Раскаленное солнце погружалось в Атлантиду, когда Настя вышла на берег. Костя, наблюдавший закат, лег на спину и закрыл глаза.
— Настя, перешагни через меня, ты уже ничего не изменишь. Ты от меня уходишь.
Настя остановилась и молча посмотрела на его ресницы. Ресницы отдыхали, будто и не было сказано никаких слов. Помолчав с минутку, она спросила:
— Ты хочешь меня обидеть?
— Уходи, — тихо, но твердо повторил Костя. — Я был для тебя ручейком. Перешагни через меня, пока я не стал для тебя рекой. Убегай прочь. Убирайся. Все равно уже ничего не изменишь. Ни-че-го.
Он приоткрыл один глаз и посмотрел, слушает ли его Настя. Она слушала. Тогда он продолжил:
— Ты, конечно, хочешь все изменить. Но так не бывает, глупышка моя. Не бывает…
Костя замолчал и приоткрыл другой глаз. Вдали плавно парила чайка. Настя, повернувшаяся к нему спиной, запрокинув голову, расчесывала волосы. Срывались вниз сверкающие капельки.
Вздохнув, он снова закрыл глаз, сложил на груди руки крест-накрест и, слегка возвысив тон, заговорил снова:
— Уходи! Но завтра ты вновь придешь сюда на берег. И увидишь песчаную косу, уходящую в море. На песке ты увидишь мои следы. И вот ты идешь по моим следам. Песчаная коса уводит тебя вдаль и скрывается под водой…
— Что ты хочешь мне предложить, Костя? — откликнулась, наконец, Настя.
— Что я хочу предложить? Что-я-хочу-тебе-предложить?! Да в тебе океан, Настя! Просто ты не догадываешься об этом, трудно, наверное, об этом догадаться, когда океан твой — Ледовитый!
Нет, Настя не могла этого больше выдержать! Она бросилась на Костю, ладонью зажала его губы и стала извиваться на его груди, как угорь, он же пытался открыть ее лицо, убирал руками ее спадающие смольные волосы в стороны, надеясь отыскать поцелуй, но поцелуя не было, а был только ее горячий шепот:
— Согрей же меня, согрей меня скорей, согрей, давай, давай утонем…
Над ними кружилась чайка. Ее круги в небе были бесконечны.
Только сама она и знала смысл в этом бесконечном кружении.