Два табора

Два табора.
Цыгане – вольнолюбивый свободный народ. Никто и никогда не сможет поработить их. Я горжусь и восхищаюсь вами, ромы!
Предисловие.
Ц
ыгане. Малоизвестный народ. Люди, которых зачастую боятся и презирают, люди, до которых никому нет дела. Цыгане. Те самые, которые гадают на руке, весело танцуют вокруг огня, поют задушевные песни. Те самые, которых считают ворами и убийцами. Да – да, те самые цыгане.
Цыгане. А ведь мы не знаем о них ничего. Мы не знаем точно, ни как они живут, ни какие у них жизненные правила. Нам известно только то, что у них свои, цыганские, законы. Мы их боимся, считая, что они хотят нас обвести вокруг пальца, вытянуть из нашего кошелька как можно больше денег. Но мы не знаем, сколько денег вытянули из их кошельков мы. Мы видим в них воров и убийц. Но мы не знаем, сколько цыганских душ погубила наша алчность и жестокость. А ведь это несправедливо. Во всех смертных грехах мы виним их, но ведь сами же их совершаем по отношению к другим. И не зря ведь так цыгане ненавидят нас. Просто так, не из-за чего, ненависть не возникает. Быть может, мы заслужили ее?
Я не буду судить ни вас, ни саму себя. Я тоже виновата перед этим и так уже обиженным народом. Сейчас же я могу сделать лишь одно – извинится.
*     *     *
Цыгане. Гордый вольный народ. Вечно странствующие, вечно поющие, вечно танцующие. Их пути нет конца. Они не знают жизни без дороги. Они побывали везде. Они знают все. Но никогда не остановятся они, никогда не прекратят идти, идти вперед, на встречу рассвету.
 Цыгане. Дети солнца. Веселый жизнерадостный народ. Их день начинается песней. Они всегда веселы. И только одно угнетает этот народ – их не любят, их презирают, их боятся.
Цыгане. У них нет своей страны, своей земли. Но вместо этого у них есть то, чего нет ни у одного из нас – у них есть дорога. Они могут видеть восход каждый божий день, рано вставая, дабы начать свой путь. Они могут видеть закат каждый день, с песней поздно ложась спать. Цыгане….
 

Пролог.
Д
ва озера, окруженные лесом и горами. Тихая водная гладь скрывает много тайн, а старые древа хранят в себе то, что не узнает уже никто: их удел - вечное молчание. Горы нависают над долиной. Их сизые вершины острыми скалами вонзаются в голубое небо. И кажется, они – граница мира, за ними ничего нет.
Ветер ласково теребит камыш вокруг озера. Он плавно колышется над водой и кажется, что это одна большая волна пытается поглотить всю поверхность голубой глади. Там, среди этого камыша, кто-то есть. Да-да, там точно кто-то есть. Но это не человек. Это ниваши  – старая обитательница этого озера. Она живет в нем уже давно, с тех самых пор, как первый горный поток заполнил расщелину в земле и превратил ее в это удивительное озеро. Ниваши знает все то, что происходило здесь, на берегах этого озера, но никто не узнает ни одной ее тайны – ни один разумный человек не заговорит с ниваши. Все знают, что это за собой повлечет. И только нечастые посетительницы озера, ведьмы и чародейки, иногда составляют компанию одинокой обитательнице водных глубин. 
Берега второго озера не укрыты от людского взора камышом. Вместо него над водой нависают ветви плакучих ив, низко свесившись к воде. А в ней, в этой прозрачной воде, весело кружа, гоняются друг за другом маленькие рыбки. Видно почти все дно, покрытое чудесными подводными цветами. Как же прекрасен этот водный мир!
 На берегу озера стоит избушка. Ее почти не видно из-за кустов дикой розы, которая полностью оплела стены. И только лишь маленькая струйка дыма, медленно тянущаяся из трубы, говорит о том, что здесь кто-то живет. Возле избушки нет ничего кроме маленького сарайчика. Рядом с ним пасется лошадь. Совсем незаметная тропинка среди зарослей папоротника ведет к маленькой пристани на озере. На воде легко покачивается челнок, привязанный к одному из поручней мостика.
С первого взгляда создается впечатление, что в избушке никто не живет, но, присмотревшись, замечаешь и дым из трубы, и другие маленькие доказательства обитаемости этого лесного жилища.
Из избушки вышла цыганка. По ее усталому, изможденному жизнью лицу с легкостью можно было сказать, что далеко нелегкую судьбу встретила эта женщина на своем пути. Ее до сих пор гибкий стан не склонили минувшие годы, а волосы только лишь кое-где тронула седина. Сохранившие свою прелесть черты лица свидетельствовали об ее былой красоте. И только уже давно утерявшие свой блеск карие глаза выдавали всю пережитую за многие годы боль. Ее яркое одеяние лишь только доказывало молодость женской души. Казалось, заиграй сейчас гитара, цыганка бы немедля пустилась в пляс. И все же ее глаза… я бы все отдала, чтобы узнать причину той боли, которую таит этот печальный взгляд.
Цыганка пригласила меня зайти в дом. Мои, хоть и не совершенные, но все же знания цыганского языка позволяли мне довольно-таки свободно вести беседу с этой одинокой женщиной.
Ее избушка внутри ничем не походила на заброшенный внешний облик жилища. Стены, увешанные коврами, ими же уложенный пол создавали впечатление тепла и уюта. Окна, занавешенные яркими занавесями, казались маленькими лазейками в тот чудесный мир, который существовал где-то там, за дверью. Небольшая передняя комната была освещена несколькими десятками свечей – дневной свет почти не попадал внутрь помещения. Вся мебель была вырезана из дерева. Два кресла-качалки стояли возле окна. Одно из них было повернуто к окну, второе же – ко входу во вторую комнату. В доме больше не было дверей, и только пестрые занавеси отделяли комнаты одна от другой. Небольшой столик, покрытый яркой скатертью, был полностью завален всякими картами и другими предметами гадания. Посредине стола стоял магический шар, сверху накрытый темной тканью с бахромой. Книг в комнате не было. Старая, но еще хорошая гитара стояла опертая об стол. По ней было заметно, что хозяйка очень часто играет на ней. Небольшой камин зимой обогревал жилище. Наверное, очень приятно сидеть в кресле, легонько покачиваясь, спрятав тело в теплый плед, и смотреть на языки пламени, играющие в камине…..
Да, это была поистине уютная комната. Вся в коврах, освещаемая лишь только свечами она вполне подходила для одинокой гордой женщины, для цыганки. Казалась, здесь так мало мебели: всего на всего два среднего размера сундука, небольшой столик, два кресла-качалки и софа, но все же это не мешало комнате казаться переполненной. Благодаря наличию большого количества ковров, висящих на стенах и разложенных на полу, комната казалась маленьким уютным уголком, готовым приютить любого человека, жаждущего тепла и спокойствия.
Цыганка жестом пригласила меня сесть, а сама удалилась на кухню за стаканом воды. Вернулась она с позолоченным кубком, доверху заполненном родниковой водой. Женщина протянула его мне и села в кресло. Она, казалось, устала, ей просто хотелось закрыть глаза,  отдохнуть, отдохнуть от всего: от этого палящего солнца за окном, от веселого щебетания птиц в кронах деревьев, от одиночества, от всего того, что так долго окружало ее. Она действительно очень сильно устала. Уже потом, узнав историю ее жизни, я смогла понять причину этой обреченности во взгляде, эту усталость лица. А сейчас я смотрела на цыганку и ждала, ждала того, когда она начнет свой рассказ.
 
Часть первая. Предречение судьбы.
В
округ костра в неистовом танце кружились мужчины и женщины. Яркие одеяния то и дело мелькали в темноте, освещенные лишь светом костра среди лесной поляны. Веселые песни, игра гитары, звон бубнов и многочисленных золотых браслетов на ногах и руках танцорок, свист мужчин – именно всем этим и был заполнен лес в эту ночь. Казалось, это шабаш, устроенный ведьмами в канун какого-то их праздника, но нет, это всего на всего цыганский пир – вернулась часть мужчин. Они уезжали из селения, чтобы заработать денег, купить новых лошадей, домашних животных и много других мелочей домашнего хозяйства. Но все женщины и мужчины собрались сегодня, чтобы отпраздновать не только возвращение посыльных, но и чтобы сыграть свадьбу дочери Цикулиса, вайды  этого табора, с одним из самых удалых цыган селения, сына Азы, женщины-старейшины. Это был поистине удачный брак, да и молодые любили друг друга. Шанита, моя верная подруга, была счастлива. Теперь она, дочь вайды, вышла замуж и уже никто не сможет посягать на ее свободу, она – румны , она – жена. Теперь у Шаниты есть защитник, есть муж.
Тогда я ей завидовала. Шанита была первой красавицей табора: ее волосы цвета ночи всегда были мягкими и пушистыми, так и хотелось провести по ним рукой, ее щеки всегда были нежны и румяны, а глаза цвета зимнего неба завораживали, приковывали к себе взгляд. Да, я тоже была хороша собой, но не так, как она: у меня были карие глаза, а иссиня-черные волосы всегда вились и трудно расчесывались. И только лишь блеск моей загоревшей кожи был лучше, чем у нее. Да и вообще, за ней всегда ухаживали лучшие парни табора, хотя,  в общем-то, так оно и должно было быть, ведь Шанита – дочь вайды. Вот только она не чувствовала себя таковой. Ей нравились моя прямота и смелость. Она ведь всегда всего боялась, а я – нет. Даже и не помню уже, как мы сдружились. Помню только, что сначала мы и на дух не переносили друг друга: она мне казалась напыщенной дочкой барона , а я ей – выскочкой, вечно сующей свой нос, куда не надо. Странно сейчас это все вспоминать…. Столько лет прошло…. Столько всего случилось…. А я ведь даже и не знаю, где она сейчас, где моя дорогая Шанита.
Что ж, праздник тогда был что надо. Весело всем было, хорошо. И Шанита сверкала, горела как звездочка среди нас всех. И я тоже крутилась возле нее, поэтому я первая заметила, что неладное что-то с подругой происходит.
- Страшно мне, - призналась она тогда шепотом, -  боюсь я, Ивори, боюсь. Не знаю я, что и делать. Скоро полночь, и мне пора будет идти в шатер рома . Моя мать умерла, когда я была еще совсем маленькой, и теперь некому успокоить меня, сказать ласковое слово, предостеречь. Боюсь я, Ивори, боюсь, а ты, уж как бы ни хотела, помочь мне все равно не в силах!
А я молчала в ответ. Вопрос этот никогда не вставал передо мной. Я была слишком молода, слишком неопытна, чтобы помочь подруге. Да и как я могла ей помочь? В моей голове было столько же знаний, сколько и в ее. А потом меня вдруг осенила мысль – я решила отвести ее к собственной матери. Мать моя была женщина покладистая, добрая, готовая всем помочь. Но законы наши, роменские, она никогда не преступала – уж больно сильно боялась она ромен крис . Я схватила Шаниту за руку и увлекла за собой в родительский шатер – тогда мать еще носила мою младшую сестру и сильно болела.
Мама не спала, а только лежала среди разложенных на софе одеял. Тогда года еще не оставили отпечатка на ее лице, и только многим позже я заметила первые морщинки на ее прекрасном лике.
Шанита, как маленькая девочка, пряталась за моей спиной. Даже в темноте были видны ее густо покрасневшие щечки – она стеснялась. Мама открыла глаза и посмотрела на меня. Не знаю, как она догадалась, но сразу же подозвала Шаниту к себе и ласково улыбнулась нам обеим. Как только Шанита смущенно заговорила, мама повернулась ко мне и серьезно сказала:
- Не пришел еще твой черед, чаюри , не пришел. Не время тебе еще слушать такие разговоры, Ивори. Иди, оставь нас с Шанитой одних.
И я, не смея перечить матери, вышла. Завистно было мне. Как это так? Неужто я такая маленькая? И только потом, со временем, я поняла, что знать о супружеских взаимоотношениях тогда  мне было действительно рано.
Вскоре я уже пустилась в пляс с Джанго, сыном второго старейшины. Мне было действительно весело и  хорошо. Я даже на время забыла о подруге, позволив себе полностью расслабиться и отдаться танцу. Но когда возле костра вновь появилась Шанита, я мигом о ней вспомнила. Извинившись перед Джанго, я опрометью бросилась к подруге. Она уже была абсолютно спокойна и даже гордилась тем, что ей предстояло пережить. Впервые я видела Шаниту такой. Всегда веселая, задорная после дружбы со мной, сейчас она казалась мне далекой и чужой. С ней явно произошла какая-то перемена. Это меня испугало, и я остановилась. Сейчас, спустя года, я понимаю, какую тогда совершила ошибку. Я испугала ее, на какое-то мгновенье оттолкнула от себя. А ведь мне, еще не знающей совершенно ничего о супружеских отношениях, было точно так же страшно, как и ей до разговора с моей матерью. В тот момент я вдруг почувствовала себя маленькой и всеми забытой. Шанита, заметив мою скованность, подошла первой и обняла.
- Не беспокойся за меня, подруга. Мне просто предстоит стать женщиной. – Как-то загадочно сказала она и запнулась. К нам подошел ее муж – Гердис. Он властно обнял ее за талию, улыбнулся мне и увел Шаниту в круг танцующих. Их танец был поистине пылким и откровенным. Шанита вовсе перестала смущаться, она, как мне тогда показалась, теперь даже радовалась тому, что должно было произойти в их шатре после полуночи. Мне же было неловко и страшно от моего невежества.
Наступила полночь. Мужчины стали отделяться от танцующих и посвистывать, призывая Гердиса к действиям. Молодых девушек вайда приказал отвести подальше от шатра супругов. Меня увели вместе с ними, а Шанита так жалобно смотрела мне вслед…. До сих пор не могу забыть ее взгляд. То, что произошло после этого, я не видела. А только позже со слов подруги я узнала, что мужчины, подхватив на руки и ее, и Гердиса, отнесли в их шатер. Свисты и непристойные шуточки сопутствовали их в пути. Но как только молодые оказались в шатре, шутки и свист смолкли. Друзья Гердиса и остальные мужчины ушли. Брачная же ночь Шаниты так и осталась скрытой тьмой тайны .
*     *     *
Первые лучи солнца пробивались сквозь густую листву. Еще было прохладно, но уже чувствовалось, что день будет жарким. Я сидела невдалеке от шатра подруги и ждала ее выхода. Мне было интересно и страшно одновременно. Я так хотела поскорее увидеть подругу, поговорить с ней, узнать, что и как. И вот, наконец, Шанита вышла. Она была как всегда веселой. Ласково улыбнувшись, она подбежала ко мне и обняла.
- Я теперь женщина, Ивори. Но ничего не изменилось, подруга, ничего! – Шанита кружилась вокруг меня и весело щебетала. Она хотела мне сказать много, но у нее просто не было слов сейчас описать свои чувства, да и стоило ли делать это?
А я завидовала ей – я тоже хотела стать женщиной. Смешно сейчас это вспоминать, но как же я тогда злилась на судьбу – почему у нее это есть, а у меня нет?
От разговора нас отвлекла Аза. Она медленно подошла к нам и жестом пригласила следовать за собой. Возле тлеющего костра было собрание. Вайда, Цикулис, стоял посредине. Его взгляд был устремлен к горам.
- Рядом с нами остановился табор других рома . – Начал он, кивком головы указывая место их стоянки. – Они нам не враги, но они другие рома. Я не запрещаю вам общаться с ними, но советую воздержаться от дружбы. Они кочуют и нам не известно, каких своих врагов они привели за собой следом.
Цикулис замолчал. Все с особым вниманием слушали его слова. Но теперь, когда он замолчал, старейшины и женатые мужчины высказывали свое мнение по поводу соседства другого табора вслух. На совете слышны были только выкрики и язвительные слова. Цикулис же, выслушав всех, все их восклицания и требования, жестом приказал замолчать.
- Мы можем устроить с ними торг. Они – кочующее племя, и, скорее всего у них есть много того, что может понадобиться нам. В обмен мы дадим им еду, которой у нас сейчас много. И все же нам следует быть осторожными.
- Я хочу пойти в лес, Шанита. Пойдешь ли ты со мной, подруга? – шепотом спросила я у Шаниты, чтобы никто не услышал. Но она, помотав головой, сказала:
- Извини меня, Ивори, но сегодня я с тобой не пойду. Я теперь румны, и мне должно заботиться о своем роме. Тем более, я ведь живу теперь не в родительском шатре…. – я посмотрела на нее и поняла – все изменилось: не будет теперь наших частых прогулок в лесу и походов к озеру. Теперь все будет не так, теперь она – румны, теперь у нее есть муж, теперь у нее есть своя семья. Вот только место мне в ней не будет.
Что ж, я решила идти одна. Мне нравилось гулять в лесу, наблюдать за молодыми оленями и другими лесными обитателями. Я никогда не боялась леса, хоть и знала, что он таит в себе немало страшного и опасного . Я знала – там мне ничего не грозит. Причину же этого я не знаю до сих пор.
Уйдя в глубину леса, я наконец-то свободно вздохнула: вот я и снова дома. С какой-то стороны это и было так: лес был моим домом, тем местом, где мне всегда было спокойно, где мне всегда было хорошо. С другой же стороны, лес – это мое убежище, то место, в которое за мной не пойдет никто, то место, где меня никто не найдет и никогда не потревожит.
Со всех сторон меня окружали старые деревья, высокие кусты папоротника и прекрасные лесные цветы. Хоть здесь и было темно, но все же лучи солнца пробивались сквозь листву в кронах. Именно в тех местах, куда падало солнце, и росли цветы. Мне нравилось приходить сюда и собирать их. Толька одна маленькая, почти полностью заросшая тропинка вела в это чудное место среди леса. Невооруженным взглядом ее было не увидеть, да и вообще из всего табора о ней знали только Шанита и я. «Теперь, похоже, сюда буду приходить только я одна» - пронеслось тогда у меня в голове. Вдруг захотелось плакать. Казалось, что с замужеством Шаниты я потеряла в ней подругу. Слезы вдруг хлынули из моих глаз. Тогда я не знала почему, сейчас же понимаю: мне не хотелось быть одной, она была нужна мне. Никто в таборе не воспринимал серьезно мои частые прогулки в лес и к озеру, даже больше, все считали меня чудачкой или же сумасшедшей, и только лишь одна Шанита разделяла мое увлечение лесом . Мне было горько оказаться одной, без такого друга.
Вскоре слезы перестали течь из моих глаз. Я смотрела на лес, и мне становилось легче на душе. Даже и сейчас лес лечит меня, привносит в мое сердце спокойствие и безмятежность. Тогда, находясь в лесу, я почему-то знала, что несмотря ни на что у меня всегда будет друг, в любой момент готовый мне помочь, укрыть от любых бед и невзгод, и этот друг – лес. Мне с самого детства внушали – лес и вода таят в себе зло и тот, кто связан с ними, когда-нибудь сильно пожалеют об этом . Вот только мне никогда не пришлось об этом пожалеть. Увы, такова судьба. Стоит только лишь перебороть свой страх, и то, чего ты боялся, может стать твоим оружием, твоим другом, тем, без чего в дальнейшем ты уже не сможешь жить.
Я сидела среди цветов и думала о жизни. Мне так хотелось найти того человека, с которым бы хотелось разделить свою судьбу, такого, какого нашла Шанита. И снова мои мысли вернулись к подруге. За те часы, что я провела в лесу, я многое для себя поняла, а главное то, что Шанита как была моей подругой, моей отдушиной, так ею и останется, просто в ее сердце теперь нашлось место еще для одного человека.
Я сидела и думала, когда услышала треск веток у себя за спиной. Машинально найдя в складках юбки нож, я схватила его и резко повернулась лицом к тому месту, откуда услышала шум. Передо мной стоял ром , скорее всего из того самого табора, о котором утром говорил барон, тогда я еще этого не знала. Цыган удивленно смотрел на меня, а я не могла отвести взгляда от его синих глаз. Они были точь-в-точь, как у Шаниты. В тот самый момент, когда я заглянула в них, все перевернулось вокруг. Я уже была не та, что раньше. Мне вдруг пришла в голову мысль: «Теперь все будет не так, теперь все измениться».
- Погадай мне, определи мою судьбу по руке, цыганка . – Попросил он. Сама не знаю, почему согласилась. Медленно взяла его руку в свою, перевернула ладонью к небу и…и увидела в ней себя, увидела себя в его судьбе. А он смотрел мне прямо в глаза и ждал ответа. Я не смогла ему соврать и прямо сказала:
- В ней я. – Больше я не сказала ничего. Он тоже молчал. В конце концов, я спросила у него, что он здесь делает, в этом лесу. Сначала ответа не последовало. Но потом он вдруг заговорил.
