к. удар был нанесен мастерски, между ребер и на теле даже отпечатались усики ножа… Но кто знает, как себя поведешь в такую минуту? Не дай Боже!
Огромным авторитетом у всех пользовался «Куцый», сын знаменитого в прошлом штангиста Якова Куценко по прозвищу «Железный Яков», от которого сходили с ума многие дамы послевоенных лет, сраженные плейбоем 50-х годов, наповал. Отец хотел сделать из Куцего олимпийского чемпиона и парень был отлично подготовлен физически, но жизнь рассудила иначе и выбрала ему другую стезю...
Некоторые авторитеты были слишком высоки для нас, некоторые с нами тесно общались и выручали в трудную минуту. Особенно к нам благоволил «щипач», т.е. вор-карманник высшей категории, по фамилии Книга. Он был довольно умен и когда я проиграл ему в шахматы, спросил улыбаясь:
- Что, думал ты этого тупого вора раздолбаешь на три счета?
А я ведь довольно неплохо играл по разряду в то время в шахматы...! Я старался быть с подобными в дипломатических отношениях, но не сближался и не поддавался на провокации, хотя «дружба» с ними льстила самолюбию подростка. Однажды Книга, зная меня как авторитетного в своей возрастной среде, пытаясь на троянском коне дешевой лести завлечь меня в «дело», доверительно сказал:
- Тебя многие уважают и я тоже, давай возьмем пару дач? У меня есть на примете нафаршированные...
Но что я ответил категорическим отказом, этого у меня в крови никогда не было - тяги к воровству. Вот показать себя крутым, установить справедливость в своем понимании в таком возрасте - вот этого хотелось не только мне… Больше никогда Книга мне не предлагал такого, поняв всё, с одного разу. Уже гораздо позже, знакомство с Книгой помогло мне решить конфликт моего трусоватого товарища мясника именуемого нами «Отрыжка» в его магазине с рецидивистом грузчиком. Когда я, занимавшийся активно единоборствами, пришел на разборки по его просьбе, много было произнесено угрожающих слов в адрес моего товарища и примирением и не пахло. Но стоило мне по наитию только спросить:
- А ты Книгу знаешь? – как мне ответили:
- Да кто ж не знает Книгу?! - и конфликт был мгновенно закрыт рецидивистом.
Мы дружили большой разношерстной компанией и не чуждались никого: ни спортсмена, ни вора, ни сына министра, ни бандита, ни хулигана, не делали различия по национальности - все были для нас людьми, мы делили только по дружелюбию или заносчивой говнистости, но это уже относилось к характеру некоторых самодуров, что передается генетически, по моему глубокому убеждению.
На Франко у нас был условный свист и отзыв на него, так что мы могли в темноте всегда призвать на помощь своих друзей, или если нужен был собутыльник или просто поговорить, попеть под гитару... И, в любое время, если кто-то был затронут разношерстной пришлой публикой с Крещатика, тусовавшейся под пассажным гастрономом, любой из нас мог найти Борю-Балбеса, жившего в Пассаже и днем, и ночью тусующегося там. Боря был худощав, и бесстрашен, и мог один подойти к большой браге и спросить у обиженного: «Этот?» и одним страшным ударом в область кадыка вырубить фраера на глазах у замершей и потерявшей дар речи от такой наглости банды. Боря был смешлив и картав. На просьбу сказать «рыба» Боря кричал без обиды «окунь», всегда хотел выпить и часто был объектом подначек и розыгрышей. Однажды, на пляже, наш шутник Серега Сапуха рассказал Боре, что из прибрежной пены делают пенопласт, если её положить в холодильник. Боря набрал полную банку, отнес домой в холодильник и потом смеялся над собой вместе со всеми. Может, с тех пор его прозвали за глаза: Балбес. Однажды на Десне, над загоравшим голым, разомлевшим от солнца Борей, начал жужжать шершень.
