- а давай?
- а давай не будем.
он стоит и курит, стоит и курит, ну последняя же моя сигарета, ну как не стыдно! шарф совсем размотался, заколка эта дурацкая - пальцы колет, а держать, как другие нормальные заколки, не хочет, все свалиться норовит.
- чего ты со мной стоишь? едь домой тогда уж.
- не хочу, приставать опять будут, про курсовик спрашивать. давай лучше еще потусуемся.
угу, потусуемся... мое нервное переминание с ноги на ногу, взгляд, успевший отметить все - от неумной совершенно рекламации пенсионного фонда до надписи на чьем-то номере "DND", слова, растерянные где-то в истеричном лете - это все у нас зовется "потусуемся".
- а ты с каким зверем у себя ассоциируешься?
вот те раз.. звери ему еще дались. да с червем, с червем я у себя ассоциируюсь, знаешь, маленькие такие, ты их после дождя часто по асфальту размазываешь? если бы ты был Богом, ох, если бы ты им был, как чудно, как прекрасно бы все получилось! не посылал бы ты тогда начаянно дождя, понимая, что я выползу неизбежно из норки своей, чтобы попасться под каблук. и вот так вот - изучающе, не смотрел бы тоже, потому что сердце мое было бы в правой руке твоей, а душа - в левой, и ты не говорил бы, скользя по ступенькам метро, - "не надо о любви, хорошо? я не люблю слова на букву "л".
- с енотом, - отвечаю я, - с енотом. брезгливый, потому что. и совершенно замечательный, только мало кто об этом знает - видят-то редко. или с динозавром.
- а динозавр тут причем?
- умер давно.
ты смеешься, это ведь твоя привилегия быть мертвым, а я - так, чуть подмерзший мальчик, чуть подвисшая операционка, всего чуть-чуть. и любви твоей ко мне - чуть-чуть, но ты никогда этого не признаешь, ты нормальный, конечно.
что ж ты, нормальный, стоишь тогда, с ноги на ногу переминаешься, пуговицы свои теребишь сердито, что ж ты все сигареты мои скурил, подлец несчастный? али мутно тебе? ничего, терпи, любимый, терпи, я свое оттерпел уже.
- да ну тебя. чушь опять говоришь.
- для тебя все мое - чушь.
- естественно. вот когда дурить перестанешь - тогда и поговорим нормально.
козел... тоже мне, гуру выискался, мудрец проклятый. да ты и представить не можешь, что с тобой станется, если я вдруг разлюблю. не можешь, потому что боишься, до моих истерик боишься, что вдруг станешь мне не нужен, что раз - и не стану сидеть с тобой по три часа на лестничной клетке, не потеряюсь больше в бермудском треугольнике Тверская-Чеховская-Пушкинская, не потянусь лицом к твоему лицу. знаешь ведь, что это конец тогда насовсем. и я знаю.
- чего молчишь? опять обиделся?
иди к черту - медленно проговариваю я в голове, иди к черту! - а сам улыбаюсь приторно, обнимаю, касаюсь губами. ты пытаешься отдвинуться, отпрянуть, но позади стена. да, дорогой мой, ты бездарно прозевал момент, когда встал спиной к стенке, и впереди у тебя - только я. только я, только я!
- не надо.. пожалуйста, не надо, люди же! я не люблю тебя, не хочу совершенно! отстань!
а жару-то, жару. не любишь - так не люби, кто ж мешает, а оттолкнуть меня ты не пытаешься даже, потому что не хочешь. вот так вот. ненавижу трусов.
- хорошо. хорошо, отстаю. только давай тогда уже по домам - я притомился вот так стоять. пока, увидимся.
разворачиваюсь и иду на свою станцию. не обернуться, только бы не обернуться.. только бы не увидеть, как ты съезжаешь по стене вниз, хватешься руками за русую голову и смотришь в гранитный пол. только бы не услышать, как бормочешь в бреду своем нелепом "дурак, дурак.. он дурак, не я, он.. чушь, чушь... но зачем же он ушел??", только бы не узнать через десяток лет, который я буду идти до своей станции, как ты встал тогда, вышел на улицу и, закрывая резко пересохшие глаза, шагнул на дорогу, как пробормотал, прорываясь сквозь боль, что непонятное, на букву "л", кажется, но было уже не разобрать, гортань-то перебита...