Из шкатулки воспоминаний

Кубатченко Оксана
Мы никогда не были вместе. В определённом месте в определённое время – да, вдвоём, а чаще втроём: я, ты и наше одиночество. Одиночество – единственное, что у нас было общим, единственное, про что с уверенностью можно сказать «наше», а остальное – твоё, моё, ни твоё, ни моё, ё-моё, как это неотвратимо и банально, банально, как негры с бананами на пальме, кокосы там всякие, райское наслаждение, делай, что хочешь… А тут делай – не делай, всё равно: если хочешь – не получишь, а если не хочешь – получишь, да так, что мало не покажется. Как снег на голову, как «вы не ждали, а мы прыперлыся»… Так и стоишь в дверях, а я не знаю, что с тобой делать, таким красивым, как чемодан из крокодила – и нести тяжело, и выкинуть жалко. В общем, видеть тебя одно удовольствие, не видеть – другое.

Больно. Ох, как больно и страшно жить, а не жить никак не получается! Смерть – мгновение перехода от жизни к жизни. Колесо вращается быстрей. Белка в колесе. Интересно, как белка относится к беличьей шубе? Как частное к общему? как мужчина к женщине? как ты ко мне? как я к тебе? Я к тебе?! Ни за что, только от тебя, подальше, куда глаза глядят, но Земля – то круглая, всё равно когда-нибудь возвра-щаться. «Вечное возвращение» как символ обречённости. Круг сансары – циферблат времени. Времени нет, но и оно – по кругу, как на картине Ван Гога «На прогулке». Хорошо гуляем. Весело на сердце, да сквозняк на душе. Мороз. Минус сто сорок – и вечное лето кругом. Кругом, раз – два. Идти … через заснеженные комнаты и дым …
дом… Домой.
- Идём ко мне домой (но будет ли это твой Дом, наш Дом, Духовный Особый Мир?)
- Нет…не хочу…просто…ну и ладно…созвонимся завтра…

Завтра? Завтра я стану совсем другой: покрашу волосы, мысли, воспоминания. В рыжий цвет – чтоб ни вашим, ни нашим, осень всё- таки. Что, уже зима?! Новый год?
Не парьте мне мозги! У меня каждый день – Новый год. И новый гад. И в душу гадят по-новому. Кто – красиво, кто – бездарно. Чаще всего – бездарно, скучно как-то, как манная каша по утрам. Такие сразу забываются. А ты… Ты всегда был на высоте, поначалу казалось – на недостижимой, оттого и голова кругом, и сердце в пятки. И хочется, и колется. А теперь – не хочется. Только колется. Как мёртвый ёжик на поляне – лежит и навевает смутные воспоминания, и жалко, и гадко. А, скорее, жалко. Себя. Своей любви, своей жизни, своей смерти; так жалко, что хочется сочинить гениальную  элегию в роли эпитафии, стать в трагическую позу и изречь:
«Бедный,бедный,бедный ёжик!!!
Сколько он прошёл дорожек,
Сколько истоптал он ножек!..»
Кстати, а сколько у ёжика ножек? А у дохлого? Эпитафия не удалась. Наверное, ёжик - не совсем удачная аллегория. Мёртвая, к тому же. А мы-то живы… Живы ли? Эй, есть
ещё здесь хоть кто-то, кроме меня, живой? Ну, хоть полуживой? Ну хоть чуточку?
Крикну, а в ответ – тишина. Ты вроде был и не был. Всё превращается в пыль. Ashes to ashes, dust to dust.

Прости меня, моя любовь…