Рассказ №1 из цикла "Судьбы в стиле фэнтези"
Дверь приоткрылась на полметра,
с натугой проскрипели петли,
в окно дохнул отрывок ветра -
в проем, шурша, вошли отрепья.
Казань. Военная психиатрия. В\ч №44635
Было это в январе 2001-ого, когда я, по капризу солдатской судьбы, обследовался в психиатрии. Отделение это по-обыкновению закрытое и случайным людям туда попасть было также невозможно, как невозможен был побег оттуда. Собственно, за всю историю психиатрии в/ч №44635, побег состоялся лишь однажды, по крайней мере, так сказывали пациентам сплетни отделения, кои и есть настоящие жильцы любых казематов. Ведь люди сменяются, а сплетни, легенды и мифы – живут речью новых людей.
Называя помещение, в котором располагалась психиатрия, казематом, я, конечно же, преувеличиваю – все-таки в нем не было камер и оно даже имело премилый облик, стараниями руководства госпиталя, но наше в нем подневольное положение, к сожалению, вызывало у меня именно такое сравнение.
Как-то раз, когда тянулось нудное послеобеденное время тихого часа, забренчали массивные входные двери, и послышался знакомый скрип каталки. Некоторые из любопытных, включая меня самого, сторожко выглянули в продол (в палатах не было дверей) и увидели, как двое из дежурного взвода госпиталя ввезли в отделение на тележке человека. Процессию сопровождала медсестра. Мы, то бишь, любопытные, мало удовлетворившись этой ничего не сказавшей нам картиной, были вынуждены нырнуть обратно в палаты, дабы не обнаружить нарушение дисциплины. Однако, процессия вместо того чтобы принять новенького по всей форме военной бюрократии в ординаторской или на крайний случай в процедурной, завернула в палату, в которой лежал я и еще шесть обследуемых, изображавших тишину и сон. Мы пронаблюдали, как новенького переложили с тележки на свободную койку, после чего медсестра нам дала краткие указания в случае пробуждения новенького и процессия покинула наши скучные покои. Мы с любопытством воззрились на бессознательное нездорово-почерневшее тело, но поскольку это тело не подавало признаков сознания, наше любопытство быстро остыло. Вскоре пришла другая медсестра, поставила новенькому капельницу и попросив нас следить, чтобы игла, оставалась в нужном положении, удалилась. Вот и все первое мимолетное наше впечатление от встречи с ним. Но к ночи, он вновь привлек наше внимание; и на следующую ночь тоже; и еще около десяти ночей подряд он нам не давал покоя и мешал нам спать. Парни злились, потому что не могли донести до него свою злобу, оттого что он пребывал в невразумительном состоянии. Он громко бредил, часто кричал, прыгал на кровати, а бывало, с утра мы заставали его то под койкой, а то в удивительной позе перевертыша (это когда ноги на подушке) – как он умудрялся делать такие акробатические упражнения – для нас оставалось загадкой. Часто за эти дни его суставы громко и жутко трещали от неимоверного напряжения. Казалось, он хотел разорвать сам себя усилием воли и бессмысленным напряжением мышц. Иногда, он даже начинал содрогаться и метаться в койке, и тогда нам становилось его, отчего-то особенно жаль – мы догадались, что у новенького ломка. Все это время его кололи, кололи и кололи. Обычно всем обследуемым давали пить всевозможные барбитураты, в небольших дозах, коих хватало для ощущения душевного комфорта и покоя, и потому нас не так сильно беспокоили мученические потуги новенького, и вскоре парни успокоились, перестав обращать внимание, на шумы, издаваемые наркоманом. А через десять дней новенький несколько пришел в себя, и тогда нам довелось впервые услышать его по имени и фамилии – Василий Петькин.
Когда дело пошло на поправку, Василий Петькин, по-видимому, поставил себе цель, как следует отъесться, потому что съедал немереное количество пищи, если доводилось ее найти. А находить он умел – он имел таланты к поискам. Бывало на кухне (у нас была собственная отдельная столовая), он умел выпросить себе добавки у раздатчиц, да так ловко и не теряя достоинства, что мы дивились этим его способностям и даже порой чрезвычайно над этим веселились. С юморком он был парень. А потому как он нас веселил, то все без исключения признавали это – его большой заслугой, и казанские ребята нередко по-приятельски подогревали его домашней пищей. Удмурт Василий Петькин отслуживший в армии год, быстро набирал вес.
Как-то раз, когда на дежурство в отделении заступил аспирант медуниверситета, молодой человек лет двадцати восьми, весьма к нам сочувственный. В ту ночь по нашей просьбе он дверь в курилку на ночь не запер. Пользуясь редкой поблажкой, многие из нас в противоречие госпитальному уставу в ту ночь не спали, испытывая очень занимательный разговор, в продолжение коего мы почти непрерывно хохотали, до слез и до боли в животе. Главным действующим лицом беседы был Вася Петькин. Все началось с вопроса:
- Вась, а давно ты на игле?
- Лет шесть, наверное.
- Так тебе сейчас сколько?
- 23 будет.
- Эдак ты в шестнадцать, не рано ли? – усмехались мы.
