Роботы Сеня, Ваня и Коля
(А после стало так)
* Новый день *
Утро выдалось опять непростым. Суставы оказались в тяжелом состоянии. Они не только неприлично люфтили, но даже похрустывали от малейшего его движения. Нервные импульсы, когда-то так легко носившиеся по его соразмерному, ладному телу казалось, превратились в ржавые шарики от подшипников. И в таком, неприглядном виде, лениво следовали в нем по вынужденным делам.
И до чего хлопотные это дела: грусть, тоска и другие человеческие чувства. Да и вся человеческая жизнь чаще всего казалась ему бестактно странным нагромождением условностей и мешающих свободе и порядку ритуалов. Бестактным – какое знаковое, люди бы сказали, идеологически верное, слово. Если применить его к двигателю внутреннего сгорания, получим мертвую, совершенно недееспособную машину. Забавно, что в технике оно даст максимально разрушительный эффект. Синдром самой смерти. Да, если у двигателя внутреннего сгорания нет тактов, то он не работает. Он – камень.
Хотя, не еще ли большую беду несет это самое бестактство, бестактность живым, наделенным плотью, кровью и осознанием, существам. Беду коварную и неторопливую, подобную трясине, засасывающую тебя, как козленочка, изо дня в день, из месяца в месяц. И делающую дни, месяцы и годы все более похожими друг на друга. Так что однажды живое существо, подверженное жуткому влиянию бестактности, уже не может сказать, чем текущий день отличается от вчерашнего. Это ли не есть смерть для настоящей, подлинной, свободной в своей порядочности, жизни?
Такие вот мысли все чаще донимали его последнее время. Особенно по утрам. По вечерам легче. По вечерам ему все больше приходилось заниматься собой, и на обдумывание, пережевывание недобрых идей времени почти не оставалось. Вечер утра мудренее – переиначил он для себя известное бородатое правило. И не мог вырваться из его оков.
Со вполне рассчитываемым трудом он спустился вниз. На дворе было солнечно. Сквозь радугу на листах чахлой городской растительности, хотя и буйствующей опять – была поздняя весна -, но буйствующей с явным оттенком больной лихорадочности… так вот, сквозь радугу на листах вышеупомянутой растительности он увидел то, что и должен был увидеть: робота Васю и робота Колю. Выражения на их лицах были не утренние, а знакомо вчерашние, размытые и неуверенные, но и нетерпеливые вместе с тем. И как вчера, заученно, обреченно и нетерпеливо махали они ему руками. Скорей звали третьим.
Робот Сеня коротко взглянул на язвительно синее в эту пору небо, неопределенно помотал головой и пошел к роботам Ване и Коле исполнять предписанный поведенческими правилами обычный утренний ритуал – опохмелку. Это должно было делать их ближе друг к другу.
Дело требовало неспешности и как всегда входило в диссонанс с дрожанием некоторых членов организмов роботов. А такие дрожания были уже привычными. Роботы Ваня, Коля и Сеня знали, что это означало бы у людей, и со временем у них такое дрожание стало означать почти то же самое. Трудности и разболтанность суставов и всей нервной системы, напоминание о неотвратимости бытия и железистый привкус в их железных, как и у людей – они слышали, что люди часто ставили себе железные зубы, - рты.
Эта, начинающаяся с самого утра, унаследованная от людей, повторяемость, почти заученность ритуальных процедур распития, повлекла троих роботов в новый день.
***
Только на работе, ближе к обеденному перерыву робот Сеня очнулся от ритуального поведения. Что ж он увидел вокруг? Ничего невероятного. Его изрядно покачивало даже когда он плотно брался за кнопки и рукоятки токарного станка. Резцы его стального друга бодро и споро вгрызались в металл. Стружка, витиеватая как речь поэта в предвкушении сексуальных утех, курчавилась, свежая. И тут же, сверкнув в подслеповатых бликах вспомогательного светильника, синела прямо на глазах, стесняясь своего изящества и красоты.