- Я ушел из табора. Захотелось осмотреться. Нам предстоит пробыть здесь еще примерно с месяц. Хотелось узнать, что это за место. Вот и забрел в этот лес. А ты, я так понимаю, из оседлого табора Цикулиса, да? – спросил он, я кивнула. Цыган продолжал. – Я – Илия, сын «мудрой женщины» своего табора. А ты, цыганка, кто ты, и что делаешь здесь, в этом лесу одна? Разве не знаешь, что это опасно?
- Уж о себе-то я позабочусь, Илия! Этот лес – мой дом. С самого детства я провожу здесь знойные дневные часы, прячась от жары и назойливости людей. – На секунду я запнулась, вновь заглянув в его глаза. – Я – Ивори, дочь старейшины.
- Что ж, Ивори, рад знакомству. Но мы отвлеклись. Что значат твои слова о моей судьбе? Что делаешь в ней ты? – его рука все так же находилась в моей. – Не молчи, отвечай.
Я ответила, как есть. Объяснила, что мы навеки связаны друг с другом. Илия молчал. Меня стала угнетать тишина. Я отпустила его руку, но он остановил меня, взяв в свою руку мою. Мне вдруг захотелось узнать о том, где он был, что видел. Я задавала вопросы, а он отвечал.
Время летело, а мы этого не замечали. Вскоре я поняла, что начало темнеть. Выхватив свою руку из его руки, я встала и собралась было уйти, но что-то не отпускало меня. Илия смотрел мне в глаза, но не говорил ничего.
- Встретимся завтра. Здесь. После полудня. Я буду ждать тебя, Ивори. – он улыбнулся мне на прощанье и кивнул в сторону моего табора. – Тебе пора идти. И запомни, я буду ждать….
*     *     *
 Когда я вернулась, еще никто не заметил моего отсутствия. В таборе все уже давным-давно привыкли к моим частым исчезновениям, именно поэтому никто зря шума не создавал. И только моя дорогая Шанита явно беспокоилась о моем долгом отсутствии. Как только она заметила, сразу же обрушила на меня шквал вопросов, говорила без умолку, даже начала кричать. Я не знала, что ей и ответить. Впервые она так за меня волновалась. Мне стало стыдно. Я-то думала, что теперь ей до меня нет никакого дела, а оказывается, она любит меня не меньше, чем раньше, а то и больше. Вот так-то распорядилась судьба. Хвала Дэвелу , что не так поздно я поняла это. В общем, только Шанита замолчала, я бросилась ей в объятья и рассказала все как есть. Сказала, что боялась ее потерять, что думала, что теперь я для нее перестану существовать. Я даже рассказала ей о встрече с незнакомцем в лесу. Последнее не встревожило Шаниту. Даже наоборот, она обрадовалась. Я не понимала ее. Когда Шанита все мне объяснила, я была благодарна подруге за понимание. Как выяснилось в беседе, ее отец разговаривал в тот день с несколькими людьми из приезжего табора и поделился некоторыми подробностями с дочерью. Вайда говорил, что это прекрасный человек: добрый, смелый, веселый, верный и очень умный. Цикулис восхищался им, но все же относился к нему с подозрением – тот был из другого табора. Мы долго разговаривали с Шанитой, но все же пришло время нам попрощаться – за ней пришел Гердис. Я обняла подругу и ушла.
Мне опять было грустно, опять хотелось плакать. Я ушла в свой шатер. Сестры уже спали. Я тихонько разделась и легла. Увы, заснуть у меня не получалось – перед моими глазами так и стоял образ Илии. Вдруг захотелось снова оказаться рядом с ним. Меня начало трясти, мысли стали путаться в голове. Это все было так странно, я ни о чем другом, кроме как о нем, и думать-то не могла. Все же усталость взяла свое, и я заснула.
Проснулась я как всегда с первыми лучами солнца. Протерла глаза, оделась и вышла на улицу. Вокруг пели птицы. То утро показалось мне таким прекрасным, таким чудесным! Помню, с какой радостью я смотрела на окружающий меня мир: на сизые вершины гор вдалеке, на родную зелень близлежащего леса, на такое знакомое синее небо. И вдруг, глядя на это небо, я увидела в нем что-то, что напоминало мне его, что, напоминало мне Илию. « Да это же цвет его глаз, их синева, их бездонность!» - пронеслась у меня в голове мысль, и я вдруг помрачнела. Новая мысль появилась у меня в голове: «А вдруг он тот самый, которого я ищу?». Мне стало страшно. Я ведь знала обычаи нашего табора, знала, что мне не позволят связать с ним свою судьбу. А я хотела именно этого. До сих пор не знаю, как и когда поняла, что люблю его, знаю одно – это так. В первые, в жизни полюбив, и полюбив сильно, навсегда, я вынуждена была сразу же признать, что никогда не смогу испытать счастье с любимым, что не смогу связать с ним свою жизнь, пусть бы даже и он меня любил. До чего же больно было это осознавать, а еще больнее знать, что изгнать это чувство из своей души я, увы, не в силах….
А знаете ли вы, как тяжело любить, зная, что счастья с любимым вы не сможете испытать, быть может, никогда; зная, что ваша дальнейшая жизнь – мука, ожидание еще хоть одной минуты, проведенной с любимым; зная, что дальше вам предстоит строить свою жизнь, создавать семью, прекрасно понимая, что это не то, чего хочет ваше сердце, что это – просто существование? А мне пришлось так жить, пусть и не слишком долго, но мне пришлось это испытать, пришлось это пережить, и поверьте мне, вовсе не у каждого человека хватило бы на это сил, а у меня вот хватило. И я в праве гордиться собой! Тогда ведь я готова была всю жизнь страдать, лишь бы только узнать, что такое настоящее счастье, что такое настоящая любовь, а не те наигранные чувства, которые нередко встречаются у замужних пар. И я горжусь этим – у меня хватило сил сделать свой выбор и бросить вызов судьбе, у меня хватило сил продолжать любить вопреки всему, даже вопреки своему разуму, и я никогда об этом не пожалела – уж лучше испытать любовь однажды и навсегда потерять ее, чем не чувствовать ее никогда!
Ко мне подошла Шанита. Она снова сияла, как сияла каждое утро, каждый день. Подруга обняла меня и лукаво улыбнулась.
- Не спалось тебе вчера, да? – весело спросила она. – Знаю, не спалось, можешь не отвечать. О нем думала? Да и сейчас думаешь. По глазам вижу. Эх, Ивори…. Влюбилась ты, подружка. Да только вот зря. Уедет милый твой через месяц и поминай, как звали. – Слова подруги больно ранили меня. Сначала я думала обидеться, но позже поняла – Шанита права, и опустила голову. Снова стало грустно, так же, как и до прихода Шаниты. – Да ты не грусти, подруга. Месяц еще целый впереди. Полюбит и он тебя. Вот увидишь.
Шанита вновь обняла меня и, погладив по щеке, удалилась в шатер мужа. Я же осталась одна. Все думала о словах подруги. « Стоит ли мучить себя единственной встречей с любимым, единственным месяцем счастья? Может не стоит оно того? А вдруг потом не забуду?» - думала я пока делала работу по хозяйству. – « Может лучше будет, если я не буду больше видеться с ним? Может, лучше будет если я забуду его прямо сейчас, вот возьму и забуду? Нет, не могу! Разве можно так? Я ведь совершенно не знаю что и как будет. Не хочу жалеть о том, что не сделала. Уж лучше мне придется пожалеть о свершенном. Да, по крайней мере, буду знать как это любить». В общем, мыслей было много. С одной стороны хотелось поскорее оказаться в лесу, рядом с ним, с другой же я понимала – хорошего ничего из этого не выйдет.
Увы, во мне играла бурная кровь – после полудня я снова шла по заветной тропе. Сердце замирало при каждом шорохе. Казалось, весь лес стал другим: птицы стали петь гораздо краше, чем пели до этого дня, цветы распустились все до единого бутона, и теперь передо мной расстилался чудесный ковер с нежным ароматом. Что говорить: мир стал лучше, он стал другим, а все только потому, что в мое сердце жила любовь!
Среди высоких старых деревьев меня ждал Илия. Мое сердце забилось еще чаще. Оно, мое сердце, похоже, и вовсе готово было выпрыгнуть из груди. Я не могла оторвать взгляда от синих глаз стоящего напротив рома, я не знала, что со мной, но унять себя я тоже, увы, не могла. Со мной происходило что-то совершенно невероятное: мне хотелось плакать и смеяться одновременно, мне хотелось броситься в объятия Илии и убежать отсюда куда подальше в одно и тоже мгновенье. Я чувствовала себя так странно, была так рассеяна, что не знаю даже, как не заметила, что колени мои подкосились, и я упала бы, не поддержи меня Илия. Не знаю почему я обвила руками шею рома и позволила унести себя еще дальше в глубь леса.
Когда я очнулась от своего непонятного состояния, Илия крепко прижимал меня к себе. Я попробовала отодвинуться от него, но тут же почувствовала огромную слабость и не смогла пошевелиться.
- Что со мной? – шепотом спросила я у своего недавнего знакомого. Он же, легонько проведя указательным пальцем по моей щеке, ласково ответил:
- Те цветы, что растут в лесу, во время особо сильной засухи выделяют в воздух очень сильный аромат. Если много вдохнуть его в себя, то можно с легкостью лишится сознания. – Минуту он молчал. Потом снова заговорил. – Долго странствуя, я уже привык к нему. Да и еще я знаю, цветы эти лечат от многих болезней и снимают боль во время родов, но только собирать их нужно на рассвете, когда по их лепесткам еще течет роса, в другое время они – яд. Но ты не волнуйся. Если будешь часто приходить сюда, то не забудь перед этим выпить воды: влажность убивает их ядовитый аромат. И знай, Ивори, эти цветы могут стать твоим оружием. Да и к их запаху ты тоже скоро привыкнешь, вот увидишь.
Я попыталась ему улыбнуться. Мне вдруг стало так хорошо, так спокойно рядом с ним, захотелось прижаться к нему еще сильнее. Илия, как будто прочитав мои мысли, обнял меня еще крепче. Силы начали возвращаться ко мне, и вот уже я сама крепко прижималась к нему. Мне не было не стыдно, не страшно. Мы, цыгане, своих желаний не скрываем, да и тогда мне скрывать нечего было – я сама не знала, чего хочу .
Мы долго сидели так, прижавшись друг к другу. Когда же тишина уже начала угнетать нас, я спросила у Илии, что он еще знает о растениях. Он же, не утаивая ничего, рассказал мне все, что знал сам. Память у меня была отличная, вот я все и запомнила . Потом стала интересоваться тем, откуда он узнал это все. А Илия все рассказывал и рассказывал. Я же слушала с неподдельным интересом, запоминая каждое слово. Мне так хотелось узнать все то, что знает он сам, мне так хотелось хоть как-то приблизится к нему, стать для него интересной. А он, Илия, был только рад поделится со мной своими знаниями.
Время шло, его было не остановить, а мы все сидели рядом, совсем близко друг к другу. Минута расставания скоро должна была наступить, но так не хотелось расставаться. Нам обоим хотелось побыть здесь еще. А время неумолимо бежало. Я встала, посмотрела в его глаза и… никогда не забуду этот взгляд, эту мольбу в таких уже еще тогда ставших мне родными глазах… попрощалась:
- Завтра. Здесь же. В это же время. – Я улыбнулась ему. – И не забудь, Илия, я буду ждать….
*     *     *
В табор я вернулось уже когда солнце скрылось за горами. Моего отсутствия вновь никто не заметил. И опять только одна Шанита не могла найти себе места. Когда я увидела подругу мне стало несколько неловко. Было такое впечатление, что я маленький ребенок и меня собираются отчитать за какую-то шалость. Вот только Шанита явно не собиралась шутить, и ее беспокойство вовсе не было поддельным.
- Где ты была так долго, Ивори? – набросилась она на меня. – Я уже и что думать-то не знала! Ну, разве можно так, Ивори? Я думала с ума сойду. Что с тобой могло случиться, что ты так задержалась? Ты пойми: в таборе уже никого твои пропажи не беспокоят и только я одна не знаю что делать, где искать тебя. Эх, Ивори – Ивори….
Мне было действительно жаль подругу, но и о своем долгом отсутствии я вовсе не жалела. Я даже была рада: я провела время там, так  и с тем, с кем я хотела, со мной ничего плохого не случилось, я осталась жива, здорова. Чего волноваться-то? Но Шанита не унималась:
- Ивори, подруга, ну скажи же хоть слово, ну хоть словечко скажи мне! Я же не со зла на тебя налетела так, подруженька. Я же волнуюсь, пойми.
- Да не волнуйся ты так, Шанита. Я жива, здорова, со мной ничего плохого не приключилось, а о хорошем я тебе обязательно скажу. – Улыбнулась я ей. – Успокойся, присядь, а я все расскажу.
Шанита села возле костра перед шатром своего отца и принялась меня слушать. Я рассказала ей о том, как колебалась перед этой встречей, о том, как все же пошла на нее, о том, как упала Илии в объятья. Я рассказала, в общем-то, обо всем, единственное, что я утаила от подруги – это те знания, которыми поделился со мной Илия. Не знаю, почему я тогда не поделилась ими с Шанитой. Скорее всего, просто голос сердца мне подсказал, что лучше было бы умолчать об этом.
Если говорить честно, то я боялась, что подруга осудит меня, не поймет моих чувств, но Шанита лишь только улыбалась. На какое-то мгновенье мне показалось, что она смеется надо мной, но как только подруга заговорила, я поняла – это не так:
- Ты ведь любишь его, правда? Скажи мне, Ивори, ведь любишь же? – засмеялась она. – Голову даю на отсечение, но ты его любишь. Да и он, если все твои слова - правда, любит тебя. Счастливая ты, должно быть….
- Да как же я могу быть счастлива, зная, что дни моего счастья сочтены? Шанита, мои слова – правда, а значит чувства мои взаимны, но ведь пройдет лишь месяц и ему пора будет идти. Вновь перед ним будет дорога, вновь перед ним будет восход солнца, а позади – закат. И забудет он меня, найдет другую в пути. – По моим щекам текли слезы. Мне вдруг стало стыдно за них. – Я не имею права на эту любовь. Я не имею на нее права.
Шанита всеми силами пыталась успокоить меня, говорила много ласковых слов, нежно гладила по волосам, но легче мне не становилось. Слезы так и текли из глаз. Хотелось встать и бросится в лес, хотелось опять на поляну в глуши, хотелось опять в его объятья, хотелось, чтобы он снова крепко прижимал меня к себе, мне хотелось к Илии, он был нужен мне тогда и там.
К нам подошел Гердис. В то время я уже перестала плакать, а просто моя голова лежала на коленях подруги – так мне было спокойно. Я просто находилась вблизи с человеком, который меня любил, которому я была дорога, который всегда готов был помочь, поддержать меня. Увы, сейчас со мной рядом такого человека нет….
Гердис звал нас на совет. Мы медленно встали и пошли за ним. На опушке леса собрался весь табор, от малого до великого: и мужчины, и женщины. Мы с Шанитой стали позади всех, а Гердис отправился ко всем рома, успевшим обзавестись семьей. Когда собрались все, кто еще не успел подойти к этому времени, Цикулис заговорил.
- Стоящий рядом табор согласился торговать с нами. У них есть кони, домашняя утварь и много всяких диковинок, купленных в других странах. В обмен у нас есть еда и мех, шкуры животных. – Говорил он, а мы все слушали, не смея вставить лишнее слово или же перебить. – Это достойное племя. Они нам не враги. Но, увы, они отличаются от нас. Они не гадают и не предсказывают судьбу. Они живут вовсе не как мы, и именно поэтому ни одна девушка не покинет наш табор, увозимая в их повозке. И, народ мой, последнее: через три дня мы отпразднуем встречу с ними, у нас будет пир. Готовьтесь же к нему, дети мои.
- Слышала? – шепнула я Шаните. – Он не даст мне быть с Илией. Но что уже радует, теперь никто не будет иметь ничего против нашего знакомства. Нужно что-то придумать!
- Ивори, ты и завтра собираешься с ним встретиться так ведь? Тогда и попроси его, что бы на празднике он подошел к тебе. Ни у кого не возникнет сомнений. Ты у меня умница! Все у тебя получится, Ивори, ты будешь счастлива.
На этих словах мы расстались до следующего дня.
И снова я проснулась с первыми лучами солнца. Снова солнце слепило мне глаза, снова пели птицы, снова я, обращая взгляд к небу, видела в нем его глаза. Быстро сделав всю свою работу, я стремглав бросилась в лес. Илия уже ждал меня там. Легкое головокружение сбило меня с ног, но Илия снова успел меня подхватить на руки. И снова я была в его объятьях, снова тешила себя теплом его тела и лаской касающихся меня рук. Снова мы оказались на той самой поляне, на которой были вчера, снова он рассказывал мне о своей жизни, о том, что знал, о том, что видел и даже о том, что еще хотел увидеть.
Я заворожено слушала его, когда Илия вдруг замолк. Нежно повернув меня к себе лицом, он коснулся своим губами моих губ, а потом поцеловал. Ох, что же это был за поцелуй! А сколько чувств и желаний вдруг возникло во мне! Никогда не забуду того мгновенья, когда я, открыв после поцелуя глаза, услышала его слова:
- До чего же ты прекрасна! Я век буду любить тебя, Ивори!…
*     *     *
Увы, на этом наша встреча закончилась. Но мы не разошлись как всегда каждый в свою сторону, нет, Илия провел меня до опушки леса и, будучи незамеченным, исчез в ставшем уже темным лесу.
Шанита, как только увидела меня, подбежала. Улыбаясь, я рассказала ей все, но, как и в прошлый раз, не поведала ей о наших с Илией разговоров о мире. Подруга была за меня рада. И все же, в конце концов, я не выдержала:
- Шанита, он поцеловал меня…. – прошептала я. Но подруга не удивилась.
- Что ж тут странного? – спросила она. – Разве вы не любите друг друга? Конечно же, любите! Тогда что же вам мешает наслаждаться счастьем, любить друг друга, в конце концов? Хотя нет, постой! Об одном я прошу тебя, Ивори, - не делай ничего такого, о чем бы ты потом пожалела . Вы связаны навеки, но много времени будете в разлуке. Не стоит спешить. Медленно, но уверенно добивайся своего счастья.
Шанита обняла меня и, пожелав добрых снов, ушла в свой шатер. А я осталась одна думать о ее словах. Вдруг стало смешно – я-то ведь ни о чем позорном и не думала, а тот единственный поцелуй был лишь знаком его любви ко мне. Я не жалела ни о чем.
Следующее утро я провела, как и два предыдущих – в мучительном ожидании встречи. А время шло так медленно…, увы, не так, как во время самой встречи, тогда, во время встречи, оно летело с немыслимой скоростью, и час разлуки наступал все быстрее и быстрее. А пока я следила за младшими братьями и сестрами, помогала матери по хозяйству и придумывала в чем пойти на праздник.
До полудня оставалось совсем немного, и я скоро должна была освободиться. Радость переполняла меня. Так хотелось поскорее закончить с работой и отправится в лес – на встречу с Илией. В то время я наблюдала за игрой Кали, моей самой младшей сестры, которой еще совсем недавно исполнилось два года. Ко мне подошел Джанго.
- Здравствуй, красавица, - начал он, шутя, - рад видеть тебя, Ивори. Где ты проводишь целые дни? Тебя не видно с утра до вечера. Неужто ты снова бродишь по лесу?
Мне не понравился его тон, не понравилось, и как он говорил со мной. Джанго был хорошим юношей: статным, добрым, чтил наши законы, уважал женщин, но с его воровской натурой трудно было смирится. Нет, он не был на самом деле вором, но все же любил иногда что-нибудь стащить, да и нередко проявлял жестокость. Это-то меня и страшило. Не нравилась мне дружба с ним, а отказать было не удобно.
- Да, Джанго, гуляю в лесу. – Холодно ответила я. – А тебе-то какое дело? Моя жизнь, что хочу, то и делаю. Не тебе меня судить, ром! – Я специально так обратилась к нему, дабы показать ему, что на меня у него никаких прав нет .
- Что ж ты строго так, Ивори? Я же не со зла. О тебе забочусь глупенькой….
