Ольга Фёдорова
Один странный вечер
И тогда я вошла в этот большой и полутёмный дом, и завеса тумана сомкнулась за моей спиной.
Дом был большой, тёмный и смутно знакомый – в таких домах теперь очень любят устраивать районные дворцы пионеров и всевозможные техникумы, правда, пионеры в нашей замечательной стране уже давно вывелись. А если забыть, что пионеры – это детки в красных галстуках с вечным «Будь готов! – Всегда готов!», то как красиво и восторженно звучало бы это сочетание слов – Дворец Пионеров, будь слово «пионер» хотя бы в куперовском значении….
Но тот дом был значительно больше, он был шумный и полутёмный, и от этого было слегка жутковато, тем более, кроме привычных длинных коридоров с дверями и большими окнами, я не знала здесь ничего.
И ещё – я пришла этим тёмным поздним вечером в этот дом одна, а потом оказалось, что не совсем. И ещё – после выяснилось, что меня уже кое-кто здесь знал и даже ждал, хотя всей остальной посторонней весёлой толпе в коридорах не было до меня никакого дела.
В стороне я увидела её – или она сама подошла ко мне – уже точно не помню.
- Ты давно здесь? – спросила она, спокойная и уверенная, словно весь мир этого огромного шумного дома принадлежал ей одной.
- Только пришла, - ответила я. – А ты тоже их ждёшь?
- Ну, конечно…. Сегодня здесь обычный вечер, один из многих, и поэтому меня тоже позвали. Ты знаешь, я всюду их сопровождаю…. Не знаю, зачем, но раз уж так повелось, иногда мне это доставляет особое удовольствие.
Мы говорили с ней о многом, но как-то отстранённо и весьма недолго – кажется, нам удалось устроиться в тёплом углу у окна этого полуосвещённого коридора, и весь шум вокруг нас отчего-то сразу переместился в сторону лестницы.
Потом по этому большому и гулкому коридору разнеслись отзвуки торопливых и уверенных шагов. Мы посмотрели в ту сторону, и увидели Костю, как всегда, ослепительно стройного, с сумрачным и мягким лицом, и красивого и бледного Петю, сопровождавшего его.
- Ну, пойдём, - сказал Костя, обращаясь ко мне, словно он уже обо всём знал, и мы договорились встретиться заранее, чтобы обсудить что-то по поводу музыки.
Всё прояснилось, и я последовала за ними по этому слегка опустевшему и в то же время не перестававшему шуметь коридору, минуя множество дверей, и вскоре мы вошли в одну из боковых комнат, сильно похожую на зал заседаний.
Костя прошёл вперёд и сел за длинный стол, походивший на прокурорский, и его непринуждённый вид как-то совсем не вязался с тем, кто должен был по идее занимать кресло за столом, где он сидел, но его это, по-видимому, мало волновало.
Петя примостился где-то сбоку, глядя на белую стену за спиной задумчивого Кости, а место у самой двери, доставшееся мне, было совершенно незаметным – все разговоры Кости с Петей проходили сквозь меня, хотя иногда наши взгляды всё же пересекались.
- Вы там хоть достали новый усилитель? – поинтересовался Костя.
- А как же? Договорились же, - отвечал Петя.
- Да, все вечера здесь поражают своим спокойствием и неповторимостью, - чуть насмешливо и проникновенно изрёк Костя, и его голос глубокой сталью зазвучал в этом зале, обладавшем, ко всему прочему, превосходной акустикой.
Так они продолжали свою загадочную дружескую беседу, а на меня, казалось, была надета шапка-невидимка, и поэтому мне довелось проникнуть сюда и послушать, о чём же Петя и Костя говорят между собой. Упиваясь этим сознанием, моя память утратила часть этого разговора, но мне очень хорошо запомнился пустой зал, печальный и раскованный Костя за столом прокурора, и Петя, через ряды скамеек разговаривавший с ним, глядя на белую стену за его спиной.
А потом пришла она, плавно и изящно миновала проход, и подошла к Косте. Она сообщила о чём-то важном, но здесь казавшемся незначительном, и поэтому её слова, касавшиеся не то предстоящего концерта, не то просто сейшена в одной из комнат, не то званого ужина, поначалу остались без внимания.
Лишь после непродолжительной беседы, эхо которой гулко разносилось по залу, они решили куда-то пойти вслед за ней, вместе с ней. Они поднялись и скрылись в дверях, а я неизвестно из каких соображений не посмела последовать за ними.
Когда я, наконец, вышла в коридор, там было всё так же шумно, но они уже скрылись. «Ничего, - подумала я, - сейчас я найду выход, а потом разыщу их».
И тогда я вышла к лестнице и спустилась на этаж ниже, но там, где обычно бывает выход, не было ничего, кроме стен, окон и двери с непонятными табличками. Тогда я спустилась ещё на один этаж вниз, но и там вместо выхода было примерно то же самое.
Мне стало весело. Я видела тёмное небо в окне, слышала шумные и весёлые голоса где-то рядом, и поняла, что я могу, конечно, найти отсюда выход, и он должен где-то быть, но зачем, если мне и здесь хорошо? Здесь, среди музыки и смутно знакомых людей – завсегдатаев этого неведомого дома с длинными и шумными коридорами….
И я поняла, что выход мне не нужен, потому что разве я смогу прожить без музыки, без этого приятного шума и этих людей? В том-то и дело, что нет, и поэтому зачем искать выход из этого полутёмного, гулкого, шумного и прекрасного дома? Зачем? Ведь это и есть мой дом….
04.07.94