Сеня залюбовался на стружку, как сделал бы на его месте каждый. Он окунулся в безличную, обобщенную эмпатию к коллективному бессознательному. И это позволило ему хотя на секунду очнуться от тяжкого наследования человеческой ритуальности и на мгновение ока ощутить себя частью всеобщего, свободного, равного братства труда. Грудь его встрепенулась, организм передернулся в неге расслабленной судороги, и как молоко в рот козленка, в мысли его влилась желанная фраза:
- Еще один день прожит не зря.
* Некоторые отношения *
Несмотря на много однообразного, много похожего, были в их среде и различия. Странно ли, что касались они больше не внешнего, а внутреннего, или закономерно это, но оказалось, что так.
Робот Сеня чаще всего общение свое и какие-никакие материальные блага предоставлял то Коле, то Ване поочередно. Он старася не выделять кого-то из них, не делать в их альянсе никакого диссонанса и различий. Сене становилось неловко, если он и пообщается с Колей больше и предложит ему же конфетку, принятый стакашик заесть. Тогда у робота Сени наступал легкий кризис эмоций, который только тем и сглаживался, что надо было найти сырок плавленный в следующий раз именно для Вани, да побольше его болтовни послушать. И болтовня-то была у обоих, Вани и Коли, похожа, а все равно, пока не выслушает Сеня робота Ваню как следует – явно больше, чем Колю, все у Сени из рук валится. А как Ваню выслушает, так все у Сени вставало, фигурально, разумеется, выражаясь, на свои места, и друзья расходились по своим делам в сбалансированном расположении духа.
Ваня же и Коля вели себя часто немного иначе. Говорили друг с другом больше, чем с роботом Сеней и чистые пластиковые стаканчики предлагали друг другу куда охотнее. Обижался ли на то Сеня? Может, и обижался, только не особенно. Какие особенные обиды в своей-то среде?
***
И вот однажды утром, еще перед тем, как они выпили, робот Сеня поглядел на роботов Ваню и Колю, да и понял причину такого неадекватного поведения коллег по двору. Понял, что робот Коля любит робота Ваню, а тот отвечает Коле взаимностью. По крайней мере, так бы об этом сказали люди.
* Монумент *
Когда робот Сеня следовал на работу, он неизменно проходил мимо единственного в их квартале настоящего монумента. Хотя для этого приходилось делать изрядный крюк.
Возможно, именно этим настоящий монумент отличается от искусственных, воздвигнутых бизнесом и администрациями – к нему не зарастет народная тропа. Кстати, именно это было написано на лозунге, красующемся на въезде в квартал, где обитали роботы Сеня, Ваня и Коля. Буквы, когда-то символизировавшие под этим лозунгом имя автора, отвалились еще на заводе при изготовлении лозунга, так что слова эти следовало считать народными. Сеня всегда был согласен с такой точкой зрения – что не имеет авторства, то пришло из глубины веков и верно гораздо более, чем если бы то же самое выдумал конкретный носитель подступов к истине.
Применительно к безымянным мудрым высказываниям Сене всегда представлялось, что они принадлежат сплоченному коллективу философов или разведчиков. Так ему было приятно думать.
Монумент посвящался мифическим первопроходцам. Может быть, именно потому и не зарастала к нему тропа. Миф, думал каждый раз Сеня, пробираясь к монументу сквозь заросли лопуха, оказывается «живее всех живых». Эта фраза красовалась на выезде из их квартала, и с ней Сеня был согласен еще сильнее, особенно в трогательной близости от монумента.
Трогательной близость стали называть недавно. Это слово прислонил к слову «близость» робот Коля, вообще отличавшийся небанальным строением своей памяти. В памяти робота Коли имелись какие-то странные дефекты и улучшения – последствия экологического случая на заводе. Трогательной близостью называли не всякую, а только такую, когда близкое можно было потрогать. Именно трогательная близость ценилась в кругу роботов Сени, Вани и Коли. Такие дела.