- А мне не нужна твоя забота, ром! – перебила его я. – Обо мне есть кому позаботится…. Не твое дело моя жизнь! И уж поверь, поумней тебя я, Джанго! – с последнем я, конечно, перестаралась, но ни секунду об этом не жалела. Как же я ненавидела всех этих самоуверенных мужчин своего табора, а особенно тех, кто считал себя лучше других. Не нужна мне была его опека, не нужна! Один Илия был нужен мне, один Илия, и никто больше.
- Что ж ты, Ивори, раскричалась так? Я шутя, любя говорил это, а ты…. Эх, Ивори – Ивори…. Пойду я, а ты подумай о моих словах: опасно в лесу том, опасно, девочка.
Джанго зло улыбнулся мне и ушел. Настроение у меня было испорчено. Не хотелось уже ничего, разве что бросить все и умчатся с Илией туда, где рассвет прекраснее всего, где есть одно большое озеро, берега которого не видны, а вода соленая, как рассол. Мне так хотелось сбежать отсюда, оставить за спиной неизменность каждого дня, рутину своего существования.
Время встречи близилось и мне становилось все труднее и труднее: хотелось поскорее в лес, к нему, к Илии. Уже просто не было сил, я не хотела больше это все терпеть. Любое напоминание о моем таборе наводила меня на тоску, а каждая новая мысль убивала. Казалось, это конец.
Ко мне подошла мать. Она ласково погладила меня по голове и улыбнулась:
- Ты беги, чаюри, беги! Я смотрю ты часто в лес ходить стала. Любишь ты лес, Ивори, любишь – вижу я это. Да ничего, лес не погубит тебя. Знаю, что говорю. Лес – твой друг. Это счастье твое, это твой дар – понимать, ценить лес. Гордись им, доченька, гордись и беги. Видишь, зовет он тебя. - Я обернулась. Лес манил меня своей дикостью, своей красотой. Крайние деревья склонили свои ветви в сторону табора, как бы зовя меня, призывая нарушить его одиночество. – Иди к нему, Ивори, и запомни: он твоя сила. Помни мои слова, девочка, помни и никогда не забывай.
Я обняла мать и побежала в лес, махнув ей на прощанье рукой. Деревья сами собой расступились передо мной, а тропинка выглядывала из травы, указывая мне путь. Радость и счастье окатили меня с головой. Вдруг вспомнились слова Илии: « Я век буду любить тебя, Ивори!».
- И я всегда буду любить тебя, Илия! – крикнула я, добежав до места нашей встречи. Его еще не было, но из-за деревьев я услышала ответ:
- Я знаю, мири камлы , знаю! – я улыбнулась. «Он здесь, он где-то рядом». Через мгновенье Илия предстал передо мной. Не стыдясь ни себя, ни его, я бросилась в объятья цыгана и прижалась губами к его губам. – Я скучал по тебе, Ивори, я скучал! – прошептал он и, подняв меня на руки, долго кружил в воздухе. – Ты самая прекрасная, самая чудесная! Я люблю тебя, Ивори, я тебя люблю!
Мы долго гуляли по лесу, держась за руки. Наконец я заговорила о предстоящем пире, объяснила свою просьбу, и Илия согласился со мной, хорошо понимая, что оба вайды вряд ли будут рады нашему случайному знакомству. А так никто ничего не заподозрит. Под конец встречи Илия мне сказал:
- Мы связаны навеки, запомни это, Ивори, и никогда не забывай!
*     *     *
Илия снова проводил меня до опушки леса. Мы оба были счастливы от сознания нашей любви. Так  хотелось, чтобы она оставалась  с нами всю жизнь!…
Помню, что первой я думала увидеть Шаниту, но сразу же, как я вышла из леса, передо мной предстал Джанго. Зловещая улыбка на его лице заставила меня отпрянуть.
- Как дела, красавица? Не хмурься так, Ивори! На свободу твою никто не посягает, так что…. – он вдруг подошел ко мне вплотную и попытался обнять. Я вскрикнула и отбежала. – Эх ты! Маленькая ты еще, чаюри, но ничего, время пройдет, мы еще увидим, что случится с нами, красавица!
- Ах, так, маленькая значит? – закричала на него я и со всей силы оттолкнула в сторону. - Не на что смотреть будет, ром! Ищи себе другую румны, Джанго!
Развернувшись, я убежала. Не знаю сама почему, но злость пропала сама собой в тот самый миг, когда я вновь подумала об Илии. На душе стало тепле, сердце учащенно забилось.
Меня окликнула мать. Я остановилась и удивленно посмотрела на нее. Раньше она в это время уже находилась в шатре.
- Ивори, дочка, остановись! – ее лицо озаряла улыбка. – Ты ведь знаешь, скоро праздник, я хотела сделать тебе подарок. Подойди ко мне, девочка.
Я подошла. В руках матери была яркая юбка с прекрасным поясом цвета бирюзы и такого же цвета блуза из мятой материи. Я улыбнулась и бросилась в объятья матери.
- Ох, мамочка, спасибо! Как же я тебя люблю, милая моя! – мать обнимала меня и нежно гладила по волосам.
- Ты мое единственное счастье, Ивори, помни это, девочка и никогда не забывай! Все мои дети не так дороги мне как ты одна! – заметив мое удивление, мать продолжила. – Я тоже в юности любила гулять в лесу. Мои родители этого мне не запрещали. Моя мать была колдуньей . Только поэтому я и попала в этот табор. Ивори, доченька, твоя любовь к лесу не страшит меня, я только рада этому.
- Мама, почему же ты мне раньше не говорила этого? Почему когда я в очередной раз терпела унижение от отца, ты ни слова не говорила мне в защиту? Мама, почему? - На моих глазах выступили слезы, и мать стрела их своей рукой.
- Потому что я дала слово. – В глазах матери появилась некая грусть. Я смотрела на нее и ничего не могла понять.
- Кому? – ласково спросила я у нее, понимая, что передо мной может открыться сейчас великая тайна. Нет, вовсе не любопытство владело мной в тот момент, отнюдь нет, вовсе не оно. Просто сердце подсказывало мне, что матери станет намного легче, если она поделится всем этим хоть с кем-то.
- Я дала слово твоему отцу. Я должна была покончить с прошлым. Увы, однажды мне снова пришлось вспомнить его. – Мама замолчала. Теперь по ее щекам текли слезы, горькие слезы, говорящие, что не все так ладно было в ее жизни, как мне казалось раньше. – До того как я стала женой твоего отца я была в другом таборе, кочующем. Меня любили там и чтили как дочь колдуньи, но однажды я полюбила мужчину. Это был парень из моего племени. Он тоже полюбил меня, но, увы, у него уже была румны. Вот так-то. Мы стали тайно встречаться. Виделись каждый день…. А потом об этом узнали старейшины. Меня обвинили в безнравственности и хотели выгнать из табора. Но в это время я встретила твоего отца и если бы не его чувства, внезапно возникшие ко мне, не знаю что бы меня и ждало.
Мать замолчала. Слезы уже не текли по ее лицу, просто какая-то непостижимая печаль царила теперь в ее глазах.
- Я думала, что забуду его, моего замужнего любимого, моего Хохана. Так оно и должно было быть, если бы не встретились мы еще раз. – Продолжила она свой рассказ. – Я тогда уже родила  твою старшую сестру. В общем, табор Хохана остановился вблизи от нашего. Мы случайно встретились и продолжали видеться каждый день до его отъезда. На память о себе он оставил мне тебя….
Слова, готовые сорваться с моего языка, вмиг застыли. Я не знала ни что говорить, ни что делать. Всю жизнь я считала Ханая своим отцом, а тут вдруг на тебе….
- Я не должна была это тебе говорить, просто не имела права. Ханая даже сам не знает об этом. Он считает тебя своей родной дочерью.
- Мама, - ласково начала я, - почему же ты не сказала это отцу?
- Я слово дала, Ивори, я слово дала. Я дала слово Хохану, что никто никогда не узнает о нашей встрече с ним, а уж тем более о тебе.
- Как могла ты так долго хранить это в себе? Ох, мамочка, я так люблю тебя! – я прижалась к матери. У нас обеих текли слезы. У меня из-за пережитых матерью страданий, а у нее – от радости, оттого, что я смогла понять ее.
- Я тоже люблю тебя, девочка, я тоже люблю тебя!
К нам, смешно переставляя ножки, подбежала Кали и попросилась ко мне на руки. Ни у кого на руках она не сидела, только у меня.
- А вот и я прибежала! – проговорила она. Мы с мамой обе засмеялись.
- Пойдем, - сказала мама, и мы пошли к шатру.
Вечер прошел в долгих разговорах с матерью о годах ее молодости. Когда я засыпала, мне было так легко на душе, так спокойно….
Встретившись на следующий день с Илией, я все ему рассказала. Никогда не думала, что человек может так радоваться за ближнего, как радовался за меня Илия. Эта наша встреча ничем не отличалась от предыдущих, просто в ней было еще больше нежности, ласки, любви и тепла.
*     *     *
Наступил день торжества. Все женщины и девушки табора с утра приводили себя в порядок, но когда уже наступил вечер ни одна из них не чувствовала себя уставшей.
Первым пришел вайда табора Илии. Он учтиво поздоровался со всеми старейшинами и вайдой моего табора, а потом низко поклонился Азе. После него это же все повторили старейшины. Последней гостьей к нам присоединилась женщина-старейшина с Илией, своим сыном.
Я стояла рядом с матерью и улыбалась Илии. Заиграла музыка и он, подойдя ко мне, пригласил танцевать. Я-то и подумать не могла, что Илия так великолепно танцует! Под звуки гитары, скрипки и звон бубнов мы кружились вокруг костра, не стесняясь уже никого и ничего. Теперь мы были знакомы, все это знали, и никто ничего не мог возразить. Мама с радость смотрела на меня, даже не желая скрывать то, что ей нравятся мои отношения с ромом из другого табора. Отец же не так спокойно отнесся к нашему с Илией танцу. Он подошел к вайде табора Илии и  стал строго говорить с ним, но тот, по видимому, успокоил его какими-то словами, и отец, по окончании танца подойдя к нам, пригласил Илию на следующий день посетить наш шатер. Это мне показалось странным, но особого внимания на это я не обратила. И только лицо матери помрачнело при виде всего этого, уж она-то понимала, что хочет сделать отец. В последствии мы обе узнали, что отец просто-напросто сказал Илии, что не желает видеть его рядом со мной, к сожалению отца, на Илию эти слова не подействовали, и он продолжал видеться со мной каждый день.
А мы с Илией танцевали всю ночь. Но все же он проводил меня до моего шатра сразу же после полуночи. Мы шли рука об руку, нам было так хорошо. Илия предложил встретиться на следующий день в тот же час там же где и раньше. Я согласилась. Круто повернув меня к себе, Илия обнял меня и поцеловал. Огонь опять пронесся по моему телу. Мне стало жарко, и я, испугавшись этого, высвободилась из объятий рома и вошла в шатер.
- Спокойной ночи, мири камлы, спокойной ночи! – услышала я откуда-то из темноты. Той ночь я спала так сладко….
*     *     *
Дни тянулись длинной чередой. Они все были один в один: мучительно-долгое ожидание утром и быстротекущие часы счастья после полудня. И все же, до чего же я была счастлива! Мне казалось, жизни лучшей, чем эта, нет и быть не может. С какой-то стороны оно и было так. « Неужели может быть лучше? Неужели это возможно?» - думалось мне долгими утренними часами. « Может, конечно, может!» - отвечало мое сердце по вечерам, насытившись этим светлым чувством – любовь, хотя, с другой стороны, разве можно ею насытиться?
Дни шли, время не останавливалось ни на секунду – минуты мчались вперед, и вот пришло время прощаться. Нашу встречу накануне его отъезда я буду помнить всегда….
Это был дождливый осенний день. Тяжелые капли нехотя спускались с неба и с силой разбивались о землю. Мне было до боли грустно: хотелось плакать и кричать, кричать всем на свете, что я люблю его, что не хочу, чтобы он уезжал, что вопреки всему готова оставить свой дом и уехать вместе с ним.
Дождь лил как из ведра. Тропинки в лесу уже почти полностью размокли. Идти было невозможно – земля была скользкой и прилипала к обуви. Одежда же полностью промокла и теперь липла к телу, обнажая все его многочисленные изгибы и красоту форм. Помню, с каким восхищением я наблюдала за игрой мышц на спине Илии, и с каким восхищением смотрел он на мою фигуру, полностью просвечивающуюся сквозь мокрую одежду.
А лес был так прекрасен! Деревья, умытые этими непредсказуемыми слезами неба, которые еще капали на нас сверху, выглядели такими молодыми, что ни одному человеку в голову и не могло бы прийти, что этим деревьям не один десяток лет. Маленькие лесные цветы, чей аромат однажды чуть было не убил меня, эти цветы, почти полностью прибитые дождем к земле, казались еще меньше, чем были на самом деле. Так и хотелось провести по ним рукой, успокоить, сказать ласковое слово.
Становилось все холоднее и холоднее. Мокрая одежда сдирала кожу, а намокшие ветви деревьев так и лезли в лицо, всеми силами желая поцарапать его. Затянутое тучами небо не позволяло пробиться на землю и лучику света. В лесу стало темно. Теперь деревья казались уже не моими старыми друзьями, а зловещими тенями лесных чудовищ, кусты же папоротника, обильно растущих в лесу, - многочисленными лапами этих чудовищ, тянущимися, чтобы утащить меня с собой в лесную глушь. Небо рассекла молния, грянул гром. Из меня вырвался крик ужаса, и я прижалась к Илии. Он поднял меня на руки и куда-то понес. Приблизительно через четверть часа мы оказались на берегу небольшого озера. Небо снова рассекла молния, и я, открыв глаза, увидела заброшенную избушку. Именно туда и направился Илия.
Внутри было тепло и сухо. Быстро найдя свечу, Илия зажег ее. Обстановка хижины была убогой, но для того, чтобы переждать грозу подходила. На полу валялся старый матрац, в небольшом сундуке нашлись одеяло и теплая медвежья шкура. Илия отодвинул крышку стола от стены, желая закрыть ею окно, в которое с силой дул ветер вперемешку с дождем. За крышкой стола оказался камин. Закрыв оконное отверстие, Илия нашел дрова и развел огонь. Стало теплее.
- Снимай одежду! – приказал Илия, раздеваясь и сам. Я никак не могла понять зачем. Ром объяснил. – Сняв мокрую одежду, мы быстрее согреемся. Давай сюда все скорее, я развешу у камина. Ну, давай же, Ивори, девочка, быстрее! Прошу тебя, мири камлы, я не хочу, чтобы ты заболела!
Я, не стесняясь, сняла одежду. Стоя обнаженной перед Илией, я не чувствовала никакого смущения либо же неуемного волненья, только лишь одно тело выдавало меня - я тряслась. Но тряслась я не от холода, отнюдь не от него. Тогда я еще этого не понимала, а только знала – я хотела, чтобы Илия меня коснулся, крепко обнял и притянул к себе. А он, Илия, как будто читая мои мысли, медленно подошел ко мне, обнял, поднял на руки и отнес на матрац. Мы оба укутались в теплое одеяло и медвежью шкуру, предварительно нагретые Илией у камина, обнялись и лежали так рядом, согревая друг друга теплом своих тел. За стенами нашего маленького пристанища бушевала гроза, но мы этого не замечали – тогда во всем мире были только мы двое: он и я. Илия поцеловал меня, и по телу начали расползаться маленькие искорки огня. Вдруг стало жарко, захотелось раскрыться и обнажить перед Илией свое тело. Но он, в который раз предугадав мое желание, не позволил мне это сделать: притянув меня к себе еще ближе, Илия тем самым не позволил мне пошевелится. Я сначала хотела обидеться, но поняла, что он делал это все только ради моего же блага, понимая, что, полюбив впервые, я не смогу отпустить его, тем более, если между нами произойдет что-то большее, чем поцелуй.
- А ты плавать умеешь, Ивори? – решил нарушить молчание Илия. – Не стесняйся, нет ничего дурного в том, что ты можешь плавать. Это не плохо, отнюдь, иногда, бывает, это даже может спасти жизнь. Я вот умею. И никто не презирает меня за это . Однажды я даже спас жизнь одной молоденькой гаджо.
Меня вдруг охватила ревность. Он спас чью-то жизнь! Дэвел, какой же я тогда была наивной! Я ведь даже и не знала, как тяжело было находиться рядом и ничего, абсолютно ничего не делать! А ему ведь так хотелось, вот только я поняла это многим позже, рассказывая обо всем Шаните. Илия ведь просто хотел отвлечься от мыслей обо мне, вот и говорил всякую чушь.
- Я не умею плавать! – ответила я, нескольким позже. Вдруг захотелось научиться. Почему-то стало не по себе. Опять все тело обдало жаром. Я представила себе на мгновенье, как Илия плывет: его загорелое тело, покрытое тысячами мелких капелек. По жилам вновь пронесся огонь. Слезы хлынули из глаз.
- Что случилось, Ивори? Почему ты плачешь, милая? – он так нежно, так ласково гладил меня по волосам, пытаясь успокоить, утешить хоть чем-то. А мне было только хуже от этого, я знала – завтра этого всего уже не будет. Хотелось встать и убежать, скрыться от этой неумолимой действительности, от этого жестокого течения времени. А слезы все текли и текли….
- Я не хочу тебя потерять, Илия, не хочу! Мне снова придется быть одной, снова придется проживать каждый день, зная, что не изменится ничего, абсолютно ничего! Я не смогу жить без тебя, каждый день терпя унижение из-за непонимания моей любви к лесу! Мне не жить без тебя, Илия, мне без тебя не жить! – моя голова упала ему на плечо. Тогда уже даже я не могла остановить свои рыдания, и никакая сила воли не способна была мне помочь. – Я наконец-то встретила свое счастье, наконец-то встретила тебя, и вот я вынуждена потерять его, потерять тебя, Илия! Это несправедливо, это так несправедливо!
Он, похоже, не знал, что мне ответить. Но главное, что я знала – он чувствует то же самое, что и я. Так хотелось изменить хоть что-то, а возможности не было никакой. Выход был только один – смирится. Именно из-за этого и разрывалось сердце, именно из-за этого и болела душа. Я понимала – ни я, ни Илия не сможем сделать ничего. Оставалось только наслаждаться последними минутами счастья.
Гроза не утихала. Гром то и дело гремел где-то над головой. Казалось, природа тоже плачет из-за нашего несчастья, плачет, зная, что нам суждено расстаться.
В табор вернуться мы не могли, пришлось заночевать в хижине. Илия встал и подложил в камин еще дров. В избушке стало даже жарко, но одежда еще не успела просохнуть, и мы вынуждены были оставаться под одеялом. В общем-то, нам это было даже на руку – так хотелось запомнить каждую черточку, каждую клеточку друг друга.
К тому времени я уже успокоилась. Плакать больше не хотелось. И только раскаты грома еще пугали меня. Есть не хотелось ни мне, ни Илии. Долго разговаривая о том, что могло бы быть, если бы я  умела плавать, мы начали засыпать. В конце концов, сон полностью одолел нас, и мы оба заснули.
Помню, как я проснулась на следующее утро. Лучи солнца пробивались сквозь щели в двери, за стенами щебетали птицы. Я посмотрела на лежащего рядом человека, и мое сердце наполнилось нежностью – Илия спал, как младенец. Хотелось запомнить его именно таким: добрым, ласковым, спокойным. Тихо встав, я оделась. Проснулся Илия. Тоже встал и оделся. Мы не обменялись ни словом. И все же пришло время прощаться.
- Научись плавать, обязательно научись плавать, Ивори! – попросил меня он, когда мы выходили из хижины. Я кивнула в знак согласия. Ром на секунду остановился и оглянулся на наше ночное пристанище. – Пусть между нами и ничего не было этой ночью, но все же в этой хижине я провел лучшие часы своей жизни, той жизни, в которой была, есть и будешь только ты. Все остальное значения не имеет. Только рядом с тобой я по-настоящему жил. Я хотел, чтобы ты, Ивори, знала это.
 Илия замолчал. Я опустила глаза. К горлу подступил ком. Слезы опять готовы были хлынуть из глаз, но я остатками воли сдержала их. Подняв голову, я улыбнулась и, обвив руками шею Илии, поцеловала его, а потом ласково прошептала на ухо:
- Мы связаны на веки, Илия, на веки! Помни это и никогда не забывай! Мы еще встретимся, клянусь! Помни обо мне, миро ром ! – прошептав все это, я убрала руки с его шеи, поцеловала последний раз и убежала прочь.