- Шегшень! – картаво закричал всем Боря, но было поздно, шершень его укусил прямо в головку члена…. Вой стоял на всю Десну, весь день Балбес просидел в воде, отмачивая укус и слово «шершень» лучше при нем было не произносить.
Как-то сидели мы во внутреннем дворике в Пассаже на лавочках, ожидая своей очереди поиграть в настольный теннис, а неподалеку в углу сквера, на скамейке сидела выпивающая чужая компания с телками. Куцый подошел к ним и попросил у них стакан, т.к. своего не было, а послать кого-то тырить его из автомата газ-вода не было времени и желания. Когда в ответ он услышал мат пижона в свой адрес, Куцый подозвал свою компанию и завязалась страшная драка в ночном дворе у нас на глазах. Один из пришлых начал размахивать финкой, нож выбили, пижона сбили на землю, Куцый зажал его голову между ног, страшным голосом кричал своим: «Мочи!!!», а подельники, со всей силы били владельца ножа ногами с разбега в чавкающую мякоть тела до хруста ребер… Как тот ни кричал «Сдаюсь!» и как ни просился, по приказу Куцего его били, пока тот не отрубился и затих. Так били за нож фраеров! Вряд ли «ученому» потом захотелось бы его доставать где-либо...
Но на этом дело не закончилось.
На следующий день во внутренний дворик Пассажа пришла толпа из другого, печально знаменитого места сбора хулиганов, фраеров и авторитетов, так называемого “Містечка розваг” с примыкавшей к нему танцплощадкой, именовавшейся в народе «Жаба», лежавших возле филармонии на границе сфер влияния районных банд и именуемого просто “Містечко”. Туда приходили со всего города для самоутверждения все страдавшие комплексом наполеона городские фраера, хулиганы, воришки, пижоны и весь пенный сброд янгстерского поколения и самоутверждались на посторонних посетителях не влившихся в этот дикий конгломерат предбанника тюрьмы…
И вот, эта банда явилась днем в Пассаж на «разборки» за своего избитого вчера члена банды. Естественно, не найдя в такое время никого из участников вчерашних событий, эта свора начала нещадно лупить всех, находившихся там, желая крови, просто доведенная до самокипения критической массой. Причем, ни за что, избили кого-то из авторитетов с Бессарабки и его спутницу, которые понятия не имели о вчерашнем и сидели в прохладе скверика беседуя о своем. Уже вечером, в день налета банды из «Містечка» мы, гуляя по улице, присели поболтать на углу К. Маркса и Крещатика на турникет. Как вдруг, мы увидели возле гастронома Борю Балбеса. К нему подошел незнакомый нам парень, один из избитых днем и сказал Боре, что он узнал фраеров, которые его сегодня избили на нашей территории. Боря, подозвал нас для поддержки и подошел к обидчикам. В то время мы думали, что речь идет о простой очередной стычке, т.к. попросту не знали о продолжении вчерашней драки и дневных событиях, да и нельзя было отказать Боре, он-то нас всегда выручал... Трус навсегда умирал в наших глазах!
Начался «базар» и дикий крик. Мистечковый пьяный авторитет «Фантомас» и его пьяная грязная шмара, орущая сиплым сифилитичным матом: «Сейчас вам всем будет п…ц», начали созывать своих. На этот крик начала сбегаться нетрезвая банда «Містечка». На наших глазах толпа набрякала, как черная грозовая туча, запросто перейдя за 50 человек злой, тупой в своей агрессивной силе, банды. Мы, еще не понимая в чем дело, откуда столько народу на нашей территории, поняв, что силы просто не равны, нырнули в подворотню, пока нас не разорвали в клочья и затаились на скамейке напротив кинотеатра «Украина» в скверике, обнявшись с нашими подружками, изображая влюбленных…
Вдруг, мимо нас, как прорвавшаяся грязь селевого потока, по улице и аллеям скверика понеслась пьяная, все сметающая на своем пути озверелая толпа, орущая: «Где они???», ища Борю и его знакомого, за которого Балбес вступил в разборки. Ко мне подскочил Фантомас и схватив меня за белый модный свитер, воняя перегаром и помойной ямой гнилых зубов, просипел гадюкой, захлебываясь ядом ненависти:
- Где этот фраер?