- А кому оно ведомо… я ж поневоле…
- Ага, так уж и поневоле… за волосы, что ли тебя на иглу сажали?
- Не за волосы, а все ж я попробовать только хотел, вот и попробовал. А там кайф такой, что он мне снится стал беспрестанно, я не удержался и второй раз укололся, а потом и третий.
- А что родители-то? не замечали что ли?
- Да первые два года не замечали, после поздно было уже. Чуть даже не разорились, сперва из-за того что я на дозу из дома тащил, а потом из-за лечения, меня ведь и в Питер и в Киргизию отправляли, и даже в Германию…
- Ого, а что родители у тебя богатые?
- Да нет, мать бухгалтерию ведет в фирме, а пахан легавый, он полковник, в ГУВД служит.
Тут все загоготали.
- Так у тебя еще и отец мусор!?
Василий со всеми не смеялся, но и никакого признака обиды не выказал, и даже напротив оживился.
- Да чего вы угораете? это ж он меня в армию сплавил, после того как он меня на точке с ОМОНом взял.
Гогот стал громче. Кто-то сквозь смех спросил:
- А как же ты в армии-то после пяти лет иглоукалывания?
- Та ни че, сойдет. Меня в Камбаргу определили, это под Ижевском склад химического оружия. Ну вот, а меня ломать начало…
- И? – все притихли, предвкушая интересную историю.
- Ну, поначалу старики сильно били, де:«Ты наркоман поганый», а я то что могу поделать, коли спрыгнуть не могу? А они все равно били, пока не надоело – Вася приподнял пальцами верхнюю губу, показывая в подтверждение гнилую прореху осколков – а потом поняли, что я пацан нормальный, носки не стираю, унижению не поддаюсь, и вроде отстали.
- И что не били потом?
- Ну, как же, били, конечно, только уже после присяги.
- Ну, это понятно, всех бьют по духане.
- А меня не за это били.
- А за что же?
- В штабе девка с Ижевска была…
Раздался новый взрыв гогота:
- Понятно…
- Да ничего вам непонятно – возмутился Вася, - не перебивайте. – Он дождался, пока стихнул смех и продолжил – вот, а она тоже к этому делу неравнодушная была, правда, не систематически, как я, а так от момента к моменту. Я ее как-то случайно видел до армии на точке, в одной комнате с ней отдыхали. Ну, она меня не вспомнила, а я ей напомнил. Ну, она мне говорит, чтоб я деньги нашел, и она мне потом дозу привезет, - тут он всех оглядел со смешинкой в лукавом глазу и сказал, - а где в армии деньги достать, да еще по духане? А уколоться хочется – мочи нет. Ну, думал я думал, и случайно в самоволке, когда на озеро купаться пошел, нашел выход. Там озеро большое и рыбаков много, я им свой китель продал. Хватало на дозу с излишком, так я на две ту деваху уболтал.
- А в часть босиком пришел?
- Та нет, я там пока купался, на берегу китель стянул у полугодичника из соседней роты, личную метку затер и в этой одеже вернулся, - Вася предупредительно обождал, пока парни отсмеются. – Ну, те две дозы я за день использовал, и надо было думать, как быть дальше. Да и штабная деваха только по землячеству мне на первый раз дозы без выгоды поставила. И чтобы заказать во второй, то и ей надо было чего-то отвалить. Тогда я придумал прямо из роты таскать кителя и продавать рыбакам, потом еще в конце октября бушлаты выдали, я и их тоже стал тырить. Через два месяца меня старики поймали за руку, но тогда уже в роте и стащить уже нечего было. Побили сильно, меня в санчасть положили, так они еще раз зашли и добавили, уж очень злые были, меня чуть в госпиталь не увезли. Начальство штабное про мое воровство узнало невесть откуда, но скандала не захотело и решило избавиться от меня. Снарядили меня в охранный взвод склады охранять. А там ребята - полная жопа, вообще ничего не стыришь. Охранка в будке живет, в которой ничего нет и все на виду, а на сам склад охранка не заглядывает, только территорию обхаживает, значит. Туточки я приуныл. Но в одну ужо декабрьскую пору вызывают меня на КПП, я даже удивился: вроде никто ко мне приехать не должон, так как я родителям и то не к надобности. Ну выхожу я на КПП, родных лиц не вижу, зато манит меня одна знакомая рыбацкая рожа. Я подхожу. Он мне своим манером: «Чавой же ты милай пропал?», я отвечаю: «А как же, я теперь ничего стырить не могу, потому что склады охраняю». Он вдруг обрадовался и говорит мне: «Дурашка, так это ж хорошо, я эти дела знаю. Я тебе мини сварочный пистолет подгоню, он махонький, ты в амбаре надрез сделаешь и в щель проникнуть смогешь», а я ему: «Так что ж там интересного в этой щели-то?», он отвечает: «Дурашка там РХБЗ найти сможешь, ОЗК, а для нас рыбаков это самый ценный продукт, резина». А я ж тоже не дурак, соглашаюсь, говорю ему, чтоб сварку принес, а сам разумею о цене. Все-таки ОЗК не бушлат – дороже. Ну, эдак с неделю спустя рыбацкая рожа является ко мне, вызывает на КПП и дает сварку. Условились мы с ним о встрече у дыры в ограде, что часть нашу окружает. И только он уходить стал, я ему говорю: «Каждый костюм за штуку – иначе не согласен», ведь сварка уже у меня за пазухой, ну он смекнул это мое превосходство, и особо не рыпался. Доторговались мы с ним на восьмистах за костюм, и сварку он мне как бы подарил, штука кстати полезная. И с тех пор пошел у нас с ним бизнес. Ей Богу ребята я мог бы машину взять, но делился с пацанами из взвода, тем паче без них недолга была б торговля. Короче через два месяца мы так харю отъели, что вот-вот глядишь треснет. Прикупили в будку небольшой телевизор и видео. Даже баб водили. У меня у самого в день до шести доз уходило и еще запас был. Я ведь с тем рыбаком перетер эту тему и он мне сам порошок поставлял, а к девахе я не обращался до поры.