В тот день табор Илии вновь пустился в путь….
*     *     *
Когда я вернулась в табор, на меня набросились сразу и мать, и отец, и Шанита. Они все были обеспокоены моим столь долгим отсутствием, тем более, ночью бушевала гроза. Глядя на заплаканные глаза матери, я понимала, какую боль причинила ей своей пропажей, но так же я знала – об этой ночи я жалеть не буду, она будет одним из самых лучших воспоминаний моей жизни. Увы, теперь в ней не будет Илии, увы.
- Где ты была, негодная паршивка? – кричал на меня отец. Но я-то знала, что ему до меня нет никакого дела. Он никогда не любил меня. Быть может, он знал, что я вовсе не его дочь, не знаю. Точно могу сказать только одно – он беспокоился только из-за матери, она ведь тогда была в положении.
- Доченька, Ивори, пойдем со мной! – мама взяла меня за руку и увела с собой подальше от разгневанного отца. Она-то уж точно любила меня. – Что случилось, девочка моя? Я так боялась за тебя!
- Мамочка, милая моя мамочка, родная моя, - я гладила мать по голове, а у самой текли слезы. Мне так хотелось все ей рассказать, поплакать у нее на плече, зная, что она поймет, поможет, успокоит, даст совет. – Родная моя, любимая мамочка! Не бойся, ты же видишь, я жива, здорова. Не плачь, мамочка, не плачь! Я нашла заброшенную хижину и переждала грозу в ней. Не плачь, мама, все уже позади!
А рядом стояла Шанита. Из ее больших синих глаз текли слезы – она тоже волновалась за меня. Я подозвала ее к себе и обняла. Долго стояли мы так втроем, плача. Вот только плакали мы по разным причинам: мама и Шанита от облегчения, оттого, что нашли меня, а я, я плакала от радости, что обрела свою семью, людей, которым я действительно дорога, и от горя, оттого, что потеряла любимого человека. В конце концов, мы успокоились, взялись за руки и пошли к костру. « Нет, я не останусь одна!» - пронеслось у меня в голове, и я улыбнулась. Я знала – скоро все наладится, скоро все будет как раньше….
 
Часть вторая. Ожидание.
Прошел месяц с нашей последней встречи. Мне было уже намного легче, но все же до сих пор тяжело было осознавать, что тот человек, которому я отдала свое сердце, который отдал мне взамен свое, что этот человек находится за тысячу миль от меня. Первую неделю было вообще невыносимо: я смотрела в те дни на лес, и мне казалось, что он там, что он стоит среди цветов и ждет меня. Хотелось бросить все и убежать туда, к хижине, туда, где я была с ним, туда, где мне было так хорошо, туда, где я была счастлива. Увы, сколько бы не стремилось туда мое сердце, Илии там все равно не было, увы….
Но первое время прошло. Пусть было сложно, тяжело, быть может, даже больно, но я справилась с этим, я убила в себе боль и не выказывала ее никому. И только лишь гуляя с Шанитой по лесу, я плакала у нее на коленях, всеми силами пытаясь отречься от того чувства, которое навсегда поселилось в моей душе. Тогда, гуляя по лесу, я стала замечать все те особенности растений, о которых рассказывал мне Илия. Начала интересоваться этим все больше и больше, и вскоре научилась с легкостью различать какие травы могут помочь в лечении, а какие – убить. Об этом моем новом увлечении знали только Шанита и мама, в последнее время часто сопровождающая нас во время прогулок по лесу.
Оказалось, время и вправду лечит. Проходили день за днем, и мне становилось все легче и легче. Нет, я вовсе не стала забывать его, нет, отнюдь нет, просто мне стало намного легче жить с мыслью, что то счастье, которое  испытала я с Илией, мне, быть может, уже не придется испытать.
А время летело быстро, хоть и казалось, что дни медленно-медленно тянутся один за другим. И все же, в конце концов, боль улеглась, я стала с большим спокойствием гулять в лесу, уже окончательно убедившись, что Илии там нет и быть не может. Одна только Шанита меня стала беспокоить: стала молчаливой, задумчивой, тихой такой. Я, удивляясь этому, стала задавать ей вопросы, но ответов на них не получила ни одного. Это не обидело меня, но все же заставило заволноваться еще больше. Как-то однажды мы сидели с Шанитой, отдыхая после работы, и наблюдали за малышами, играющими возле одного из шатров. Шанита с такой лаской и нежностью смотрела на них, а потом вдруг сказала:
- У меня ведь, Ивори, скоро тоже появится вот такой же точно малыш. – Я подняла на нее глаза и хотела было переспросить, но она снова заговорила. – Именно это и произошло со мной, подруга, именно это.
- Чего же ты не радуешься, Шанита? У тебя ведь будет малыш! Радуйся! – но по глазам подруги я поняла, что радоваться ей действительно нечему. – Что за печаль в глазах твоих, Шанита?
Некоторое время подруга не отвечала, просто молча сидя рядом, потом отвернулась, а когда она снова повернулась ко мне лицом, я увидела слезы, ручьями текущие по ее лицу.
- Гердис сказал мне, что как только я рожу ребенка, мое общение с тобой и прогулки по лесу должны прекратиться навсегда. – Шанита заплакала еще сильнее, говоря это. – Он против нашей дружбы, против того, что я так много времени провожу с тобой в лесу, он против всего этого, Ивори, он против! И он мой муж, я должна выполнять его волю, от этого мне и так горько !
Мне хотелось закричать, найти Гердиса и высказать ему в лицо все те мысли, которые только что возникли у меня в голове. Увы, этого я сделать не могла, увы. Но я придвинулась ближе к Шаните и обняла ее.
- Никто, никто, Шанита, не посмеет отобрать тебя у меня, слышишь, никто! Я никогда не откажусь от дружбы с тобой, никогда, Шанита, никогда! И никто: ни твой муж, ни кто-либо другой не сможет помешать нашей дружбе! – почти выкрикнула я, и Шанита улыбнулась.
- Ивори, ты такая смелая, именно за это я и люблю тебя! Я тоже буду бороться, тоже буду бороться за нашу дружбу, клянусь тебе, Ивори! – мы улыбнулись друг другу и засмеялись.
С того самого разговора все и началось. Дело в том, что его случайно услышал Джамут, сын второго старейшины после моего отца. Он проходил мимо того шатра, возле которого мы сидели, и услышал мои последние слова. Джамут мне нравился: всегда добрый, ласковый и неизменно веселый он не мог не нравиться. Джамут всегда чтил наши законы, но все равно с уважением относился к женщинам, не смотря ни на что. Ему понравились мои слова, он ведь не слышал полностью всего нашего разговора, а только мою последнюю реплику. И все же я его заинтересовала. Раньше он меня почти не замечал, но, услышав мои слова, вероятно, переменил свое мнение. В тот день в таборе снова был пир – удачно заключена была торговая сделка с соседним селением гаджо. Джамут подошел к нам с Шанитой и ласково сказал мне:
- Первой танцуй со мной, Ивори, прошу тебя! – я улыбнулась ему и кивнула головой в знак согласия. Шанита удивленно посмотрела на меня и тоже улыбнулась – не быть же мне век одной, но и об Илии никто забывать не собирался.
- Везет тебе, подруга, такой парень обратил свое внимание на тебя!
- Да уж, снизошел до моей персоны! – засмеялась я, но все же добавила. – Он ведь хорошо танцует, вот и посмотрим, кто из нас с ним сильнее в этом деле.
- Посмотрим-посмотрим, Ивори, а пока мне пора, нужно ведь собраться, впрочем, и тебе тоже! – Шанита лукаво улыбнулась и ушла к себе в шатер.
Я тоже ушла к себе готовиться к празднику. Надела те самые вещи, которые мне подарила мама, перед тем самым пиром, когда наши с Илией таборы знакомились. Так странно было вновь касаться этого всего, уже в который раз воскрешать в себе эти воспоминания….
*     *     *
Возле костра было много танцующих пар, но я не пошла к ним, а сразу направилась к сидящей в отдалении Шаниты. Грусть в ее глазах пропала, но все же было заметно, что в ее шатре произошло что-то неладное. Сама Шанита говорить не хотела, пришлось ее «допрашивать».
- Рассказывай! – приказала я ей по прошествии получаса с того момента, как она сказала, что говорила с мужем. – Что произошло, Шанита? Отвечай!
- Мы поссорились, – тихо начала она, - мы поссорились. Гердис еще раз заговорил со мной о тебе, опять выдвинул свои условия…. – Шанита запнулась, но, взглянув на меня, продолжала. – Я сказала ему, что моей дружбе с тобой он не в силах помешать, напомнила, что, заключая со мной брак, он поклялся уважать мое мнение и давать право самой принимать решения, не касающиеся нашей совместной жизни и жизни табора. В конце концов, мы пришли к тому, что я буду продолжать водить дружбу с тобой, но в лес больше не сделаю ни шага.
- Что ж, подруга, ладно, нам достаточно и этого. Главное, это наша дружба, все остальное, значение не имеет, а в лес я и сама могу ходить. – Я улыбнулась Шаните. Она оставалась моей подругой, все остальное значения не имело. – Надеюсь Гердис не сильно сердиться?
- Да нет, что ты! Мы уже и помириться успели. Он так счастлив, что у нас будет малыш!
Я смотрела на подругу и завидовала ей. После моего знакомства с Илией у меня не было на это повода, а теперь вот появился. У нее ведь было все: семья, друзья, теперь еще и ребенок, а я… а я так и осталась маленькой сумасшедшей Ивори, безумно влюбленной в лес, любящей человека, с которым никогда не смогу связать свою судьбу, от которого никогда не смогу иметь детей, человека, которого, я, быть может, уже никогда в жизни не увижу. «Почему у меня такая злая судьба? Почему? Чем заслужила я такое несчастье, чем? Что сделала в жизни такого, за что теперь так жестоко расплачиваюсь? Чьи искупаю грехи?».
Плохо мне было тогда. Казалось, что весь мир против меня, что все люди сговорились приносить мне только горе, делать больно; казалось, что в мире этом у меня нет никого, ни одного человека, который бы сейчас мог бросить все и увести меня, увести меня как можно дальше отсюда, увести туда, где бы не было ненависти и непонимания, туда, где царила бы только одна наша любовь, только она и ничего больше. Грустно вспоминать это сейчас, а тем более грустно было думать об этом тогда, об этом и о том, что счастье было так близко, просто протяни руку и коснись его. Увы, я не сделала этого, я просто взяла и отпустила его, позволила ему уйти, снова продолжить свой путь.
От грустных мыслей меня отвлек Джамут. Он пригласил меня потанцевать с ним. Хоть мне и не хотелось, но все же я сдержала слово и согласилась танцевать с ним. Увы, кружась с ним вокруг костра в кругу таких же точно молодых людей и девушек, я не чувствовала ни счастья, ни веселья. Захотелось пройтись. По окончанию танца я извинилась перед Джамутом и покинула круг танцующих, уйдя по направлению к лесу.
Вечер был прохладный, но все же мне холодно не было, наоборот, приятно было чувствовать дуновение ветерка по разгоряченной коже. Ярко светились звезды на небе, а печальная луна горела где-то над головой. Лес казался одной большой мрачной тучей, темной и страшной, но я не боялась его, он был мне родным, он был мне другом, я любила его, в конце концов. И все же идти в лес я не решилась, нет, не из страха, а просто  не хотелось нарушать его спокойствие. Я села на землю и стала наблюдать за звездами. Небо было таким красивым: оно было таким темным, таким таинственным, что даже мерцание миллиона звезд не могло открыть его тайны. Хотелось коснуться его рукой, потрогать, ощутить его, но, увы, оно было так далеко….
Сзади ко мне кто-то подошел и накинул на плечи плед. Я обернулась - это был Джамут. Он так ласково, так нежно смотрел на меня, что мне вдруг захотелось прижаться к нему и попросить, чтобы он не отпускал меня, чтобы защищал от всех невзгод, чтобы он заботился обо мне, чтобы он делал все то, что я хотела, чтобы делал Илия. Я улыбнулась Джамуту, и мне стало легче на душе.
- Почему сидишь одна здесь, красавица? Почему не на празднике? – тихо спросил он у меня, будто бы боясь нарушить тишину этого чудесного вечера. – Чего грустишь, чиргенори ?
- Я не грущу, Джамут, я не грущу. – Ответила я. Мне не хотелось говорить сейчас ни с кем, но я была не против, чтобы он посидел сейчас рядом со мной. – Давай помолчим, просто помолчим, Джамут. Не обижайся, но я пришла сюда, чтобы посидеть в тишине, посмотреть на звезды, подумать…. – вдруг предложила я и взглянула ему в глаза.
- Хорошо, Ивори, давай помолчим! – он улыбнулся мне и поднял глаза на звезды. Мы просто молча сидели, не разговаривая между собой, и только лишь наблюдали за звездами. Мне не было холодно, но все же желание, чтобы Джамут меня обнял, не оставляло меня ни на секунду. Я вдруг начала дрожать. Джамут посмотрел мне в глаза и обнял меня, крепко прижав к себе. Мы сидели так до восхода солнца, и только увидев его вместе, встали и разошлись каждый в свой шатер, так и не говоря друг другу ни слова.
Когда я вошла в свой шатер у меня возникло какое-то странное ощущение: с одной стороны, я была рада, что так провела время, с другой стороны, мне казалось, что таким своим поведением я предаю Илию, а с третьей стороны, мне хотелось большего. В голове возникала уйма мыслей, но я отбрасывала их в сторону, желая уберечь себя от ненужного волнения. Не имея возможности заснуть, я решила прогуляться по табору.
Еще только начинало светать. Хоть солнце уже и встало, но все равно еще было не на столько светло. С гор медленно спускался туман, все больше и больше обволакивая лес. А он, лес, потихоньку просыпался: птицы разминали свои голоса, перекликаясь среди крон, всякие лесные животные тоже пробуждались с все новыми лучами солнца, пробивающимися сквозь густую листву. А мне так хотелось туда, в лес….
Проходя мимо родительского шатра, я увидела спящую рядом с матерью Кали. Она была еще такой маленькой, такой крошечной, что каждый раз когда я на нее смотрела, мне хотелось обнять ее, прижать к себе. Я не любила своего отца так же, как и многих своих сестер и братьев, но Кали я любила и была благодарна отцу за нее. Меня окликнул отец, но окликнул тихо, так, чтобы не разбудить Кали и мать.
- Ивори, детка, подойди! – позвал он меня к себе. Меня насторожили его тон и само то, как он ко мне обратился – никогда в жизни он меня так не называл, а теперь вдруг… - Подойди же ко мне, доченька! – последнее окончательно обескуражило меня, и все же я подошла.
- Ты звал меня, отец? – так не хотелось называть его отцом, а уж тем более после того, что я узнала от матери. Заставив себя улыбнуться, я потянулась к нему поцеловать его, но отец сам обнял меня и прижал к себе. Чего-чего, а этого я от него не ожидала. Удивление сменилось подозрением – он явно что-то задумал, я была уверена в этом.
- Здравствуй, Ивори, доченька! – он еще раз поцеловал меня и продолжил. – Ты вчера так великолепно танцевала с Джамутом, дочка!
Одна только эта его фраза все мне объяснила – отец всего-навсего искал мне мужа, и теперь, похоже, нашел его. Мнение дочери его как всегда не интересовало. Да и зачем было спрашивать? Внебрачная дочь, ненужный семье ребенок, конечно же, хочется как можно скорее избавиться от нее, тем более, что за меня отец получит большой выкуп от отца Джамута. «Конечно же, как я не догадалась раньше!» - пронеслось у меня в голове и мне стало противно – этот человек всю жизнь меня воспитывал, пусть даже не любил, но все же мог и не выказывать такую радость от того, что наконец-то избавится от меня.
- Да, я танцевала с ним, отец. – « До чего же противно говорить это слово!» - Я танцевала с Джамутом, а потом пошла прогуляться. Позже он присоединился ко мне.
- Как? Вы вместе гуляли? – я смотрела на отца, а самой хотелось сбежать отсюда куда подальше. Вспомнился Илия, на глаза наступили слезы. Рассказав отцу как все было, я извинилась и ушла, объяснив это тем, что у меня много дел. А отец со злорадной ухмылкой смотрел мне вслед. Как же я ненавидела его тогда и как же я ненавижу его сейчас!
*     *     *
Хотелось в лес. « Туда! Туда!» - кричало мое сердце, когда мой взгляд касался леса. Я не знала и не понимала своего влечения, но была рада, что оно у меня есть, была рада, что мне было куда пойти, к кому обратиться в трудную минуту.
Сзади ко мне кто-то подошел. Этот человек либо боялся со мной заговорить, либо стеснялся, либо не знал, что сказать, поэтому молчал. Сначала я решила не оборачиваться, но вскоре мне надоела тишина, и я обернулась. За моей спиной стоял Джамут. Его глаза выказывали большое волнение. И все же он не говорил мне ничего, даже не здоровался.
- Здравствуй, Джамут! – начала я разговор. – Чего молчишь, не здороваешься?
- Не знаю, Ивори, не знаю. – Он замолчал, я не стала ничего говорить ему в ответ, а только продолжала смотреть ему в глаза. Вдруг он снова заговорил. – Ивори, давай пройдемся по лесу?
 Такого предложения от него я не ожидала.
- Что же ты молчишь, Ивори? – опять спросил Джамут. – неужели ты разлюбила лес? Не верю, и ни за что не поверю в это!
- Нет, Джамут, не разлюбила. Но и не помню чтобы ты его любил. – Съязвила ему в ответ я и удивилась, услышав ответ.
- Ради тебя, Ивори, я готов полюбить все, что угодно!
Он так ласково, так нежно смотрел на меня и вдруг обнял. Я не оттолкнула его, нет, я, наоборот, прижалась к нему и вдохнула в себя его запах. Как же мне не хватало тогда этого, тогда, после отъезда Илии! А Джамут все обнимал меня и обнимал, нашептывая на ухо ласковые слова, называя меня своей звездочкой, своим лесным цветочком, своим счастьем. Мне было так спокойно, так хорошо в его объятьях, но образ Илии не оставлял меня ни на секунду. Именно поэтому я отстранилась от обнимающего меня мужчины, извинилась перед ним и убежала, решив в любом случае найти Шаниту и поговорить с ней.
Увы, сразу Шаниту отыскать мне не удалось: в их с Гердисом шатре ее не было, возле малышей тоже, да и вообще, после праздника никто не видел ни Шаниту, ни Гердиса. Я подошла к Азе, матери Гердиса, а она ответила мне, что Шанита с Гердисом уехали. Куда они уехали Аза мне не сказала и только от Цикулиса я узнала, что уехала Шанита вместе с мужем на рынок в соседний город. Это была ужасная новость для меня. Я знала, что вернется Шанита не раньше чем через полгода, а свою жизнь в таборе без подруги я не представляла. Слезы хлынули из моих глаз. Поблагодарив Цикулиса за помощь, я убежала в лес. Увы, даже здесь, в лесу, мне не стало легче: пение птиц меня не радовало, цветы наводили на тоску, да и сам лес стал каким-то другим, темным, злым, чужим. Я не решилась уходить в глубь леса, туда, где я гуляла всегда. А осталась возле опушки. Упав на землю возле большого старого дуба, я дала волю своей боли и уже не скрывала слез и всхлипываний. Вдруг кто-то поднял меня на руки. Это был Джамут, но я не удивилась его появлению, наоборот, мое сердце радостно забилось, но грусть от потери Шаниты еще не прошла. Джамут отнес меня на ту самую цветочную поляну и, сев сам, посадил с собой рядом, крепко обняв. Он просто гладил меня по волосам и шептал мне ласковые слова, утешал меня. Тогда я еще не знала откуда он узнал о моей дружбе с Шанитой, но все же Джамут обещал мне, что она вернется, что все будет как раньше, что наша с ней дружба будет длиться вечно. Он все говорил и говорил, а мне становилось все легче и легче на душе. В конце концов, я успокоилась. Захотелось спать. Мне было так тепло в объятьях Джамута, что я действительно уснула, а он все продолжал успокаивать меня, гладить по голове и нежно шептать ласковые слова. В тот момент я не знала, во что обернется моя с ним дружба, увы….
