Ранняя седина. Барские обеды. Легкое пришепетывание при разговоре. Всегдашнее избегание брачных уз. Жизнь на широкую ногу. Слабость, меланхолия. Упадание духа. Могучая фигура и тонкий, высокий голос. Твердая рука, воля, простор, охотничьи азартные скитания с Фетом. Желание и невозможность семейного дворянского гнезда. Нападки молодых, нагловатых, в железных очках, с грязными ногтями.
– Иван Сергеевич, – чеканил как-то во время литературного обеда Добролюбов, – довольно нам с вами разговаривать, скучно. Да, собственно, и не о чем.
И плебейски переходил на другую сторону комнаты.
Чем были женщины для Тургенева? Всем. Известна его ласковая искательность, монологи «свирельной» любви. Красавицы, интеллектуалки, мистические и глубокие русские натуры не раз пленялись трепетом его голоса.
Для него же магнитом был тип Полины Виардо. Не очень красивой, с четким определенным характером западной женщины. Где-то в письме, все понимая, обронил: «… а нашего времени Дон-Кихоты и видят, что Дульцынея урод, а все бегут за нею». Ведь только тогда он мучительно блаженствовал, когда она (Виардо) давила каблуком ему шею (образно говоря). И он летел лицом в грязь.
Но вот временно утопли французские искривленные страсти.
Летом 1854 года возникло свежее, нежное тяготение.
Ольга Тургенева, дальняя родственница, крестница, между прочим, Василия Андреевича Жуковского, была девушкой кроткой, созерцательной, отменно музицировала.
Их роман, словно на качелях, перелетал из одного сада – в другой. Из Ораниенбаума (там жила Ольга) в Петергоф (здесь обитал дачник Тургенев).
Парки двух сиятельных петербургских пригородов настраивали на мечтательный лад. Томление, легкие, обволакивающие признания. (Их мастером был Тургенев). Словно разговоры ни о чем, – но души их сплетались на мгновение мерцающей белой ночью.
Взволнованная и «разбуженная» Ольга ждала решительного объяснения. И, казалось, уже недалеко до брачного союза. Тургенев даже толковал об этом старику Аксакову. И тот гадал ему на картах…
Тройка, семерка, туз…
Но линяли белые ночи, тяжелели, таяли в сторону августа. А вмести с ними испарялось и чувство Тургенева. Он стал уклоняться. О, если бы Ольга главенствовала, если б была властной натурой! Тогда, быть может… Но власти над ним не имела, и лето заканчивалось, – и он ускользал неизбежно, небрежно. Сожалея, конечно, томясь. Переливая все в творчество.
Для Ольги же это было серьезное потрясение – она долго хворала, никого не хотела видеть, глубинно переживала неудачу.
Тургенев, кажется… уехал внезапно, почти бежал, полупопращавшись.
Словом, цыганский романс.
Потом, спустя годы и годы, он вновь встречается с западным Сфинксом по имени Виардо.
Вечный маятник, зачарованный странник, роскошный бродяга.
Писатель подробных увлекательных писем (восемнадцать томов).
Человек, искавший дружества в этом мире.
Но последней его потаенной судьбы мы не знаем. Умер во Франции, на руках у Виардо, безмерно страдая. Говорят, на посмертном лике его, вдруг проступила не только красота и воля, но и ласковая непреклонная сила. Чего так часто не хватало ему при жизни.
27 июля 2004 г.,
Олонецкая губерния