Пасторальный секс

Изя Джерри
Предуведомление: на самом деле, это не проза, это эротмшная поэмь. Чи-то вроде "Луки" - но без мата (почти).
Писана была на местный один конкурс с заданным сюжетом. Сюжет, впрочем, разглашать не буду: ну их, местные эти конкурсы с иховыми сюжетами! :)





Хорошо в деревне летом -
Несказанно хорошо.
И пейзане, и эстеты
Млеют телом и душой.

Млеет толстая доярка,
Млеет ражий тракторист.
Млеют в поле полуярки,
Да и трактор – гедонист.

И художник на этюдах,
Позабросив акварель,
Из сельпо торговку Люду
Увлекает «на пастель».

Он ей в тихом перелеске
Растолкует про «белль-мот»,
Арабески, краски, фрески,
Кама-Сутру  и джи-спот…

И ликует вся природа,
Зачарован волглый лес,
И резвятся рыбки в водах,
Светит радуга с небес.

Ну да что тут распинаться
Про восторг и лепоту?
Лето. Зной. В тени - за двадцать.
Рады все. И все цветут.

А всех прочих больше рада
Аграфена Полинюк:
Из столичного из града
К ней любимый прибыл внук.

Славный мальчик, вам признаться:
Рыжий, добрый, озорной.
Сколько лет ему? Пятнадцать
Саша стукнуло весной.

Но умен не по годам он,
Не по возрасту высок -
И уже стакан «Агдама»
Усосет в один глоток.

И по взрослости по этой
Саша тотчас же обрёл
Гордый чин «авторитета»
У ребят окрестных сёл.

В их невинных развлеченьях
Саша первый командир:
Что патроны вбить в поленья,
Что у бабки стырить «бир».

(Надо тут сказать особо:
Аграфена Полинюк,
Хоть и  дряхлая особа,
Пиво «дринькала» с двух рук).

***

Хорошо в деревне летом,
Несказанно хорошо!
Что за кейф под лунным светом
Поплескаться нагишом!

А потом, под сильным «газом»,
Вкруг собравшись у огня
Слушать мрачные рассказы
Из собранья «Чур меня!»

И вот как-то раз по пьяни
Деревенский мальчуган
Молвил Саше: «Знаешь, Саня!
А ведь есть у нас шаман!»

«А точней сказать, шаманка,
Ведьма, то бишь, вот те зуб!
То Маланья Лихоманка…
Видел крайний черный сруб?»

«Видел, ессно, – ну и что же?»
«Дом дурной – добра не жди!
Кто зайдет - уйти не сможет!»
«Да иди ты!» «Сам иди!»

«И пойду! - сказал Санек строптиво. -
Кто не ссыт – айда со мной!
В том саду такие, братцы, сливы –
Вкус, рупь зА сто, неземной!»

«Неземной – как пить дать, точно!
И тот сад – он что погост.
Души грешников порочных
Ведьма ложит в свой компост!»

«Что за бред? Да не гоните!
Бросьте пыхать конополю!
Ладно, ждите-помяните:
Слив на закусь зацеплю!»

И пошел, в карманах руки,
Не страшася ничего.
И казались ночи звуки
Тушем-маршем в честь его.

Но чем ближе подходил он
К срубу крайнему в ночи -
Тем хилей хмельная сила,
Тем все громче страх кричит.

А как он достиг забора–
Так и вовсе оробел:
Сердце в пятках бьется споро,
Пот на лбу -  и ликом бел.

Но собравшись всё же с духом,
Отыскал Санек впотьмах
На калитке крюк и «ухо»,
Отомкнул – и сделал шаг.

***

Ночью темной той Маланья
Долго что-то не спала:
Грызли, знать, воспоминанья,
И кручина извела.

Память скорбная заела
О супруге дорогом.
Года три как овдовела –
Поросло травой-быльем…

Между тем, ей чуть за тридцать –
Баба в самом-то соку.
Но хоть с кем-то вновь сходится? -
Нет, она хранит тоску!

С тем надменная Маланья
Оградилась от людей…
А в народе крепко знанье:
Кто бирюк – тот чародей!

И страшилось все селянство
«Королевы МорганЫ» -
Ее хаты с постоянством
Сторонились пацаны…

Вдруг Маланья встрепенулась…
Шорох? Скрип? Чужак в саду?
Али ветка колыхнулась,
Аль почудилось в бреду?

Со стены берет Маланья
Верный мужнин пулемет –
И на двор без колебанья
Баба грозная идет.