*     *     *
Вернувшись из леса, я сразу же пошла к себе в шатер. В голове не было ни одной мысли. Казалось, я вообще не жива, что это моя тень, а не я, что мое тело движется само собой, а душа витает где-то далеко, где-то там, где ее никто не сможет найти, где-то там, где хорошо, где есть любовь…. Мне и самой хотелось туда. Я легла спать, но сон ко мне не шел. Я пролежала так, с закрытыми глазами до утра.
Солнце наконец-то встало, пора было подниматься. А в голове было только одно – теперь начнется другая жизнь, теперь я буду одна. И я дала себе обещание больше не приходить в лес….
*     *     *
Время шло. Проходили день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Скоро должна была вернуться Шанита – это было единственное, что меня радовало, что заставляло меня улыбаться хоть когда-нибудь. Еще, конечно же, был Джамут. Свои чувства к нему я не могла понять. Мне нравилось то, что он всегда рядом, но быть с ним всегда я не могла. Я все реже стала думать об Илии, но каждый раз возвращаясь в своих мыслях к нему, я подолгу думала, что бы было, если б я уехала с ним, если бы мы уговорили его вайду принять меня в их табор. Но нет, мы не сделали этого, я не уехала вместе с ним, а жаль….
Время шло и шло. Вернулась Шанита, но и эта радостная новость не внесла в мою жизнь ничего нового. Я уже не жила, я только существовала. А Джамут все время был рядом, все время поддерживал меня, все время помогал, чем мог, все время заботился обо мне….
*     *     *
Как-то раз вечером, когда я шла к себе в шатер, ко мне подбежал Гердис. Он был очень взволнован и не мог говорить. Я попыталась разузнать у него, что случилось, что произошло, а единственное, что он смог вымолвить: «Шанита!». Я мигом бросилась в шатер подруги. У нее начались роды, и как я поняла, они были с осложнениями. Шанита то и дело теряла сознание от боли. Увидев меня, она попыталась приподняться, но не смогла. Тогда она зашептала:
- Ивори, подруга, милая моя, помоги! Я не могу больше этого терпеть! Ты же знаешь много трав, прошу тебя!… - на этом ее речь оборвалась – Шанита в очередной раз потеряла сознание. А пхури  удивленно смотрела на меня. Она никак не могла понять, откуда я знаю что-либо о травах и растениях вообще.
- Гердис, - обратилась я к мужу Шаниты, - мне нужно сходить в лес, чтобы помочь твоей жене. Одна я пойти не могу, нужно чтобы кто-то пошел со мной.
Гердис кивнул головой в знак согласия, взял факел из рук Азы и пошел за мной. По его лицу было видно, что он боится идти в лес, а уж тем более, ночью. Нам преградил дорогу Джамут.
- Ивори, ты не пойдешь одна, пусть даже с Гердисом! Я иду с вами. – Я покачала головой и ответила:
- Нет, Джамут, ты останешься здесь. Я смогу уберечь только одного человека, если же пойдешь и ты, вы оба погибните. – Не знаю, почему и как, но я ощутила в себе какую-то неведомую силу. Единственное, что я знала в тот момент, это то, что я могу противостоять злу, что могу противостоять любым чарам, защищая не только себя, но и еще кого-то одного. Джамут, видимо, не мог решить, поэтому я обошла его, тихо сказав: - Мы вернемся, я клянусь, но сейчас у нас нет времени.
Лес встретил нас шелестом листвы и уханьем совы. Мне не было страшно ничуть, хоть я и знала: где-то здесь, среди этих деревьев кроется зло, и оно проявится, я была уверена. Гердис шел сзади меня, не отставая ни на шаг. Ему было страшно, но он, как и любой другой мужчина на его месте, не показывал этого. Нам нужно было дойти до поляны цветов. Они еще цвели, хоть уже и начинало холодать. Здесь, в этой местности почти не было зимы, и многие, которые здесь родились, не знали, что такое снег.
Мы шли, когда вдруг услышали за собой треск веток. Гердис вцепился в меня, но я оставалась спокойна. Шум раздался снова. Прислушиваясь к голосу своего сердца, я решила спрятать Гердиса за своей спиной. Отобрав у него факел, я стала всматриваться туда, откуда мы только что пришли. Поначалу я не увидела никого, но потом из темноты выступило ужасное чудовище. Холодок пробежал по моей коже, но внешне я старалась поддерживать спокойствие. На секунду зажмурив глаза от страха, я открыла их снова и впилась взглядом в горящие глаза чудовища. Это длилось недолго. В конце концов, взгляд чудовища начал тускнеть и оно, развернувшись, с жутким ревом удалилось в глубь леса. Гердис еле дышал за моей спиной.
- Пойдем, - прошептала я и коснулась его руки. Он же вцепился в нее, взглядом благодаря за эту, пусть ничтожную, но все же поддержку. Никогда бы не могла подумать, что именно это и будет началом нашей дружбы!
Мы шли быстро. Кусты царапали нам кожу, но мы шли, оба зная, понимая, что жизнь Шаниты только в наших руках. Где-то сзади вновь послышался шум, но мы не стали останавливаться или же оборачиваться, мы просто покрепче сжали руки, помогая тем самым друг другу перебороть страх. « Лес не сделает тебе никогда ничего!» - крутились у меня в голове слова матери, а в голову врезалась мысль, что я ответственна сейчас не только за Шаниту, а за всю ее семью – за ее мужа и за еще не рожденного ребенка.
Наконец-то мы дошли до цветочной поляны. Теперь факел нам не был нужен – поляну освещала луна. Быстро собрав нужные мне цветы, я проверила, есть ли на них роса. Убедившись, что она есть, я спрятала цветы в складках юбки и обернулась, зовя Гердиса. То, что я увидела, привело меня в ужас: Гердис стоял рядом, а со стороны нашего табора на нас надвигалась целая армия чудовищ. Их было, наверное, добрых два десятка, но считать у меня не было времени. Вдруг мои руки поднялись сами собой, и я услышала свой собственный голос:
- Сгинь, все то, что вижу я! Пропади и не смей возвращаться! Я – королева, но не ты – король, так сгинь же джунклаш!
Вмиг все вокруг озарилось каким-то чудным светом, и чудовища начали быстро гореть, объятые непонятно откуда взявшимся пламенем. Я вдруг перестала чувствовать землю под собой и, закрыв глаза, упала. Чувств не было никаких. Когда я очнулась, сил у меня почти не было и сильно болела голова. Казалось, что меня кто-то сильно ударил палкой. Понемногу я стала понимать, что происходит вокруг: Гердис нес меня на руках, крепко прижимая к себе. Страх уже давно покинул его, и я это знала. Он посмотрел мне в глаза и впервые за все то время, которое я знала его, он мне улыбнулся, улыбнулся ласково, тепло, от сердца, любя.
- Я не знаю, как ты справилась с ними, не знаю, откуда ты знаешь те слова, которые уничтожили их, но я знаю одно, Ивори, я знаю то, что ты спасла не только мою жизнь, но и жизнь Шаниты и нашего ребенка. И я всегда буду благодарен тебе! Дэвел, Ивори, да будь ты хоть ведьмой, мне все равно! Ты спасла мне жизнь, ты так самозабвенно спасаешь мою семью, я век буду перед тобой в долгу! – и он принялся расцеловывать меня в щеки. – Ивори, прости меня за все те несправедливые унижения, которым я тебя подвергал все это время, и прости меня за то, что на такое  долгое время отобрал у тебя Шаниту! – по его щекам текли слезы. – Ивори, я был перед тобой так не прав, но знай: впредь я всегда буду заботиться о тебе, как об очень дорогом мне человеке, и я всегда буду помогать тебе, что бы ты ни делала!
Я только лишь улыбнулась ему и снова закрыла глаза – на большее сил у меня не хватило, а ведь дальше помогать Шаните предстояло именно мне, а не кому-то другому. Решила немного отдохнуть, набраться хоть каких-то сил. Поэтому глаза я открыла уже в таборе, когда Гердис поставил меня на землю перед его шатром. Собрав все свои силы, я зашла внутрь. Увиденная мной картина потрясла меня до глубины души: Шанита горела вся и дико кричала от родовой боли. Казалось, ее уже не спасти. Слезы выступили на моих глазах, с губ готов был сорваться крик. Откуда-то появился Гердис, принеся воды и посуду для того, чтобы сделать лекарство. Я попросила принести молоко, а сама тем временем начала растирать лепестки цветов в руках. Сделав это, я положила массу в посудину. На мгновение я столкнулась с молящим взглядом Гердиса и еще раз попросила молоко. Его принесли. Залив молоком цветочную массу, я взяла из рук стоящего рядом Гердиса ложку и размещала находящиеся в посудине. Дав выпить все это Шаните, которая на время пришла в себя, я потеряла сознание….
*     *     *
Очнулась я только утром, хоть и нельзя было сказать, что я очнулась: болело все тело, а на то, чтобы хотя бы глаза открыть у меня не было сил. Я слышала голоса вокруг, но не могла их узнать. Мне было больно дышать, тело горело адским пламенем, в голове был какой-то непонятный шум, а перед глазами стояло чье-то лицо, кто-то звал меня, но я не могла откликнуться – если с моих губ и срывался какой-то шепот, то его все равно невозможно было расслышать, так тих он был. Грудь сковала дикая боль, с губ сорвался крик – и вот опять я впала в беспамятство….
Такое мое состояние длилось три дня. Под вечер четвертого дня мне стало легче: жар спал, а боли престали терзать мое тело, и только все то же лицо стояло перед моими глазами, все тот же голос звал меня куда-то, но только я не знала, ни кто это, ни куда он меня зовет. Мне дали выпить какое-то зелье, и я заснула спокойным сном. На следующее утро я проснулась бодрой и здоровой. Один лишь только образ зовущего меня незнакомца больше никогда не покидал моих снов….
Первым, кого я увидела в то утро, был Гердис. Он ждал у входа в мой шатер. Как позже мне рассказывала мать, он постоянно был рядом, готовый всегда прийти на помощь и часто следил за мной в ночное время, когда я билась в жару. К сожалению, жар часто сопровождался бредом, и таким образом я рассказала ему все про Илию. Но Гердис только лишь шепнул мне на ухо, что я разболтала в бреду свою тайну и все. Он ничего не спрашивал и ничего не говорил, он только прижал меня к себе и еще раз повторил, что всегда будет готов мне помочь, чтобы я ни делала. Гердис взял меня под руку, так как у меня еще было не так уж и много сил, да и опереться на него было вполне разумным шагом.
- Гердис, - ласково позвала его я, - как себя чувствует Шанита и ваш ребенок? Я… я смогла ей помочь? – вдруг мне стало не по себе – я впервые вспомнила о Шаните за эти дни, тем более, что перед моими глазами пронеслась картина, когда я только обернулась и увидела тех чудовищ.
- Ты молодец, Ивори, ты ее спасла! Вот только ребенок… - Гердис запнулся и, посмотрев мне в глаза, добавил, - дело в том, что ребенок...  У меня есть сын, Ивори! И отцом я стал благодаря тебе! Эх, Ивори, почему я раньше не замечал твоего доброго сердца? Ну и повезло же твоему Илие!…
- Не нужно! – остановила я его. – Не нужно говорить об этом здесь! Нас могут услышать и что тогда?
В оправдание моих слов к нам подбежал Джамут. Он упал передо мной на колени и обнял мои ноги.
- Красавица моя, моя ласточка, мой дикий, но прекрасный цветок! Я так рад снова видеть твой прекрасный лик, я так рад, что ты жива, здорова, Ивори! – Джамут поднялся с колен и продолжал. – Я волновался за тебя, когда ты пошла в лес. Да и обиделся на тебя, что ты не взяла меня с собой! Я хотел бы сам спасти тебя от чудовищ, но все же рад, что это сделал Гердис, он достойный ром!
Джамут говорил еще много чего. Он рассказывал, как справлялся каждый день о моем здоровье у матери, как смотрел за мной, спящей, но я почти не слушала его, все мое внимание привлекали воспоминания о той ночи и о том, как я открыла в себе дар изгонять чудовищ, убивать их, защищая от них невинных. Я хорошо относилась к Джамуту, но сейчас мне было вовсе не до него.
- Спасибо, Джамут, что так беспокоился обо мне, спасибо, – ласково остановила я его речь, - но ты уж извини меня, мне нужно поговорить с Гердисом и проведать Шаниту, ведь ради нее я тогда так старалась!
Я улыбнулась парню, и он, улыбнувшись мне в ответ, сказал, что мы поговорим позже и оставил нас с Гердисом одних.
- Спасибо, что ничего не возразила на его слова о твоем спасении. – Прошептал, низко опустив голову, он.
- Это тебе спасибо за то, что не рассказал никому о том, что случилось на самом деле, и уж тем более, что сделала я. Достаточно и того, что обо мне будут судачить теперь, после исцеления мною Шаниты! – возразила на его благодарность я. Гердис обнял меня и поцеловал в щеку:
- Разве может быть человек добрее? – а я улыбнулась ему в ответ. «Конечно, может быть, просто ты еще не знаешь Илию!»….
*     *     *
Над небом нависли тучи. Они угрожали табору дождем, который вот-вот готов был сорваться с этих злых небес. Не было ни молний, ни грома, просто начался дождь, тихий осенний дождь. Капли, легко падая на землю, разбивались о еще не опавшую листву, и все они были так похожи одна на другую….
Я сидела в шатре Шаниты и смотрела на нее, такую счастливую, такую спокойную и полностью удовлетворенную жизнью. Она держала на руках свое самое большое счастье – сына, которого родила, и теперь перед всеми гордилась им, рассказывая, как он шевелит ножками и ручками, как по-детски мило сопит ночью во время сна. Что ж, это был ее самый первый ребенок, тот, которого она всегда будет любить больше всех, по крайней мере, так думала я. Подруга оторвала взгляд от своего чада и с улыбкой посмотрела на меня.
- Эх, Ивори, я не знаю, как благодарить тебя за сына, ведь если бы не ты ни он, ни я не были бы живы и не сидели бы сейчас перед тобой! Эх, Ивори, что мне сделать, чтобы отдать тебе этот долг? – говорила ласково она.
- Не говори чушь! Шанита, милая моя, я не могла поступить иначе! Ты, моя подруга, ты, мама и Кали – это все, что у меня есть. Разве я могла лишиться хоть какого-то из вас? Нет, Шанита, я не могла, ведь я имею так мало…. – мои глаза наполнились слезами. – Шанита, да я жизнь за вас отдать готова, вы для меня все, я только ради вас и живу!
- Ивори, милая моя, любимая подруга, сестра!… - девушка приподнялась на подушках и прижала меня к себе. – Ивори, милая моя Ивори! Я никогда не покину тебя, никогда не оставлю, я всегда буду с тобой, Ивори!…
Слезы катились по щекам у нас обеих. Мои мысли спутались. Я впервые ощутила страх. Я не чувствовала его ни тогда, когда поняла, что спасти Шаниту может только чудо, ни тогда, когда впервые увидела то лесное чудище, ни тогда, когда десятки этих существ обступили меня со всех сторон. А теперь я испугалась, теперь я поняла, что могла потерять Шаниту, что могла потерять Гердиса, ставшего мне теперь верным другом, и уж тем более, что могла потерять саму себя и больше уже никогда не иметь возможности встретиться с Илией, взглянуть ему в глаза и раствориться в них. Я наконец-то поняла и то, насколько дорога моя жизнь близким мне людям. « Я никогда больше не заставлю дрожать их за меня, никогда не испугаю и всегда буду защищать, защищать от зла, защищать от самой себя!» - пообещала я себе.
А Шанита все так же обнимала меня, продолжая шептать, что она меня безумно любит, что дорожит моей жизнью больше, чем своей, что готова жизнь за меня отдать, что готова сделать все ради моего счастья.
- Не говори так, Шанита! У тебя семья: у тебя ребенок, у тебя муж, ты не должна так говорить, ты теперь не только жена, ты теперь мать! Шанита, как же ты не понимаешь? Я обречена на такую жизнь! Человек, которого я люблю, покинул меня, быть может, навсегда; из всей моей семьи я не нужна никому, кроме матери и самой младшей сестры; друзей у меня нет, только ты и Гердис. Что мне терять? Я всегда буду одна, у меня не будет семьи, не будет детей – я хочу их только от одного человека, от которого их никогда не смогу иметь, с которым никогда не смогу связать свою жизнь! Так что мне терять, Шанита? У меня ничего нет! – воскликнула я и опустила глаза – слишком уж давно я не изливала никому свою душу. Подруга молча наблюдала за ребенком, толи не зная, что сказать, толи, просто не имея желание что-либо говорить.
Время тянулось медленно, тишина стала угнетать нас обеих, но ни я, ни она не желали начинать разговор первой. В конце концов, я сдалась и заговорила.
- Я так больше не могу, Шанита! Мои силы подходят к концу, и я не знаю на сколько времени их хватит еще. Мне пытаются навязать общество Джамута, а отец и вовсе загорелся мыслью выдать меня за него замуж. До чего же это противно! Нет, дело вовсе не в Джамуте, он обращается со мной подобающим образом, но у меня никто и слова не спросит, а о дне свадьбы объявят. Я же этого не хочу. Мне не противна мысль о замужестве с другим мужчиной, не с Илией, как должно было бы быть, но я еще не потеряла надежду обрести счастье с любимым человеком, а выходить замуж за нелюбимого с одной лишь целью, продолжить свой род – это низменно. – На этом речь моя закончилась, и я встретилась глазами с Шанитой. Ее взгляд был полон понимания, сочувствия и поддержки, но с губ не слетало ни одно слово. Она молчала, но вскоре заговорила.
- Ты злишься на свою судьбу, Ивори, но сама же и управляешь ею, для этого у тебя достаточно сил и ума. Ты обвиняешь во всех горестях свою жизнь, но она полностью принадлежит тебе и только ты можешь ею распоряжаться. Ты горюешь о счастье, которого у тебя нет, но не прикладываешь никаких усилий, чтобы оно у тебя было….
- Я ничего не могла поделать! – взорвалась я, перебив подругу, но она гневно сверкнув взглядом, заставила меня умолкнуть и дослушать ее.
- Ты могла сделать все, что хотела! Ты справилась с полком чудовищ в лесу, но побоялась своего же собственного табора. Ты, Ивори, не достойна любви Илии так же, как и он твоей! Вы оба опустил руки, позволив судьбе играть вами, вы оба просто отошли в сторону, когда могли горой стоять за свою любовь! Разве не защищала ты мое счастье? Разве не хватило у тебя на это сил? Так что же, Ивори, разве не могла ты так же защищать и свое счастье? Разве не важно оно тебе, разве не дорожишь ты им так, как дорожу своим я?
- Замолчи! – в бешенстве закричала я, но Шанита все говорила и говорила.
- Ты струсила, ты забоялась, ты проявила слабость! А разве это ты? Нет, Ивори, не ты это! Будь ты собой, ты бы горой стояла, ты бы жизнь отдала, но добилась своего счастья! Нет, Ивори, это не ты! Мне не знаком тот трус, который сидит рядом. Убирайся прочь и не возвращайся до тех пор, пока вновь не станешь сама собой!
Ничего не сказав, я выбежала из шатра. Слова подруги повергли меня в ужас, мне хотелось плакать, хотелось броситься в лес, спрятаться от всех, спрятаться от самой себя, спрятаться от того голоса, который звучал в голове. Но куда мне было бежать? От себя не убежишь….
Проходили час за часом, а я все сидела в одном месте. Слова Шаниты все звучали в голове, снова и снова напоминая мне, что я – трус. Закружилась голова, но я продолжала сидеть на месте. « А разве она не права? Разве я не трус? Неужели это я? Неужели? Этого не может быть, это не могу быть я, но… но это я! Шанита, родная моя, за что ты так поступила со мной, за что, за что ты заставляешь меня думать об этом? Последнее время я жила, как живут в нашем таборе все, в последнее время я смирилась со своей судьбой, так зачем же ты заставляешь меня идти против себя самой же?» - мысли кружились у меня в голове, а я не знала, что делать дальше. Вокруг не было никого, и никто не мешал мне быть наедине со своими мыслями, с самой собой.
Я ненавидела Шаниту, ненавидела за то, что она была права, ненавидела за то, что она вновь напомнила мне об Илии, за то, что она, сама того не желая, заставила меня вновь поверить в свое счастье с ним. Но хуже всего, что я ненавидела и себя саму. Ненавидела за  то, что позволила себе прислушаться к словам подруги, за то, что не остановила ее в нужный момент, за то, что знала – я не права, и за то, что ничего не могла с этим поделать. Сердце разрывалось на две части: с одной стороны я не хотела больше ничего менять, хорошо понимая, что скоро мне придется сыграть свадьбу с Джамутом, а с другой стороны я противилась этому, понимая, что мое счастье в моих же руках. « Как же разобраться во всем этом?».
