Эссе
Если и есть словотворец – журналист или писатель, – которо-го я безумно хотел бы догнать в творчестве, походить на него, ви-деть окружающее, как он, так это блестящий Сима Соловейчик, журналист «Комсомольской правды» и певец советских педагогов. Безумно я этого хотел, однако…
(Эк, влепил словцо – «безумно»! Ныне в речах болтающих по ТВ и в радио почти и не стало других определений, кроме «безум-но»: «я безумно влюбилась в парня», «мне безумно нравится Бодлер», «я безумно предана теннису», «мы безумно отдыхали на Канарах», и даже: «я безумно безграмотна в этих вопросах». А вот еще словечки, которые почти всегда не к месту выскакивают у нынешних краснобаев: «типа», «как бы», «на самом деле».
Но меня не осуждайте за словцо: я в самом деле безумно стремлюсь типа выискивать людей и писать как бы… как Сима Со-ловейчик! Тьфу ты, наваждение!)
У нас было всего две личных встречи: одна у меня на кухне в Барнауле, году, кажется, в 65-м, и вторая – по телефону в Кара-ганде, году в 88-м.
Трудился я в Барнауле замзавотделом школ и пионерских ор-ганизаций Алтайского крайкома комсомола, проще говоря, верхо-водил пионервожатыми. Была такая замечательная должность – пионервожатый, точнее пионервожатая, поскольку в основном ее занимали красивые девчата. Взрослый народ еще помнит и звуки пионерского горна с барабаном, и песню «Взвейтесь кострами…», и, случалось, походы – в общем, разную возню с ребятишками. Сейчас-то это просто невозможно: где найдешь такой зеленый пионерский лагерь, который бы вместил две сотни ребят и столько же… охранников для них? А где возьмешь столько бизнес-времени, чтобы не только в походы, но и в столовую возить свои чада на автомобилях?
Так вот этой самой возней с ребятишками очень любил зани-маться Сима Соловейчик. Он и книжку свою первую назвал «Кни-га про пионеров», и самая знаменитая его журналистская работа – сотни тематических полос в «Комсомолке» под магическим на-званием «Алый парус», была посвящена пионерии. Я по своей пионерско-комсомольской сути знал об этом, а тем более интере-совался, когда в тот самый отдел попал.
А встреча случилась так. Звонит мне вечером домой первый секретарь Михайловского райкома комсомола Петя Михеев (я у него в районе в командировке был, и мы с первого взгляда… под-ружились) так вот он звонит и ошарашивает:
– Сиди дома и жди! Я к тебе везу самого Соловейчика!
– Какого Соловейчика? – спрашиваю.
– Ну, того, что «Алый парус» – в «Комсомолке»! Он в Барнау-ле с творческой командировкой. А меня для него даже из района выдернули! Он, понимаешь, про интересных людей спрашивает. Я ему и сказал, что у нас тут есть один одноногий, что весь Алтай из края в край обскакал и много кого видел, он и говорит: «Позна-комь!» Между прочим, он рядом тут и хочет чего-то тебе сказать…
Голос в трубке, глуховато-бархатный, проникновенно сказал:
– Здравствуйте, Володя. Мы вам не помешали своим вторже-нием? Нет? Спасибо. Мне бы хотелось просто посидеть с алтай-скими комсомолятами. Как вы, не против? Чертовски устаешь от официальных встреч… в командировках.
– Приезжайте, приезжайте! – вскричал я. – Жена уже чай на стол ставит.
– А можно, чтобы чай… не в гостиной, а, скажем, на кухне?
– Да ради Бога!
Вообще-то я ожидал встретить этакого породистого еврея в золотом пенсне (из Москвы же!). А вместе с Петей Михеевым поя-вился невысокий, щуплый мужчина лет тридцати, может, поболее: с посеребрившейся сединой гривой, при усах равнобедренным треугольником, и с чисто еврейским носом-клювом, в больших стандартных очках под ершистыми бровями. Сегодня бы я сказал: чуть ли не Влад Листьев, только улыбается редко.
– А вы не пошутили… насчет кухни? – спросила гостей моя жена, улыбаясь им всеми своими веснушками.
