Вот какая-то лошадка...
Булат Окуджава
Я вышла из собора Нотр Дам на площадь. Вслед вздохнул и завибрировал заключительным аккордом орган, пока его не заставила умолкнуть закрывшаяся за спиною дверь. Впечатления не хотели отпускать в реальность современного мегаполиса, убеждая, что я все-таки в Париже, а значит, - магия продолжается. Зазвенели колокольчики, и я обернулась посмотреть, не послышался ли мне менуэт Боккерини вместо приличествующей времени и месту Патрисии Каас. То, что я увидела, ввело меня в состояние восторженного шока. Чуть поодаль, на краю площади светилась огоньками волшебная карусель моего детства. Я уставилась на нее, ожидая, когда она растворится в синеющем вечернем воздухе, исчезнет, как пустынный мираж, улетит в небо, как карусель Мери Поппинс. Но она крутилась себе под веселый перезвон клавесина и подмигивала золотистыми лампочками. Очнулась я, когда вслед за Боккерини зазвучала мелодия из «Шербурских зонтиков» Это уже был намек на реальность, и я поспешила подойти поближе, чтобы рассмотреть это чудо. Карусель не исчезла, когда я подошла – и это тоже показалось чудом. Все-таки она была настоящей. Вся яркая, свежеокрашенная, бело-золотая под веселым пестрым куполом крыши, который спускался фестонами вниз, мигающая в такт музыке мягко сияющими огоньками, она крутилась, развевая на легком ветерке с Сены разноцветные ленточки, украшающие края купола. Кони неспешно неслись по кругу, разметав золоченные резные гривы, между ними плавно скользили ладьи с лебедиными шеями, словно на площади приземлились сразу шесть Лоэнгринов.
Карусель была почти пуста, три мальчугана оседлали лошадок, самый маленький, лет трех, пригнулся и крепко обхватил шею белого в золотых яблоках скакуна. Курточка его развевалась, как крылышки за спиной, а одна из кроссовок грозила слететь с ноги. Единственная на карусели девочка сидела в ладье и махала матери каждый раз, когда проплывала мимо. Лошадки остановились, детишки радостно разбежались к своим матерям, и я решила, что все закончилось: рядом стояла лишь одна девчушка в ярком полосатом комбинезоне и красной бейсболке. Вряд ли запустят механизм ради нее одной. Но служитель подошел к ней, монетки перекочевали из ее ладошки в его руку, и он помог ей усесться на лошадку. И карусель понеслась по кругу под Турецкий марш Моцарта, унося одинокую всадницу все дальше и дальше, и возвращая назад, чтобы дать ей возможность радостно взвизгнуть при виде отца. А я стояла, очарованная музыкой и кружением, и думала о том, как давно сама каталась на настоящей карусели.
Южный город, где прошло мое детство, не мог тогда похвастать особым разнообразием детских развлечений. Дядя иногда брал нас с сестрой на ипподром, на котором, будучи азартным игроком и любителем лошадей, пропадал все время. Когда мать допекала его просьбами приглядеть за детьми, он обреченно махал нам рукой, и мы отправлялись на троллейбусе на окраину города. Сами бега я не помню, скорее всего - мне ничего не было видно в толпе. Но потом мы отправлялись в павильон пить пиво. Мы с сестрой стояли около высокого стола, не доставая головами до столешни, и взрослые протягивали нам изредка клешни раков, которые мы старательно очищали, отколупывая ярко-красную скорлупу с сочной мякоти. По целому раку нам доставалось, когда случался выигрыш. Вскоре мы начинали дергать дядю за рукав, пока он не выдавал нам по замусоленному рублю на карусель.
Карусель была тут же недалеко, такая же убогая, как эта пивнушка, но для нас она была таким же волшебным удовольствием, как для парижских малышей. Вместо музыки из динамиков несся шум ипподрома, мы выстаивали в очереди и садились на деревянных лошадей, грубо размалеванных под орловских рысаков. Краска кое-где облупилась, но нас это не смущало. С мерзким визгом карусель начинала разбег и кружилась. На крыше развевались флажки, земля сливалась в сплошную серую полосу, сердце сжималось от восторга и хотелось еще и еще, быстрее и быстрее. Денег хватало на два сеанса. Потом мы слезали с лошадей, благодарно трепали их по загривку и шли, пошатываясь, к дяде. Программа была выполнена и мы настойчиво требовали отвезти нас домой. Вот поэтому он и не любил брать нас с собой.
Встряхнув головой, я вернулась из детства в реальность. Карусель возле Нотр Дам кружила и сверкала, колокольчики звенели, клавесин опять играл Боккерини. Но сейчас, через много лет, я смотрела на эту парижскую чудо-карусель и думала о том, что та, из моего детства, была ничуть не хуже.