А на улице уже смеркалось. Дождь прекратился уже давно, когда я еще  сидела у Шаниты в шатре. Сумерки сгущались все больше и больше. Меня начал трясти озноб, голова болела, а сил подняться и уйти к себе в шатер не было. Перед глазами стало темнеть, все звуки стали слышаться как бы издалека. Вдруг кто-то подошел ко мне сзади, но узнать, кто это мне так и не пришлось – не успев выздороветь окончательно, я потеряла сознание, чересчур сильно переволновавшись.
Тот самый человек, которого я не успела узнать, упав в обморок, поднял меня на руки и отнес в мой шатер, положил на мой матрас и укрыл одеялом, заботливо подоткнув его под меня. Как долго я лежала так, не знаю, но когда я очнулась у меня снова начался жар. Открыв глаза лишь на миг, я закрыла их снова – от ужасной головной боли я снова потеряла сознание.
Всю ночь возле меня просидела мать. Она гладила меня по волосам, часто меняя мокрое полотенце, лежащее у меня на лбу. За всю ночь я очнулась лишь дважды.
…Во сне я видела Илию. Он шел сзади кибитки и с грустью о чем-то думал. Взгляд его глаз был устремлен вперед, шаг был уверенным, но сам он, Илия, постоянно оборачивался, как бы не желая удаляться больше ни на шаг от того, что было сзади, а, быть может, даже в прошлом. Да, это был он, это был Илия. Мне так хотелось коснуться его, я кричала, изо всех сил выкрикивала его имя, но он не слышал его. Вдруг рядом с ним я увидела себя. Он же в упор не замечал моего присутствия. Я звала его, дергала за руку, но он даже не смотрел на меня. Я пыталась обнять его, остановить, но он все шел вперед, шел уверенно, так, как будто знал, что назад ему дороги нет, но все же он оборачивался, ища там, позади себя, что-то дорогое его сердцу, милое его душе. А я все продолжала звать его, говорить, кричать ему о своей любви. Илия молчал, но вдруг он остановился, повернулся ко мне лицом, и когда наши взгляды встретились, он мне сказал: « Разве это ты, Ивори, разве это ты? Нет, Ивори, это больше не ты! И я больше не люблю тебя, отныне и навсегда ты никто для меня, я забуду тебя, женщина, я забуду тебя и не вспомню больше никогда! Ты опустила руки, ты не захотела бороться, ты не захотела защитить свою любовь, ты пустила ее по ветру, ты просто взяла и упустила свое счастье. Как ты могла, Ивори, я ведь так тебя любил! А сейчас иди, убирайся прочь и не смей больше даже думать обо мне, для меня ты умерла, так прощай же навсегда!»….
Тишину нарушил мой крик, крик, полный отчаянья и скорби, полный горечи и печали, полный безвыходности и утраченной надежды. Мама, уже заснувшая, бросилась ко мне, сменила мне полотенце, но жар прошел и только перед моими глазами все так же стояло его суровое лицо, так жестоко оглашавшее мой приговор.
- Мама, - позвала я мать, и она нагнулась ко мне, - мама!
- Нет, Ивори, лежи, - она не дала мне встать, - лежи, девочка, не нужно вставать!
Наступило молчание. Перед глазами вновь возник этот образ, и я снова позвала мать.
- Мама, мама, что со мной? Почему мне сниться такой сон, почему я не могу прогнать его прочь? Мама, почему? – на моих глазах выступили слезы, мать отерла их своей рукой и заговорила. Я несколько раз пыталась ее перебить, но она взмахом руки не давала мне это сделать.
- Любовь, дочь моя, не что иное, как совокупность радости и горя, боли и наслаждения, счастья и печали. Нельзя все время чувствовать одно лишь счастье. Что бы ты ни делала, что бы кому ни говорила, а править любовью никогда не сможешь. Она захватывает наши сердца, берет их в плен, и радостью для тебя должна быть надежда, коль ты смогла ее себе вернуть. Любовь – это боль, любовь – это страдание, любовь – это не всегда так легко, как тебе того хотелось, Ивори. Ты можешь приносить ей жертвы, она же все равно поступит по-своему. Ты можешь бороться с ней, но никогда не сможешь ее перебороть. Ты можешь подчиниться ей, но и тогда не добьешься своего. Только она сама знает, как ей поступать, с кем кого связывать какими узами, кому дарить счастье, а кому нет. Просто жди, Ивори, просто жди, и ты узнаешь, что уготовано тебе. – На минуту мама замолчала, решив собраться с мыслями, чтобы продолжать свою речь, но вскоре она заговорила опять. – Твоя любовь, чаюри, большое и чистое чувство, способное пережить и время и обстоятельства, не дающие ему превратиться в пламенное чувство на долгие годы, а, быть может, и на века. Ты боишься, что оно пропадет, испариться с течением времени, но поверь мне, дочь моя, это не так. Твоя любовь сильнее любой любви на целом свете, и  стоит лишь тебе направить свои силы правильно и ты будешь счастлива, верь мне, девочка, просто доверься голосу своего сердца и действуй согласно ему, больше от тебя ничего не требуется. А теперь, Ивори, спи, и не думай о моих словах, твое сердце само подскажет тебе правильный ответ, спи, моя девочка, и не волнуйся, вернется твой Илия, вернется и придет к тебе еще ни один раз!…
Я закрыла глаза и заснула. Больше ничто не тревожило мой сон: никакая мысль, никакой образ. Я спала и мне снились луга, покрытые свежей весенней травой, снились реки, такие глубокие, что в них не видно было дна, мне снились цветы и снилось небо, синевой своей напоминающие об его глазах, мне снился лес и та избушка, которая приютила нас в ту ночь. Я спала, а мама сидела рядом и смотрела на меня, думая, сколько же мне придется приложить сил, чтобы добиться своего счастья, сколько придется сделать всего, чтобы иметь возможность жить спокойно, жить с любимым человеком, жить, не зная хлопот и горестей, жить, зная, что больше моему счастью  ничего не грозит.
*    *     *
Эта ночь закончилась, вновь наступило утро. Но солнце не светило, как оно светило раньше, нет, теперь оно только освещало землю, не грея, не принося с собой тепло.
Я проснулась поздно, а когда проснулась, то поняла, что я в шатре одна. Мать уже давно принялась выполнять свои обязанности, и только голос маленькой Кали слышался где-то неподалеку. Я встала, оделась и вышла на улицу.
Первым меня увидел Джамут. Он медленно подошел ко мне и улыбнулся. Его ласковый взгляд и такая же улыбка, заставили меня улыбнуться ему в ответ.
- Доброе утро, Ивори! – он как-то странно посмотрел на меня и снова улыбнулся. – Мы встретились с тобой вчера еще раз, помнишь, вечером?
- Извини, Джамут, но я вовсе не помню, что было со мной вчера, помимо моего разговора с Шанитой…. – я вдруг осеклась, стала искать подругу взглядом, но не найдя ее, продолжила разговор. – Мне снова стало плохо, и, боюсь, я потеряла вчера сознание.
- Так и было, Ивори, так и было. Это я отнес тебя в твой шатер и позвал твою мать. Я так волновался за тебя, мири бахт ! – искренность, прямота и честность, сквозящие во взгляде глаз Джамута, не дали мне усомниться в его словах, но все же я предпочитала сейчас поговорить с Шанитой, а не с ним.
- Ты извини, Джамут, но мне придется покинуть тебя. Не обижайся на меня, но мне нужно набраться немного сил, а после полудня или ближе к вечеру я с радостью пройдусь с тобой, договорились? – улыбнувшись парню, я попыталась сгладить расставание, пусть и на несколько часов.
- Я найду тебя, и мы пойдем гулять! – он тоже улыбнулся мне и ушел, а я пошла искать Шаниту. Подруга сидела возле своего шатра и о чем-то усердно думала. Я не решалась заговорить с ней, да это вовсе и не требовалось – как только Шанита заметила меня, она заговорила первой.
- Ивори, подруга, милая моя, что же наделала я, глупая? Так разволновала тебя, такое наговорила! Да что я в жизни понимаю-то? Сама иной раз не знаю, как поступать, а тебя берусь учить! Что ж это такое? – она встала и обняла меня. – Сможешь ли ты простить меня, Ивори? Сможешь ли ты забыть то, как оскорбила я тебя вчера? Ивори, что же я наделала, Ивори, молю тебя, прости меня, молю, умоляю тебя, сжалься надо мной и прости!
- Шанита, - я тоже обняла ее, - Шанита, ты была права, ты была права! Тебе не в чем винить себя, не в чем, подруга, милый мой дружок! Я действительно опустила руки, я действительно упустила свое счастье, ты была права, я испугалась, ты была права, Шанита!
- Нет, Ивори, нет! Я виновата, я виновата перед тобой, я так виновата перед тобой!
- Ты не виновата, Шанита! – перебила я ее. – Твои слова – правда, и мне остается только одно – прислушаться к ним!
- Эх, Ивори.… Так что, подруга, я прощена? – она улыбнулась мне, и я в очередной раз поняла, что без Шаниты моя жизнь была бы мучением, ведь каждому человеку нужен друг, такой, которому бы он мог доверять, как самому себе, который бы понимал его и готов был всегда поддержать: и в горе, и в радости. И у меня такой друг был, увы, сейчас его нет….
- Конечно же, прощена, конечно же, прощена! – а что я могла сказать? Шанита и впрямь была права, так чего мне было обижаться на нее?
*     *     *
Долгое время после этого случая мне снились кошмары. Бывало так, что я просыпалась ночью и боялась закрыть глаза – мне снился тот самый сон про Илию. Но время шло, становилось легче. Со временем образ Илии вовсе перестал преследовать меня во сне, но появилась другая проблема – я стала меняться. Нет, не внешне, внутренне. Меня перестали интересовать чувства людей, меня стали интересовали только лишь их мысли, за исключением, разумеется, тех, кто был мне дорог. Я становилась циником: ничто меня не обижало, ничто меня не волновало, я выглядела, как хотела выглядеть, вела себя, как считала нужным, не обращая внимание ни на какие моральные нормы.
Со мной действительно что-то происходило. И в этом был виноват Джамут. Мы часто гуляли с ним в лесу и часто наши прогулки превращались в любовные свидания. Мы безрассудно целовались, прячась за деревьями, и  я при этом не чувствовала никаких угрызений совести, мне просто было интересно как это. Мне нравились поцелуи Джамута, но сам он не вызывал во мне никаких чувств, что, с одной стороны, мне нравилось, а с другой, вызывало во мне какое-то непонятное смятение. Тогда я стала замечать, что мне интересно наблюдать за его реакцией на мои слова и действия, а чуть позже мне это наскучило, и я стала интересоваться только его мыслями. Это дало результаты, я стала понимать мужчин, стала понимать их желания и то, что они думают о женщинах. В конце концов, я стала управлять Джамутом так, как будто он был моей игрушкой. Нет, он не выполнял мои приказы, впрочем, таковых и не было, но он беспрекословно подчинялся всем моим доводам, которые я ему умело приводила, подталкивая к тому или иному поступку.
Однажды это все привело меня к разговору с Джамутом, к разговору, которого я никогда не ожидала и уж тем более не хотела. Мы встретились на поляне в лесу, там, где встречались всегда. Зимнее солнце было где-то далеко, там, за верхушками деревьев. Как и всегда зимой оно не грело, поэтому я куталась в плед, который носила поверх одежды. Джамут отвернулся, явно собираясь с мыслями. Мне было скучно. Хотелось вернуться в табор, но Джамут не пускал меня, обосновывая это тем, что нам нужно поговорить. В конце концов, мне это надоело.
- В конце концов, ты собираешься говорить или нет? Мне надоело ждать, Джамут! – я привыкла разговаривать с ним резко. – Либо ты говоришь, либо нет.
- Я…, я…. – он запинался, но мне было все равно и на него, и на его чувства вообще.
- Говори!
- Выходи за меня замуж, будь моей женой, будь моей румны! – наконец-то выдавил из себя Джамут, а я застыла в немом оцепенении. «Ну вот, доигралась, добаловалась!» - подумала тогда я. Мне не нужен был он ни как муж, ни как кто-либо другой. Он просто стал моей привычкой, тем, что я уже не замечала, чем не интересовалась, а просто привыкла, что он здесь, рядом, что он всегда со мной. Но стать его женой!? Нет, об этом я никогда не думала, да и вообще, так далеко заходить я не хотела. Его предложение было мне противно, пусть даже оно было от чистого сердца, пусть он вложил в него все свои чувства, всю свою любовь ко мне – мне был противен он сам, Джамут. Я любила Илию и ждала его, ждала в глубине души. Нет, я не могла согласиться. И вдруг в моем сердце что-то дрогнуло: « А вдруг Джамут действительно любит, и я раню своим отказом его сердце, что тогда? Нет, нужно подумать». Но вслух я произнесла другое.
- Нет, Джамут, я не стану твоей женой. – Ничего не объясняя, я ушла, а он остался в лесу один.
*    *    *
Еще несколько раз после того разговора в лесу, Джамут предлагал мне стать его женой, но я каждый раз отказывалась. Я говорила ему, что не люблю его, отказывалась от встреч в лесу, но он продолжал ходить за мной, продолжал настаивать на своем. В конце концов, мне это надоело, я стала его бояться, и поэтому обратилась к Азе, женщине-старейшине. Я попросила ее помочь мне, рассказала все про Илию, сказала, что моим мужем будет только он один и никто больше. Аза согласилась мне помочь и пообещала, что больше об этом никто никогда не узнает.
Аза обратилась со своим словом на совете старейшин. Было принято решение запретить Джамуту преследовать меня, но на него не подействовало и это. Тем более, что мой и его отцы, оба старейшины, сговорились все-таки сыграть нашу свадьбу. Первый раз тогда мать заступилась за меня и, угрожая отцу отказом от брачных обязательств, уговорила его оставить меня в покое и отказаться от этой затеи. Джамут со временем тоже успокоился и, кажется, даже простил меня. Но его тень еще долго находилась за моей спиной, он еще очень долго не оставлял меня одну в лесу, нарушая мое уединение своим присутствием и просьбами, уговорами выйти за него замуж.

Однажды мы сидели с Шанитой в ее шатре и наблюдали за ее сыном. Вдруг я решила нарушить молчание.
- Я ведь стала другой, Шанита, злой, циничной. А такой быть мне не нравиться, но а по-другому здесь, в таборе, жить нельзя. – Сделав небольшую передышку, я снова начала говорить. – Я опять начинаю запутываться, я опять не могу найти себе места. Мне опять плохо и больно, но больно где-то там, в глубине души. Что мне делать? Чем больше я задумываюсь о будущем, тем больше хочется жить прошлым, и тем лучше я понимаю, что дальше будет хуже, а все лучшее осталось позади. Меня начинает охватывать страх, страх перед тем, что любовь может испариться из моего сердца, исчезнуть, сбежав от меня, не оставив ни следа, ни одного воспоминания. И мне так страшно ее потерять, Шанита, так страшно! Да, мне страшно, но с другой стороны, когда любовь со мной, мне всегда больно. Нет, не сама любовь причиняет мне боль, а только мои мысли о ней. Иногда, а это бывает редко, я полностью счастлива и не чувствую никакой горечи, никакой боли. Но во все остальное время, а его значительно больше, грустные мысли терзают меня, и так хочется отказаться от этого убийственного чувства – любовь. Какие мысли терзают меня? Всякие. Временами я думаю о том, что не все так хорошо, как хотелось бы мне, иногда, о том, что сделать, чтобы почувствовать счастье еще хоть на миг, но насытившись раздумьями, понимаю, что это невозможно. И каждый раз, когда меня посещают подобные мысли, мне становиться все хуже и хуже, все больнее и больнее, и каждый раз я ненавижу себя все больше и больше за то, что так бережно храню это чувство в своем сердце.
Шанита смотрела на меня широко раскрытыми глазами – давно я не выговаривалась ей так, давно хранила все в себе. И все же она меня понимала. Я отдышалась и начала говорить опять.
- Единственный, кого я люблю – Илия. Другие мне ни к чему. Я думаю только о нем, ни о ком больше. Он – смысл моей жизни. Его любовь – моя цель (даже в том, как я говорила  об Илии чувствовался цинизм). Увы, эта цель недостижима. Хотя нет, почему? Дэвел, за что же мне это? – слезы текли по моему лицу, но я не могла остановиться, мне нужно было высказаться полностью. – Я то надеюсь, то убиваю в себе любую мысль о нем. Когда я брожу по тем местам в лесу, где мы гуляли, меня бросает в жар, но стоит мне не появиться там хоть один день, как сердце обливается кровью. Я хочу забыть его, но сама эта мысль противна мне. Я хочу выбросить его из своего сердца, изгнать из своих мыслей, но ненавижу себя за это. Я пыталась найти чувства с Джамутом, а в сердце одно – люблю Илию. Мне не нужен никто другой, мне нужен только он, но его у меня нет. Это убивает, но я живу, я чувствую, что я без него, что я одна. И все же, не смотря ни на что я жду, но вот только сколько мне предстоит ждать я не знаю.
- Не долго, Ивори, его табор появился в окрестностях….
 
Часть третья. Вождь.
Я
 бежала, я бежала, не смея остановиться и отдышаться, передохнуть. Я спешила, я мчалась к нему, к Илии. Мы не договаривались о встрече, да и вообще еще не видели друг друга, но все же я спешила туда, туда, где мы встретились впервые.
Он стоял на поляне. На том самом месте, где и всегда. Наши взгляды встретились. « Ты ли это? Ты ли это?» - спрашивали наши глаза. « Я, я, я!» - отвечали они же. Голова кружилась от счастья, от того, что он вот, здесь, рядом. Я сорвалась с места и бросилась ему в объятья. Как же чудесно было вновь вдыхать запах его тела, чувствовать его тепло. Казалось, мы не виделись лишь день. До чего же быстро на самом деле пролетели эти два года!
Мир вдруг стал другим: птицы пели так звонко, как никогда раньше, солнце сияло на небе, даря нам свое тепло, в природу вернулась весна. Я так долго, так долго этого ждала!
А он, Илия, был рядом, стоял, обнимал меня, прижимая к себе, и гладил по волосам, шепча эти такие дорогие мне слова: « Мэ тут камам! ». И мне было так приятно, я была так счастлива! О другом я и не мечтала, на другое и не надеялась, другого и не ждала. « Вот оно, то самое счастье, вот оно у меня, у меня в руках. Только на долго ли?».
Время шло. Его бег был так быстр, что я и не успела заметить, как небо стала заволакивать огромная тень – предвестница ночи. Звезды, одна за другой, появлялись на небосклоне, то горя все ярче и ярче, то начиная блекнуть. Взошла луна. Она кричала, она молила о любви….
Я тоже молила о ней, о любви. Я молила взглядом, прикосновением рук, поцелуями, движениями тела. Мне так хотелось ее, но не ту, совсем не ту, что живет в сердце, а ту, что правит телом, убивает и дарит жизнь одновременно. Увы, в ответ я получила отказ. Но до чего же тяжело было Илии отказывать мне в ней, отказывать в ней самому себе.
А время было неумолимо. Илия провел меня до опушки леса и махнул на прощание рукой:
- Завтра мы вновь увидимся! Я буду ждать, Ивори…. – до чего же ласково звучало это имя из его уст!
*     *     *
В таборе меня ждала Шанита. В ее глазах читался немой вопрос.
- Был, он там был! – сказала я, заглянув в ее большие синие глаза.
- И что?
- Эх, Шанита, до чего же я счастлива, до чего счастлива! Как долго я ждала этой встречи, как долго! А теперь вот дождалась! – я обняла подругу и расцеловала в обе щеки. – Я так рада, так рада, Шанита!
- И почему же ты рада? Объясни, что заставило тебя, милая Ивори, так радоваться и так сиять от счастья? – Гердис подошел к нам сзади  и обнял свою жену. – Неужели в лесу тебе один цыган встретился?
- Гердис! – остановила его я, но потом засмеялась. – Ты прав, встретился. - И я рассказала им про нашу встречу. Гердис и Шанита смотрели на меня так ласково, так нежно, они были настоящими друзьями и искренне радовались моему счастью, не смотря на то, что оно противоречило нашим законам и слову вайды. Я наконец-то была счастлива, что еще могло иметь значение?