–Да время-то позднее, чего же мешать вам с сыном, – застен-чиво улыбнулся московский гость. – Мужики, известно, за бутыл-кой не могут тихо. Так что – лучше на кухне…
И вот мы втроем на четырехметровой кухне-хрущевке. Позади мимолетные представления, банальные, как у преферансистов, шутки, и, конечно, первый тост «за знакомство».
– Сима с ходу озадачил меня, Володя, – говорит мой михай-ловский друг. – Он хочет найти интересных людей там… где их другие не видят. Представляешь?
– Да, Володя, тут такое дело… – вмешивается Соловейчик, – есть две категории интересных людей: те, которых все знают, или, по крайней мере, знают многие, и те, которые как свежень-кие-свеженькие грибы никому не видны – еще из-под листвы не показались. Но меня интересуют, в общем-то, и те и другие, – он коротко рассмеялся и хитро добавил: – Но те, что никому не вид-ны, – мне бы нужны больше.
– О тех, кто не виден, пока сидим, подумаю, – сказал я. – А вот о той, кто виден, но недостаточно… В Усть-Калманке есть пио-нервожатая, Нина Андреевна Ползунова, которой от роду пятьде-сят лет, и она вовсе не красавица, как полагается пионерским бо-гиням… Но, поверьте, Сима, она никем и никогда не работала кроме как пионервожатой. Зато как работает! Петя не даст сов-рать, нам на весь Алтай ЦК комсомола выделил нынче всего пол-сотни путевок в «Артек». И представьте, десять из них завоевала дружина имени Зои Космодемьянской, где вожатой Ползунова! Они макулатуры и металлолома одной своей дружиной собрали столько, сколько целыми районными организациями в наших восьмидесяти районах не собирают!..
По прошествии многих-многих лет я не помню, написал ли что-нибудь Соловейчик о Ползуновой. Но его «Письма из одной деревушки», что в районе Пети Михеева, я в «Комсомолке» читал. В одном он рассказал о девушке, которая, живя в тридцатидворо-вой деревушке, умудрилась изучить два десятка языков. Зачем они только и нужны были ей?.. А во втором «Письме» Соловейчик поведал читателям страны, как сельский механизатор внес по-правку… в законы физики. И это в той же деревушке – за две сот-ни километров от города.
Кроме михайловских писем Соловейчик выдал в «Комсомоль-ской правде» великолепный очерк «Скрипачка» о неведомой нам дотоле весьма пожилой даме Лотар-Шевченко, незаметно прожи-вающей в Барнауле (имени ее, к сожалению, не припомню). Ока-зывается, музыкальное образование она получила в неподражае-мых Венах и Парижах, а концертировала чуть ли не в салонах Кшесинской! После этого очерка Барнаул ломанулся в зал заседа-ний Дома политпросвещения и рвал на себе волосы: как это мы до сих пор не ведали, что у нас живет музыкальное диво! Ленинград, восхищенный открытием Соловейчика, немедленно выписал к се-бе нашу Лотар-Шевченко, и она еще несколько лет восхищала любителей музыки своей виртуозной игрой…
Часа два мы «усиживали» одну единственную «Столичную». Зато пробежались по моим и Петиным знакомым, ища кандидатов в герои для Симы. Но «гвоздем» беседы оказалась другая тема:
– А знаешь, Володя, чего мне не хватает для полного счастья? – уже перед самым уходом взял меня за пуговицу рубашки Соло-вейчик: – Если ты увидишь где-нибудь в повестке комсомольского собрания «Персональное дело о подлости», дай знать мне в Моск-ву. Примчусь с любого конца земного шара!
За последующие годы работы в комсомоле и на телевидении Алтая мне такой феномен не встретился. А вот когда работал старшим редактором телевизионной станции «Юность» в Караган-де, огорошил меня новостью Миша Сигал, член комитета ВЛКСМ мединститута. Комсомольцы одной из групп «уличили» в воровст-ве и обвинили в подлости одну из обаятельнейших девчонок – ма-ло того что она была постоянным участником телепередач «Юно-сти», так она еще будучи десятиклассницей оказалась единствен-ным посланцем школьников Караганды на очередной съезд ком-сомола Казахстана.