Я, ошалев от этой толпы в точке кипения, которая в любой момент могла просто взорваться и уничтожить нас и осознавая, что повис на волоске, оцепенел... Но ситуацию разрядил Миша - «Подвал», понимавший, что эти налившиеся кровью глаза нас в лицо не помнят, абсолютно спокойно спросивший:
- Какой фраер? Ты с кем-то нас путаешь…!
Напряжение мгновенно спало, Фантомас меня отпустил, да и толпа не могла стоять на месте, она рыла копытами землю в нетерпении, ища козла отпущения и выхода своей разрушительной черной негативной энергии, хлеща в полумраке улицы щупальцами ненависти. Сразу толпа рванула вперед, соединилась на ул. Заньковецкой, и начала переворачивать ларьки, круша всё, давая выход ядовитой жёлчи проспиртованной печени. Мы, нырнув во двор, через арку выскочили в Пассаж, стремясь уйти от беды и встретили в Пассаже Куцего с крепко сбитой группой подельников, резавшими опустевшее бездушное пространство стрелы Пассажа.
Мы одновременно выдохнули:
- Куцый, тебя ищет целое кодло, уходи!-
- Где они?! – в жутком остервенении сипло рявкнул Куцый.
Мы поняли, что они тоже ищут их и столкновение неизбежно… «Аннушка разлила масло...,Луна ушла... уже ничего не изменить! Вам отрежут голову» как писал Булгаков.
Но уже никого показывать не надо было: сверху на нас неслась рычащая, озверелая, пропитанная биомицином, а может чем-то похуже, пьяная толпа. Мы еле успели выскочить из-под молота и наковальни на пятачок перед Пассажем, именуемым попросту «Пятак», как Куцый и его компания в страшном деловом молчании мясника перед разделкой туши, как нож в масло, врезалась в это мясо сплошных агрессивных инстинктов, нещадно перемалывая мясо и хрустящие кости - в фарш... Началось страшное побоище, которое до сих пор стоит в глазах жуткими фрагментарными картинами, освещенными вспышками невероятного бедлама чувств в расплавленной массе хлещущих во все стороны первобытных инстинктов.
Впервые у нас на глазах дрались на СМЕРТЬ…
Так наверное, сходились в бою воющие племена варваров в древние времена; так рыча, схлестывались в рукопашном бою в окопах во время войны; так выли, идя в атаку, безоружные штрафники, пытаясь добыть в бою оружие, чтоб смыть клеймо кровью; так дерутся тигры за территорию...
Тонкий слой 20 веков цивилизации испарился на молекулы в огне первобытных инстинктов, оставив бездонный холодный черный мрак космоса, где каждый в одиночку держал ответ, вися на волоске судьбы над жадно разинутой пропастью смерти…
Впервые я понял, что жизнь не бесконечна и что для кого-то она уже бессмысленно закончилась…
Толпа зевак, собравшаяся на приличном удалении, в гипнотическом ужасе, уже не в силах оторваться от зрелища, стояла полукругом в оцепенении восторга смерти Колизея... В ход пошли ножи, молодые парни падали на землю, их уже не трогали, т.к. хватало противников и без них. Я впервые в то время видел, как по-мужски в стенке на стенку, страшно и озверело, дралась баба против парней, подружка одного из авторитетов с Бессарабки, избитого днем. Когда противник попадался не по силам, она била отверткой вместо ножа...