А тем временем герой наш Саша,
Продирался сквозь кусты
К сливе той, что всех синей и краше -
Небывалой вкусноты…

И вдруг окрик: «Стой, налетчик!
Руки вверх, негодный вор!»
И уткнулось дуло в копчик,
Клацнул  яростно затвор.

Что же, к своей чести, Саня
Сухость джинсов сохранил:
Просто он в лесу, заране
Влагу лишнюю излил. 

Но струхнул, конечно, крепко –
Чуть под сливой не обмяк:
На власах поднЯлась кепка,
И об землю сердце – шмяк!

А Маланья, баба злая,
Светит мальчику в лицо:
«Кто таков? Почто не знаю
Среди местных-то мальцов?»

Чуть не хнычет парень бедный,
Запинается, бубнит:
«Аграфены внук я…» Бледный,
Очень бледный Сашин вид.

«Извините, тетя ведьма!
Я худого не желал!
Просто… на спор… сливы… ведь мы
Сливы любим… Три сорвал…»

Усмехнулася Маланья:
«Ах, мальчишка ты дрянной!
Заслужил ты наказанье!
Хочешь, нет – пойдешь со мной!»

Тотчас тащит Саню в сени,
Он – не думает бежать:
До того дрожат колени…
Да и как им не дрожать?

«Ну, спускай штаны! И живо!» -
Властно ведьма говорит.
Обреченно-молчаливо
Сашка пряжкою бренчит.

«И трусы – туда ж!» Покорно
Парень чресла оголил.
Без трусов стоять позорно –
Только ж страх всяк стыд убил.

«Только б после отпустила –
Пусть и больно б посекла!» -
Саша думает уныло
О худых своих делах.

И с мольбой в глазах глядит он
На «мадамочку с ружжом»... 
Та же хмурится сердито –
Давит смех с большим трудом.

А видок ее комичный:
Пулемет – и пеньюар.
(Тонкотканный заграничный -
Не скрывает он загар...)

И от ладной от фигуры,
Очевидной во шелках
Саша налился пурпУром,
Раскраснелся во щеках.

Ну и ниже – тоже явный
Интерес возник колом.
«Вот же ты какой злонравный!
Только мыслишь – что о ТОМ!»

***

Долго Саньки что-то нету…
Ребятишки на реке,
Отрезвевши с марафету,
Все в тревоге и тоске.

А наутро сообщили
Аграфене Полинюк:
«Баба Граш! Не уследили:
Угодил в беду ваш внук!»

Что ж, хоть боязно старушке,
Внука надо выручать.
Для куража – две-три кружки…
Да еще четыре-пять.

***

Страх прогнавши, Аграфена,
Пробирается к окну.
Оперлась рукой о стену,
Норовит  к стеклу прильнуть.

Что ж увидела старуха,
Щурясь сослепу, внутри?
Да такое, якорь в ухо,
Что зажмурься-не-смотри!

На кровати внучек Саша
В чем родился – в том лежит.
А на нем  чума-Малаша
Скачет борзо и визжит.

И мальчишка стонет сладко,
В весь свой юношеский альт,
Скрып-скрып-скрып! - поет кроватка,
Дзинь-дзинь-дзинь! - в шкафу хрусталь.

Раскраснелась Аграфена
От картины от такой - 
Неосознанно-смятенно
Вся растрогалась рукой…

И впервые лет за тридцать
Ощутила томный ток…
Сердце бьется… Кровь ярится…
Бьется, бьется – да в висок.

И не вынесло сердечко
Страсти дьявольской напор…
Догорела жизни свечка:
Бабка пала на забор.

И с улыбкою блаженной
На расцветших вновь губах
В рай отходит Аграфена,
Божья грешная раба.

***

Саша был в большой печали,
Бился в печку головой:
«Мы старушку доканали!
Мы виновники!» - и в вой.

А Маланья утешает:
«Все мы смертны под луной.
Тот, кто сверху – ТОТ решает,
Где окончить путь земной!»

«И потом, видал печать ты
Той улыбки на лице?
Всякой бабе – лишь мечтать-то
О таком вот о конце!»

И в порядке покаянья,
Чтоб вину свою избыть
Предлагает вдруг Маланья
Память бабкину почтить.

Всем мальчишкам и подружкам
Вкруг собраться на лугу –
И устроить групповушку,
Бабки в честь, на зло врагу!

Так и сделали ребята:
Учинили буйный пир,
Вроде оргий, что когда-то
Вакх творил, хмельной «сатир».

Саша плакал поначалу,
Во сплетенье юных тел,
Но излившись, мал-помалу
Мальчик вновь повеселел…

В небе ж белые галушки
Вдруг составили портрет:
Добрый лик седой старушки,
И в глазах – лучистый свет.