Помню, прибежала ко мне Таня (назову ее так), жутко озабо-ченная, и, краснея от смущения, попросила дать ей в долг два-дцать пять рублей: ей нужно внести в «фонд представительства», а у родителей просить деньги на это ей неудобно.
– Какой еще «фонд»? – изумился я.
– Наша делегация должна будет устроить ужин после оконча-ния съезда… – запинаясь, пояснила Таня.
– С ума сошли! Деньги на пьянку берут со школьницы!
– Но я же не могу… возмутиться! – Таня готова была разры-даться.
Мне, совершенному новичку в Караганде, все еще занятому семейным обустройством, нелегко было найти такие деньги, но пришлось постараться для юной делегатки.
В душе от этой встречи тем не менее осталось тепло и восхи-щение душевной чистотой девчонки. И вдруг – на тебе! – Таня об-воровала подругу! Мы с Мишей Сигалом (как-то ставшему впо-следствии отличнейшим гинекологом, «нашей первейшей повиту-хой», живется ныне в Израиле?) положили немало сил, чтобы до-казать комсомольцам группы, что Таня ни при каких условиях не могла взять чужое, не из того она теста, но – увы! – разгорячен-ные однокурсники исключили Таню из комсомола. С большим тру-дом удалось сохранить ее в списке студентов… Деньги, к слову, потом обнаружились у самой хозяйки.
Так случилась метаморфоза: обсуждая предполагаемую под-лость товарища, комсомольская группа сама, как «в штопор», свалилась в подлость!
Я тут же ринулся искать Симу Соловейчика: звонил в редак-цию «Комсомольской правды», звонил по его домашнему телефо-ну, но неугомонный Сима оказался где-то за океаном, в Аргенти-не, что ли…
Вторая встреча с Симой Соловейчиком случилась зимой 88-го года, когда я работал комментатором Карагандинского областного радио. Случайно узнал, что в поселке Топар «рыщет» спецкор журнала «Новое время» Симон Соловейчик. И предмет его инте-реса – средняя школы № 2, та самая школа, откуда я по осени де-лал интереснейшие репортажи. И теплицу при школе ребята и учителя создали, и кролиководческую ферму содержат, и на сов-хозных полях отличный урожай кукурузы выращивают, и получая при этом на уроках первостатейные оценки не только по приклад-ным предметам, но и по тем, где надо мысли излагать.
Мне удалось выловить Симу в карагандинской «Гостинице СЭВ» (ныне обновленная гостиница «Чайка») буквально в пол-ночь. Напомнил ему давнюю «встречу на барнаульской кухне», посетовал, что лет восемнадцать назад не нашел его в Москве, чтобы позвать на обсуждение «персонального дела о подлости».
– Да-а, – протянул Сима, – давненько мы не виделись. Так за-скакивай ко мне в гостиницу! Только, знаешь, меня отсюда увозят в семь часов утра, к началу уроков в школе № 2, а привозят в 8-9.
– Не могу я придти к тебе, Сима, приди лучше ты ко мне!
– Почему не можешь?
– Да, понимаешь, сермяжная натура моя не позволяет посе-щать богатенькие квартиры и «чересчурные» гостиницы. Тошнит меня, детдомовца, от роскоши! Или – «убожества в роскошном одеянии», как говорил Маршак. Пойми и прости! – Сима понял, простил и обещал как-нибудь вырваться.
Пару дней я ждал высокого гостя, допоздна звонил в гостини-цу, и, в конце концов, услышал усталый голос Симы:
– Видишь, старик, как складываются дела! Завтра я улетаю, хотя не все, что хотелось, вызнал. Журнал куда-то опять меня на-целил… А у тебя наболело что-то?
Я рассказал Симе, что написал повесть «Босоногие», что вся она, конечно, о пионериках и комсомолятах. Но мучает меня во-прос, нужна ли эта книга сейчас, когда «демократы», как оголте-лая толпа в революцию, так «покатили бочку» на тех, кто носит пионерский галстук или комсомольский значок, что… А правы ли эти «демократы»? И чем все это кончится?