Василия Петькина слушали запоем. И вместе со смехом сквозь слезы, дивились парни этакой природной хватке Петькина.
- Ну, а дальше-то что?
Вася горько вздохнул:
- А ничего, дальше ревизию замутили, из штаба округа нежданно понаехали и вычислили что в одном амбаре на семьдесят пять процентов недостача. Суд да дело, следствие и вышли на меня. Меня тогда сам генерал колотил в штабе, вмял мне носину, мозги потряс порядочно и опять отлетел я в санчасть. Пролежал там два дня, и гляжу, отец мой полкан приехал, сообщили ему, значит.
Вася грустно примолк отчего-то.
- Ну, Вася не тяни, чего ж батя приехал-то?
- А как же? Ежели меня, к примеру, осудили, у отца анкета сильно пострадала бы. Считайте что служебная батькина линия тогда оборвалась. Ну, он это дело замял (какую-то услугу кому-то сделал), мне значит навалял по шее, я даже задержался в санчасти на две недели, а потом вновь к службе вернулся, только не на склад, а обратно в родную роту. Ну, там меня с уважением приняли, да только мне от этого уважения тяжелее было.
- Отчего же Вася тяжелее?
- Дык, как я у людей воровать буду, коль они меня уважают?
- И то правда…
- Вот и я говорю – тяжкие времена для меня наступили. Правда заначки кой-какие оставались, но уже запасы мои подходили к концу, и впереди ожидалась ломка. Туточки я снова скис, и даже слегка запаниковал. Только однажды ко мне наш дембель подходит и говорит: «Скучно мне Вася, достань дозу». А как дембелю отказать? Нужно уважить старика. Он мне, значит, много денежки дает, а я сызнова к штабной девахе прилип и она мне привозит двадцать доз. Так и дембель наш подсел на порошок. Потом другой, третий и ужо вся старослужащая часть роты на дозу села. А как вы думали-то? в скуке соблазны непобедимы. Вскоре из других рот запросы стали приходить. Ну, я опять значит при деле, да в суете от этих заказов, и у меня всегда укол есть. А я в день шесть доз потребляю, вот вы и прикиньте сколько это надо денег? И вот я снова облажался от жадности своей. Короче, в нашем полку наркоманов стало много, а денег на дозу не все находили, ну и пошли тута у некоторых ломки. Начальство чихнуло это дело, началось следствие и вышли на меня. Снова попинали меня в штабе, потом на кичу отправили, думали, оставить меня без наркотика. Они ж не могли знать, что и на губе наркоты навалом, канал ведь без меня прекрасно начал работать, из Ижевска привозила братва. Штабную деваху от дел отстранили, потому, как партии большие в полк завозили. И мне даже на кичу пацаны дозы грели, чтобы я не околел. В итоге в штабе осознали, как они выразились: «катастрофическое положение в связи с Петькиным», и только тогда догадались меня на ВВК отправить, чтобы комиссовали. Привезли меня изверги в Казань, подержали в комендатуре два дня, и как увидели, что загибаюсь я, решили не рисковать, а сразу в госпиталь везти. Вот так я и оказался с вами ребят.
Закончил Василий Петькин свою историю под общий дикий хохот. Кто вытирал слезы, а кто держался за живот, в любом случае многие из присутствующих при этом разговоре наверняка впервые смеялись, так как сейчас. Долго еще спрашивали Василия, о его жизни, и он отвечал в преимущественно насмешливых тонах. По интонациям, казалось, будто Василий пересказывал необычайно увлекательное посещение цирка. Под утро все ж мы успокоились и понукаемые рассерженным, проснувшимся от нашего гогота, аспирантом – разбрелись по палатам. Уже когда легли, я из любопытства спросил Васю:
- А как ты теперь со своей зависимостью?
- Так я же слез! Я за шесть лет ни разу не спрыгивал с иглы, а теперь вот слез. Все, с этим покончено, вернусь домой – женюсь.
На том мы уснули.
Через два дня привезли новенького. Он тоже был наркоманом. Ломку он успел пережить в комендатуре. Позже Вася сдружился с ним. А через неделю в процедурной отметили пропажу сильнодействующих наркотических препаратов.