Проговорив полночи в их шатре, мы решили ложиться спать. Я уже давно должна была уйти к себе, но чтобы не будить сестер осталась спать здесь. Утром нас позвали на совет. Цикулис объявил всем о прибытии чужого табора, но узнав кто они предложил вновь устроить пир. Мне это было на руку – я твердо решила в этот раз отправиться в путь вместе с Илией. И поэтому не преминула рассказать об этом Илии – вдвоем это нам бы точно удалось. Но мой любимый отреагировал на это не так, как я того хотела. Между нами завязалась ссора.
- Дэвел , Ивори, неужели ты не понимаешь? Это невозможно! Никто не позволит нам этого. Ты никто, ты – простая девушка, а оба наших табора на это смотрят очень строго. Я люблю тебя, я не могу без тебя, я умираю, когда тебя нет рядом, но что мы можем поделать? Ничего, мы ровным счетом ничего не можем сделать, мы оба бессильны! – говорил он мне, стараясь не повышать на меня голос.
- Ты решил ничего не делать. Что ж, я не имею права тебя к чему-либо принудить. Ты больше ничего не хочешь. Что ж, я и с этим ничего не могу поделать.
- Я хочу!… – попробовал возразить он, но я его остановила:
- Не перебивай меня, не смей! – и продолжила свою речь. – Ты любишь меня, но где-то там, далеко, глубоко в душе, любишь так, чтобы кроме тебя об этом не знал никто. Что ж, я знаю, у тебя нет сил открыть перед миром свои чувства. И не в том дело, любишь ты или нет. Дело в другом, в том, что за наши чувства, за наше счастье борюсь только я одна. А что я не права по-твоему? Ты сам опускаешь руки, отходишь в сторону, позволяя жизни и обстоятельствам разлучить нас. Ты испугался. Нет, я не виню тебя, мне и самой страшно: я боюсь того, что дальше будет хуже, больнее, тем более, что больно уже сейчас. Мы оба виноваты, мы оба опустили руки тогда, когда ты уезжал, а ведь могли, ведь могли же мы остановить это все, сказать самим себе, что любим и выиграть этот бой, отстоять свое право на счастье. Только почему это понимаю только я? Илия, разве не понимаешь ты, что наше счастье только в наших руках, что бороться за него предстоит именно нам, никому больше? Нет, тебе все нравиться именно так, как оно сейчас есть. И знаешь, я говорю это не потому, что мне некуда девать свое воображение, а потому, что точно знаю это. И вопрос в том, готов ли ты услышать эти слова, готов ли осознать их, согласиться с ними. Нет, Илия, ты не трус, иначе трусом бы была и я. Все остальное зависит от тебя – я для себя все решила, я приняла решение быть счастлива, приняла решение бороться за него, за свое счастье, я приняла решение быть счастлива с тобой, быть счастлива ценой всего, ценой жизни, пусть даже всего один миг, вот только что выберешь ты?
Наступило долгое молчание. Илия смотрел на меня изумленными глазами, смотрел так, будто рядом с ним сидела не я, а его мать – старейшина. Потом вдруг заговорил.
- Знаешь, Ивори, жизнь ведь – игра, а люди в ней – игрушки. Вот так и получается, что от нас, от людей, ничего не зависит – всем распоряжается судьба, Госпожа Удача. Мы всего лишь пешки, и этого не изменить. Нами играют, меняют нам условия игры, а по-нашему обстоятельства жизни, и кто-то из нас умирает от этого, а кто-то наоборот живет, выполняя свою роль еще лучше. И никуда от этого не деться, ведь мы не знаем, что ждет нас впереди, там, дальше, в будущем. Да и есть ли оно у нас, это будущее? Разве тот, кто не владеет настоящим, может иметь будущее? Нет…. Мы ведь и прошлое, как таковое, не имеем – одни воспоминания, обиды и ошибки.
Я выслушала его, подумала и нашла ответ. Мы не ссорились, мы не ругались, мы просто говорили, пытаясь уговорить друг друга: я его – бороться, он меня – отступить. Неравная была эта борьба: на моей стороне были чувства, на его – здравый смысл. Первое сильнее второго.
- И снова ты, Илия, оказался не прав. Ты говоришь, мы – пешки, а на самом деле жизнью управляем именно мы. Ты говоришь, мы не знаем, что впереди, но предугадываем будущее. Ты говоришь, у нас нет прошлого, но многие из нас им живут. Нет, Илия, ты не прав. Возможно, не во всем, но все же, ты не прав. Жизнью управляем не мы, это да, жизнью управляют чувства: ненависть, зависть, похоть, страсть, любовь. Да, возможно, будущего у нас нет, но все же в настоящем царим именно мы. – Я замолчала, отдохнула и заговорила вновь. – Мы можем бороться против судьбы, это и есть жизнь. Мы можем бороться против людей, но и это жизнь. Мы можем бороться, в этом ее смысл. Так почему же мы не делаем этого?
- В этом нет смысла!
- С чего ты это взял? Во всем, что мы делаем есть смысл!
- Какой же смысл, Ивори, того, чтобы бороться, зная, что мы проиграем этот бой?
- Мы не проиграем его! Мы его не проиграем, слышишь? – я прижала его к себе. Я была уверена в своих словах и хотела передать эту уверенность ему.
- Почему ты говоришь так, Ивори? Что ты знаешь такого, чего не знаю я? – его взгляд дарил тепло, ласкал мою душу. «Поскорее бы закончить этот разговор, поскорее бы!».
- Я колдунья, я ведьма, Илия, я знахарка.
- Нет, Ивори, ты придумала все это чтобы….
- Тебе доказать? – перебила я его.
- Как же ты мне это докажешь? – он не верил.
- Хорошо, я тебе докажу! – я подняла руки к небу, проговорила заученные на память слова, и небо вмиг заволокла туча, засверкали молнии, загремел гром. Илия схватил меня за руку, потянул за собой.
- Гроза, Ивори, бежим!
- Не бойся, ее вызвала я. – Взметнув взгляд к небу я снова прошептала заклинание – туча исчезла, исчезли молнии, исчез гром, снова засветило солнце. Илия был изумлен, удивлен, но не произнес ни слова. Через некоторое время он сказал только лишь то, что это все равно не подействует. Больше к этому разговору мы не возвращались.
*    *    *
Пир прошел без особого шума, ничего особенного не произошло. Время летело все быстрее и быстрее. Но меня это уже не волновало, Илия был рядом, все остальное было не важно.
Все было прекрасно. Я была счастлива, и ничто не могло убить во мне это чувство – чувство того, что мир прекрасен, что жизнь хороша, что любовь – наилучшее из людских благ. Я наслаждалась своим счастьем, я купалась в нем, я чувствовала, что отобрать его у меня никогда не смогут. Увы, я ошибалась….
Все произошло как-то внезапно, так, что я не смогла ничего с этим поделать. Однажды, когда мы гуляли с Илией, я явственно чувствовала, что за нами кто-то идет, что кто-то прячется в кустах, следит, выслеживает. Я так упивалась своим счастьем, что не стала дальше развивать эту мысль, а потому очень быстро забыла о близкой опасности. Илия тоже ни на что не обращал внимание, полностью поглощенный мной. А за нами кто-то так и продолжал идти.
День прошел быстро, пришло время прощаться. Илия как всегда довел меня до опушки и, никем не замеченный, ушел. Я же медленно пошла к своему шатру, мечтая о завтрашней встрече с любимым. Вдруг ко мне сзади кто-то подошел. Я обернулась – это был Лаччай, отец Джамута, старейшина. Он схватил меня за руку и потащил за собой. Я вырывалась, кричала, на мой крик собрался весь табор. Лаччай притащил меня к общему костру. Здесь уже все собрались. Цикулис молчал, но по выражению его лица я прочитала злость, царящую в его душе.
- Как посмела ты, негодная чаюри, нарушить наш закон, как осмелилась противиться моему слову? – медленно проговорил он. Я испугалась, но не посмела ему что-либо сказать. – Не молчи, Ивори, отвечай мне!
- В чем моя вина, Цикулис? В чем ты меня обвиняешь? – до сих пор помню, как я стояла с высоко поднятой головой, гордая, уверенная в себе, в своей любви, в том, что никто из всех присутствующих здесь не сможет причинить мне боль.
- Ты еще смеешь спрашивать об этом, женщина? Да как ты смеешь смотреть мне в глаза? – он занес надо мной руку, но Гердис, стоявший рядом, принял удар на себя.
- Не смей! Не смей поднимать на нее руку, Цикулис! Она свободная женщина. Если кто-то посмел наклеветать на эту девушку, пусть скажет об этом вслух! – Гердис смотрел на всех так, будто они были его врагами, так, будто кто-то причинил боль одному из членов его семьи.
- Я, это я рассказал вайде правду. – Из толпы вышел Джамут. Его глаза были полны злобы. – Это я рассказал о том, что Ивори видится в лесу с мужчиной из другого табора.
Глаза Гердиса зло сверкнули, губы растянулись в язвительной усмешке. «Что он задумал?» - подумала я.
- Никто не виноват в том, Джамут, что эта свободная женщина, - он указал на меня, - отказала тебя в женитьбе, что не захотела стать твоей женой! Да, я понимаю, твоя гордость уязвлена ее отказом, но это вовсе не повод обвинять честную девушку в преступном поведении! Стыдись, Джамут, сын Лаччая, старейшины! А ты, Цикулис, что же делаешь ты? Обвиняешь, не проверив донесение, тем более такое? Табор выбрал тебя вайдой не для того, чтобы ты помогал свершению подлой мести уязвленного рома!
Толпа зашумела, загалдела. Послышались выкрики и осуждения. «Отпустите Ивори, не держите ее, как преступницу!» - кричали одни, другие им вторили: «Что же ты, Цикулис? Несправедливость поддерживаешь? Нет, не пойдет так! Либо суди правдой, либо же убирайся навсегда отсюда!». Третьи, пожалев Джамута, предлагали свой вариант: « Пусть девчонка выйдет за него замуж, вот и все! Чего тут еще обдумывать?». Цикулис молчал, слушал, а потом вдруг заговорил. Во время его речи никто не посмел издать ни звука.
- Похоже, Гердис прав. Я поступил неподобающим образом с тобой, Ивори! Пустите ее! – обратился он к двум старейшинам, держащим меня за руки. – Я прошу у тебя прощения, чаюри! А ты, Гердис, правильно поступил, указав мне на мою ошибку. Спасибо тебе! Есть только у меня один вопрос к тебе, дочь моя. Что ты делала в лесу с этим юношей, Илией, верно?
Я не знала, что ответить. Вдруг в сердце появился ответ.
- Я изучала травы. Илия много путешествует и знает о них очень много. Я ведь уже однажды спасла жизнь Шаните и ее ребенку, это благодаря тому, что я узнала от Илии. Вот и вся тайна. – Я вздохнула с облегчением. Что ж, это ведь была правда!
- Уважаю тебя за это, Ивори! Теперь никто не посмеет обвинить тебя в чем-либо, клянусь тебе! А ты, Джамут, будешь наказан. Тебе полагается сорок ударов конской плетью за то, что ты лгал.
На этом все закончилось, вот только я так не думала. Правильно делала….
*    *    *
Время шло. Вернее летело. До отъезда Илии оставалось совсем немного, но о том, чтобы я уехала вместе с ним и речи быть не могло. Так говорил он. Я же в этом не была уверена. Мы ссорились, ссорились каждый день, но Илия твердо стоял на своем – я должна была остаться. Что делать, как убедить его в обратном я не знала. Даже то, что я оказалась колдуньей, для него не было ни причиной, ни вновь открытой возможностью того, чтобы быть вместе.
Однажды меня посетила мысль, что можно убедить его взять меня с собой только одним способом – отдаться ему. В этом случае оставаться в своем таборе я не смогу, и мы уедем вместе. Несколько дней я думала над этим и, в конце концов, приняла решение поступить именно так. Мало того, что это нужно было для дела, я еще и безумно этого хотела. Что ж, оставалось воплотить свои планы в жизнь.
Мы шли по лесу. Держались за руки, но как всегда ссорились. Над головой вдруг загремело.
- Ты? – спросил Илия, зная, что иногда когда я злюсь, у меня получается непроизвольно вызывать грозу.
- Нет, не я. – Это действительно была не я.
- А ты можешь ее остановить?
- Нет, Илия, не могу. Не знаю как. Я могу остановить только то, что вызвала сама. С силой природы я пока справляться не научилась. – Меня радовало то, что начиналась гроза – я хотела этим воспользоваться.
- Тогда пойдем, найдем укрытие. Не хочу, чтобы ты промокла! – Илия обнял меня, и мы ускорили шаг. Шли по направлению к избушке у озера, да-да, к той самой. Вот из-за деревьев показалась ее крыша. Начал капать дождь. Мы забежали внутрь.
Уже давно, еще когда Илия только уехал я принесла сюда все необходимое для жилья. Здесь были матрасы, одеяла, пледы, дрова для растапливания камина.  В хижине стало заметно уютнее после того, как я стала здесь убирать и приводить все в порядок.
Илия удивился переменам в этом заброшенном жилище. Я объяснила.
- Я часто раньше бывала здесь. Не знаю почему, но, приходя сюда, я вспоминала ту ночь, вспоминала тебя и мне становилось легче, боль отпускала сердце. – В ответ Илия ничего не сказал – у него такого воспоминания не было, он ничем не мог облегчить свою боль.
- Гроза не пройдет до утра. Заночуем здесь. – Казалось, он смущается или же боится того, что в этот раз не сможет себя сдержать. Что ж, в этом я ему помогла.
Уже в который раз я заговорила с ним о том, что мы могли бы уехать вместе. Илия же в который раз стал убеждать меня в том, что это не возможно.
- Неужели ты не понимаешь, Ивори? – говорил он мне. – Тебя никто не отпустит с моим табором, да и мой вайда вряд ли согласиться тебя взять к себе.
- Но я ведь обладаю искусством магии!
- Это ничего не значит. В моем таборе уже есть женщина-старейшина – моя мать.
- Я не пытаюсь занять ее место! – взорвалась я. – Просто я хочу быть с тобой, Илия! – на улице загремело вдвое сильнее – на этот раз это было моих рук дело. – Извини.
- Не извиняйся, мири камлы, не извиняйся. Ты же сама видишь – ты не умеешь до конца управлять своей силой. Уверен, что в следующий раз, когда я приеду, ты уже этому научишься, вот тогда-то мы и сможем подумать о том, как уехать вместе.
- Да, но сколько времени пройдет?
- Умей ждать, Ивори, умей ждать. Жизнь сложна, я не знаю, что ждет меня завтра, а ты спрашиваешь о том, что будет, быть может, через год-два.
- Так дай я узнаю, что будет завтра! – я схватила его за руку, но он выдернул ее из моих рук.
- Не стоит это делать, Ивори, это ничего не изменит. Нужно ждать. – На этом он хотел закончить разговор, но я ему это не позволила. Мы спорили еще очень долго, но никто никого так и не смог ни в чем убедить. В самый последний момент я вскрикнула:
- Если ты не можешь увести меня с собой, то хоть сделай меня своей! Своей, понимаешь? – долго мне ждать не пришлось. Илия обнял меня, прижал к себе и начал целовать. Последнее, что он у меня спросил, он сказал таким голосом, какого я не слышала у него никогда. Этот голос был таким мягким, таким нежным, таким ласковым…. Век его не забуду!
- Ты уверена, что хочешь этого, Ивори, уверена ли ты в этом?
- Другого мужа, другого рома мне не нужно, а для тебя это будет только поводом вновь вернуться ко мне. Да, Илия, я действительно этого хочу, действительно хочу! – я прижалась к нему еще сильнее и поцеловала. Это была одна из самых чудесных ночей в моей жизни!
*     *     *
Я ни с кем: ни с Илией, ни с кем-либо вообще из обоих таборов не заговаривала о разлуке, поэтому и не знала, насколько она близка. Я думала, я надеялась, что быть вместе нам предстоит еще долго, а тем более теперь, когда я сделала такой важный шаг в своей жизни. Увы, я ошибалась, все вышло совершенно по-другому, не так, как я мечтала, не так, как я надеялась и думала.
Выполнив всю свою работу по хозяйству, я умчалась в лес. За день я успела очень сильно соскучиться по Илие, а потому спешила на встречу с ним. Я ни на кого не обращала внимание. Мне казалось, что даже злость старейшин из-за моего общения с Илией не разрушит моего счастья. Я опять-таки ошибалась….
В лесу никого не было: ни на опушке, ни на поляне, ни в чаще леса, ни возле избушки, ни в ней. Илии нигде не было. Я осталась ждать, но за весь остаток дня он так и не появился. А я ждала его, думала, надеялась, что он придет. Увы, вместо него пришли они – люди из моего табора. Они схватили меня за руки и поволокли за собой. Я же была настолько сильно расстроена отсутствием Илии, так удивлена им, что не издала ни звука, не попробовала сопротивляться. Меня куда-то тащили. Мне же было все равно куда, все равно зачем. Единственное, что меня тревожило – это где Илия, единственная мысль, возникшая у меня – что с ним, с Илией, случилось.
Вдруг появился Джамут. он смотрел на меня глазами, полными злости, но все же в глубине его взгляда читалась жалость, жалость и еще что-то. Но о последнем я и думать не хотела. Он заговорил.
- Что, попалась, паршивка? Нет здесь твоего Илии, нет, и не будет. Уехал он, уехал сразу же, как только его вайда обо всем узнал. Их табор собрался и покинул эти места. Теперь же, Ивори, ты одна, теперь ты в моей власти! – он засмеялся, но засмеялся как-то зло, не по-доброму. Мужчины посмотрели на него, он им кивнул, и они отошли, оставив нас одних. Руки и ноги у меня уже были связаны. В голове же надолго засела мысль: « Неужели Илия меня бросил? Неужели он уехал после всего, что между нами было?». Рассудок стал туманиться. Джамут говорил, говорил много, кричал, падал на колени, что-то шепча, целовал мне руки, о чем-то умоляя. Я этого всего уже не слышала. В голове была только одна мысль, ничего больше: «Он уехал!». Джамут стал трясти меня, бить, потом снова целовать и умолять все о том же, о чем я не знаю – я не слышала больше ничего. В голове поселилась мысль: « Я одна!».
Меня притащили в табор. Перед глазами все плыло, я не узнавала близких мне людей. Меня куда-то тащили опять, потом о чем-то спрашивали, били. Я же молчала. У меня не было слов. Все, что срывалось с моих губ, если же, конечно, эти слова кто-то мог расслышать, это было то, что я одна, что он меня оставил, и что они все могли делать со мной все, что захотят. Меня стали бить еще сильнее, но боли я не чувствовала. Только что-то черное, темное было перед глазами, потом появилось в голове, обволокло меня всю, и я потеряла сознание.
*    *    *
…Я шла, шла долго, а потому устала и начала падать на землю, но тут же поднималась, гонимая чем-то необъяснимым вперед. Ноги болели. В голове не было ни мысли, только я слышала чьи-то голоса, и передо мной поминутно возникали чьи-то лица. Я не узнавала ни голосов, ни лиц. Мне было страшно, хотелось кричать. Я открывала рот, силилась крикнуть, что-то произнести, но не издавала ни звука. Усталость все больше и больше одолевала меня. В конце концов, я упала и уже не встала….
То был сон. Я открыла глаза. Надо мной кто-то стоял. Кто я не знала – я не видела ни лица, ни того, где я вообще нахожусь. Этот человек заговорил. Я не могла понять кто это, мужчина или же женщина – я почти не различала звуки. Стало холодно. Где-то подул ветер, наверное, кто-то открыл дверь. Надо мной теперь стояло двое людей. Кто был второй, я тоже не знала, но я четко услышала его вопрос: «Как она?», и тут же забылась вновь.
…Я встала. Была одна мысль – нужно идти дальше. Я пошла. Разум подсказывал, что нужно что-то искать. Что именно я не знала. Шла я долго. Сначала это был лес, потом я из него вышла, шла по полю, пока не достигла большой, глубокой реки. Нужно было перебраться через нее. Моста нигде не было. Я пошла вдоль берега, надеясь отыскать брод, либо же какой-то другой путь перейти реку. Шла до заката солнца. Брода не было. В сердце появилось отчаянье. Хотелось плакать, но слезы не текли из глаз. Светила луна. Я почувствовала усталость. Решила отдохнуть. Легла на берегу и заснула….