Сима не сразу ответил на вопросы, дышал в трубку, медленно и негромко. Потом с горечью сказал:
– Меня, Володя, мучают те же вопросы, что и тебя. Но… то ли еще будет? – он вздохнул, а у меня сердце оборвалось: встреча наша не состоится. А Сима, взбодрив голос, добавил: – Жаль, что не встретились! Однако журналистские пути наши неисповедимы! Может, меня еще раз занесет в Караганду. А?
В феврале и марте 89-го года журнал «Новое время» опубли-ковал два очерка Симона Соловейчика «Я учусь в Караганде».
Две вещи особенно поразили меня: публикации в обоих но-мерах иллюстрировали два ряда фотографий, заверстанных по краю страницы: один ряд – выдающиеся советские педагоги от Надежды Крупской до Евгения Ильина и как бы параллельно – другой ряд: педагоги топарской средней школы № 2 от директора школы Виктора Панова до «немки» Иды Беккер (обоих Казахстан «выпустил за бугор»). Соловейчик этой «параллелью» без слов определил место и значение моих земляков, топарских учителей, в великой науке Педагогике. И второе – милым авторским прие-мом, а именно заголовком «Я учусь в Караганде», автор поднял планку в целом нашей области, ибо до этого в рубрике «Я учусь…» он рассказывал сначала об аргентинской, а затем о чеш-ской школах. Под государства подровнял он наших земляков!
Эти оценки Симона Соловейчика, на мой взгляд, весьма авто-ритетны и безукоризненны. Ведь именно Соловейчик создал це-лую отрасль журналистики – журналистику педагогики. Помню его книгу «Вечная радость» о неподражаемом украинском учителе Владимире Александровиче Сухомлинском, ленинградском мате-матике Викторе Федоровиче Шаталове, потом собрание сочинений Сухомлинского со вступительной статьей Соловейчика,потом очерки в «Комсомолке», где звучали имена Лысенковой, Амона-швили, Ильина, которых вознес – и по заслугам! – все тот же, ка-жется, неутомимый Соловейчик. А если и не он, то волна внима-ния к педагогам-новаторам, поднятая им. Потом был спектакль в карагандинском театре имени Станиславского «Печальный одно-люб» по пьесе Соловейчика.
Когда перечисляешь все это, думается о том, как он собирал обилие материалов, осмысливал, обобщал, и невольно напраши-вается дополнение к его послужному списку – Симон Соловейчик не только журналист и писатель, он – Теоретик Педагогики.
Я бы мог украсить свой текст многими яркими цитатами из тех Соловейчиковых очерков. Но не буду, это не мой стиль. Однако суть его топарской (а он брал шире – карагандинской!) наступа-тельной публицистики четко и емко может выразить только Соло-вейчик: «Детское воровство не страшно, – говорил он, – обычно с возрастом оно проходит, и ложь не так опасна детская, и тугоду-мие не великий грех – не всем в доктора наук идти. Страшна жестокость. Как с ней управиться, не знает никто. Вот самая трудная педагогическая проблема наших дней, и притом всемирного масштаба».
Неделю ходил спецкор «Нового времени» по самым рядовым урокам топарских учителей, чтобы найти ответ на вопрос о глав-ном оружии педагогики и понять еще, почему старенькая, измыз-ганная школа в далеком от областного центра поселке живет со-держательной, умной жизнью, и сформулировал найденный ответ, так: эта школа трудится с воодушевлением, с вдохновением. Эта школа знает наверняка: «Если ребенку и подростку за десять лет школы не дали воодушевления – его искалечили. У него нет им-мунитета против болезнетворной будничности жизни».
Читаю это спустя пятнадцать лет и поражаюсь, насколько ак-туальны мысли Симона Львовича Соловейчика сегодня.
Сообщение о его смерти несколько лет назад я прочитал все-таки в «Комсомолке». Он остался для нее мэтром, ориентиром для ее новых молодых сотрудников на пути к совершенству. А я горе-стно, почти в одиночестве, справил поминки по нему как по само-му дорогому другу уже на карагандинской кухне.
Да, мне мучительно хотелось догнать Симу в умении писать о людях, в невероятной его способности находить интересных лю-дей среди тысяч встречных-поперечных. Но…
Разве достигнешь-догонишь его?
Вон какие широты, вон какие высоты!
Владимир ЛИТВИНОВ
г. Караганда, июль 2004 г.