Время остывало, как взрытая копытами черная холодная могильная земля и косило свою страшную кровавую жатву, с чмоканием, взахлеб, пересохшей глоткой всасывая кровь в трещины лопнувшего струпа асфальта…
Как я потом узнал от непосредственных участников, мы видели не всё, а только малую часть на авансцене Пассажа под его аркой… Дрались и во внутренних дворах Пассажа штакетом, кольями, чем попадалось под руки…
Вдруг толпа дерущихся на глазах рассеялась, оставив раненных на асфальте, только одного уволокли, шатаясь от ран, его кореша, оставив лежащий труп на земле. Часть участников драки понеслась на прорыв, сквозь толпу на Пятаке. Их вырубали на асфальт встречными ударами, стоявшие в толпе сочувствующие Куцему молодые члены группы подхвата, не участвовавшие в драке. Только одному верзиле, удалось прорваться через град ударов и не свалиться даже после страшного по силе встречного удара "маваши" с разворота ногой в живот, Бори Балбеса. Мы, тогда еще не имевшие понятия о карате, уже давно отработали эти удары, рожденные на улице частыми драками. Изо всех арок Пассажа, вдруг выехали воронки с бегущими впереди ментами, которые молотили и хватали всех подряд и бросали в воронки. Толпа зевак, поняв, почему драка прекратилась, мгновенно рассеялась, не желая попасть под горячую руку в «свидетели».
Тогда я впервые и навсегда понял, что это уже не просто так себе, драчки, а надо делать серьезный конечный выбор.
Тогда я, заледенев, понял грозящий финал наших подростковых «развлечений», цену авторитетов и всех нелепых идеалов крутых парней.
Крутыми бывают только яйца...
Из тех, кто этого не понял, уже многих нет в живых по разным причинам, хотя причина была одна: отсутствие предела внутри самого себя.
В тот вечер я впервые его ощутил и подсознательно установил его себе, навсегда вычленив себя из молоха толпы.
Подростковый нигилизм умер в тот вечер, нащупывая во тьме отказ от насилия и путь в себя. Хотя рецидивы еще бывали не раз, но тогда Бог отвёл...
С тех пор я все реже приходил в нашу компанию, установив себе другие приоритеты, сбросив с пьедестала ложных кумиров, с болью наблюдал, как деградировали многие мои умницы друзья, спивались, опускались, затянутые в плесень социального водоворота, некоторые очень даже из высокопоставленных семей, превращаясь в синих бомжей. Умер на посту в Пассаже, от туберкулеза, спившийся Боря Балбес, не дотянув и 30 лет; мой друг Миша в 26 лет получил инфаркт в КПЗ; умер Коля Урожай от кровавой рвоты распавшейся печени, умерли многие, раздавленные молохом власти и Рока...
И только однажды произошел невероятный случай.
После этой грандиозной драки Куцего посадили, так и не сумев доказать участие Куцего в драке, но подкинув ему в пассажном гастрономе в карман "лопатник" т.е. кошелек, как Высоцкий - карманнику Кирпичу в фильме «Место встречи изменить нельзя». Пошел слух, что ему добавили срок в зоне за то, что он кого-то подрезал, а потом его убили зэки…
Через 15 лет незнакомый седой пожилой мужик тронул за плечо стоящего в очереди в винный отдел пассажного гастронома одного из доживавшего свой век в пьянстве бывшего нашего кореша Терю из младшего поколения:
- Отвали, старик, чего надо?
- Ты шо, не узнаешь? - раздался сиплый знакомый голос.
Кореш начал креститься:
- Куцый ????!!! Тебя ж убили!
- Как видишь, еще жив...
Странная шутка, судьба...
…………………………………………………………………………………………
Через 40 лет я встретил бывшего авторитетного парня из нашей компании, за глаза называемого нами «Третьяк». Лысоватый, солидный, доктор экономических наук….
Попили пива, водочки, повспоминали, помянули…
- Ну, а ты как сейчас? - спрашивает Третьяк
- Да уж остепенился, все то было бредь какая-то… Тих, спокоен, пишу стихи...
- А я – до сих пор дерусь, коль, что не по мне…. Хм, стихи, говоришь?
- Хм, доктор наук, говоришь?