Это опять был сон. На этот раз я решила не открывать глаза и сосредоточиться только на том, что я слышала. Сначала было тихо, не слышно было ни звука. Потом тихий стук где-то справа от меня. Стала холодно. «Открыли дверь!» - подумала я. И правда в помещение кто-то зашел. Я четко слышала чьи-то шаги. Раздался голос. Это была женщина.
- Ивори, Ивори, милая, ты спишь? – она меня звала. – Ивори, милая моя, откликнись!
Я не отвечала, не хотела тратить силы. Голова усиленно работа – я пыталась вспомнить или же понять, кто это. Появилось ощущение, что этот голос я где-то слышала. Женщина продолжала меня звать, пока в комнату ни зашел кто-то еще. Человек заговорил. Его голос я тоже где-то слышала.
- Не трогай ее. Пусть отдыхает. Она многое перенесла. Лучше зайдешь чуть позже. Она должна скоро прийти в себя, сейчас же помочь мы ей ничем не можем. Сейчас она борется сама в себе. – Мужчина замолчал, а женщина, судя по звукам, вышла. Больше я не слышала ничего – темнота вновь поглотила мое сознание.
…Я проснулась, когда уже наступило утро. Сколько было часов, я не знала, но солнце поднялось уже довольно высоко. Я встала, посмотрела на реку и поняла – брода здесь нигде нет, да и моста тоже. Оставалось одно – переплыть. А плавать я так и не научилась, хоть и пообещала это Илии. О, Дэвел, Илия! Его, именно его я и искала, его, именно его я и должна была найти! Но почему-то я никак не могла понять, вспомнить, что с ним произошло.
Перед глазами возник его образ, в ушах зазвучал его голос. «Ты уверена, что хочешь этого, Ивори, уверена ли ты в этом?» - подсказывало сознание мне его слова. Откуда-то появились воспоминания о поцелуях, ласках, о любви, о той ночи.
А река шумела, мчала свои воды все вперед  и вперед. Она была свободна, она была стихией, она была тем, чем хотел бы стать любой человек из моего народа. И я тоже хотела стать ею. Что-то заставило меня подняться и подойти к самой воде. Я не отрывала взгляда от этого синего, немного мутного потока. Ноги делали все сами. Я зашла в воду по щиколотку, потом по колено, по талию, по грудь и, в конце концов, по горло. Течение подхватило меня и унесло с собой. Больше опоры под ногами не было. Меня затягивало вниз, под воду. Я закричала, но не издала при этом ни звука. Никто не мог прийти мне на помощь, а я тонула. Я пыталась сделать все, но как я ни брыкалась, как ни цеплялась за воду, меня все так же тянуло вниз. И вот я уже полностью оказалась под водой. Последний рывок – я снова на поверхности. За один единственный миг пред глазами возникло все то, что произошло со мной после той ночи. Но на этот раз, когда меня били, я ощущала боль. А меня все тянуло и тянуло вниз, больше сопротивляться я не могла - в очередной раз меня затянуло под воду. Тело онемело. Ни руки, ни ноги не слушались меня. Стало не хватать воздуха, но выбраться на поверхность сил у меня не было. Я закрыла глаза и отдалась стихии. Меня ждала смерть….
Громко крикнув: «Нет!», я открыла глаза. Рядом со мной сидел Гердис. Он наклонился надо мной сразу же, как только услышал шепот – у меня не было сил не только кричать, но и громко говорить.
- Ивори, дорогая наша, милая Ивори! Ты очнулась, вот это радость! – его лицо было грустным и уставшим.
- Дай мне воды, прошу тебя! – попросила его я, но при одном только воспоминании о воде меня передернуло и начало знобить.
- Тебе холодно? Я укрою тебя еще одним пледом! – он принес еще один плед и укрыл меня им, но я попросила убрать его – как только Гердис накрыл меня им, мне показалось, что на мое тело упала какая-то непосильная тяжесть. Гердис выполнил просьбу.
- Как я оказалась жива после всего? – тихо спросила я.
- Тебя били и мучили до поздней ночи. Когда же вайде стало ясно, что ты уже долгое время находишься без сознания, он прекратил это все. Полил дождь, такой тихий и спокойный, какого не было никогда раньше. Грозы не было, просто лил дождь. Казалось, небо оплакивает чью-то смерть. Тебя было приказано оставить на улице. Ты была без сознания и уже ничего не чувствовала. – Ему было больно об этом говорить, он страдал оттого, что ничем не мог мне помочь. – Я нарушил приказ Цикулиса и отнес тебя к себе в шатер. Об этом узнал Джамут. Он рассказал об этом барону, последний пришел ко мне с несколькими мужчинами и отобрал тебя, вернее твое тело. Я бы не отдал им тебя, Ивори, не отдал, но их было много. Дэвел будет мне в этом свидетель, я дрался, я дрался за тебя, но они были сильнее. – Гердис замолчал, опустил голову. Пересилив боль, я подняла руку и положила ее ему на плечо.
- Ты не виноват, виновата только я и моя чертова любовь! – мои глаза горели злостью. Гердис покачал головой.
- Ты не виновата и твоя любовь здесь ни при чем. Виноват только Джамут. Это он проследил за вами с Илией и доложил обо всем старейшинам, те рассказали вайде. Цикулис же обратился к Шандору, вайде Илии, с просьбой немедленно покинуть эти места. Тот согласился. Они уехали через час. – Наступило молчание.
- Что же случилось со мной дальше?
- Цикулис приказал оставить тебя лежать на голой земле возле его шатра. Любой проходящий мимо ром мог воспользоваться твоим телом. По началу этого никто не делал, но после того, как Джамут…, - Гердис запнулся, - после того, как это сделал Джамут, так же стали поступать и другие. Ни один из них не оставил в тебе свое семя: Шанита позаботилась об этом. Около полуночи из леса послышался рык. Я вспомнил его сразу же, как только услышал. То были они, те самые чудовища из леса. Их было много, больше нескольких десятков. И они шли в табор. Рев стоял долго. Чудовища напали на табор, но интересно, дорогих тебе людей они не трогали, они убивали только тех, кто посмел глумиться над твоим телом и бить тебя. Люди отбивались, обступая шатер Цикулиса, и соответственно ограждая тебя от них, но чудовища наступали. Как только твое тело попало к ним в лапы, больше ни один человек не погиб. Люди пытались отобрать тебя у них, но тут же погибали. В конце концов, кто-то крикнул, что так тебе и надо, после чего уже никто не нападал на чудовищ.
- Что с Шанитой, она не пострадала? А мама, а Кали? С ними все хорошо? – я поднялась, но тут же упала на подушки – дикая боль сковала все тело.
- Все хорошо, Ивори, с ними все хорошо! Лежи, не вставай! – он приподнял подушки, помог мне лечь удобней. – Никто из твоих близких не пострадал, не волнуйся.
- Где я сейчас?
- В избушке, той, что возле озера.
- Но как я здесь оказалась? Кто освободил меня от джунклашей? – волнение переполняло меня. «Илия, конечно же, Илия! Он вернулся и спас меня!».
- Никто тебя не освобождал от них. – От разочарования потекли слезы. Гердис все понял, вытер слезы с моего лица и продолжил рассказ. –  Илия так и не появился. Искать тебя было запрещено, но я и Шанита верили, что ты жива. Я видел, как бережно чудовища уносили тебя. Догадки оправдались, когда одно из них, из этих чудовищ, прокралось в табор следующей ночью. Оно остановилось перед моим шатром. Я вышел, оно смотрело мне в глаза, потом развернулось и медленно направилось в лес, следя за тем, пошел ли я за ним. Взяв факел, я пошел за ним следом. В лесу было темно,  только факел освещал мне дорогу. В лесу джунклаш почувствовал себя свободней и пошел быстрее. Я шел за ним. Он вывел меня сюда, к избушке. На траве, возле самой кромки воды лежала ты, бездыханная. Я поднял тебя на руки, отнес в избушку, положил на кровать. Невероятно, но раны на твоем теле пропали, остались только синяки, но и они начинали сходить. Я набрал воды, влил ее тебе в рот, потом укрыл одеялом и ушел – пора было назад, в табор. Тот же самый джунклаш провел меня до опушки леса. Из табора кроме Шаниты никто не знал, о том, что я уходил. – Он замолчал, но через мгновенье снова заговорил. – Каждый день мы с Шанитой приходили к тебе сюда, ухаживали за тобой. Шанита давала тебе всякие настойки из трав, но они тебе не помогали. Ты сама боролась с болью, с лихорадкой, с жаром. Единственное, чем мы могли тебе помочь – это водой. Ты пила много, очень много. И вот только сейчас очнулась. Я так рад, что ты выздоравливаешь!
- Я тоже этому рада, Гердис, я тоже рада! Спасибо тебе за все, спасибо! – благодарность переполняла меня, но я решила послушаться Гердиса и не пытаться больше вставать. - Сколько прошло времени с тех пор, как я здесь?
- Месяц, ровно месяц ты здесь. И еще одно, Ивори, никто не знает, что ты здесь. Сюда приходим только мы с Шанитой. Больше никто не знает о том, что ты жива. И запомни, никто об этом не должен узнать!
- Я понимаю. Ни тебе, ни твоей семье ничего не будет грозить. Я буду жить здесь, в избушке.
- Вот и правильно. Сюда никто никогда не приходит, а уж тем более теперь, когда узнали, что в этом лесу есть джунклаши, сюда, в лес, никто и носа не сунет! А теперь отдыхай, спи. Мы с Шанитой придем завтра.
- И принесите мне еды, хорошо? – Гердис улыбнулся – я явно шла на поправку.
*    *    *
Через две недели после того разговора я уже могла свободно передвигаться по комнате. И все же на то, чтобы гулять сил у меня еще не было. Шанита и Гердис приходили каждый день, они приносили мне еду и воду. Несколько часов проведя со мной, они возвращались в табор – о том, что я жива так никто и не знал.
Однажды утром я проснулась со странным ощущением, что со мной что-то не так: грудь налилась, я стала чувствовать те запахи, которых раньше никогда не слышала. В лесу как раз цвели цветы и я четко слышала их аромат, хоть возле самой избушки их и не было. День прошел как всегда, следующий тоже. Но как-то раз, когда Шанита принесла мне еду, я посмотрела на морковь, и меня начало тошнить. Так тошнило меня каждый раз, когда я ее видела. Мало того, мне все время хотелось соленого.
Неделю спустя Шанита заметила некоторые перемены во мне: изменилась походка, я стала чаще уставать, постоянно хотела спать. Она все поняла – я была в положении. Но от насильников я не могла забеременеть! Оставался только один вариант – Илия.
Поначалу радость охватила меня, но вскоре я почувствовала боль от того, что ношу ребенка от этого человека, и как бы я его ни любила, это обстоятельство приносило мне одну только боль. Шанита ушла, а я отправилась ко второму озеру. В таборе говорили, что там живет ниваши, но меня это не беспокоило….
*     *     *
На меня смотрели большие зеленые глаза. Большая красная борода выглядывала из-за камыша. А эти глаза, эти зеленые глаза…. в них можно было потеряться, заглянув в них можно было забыть обо всем на свете, но я не забыла.
- Что тебе здесь нужно, ведьма? – обратилась ко мне ниваши, выплыв из-за камыша. Ее вид должен был повергнуть меня в ужас, но я не испугалась, я даже не заметила ее уродства – я уже привыкла к тому, что вокруг моего дома постоянно ходят джунклаши, не менее уродливые существа.
- Все, что мне нужно – смерть. – Пусть я и лгала, но мне не был страшен гнев матери магии, как иногда называют ее люди, одаренные даром колдовства.
- Лжешь, ведьма! Тебе нужна я. – Ее скрипучий голос не вызывал у меня отвращения, наоборот, он был мне приятен, напоминая о скрипе древних деревьев в чаще леса.
- Мне не нужна ты! – возразила я. – Мне нужно то, что ты мне можешь дать.
- Ты смелая, но сейчас боишься. – Говоря последнее слово, она зашипела, как змея. – Что ж, мне это нравиться.
- Я получу то, за чем пришла?
- Получишь, но не спеши, ведьма, всему свое время. – И она нырнула под воду. – Завтра! – услышала я шум ветра в камыше. Ниваши иногда говорила, подражая звукам природы.
На следующий день я снова пришла сюда. Ниваши нигде не было, но вот среди тины появилось ее уродливое тело.
- Ты пришла! – прошипела она. – Хорошо.
- Когда я получу то, чего хочу? – спросила я, не боясь разозлить колдунью.
- Получишь, получишь, раз пришла сама, но погоди, ведьма, ты не одна. – Зеленые глаза смотрели на мой живот. – Дитя ведьмы…, девочка, невиданной красоты, непорочное создание, которому суждено умереть от руки подлеца… да-да, ты получишь то, за чем пришла, ведьма…. - Ниваши говорила загадками. Меня это не тревожило, я знала, что ребенку ничего не грозит. – Приходи сюда каждый день, я буду учить тебя колдовству, но…. – она замолчала.
- Договаривай, ниваши, говори, что хотела сказать.
- Этот ребенок, ты не должна растить ее сама. – В зеленых глазах появился огонек, казалось, что-то доброе есть в этом существе. – Когда родишь дитя, отдай девочку урме , пусть она воспитает ее, но ровно по истечению четырнадцати лет, девочка должна узнать о том, кто она.
- Зачем?
- Таково мое условие, ведьма, таково мое условие.
- Я согласна! – но чего мне стоило это согласие в будущем!
*     *     *
Прошло время. Я научилась всему тому, что знала ниваши. Лучшей ученицы у нее не было! Она свое обещание сдержала, оставалось мне сдержать свое….
Роды прошли спокойно. Когда отошли воды и начались схватки, Шанита была рядом со мной. Сама она помочь ничем не могла, но привела одну старую одинокую цыганку, которая бродила в лесу. Та мне и помогла. Замфира, так ее звали, рассказала о бедном парне, который не мог себе простить слабость, то, что он побоялся противостоять жизни, то, что он оставил любимую девушку одну, тем более, зная, что ее ожидает после его отъезда. Мне показалось, что я знаю, о ком она говорит.
Родилась действительно девочка. Такая маленькая, такая красивая! И она так была похожа на Илию, на своего отца! А у меня щемило сердце – я должна была ее отдать. Прошел день, два, три. Прошла неделя, две. Как-то утром возле избушки я нашла змею – напоминание ниваши о нашем уговоре. Завернув дочь, я взяла с собой корзину с едой и ушла в горы.
Долго искать урму мне не пришлось. Та уже знала, зачем я ее ищу. Она взяла ребенка, поцеловала девочку в маленький лобик и сказала мне:
- Не волнуйся, Ивори, твоя дочь будет в безопасности пока будет со мной. Я обещаю растить ее в любви и ласке, но она ни разу не назовет меня своей матерью. Когда же ей исполниться четырнадцать, я открою ей тайну ее рождения. – Урма улыбнулась мне.
- Что же будет с ней, когда ты ее отпустишь?
- Ее судьба – это ее судьба. Она узнает о ней, когда придет время!
- Но она моя дочь, я должна знать, что ее ожидает!
- Ты умная женщина, Ивори, умнее всех тех, которых я встречала раньше. Но ты не до конца знаешь жизнь. Нельзя всегда бороться, судьбу все равно не переборешь! Ты сильная, я это вижу, но нельзя всегда использовать силу и плыть против течения, иногда нужно плыть по нему, по течению. Жизнь от этого не станет хуже. Все равно ей, жизни, когда-то придет конец. – И она исчезла вместе с ребенком. А у меня из глаз потекли слезы – то была моя дочь, тот самый ребенок, которого я хотела иметь, то была дочь Илии! Среди скал я снова услышала волшебный голос урмы:
- Ты будешь счастлива, цыганка, ты будешь счастлива!
*     *     *
С тех пор прошло полгода. Я каждый день обращала взгляд к горам и спрашивала себя, как там моя девочка. Однажды ко мне в хижину залетел голубь. Я удивилась этому, но выгонять птицу не стала. Вдруг голубь защебетал что-то и сказал человеческим голосом
- Ее зовут София. – После этих слов голубь сам вылетел из моего жилища. Итак, мою дочь звали София….
*     *     *
Шанита и Гердис приходили каждый день. Они рассказывали мне о том, что происходит в таборе. Однажды так я узнала, что Цикулис погиб, а новым вайдой был выбран Джамут, как самый ответственный среди ромов. Эта новость смутила меня, а следующая повергла в ужас: Джамут приказал рыскать в лесу в поисках моего тела. Он хотел убедиться в моей смерти перед тем, как заключить брак с Кэжей. Через несколько дней люди набредут на хижину, и тогда моя тайна будет раскрыта. Нет, не так они должны были узнать о том, что я жива, не так!
После того, как я узнала об этом, буквально на следующий день, я приняла решение – пора возвращаться. Рассказала об этом Шаните и Гердису. Они боялись, что в этот раз спасти меня им не удастся. Я же успокоила их. Мне нечего было бояться, мне никто не был страшен. Только Илию, только Илию я боялась, больше никого. Почему его? Да потому что он – это чувства, а я не хотела больше никогда встречать их на своем пути. Я хотела стать свободной, свободной от всего: от обязанностей, от людей, от их назойливости и часто глупости, от тех чувств, которые они вызывали. Да, от чувств я готова была сбежать хоть на край света!
Возвращение мое пришлось на начало осени. Лес стал терять свою зелень. Ей на замену пришли цвета солнца: желтый, ярко красный. Что же, в этом тоже была своя прелесть….
Я пришла в табор ранним утром, когда все еще спали. Первый, кто меня увидел, закричал, что в табор явилось мое приведение, мой не отомщенный дух. На его крик сбежались люди. Меня боялись. Некоторые стали взывать к Дэвелу. Другие стали гнать меня прочь словами и заклятьями, которые когда-то услышали от старых бродячих цыган без барона. Я не исчезала. Тогда со мной решили заговорить. У меня спрашивали, как я оказалась жива, где я была все это время. Я не отвечала, пока в толпе не появился Джамут. Он выглядел так важно, но на самом деле так глупо! Хотелось засмеяться, но я не стала делать это.
- Что привело тебя сюда? – спросил вайда, когда полностью убедился в том, что я так же жива, как и он сам.
- Я возвращаюсь домой. – Спокойно ответила я.
- Я новый вайда, и я могу не согласиться взять тебя.
- Я сама пришла, мне не было нужно разрешение на это, и я не стану просить разрешения остаться. – Был мой ответ.
- Да как ты смеешь? Схватить ее! – приказ был бы тут же исполнен, если бы ромы, хотевшие его исполнить, смогли бы подойти ко мне. Но нет, все они бились о невидимую стену, которую я воздвигла вокруг себя. Джамут стал ясно понимать, какой силой я обладаю, поэтому решил схитрить. Указав пальцем в сторону Шаниты, а затем моей матери, он снова посмотрел мне в глаза. Ромы поняли этот безмолвный приказ. Увы, я тоже была хитра. Мне было достаточно одного взгляда Джамута в сторону подруги, и я поняла его намерение.
- Ты хитер, я вижу. Но ты забыл, что хитра и я. – На миг я замолчала, потом заговорила вновь, обращаясь только к Джамуту. – Я остаюсь, хочешь ты этого или нет. Сам видишь, я знаю магию и хорошо умею ею управлять. Ни моя семья, ни семья Гердиса не должна пострадать. Это мое условие. И еще одно, как я поняла, женщины-старейшины в таборе больше нет. Ею становлюсь я. Теперь любая женщина, которая потребует защиты или помощи может обращаться ко мне. Знай, Джамут, сила моя велика, тебе не побороть меня. Лучше покорись, поступи так, как поступал всегда раньше.
Наступило общее молчание. Длилось оно несколько минут, потом послышались крики ликования, и несколько женщин подбежали ко мне и на перебой стали рассказывать о своих проблемах и тревогах. Я отвечала на все их вопросы, но продолжала следить за Джамутом – не смотря на мою силу, мне все же необходимо было соблюдать осторожность. Вдруг он закричал, перекрывая своим голосом все крики и болтовню.
- Да как смеешь ты, испорченная , вторгаться в жизнь этого табора? Как смеешь ты, колдунья, - заметьте, второе прозвище, данное им мне, было более уважительно для меня, чем оскорбительно, - повелевать этими людьми? Ни один из них не высказался за то, чтобы ты осталась. Мало того, тебе это не позволил я!
- За тебя все решил твой народ. – Я специально, говоря, выделила слово «твой», чтобы показать ему, что я не претендую быть вождем табора. Увы, сама того не зная, я уже тогда им стала.
Началась новая жизнь….


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...