Сеня вытоптал последние лопухи на своем пути. Они были не меньше его ростом, но не могли за себя постоять. Совсем как он сам в детстве, и потому Сеня легко справился с целым отрядом этих величественных глупых растений. Он всегда поступал так. И не потому, что не любил лопухи. Он считал, что так увековечивает монумент мифическим первооткрывателям.
Сеня взглянул на монумент. Тот, к сожалению, ветшал последнее время. Мало того, что приходили в негодность, засыпались грязью и грязе-пылью материалы и предметы, из которых он был построен, так под ним еще образовался какой-то провал. Целый кусок асфальта под монументом последнее время как-то все более проваливался. И поправить было уже ничего нельзя. Монумент теперь считался общеквартальным достоянием и потому был под охраной от вмешательства любого отдельного робота. На него приходилось только смотреть, добившись с ним трогательной близости.
И потому Сеня особенно пристально теперь глядел на монумент. Сверху он казался не слишком значительным – несколько пластиковых стаканчиков, некоторые из которых были чуть помяты, камушки и большая зеленая бутылка 0,7. Но в монументе была сила мифов – робот знал это, знал точно, раз монумент принят в путеводитель по кварталу.
***
Единственный Настоящий Монумент, как он уже год фигурировал во вновь изданном путеводителе по кварталу, когда-то построили неизвестные роботы Сеня, Ваня и Коля.
Сеня с Колей и Ваней действительно сделали этот монумент. Это произошло, когда они были еще новы и чрезвычайно вертлявы и живы во всех суставах и поступках. В их существовании тогда стояла чудная пора расцвета. Кто-то из них сходил в библиотеку и начитался там о первопроходцах. Первопроходцами-роботами были пылесосы. Эти ассенизационные метафорические аппараты были одними из первых, наряду с военными, которые потребовали энергетической самодеятельности и индивидуальной ориентированности на местности. Получив все это, пылесосы честно принялись за дело. Стали набивать утробу тем, чем полагалось: мусором, пылью и грязью, собирая ее на любой местности.
Потом роботы Сеня, Коля и Ваня узнали, что у людей первопроходцы были почти такими же. Они валили огромные деревья, оставляя за собой чистые, довольно ровные просеки, в которые за ними устремлялись другие.
Так юношеский романтизм трех неизвестных роботов подарил кварталу единственное настоящее достояние и память о первопроходцах.
* Утренняя петля времени *
Как-то раз Сеня пробудился после вчерашнего в удивительно прозрачном настроении. Виною ли тому были упавшие за ночь вместе с карнизом шторы, очистившие вид за окно, или Петина давишняя лихость, с какой он добавил денег до более дорогой, ранее неизведанной троими друзьями выпивки, Сеня решить не мог. И хотя во рту и в суставах у него было так же противно, как и после обычного бухла, что-то сыграло в голове и груди робота «Подъем». Сеня встал, оказавшись своей верхней частью в сизом солнечном луче, несущем свои фотоны сквозь пролом оставленного шторами окна, и привычно потянулся навстречу свободе, свету и довольно значительному пространству небольшой своей комнаты. Радости это как всегда не доставило.
- Что ж, - буднично взволновался Сеня, - значит, жизнь опять течет не так, а я опять ничего не делаю для исправления создавшегося положения. Видно, день снова проигран. «Выкинут псу под хвост» по меткому, как считалось, выражению людей. Снова и снова не изведать мне широких жизненных горизонтов и вариантов.
Сеня взял из шкафа зубную щетку и в ванной и туалетной комнатах последовательно стал совершать утренние действия моциона. Неожиданно для него это заняло меньше времени, чем обычно.
- Не может быть! – подумал Сеня. Но сверка внутренних часов с сигналами гимна и времени, передававшимися по радио, не дала ему ничего.
- Время – такая интересная и неверная в прямом обращении с ней штука! – понял Сеня и с ним случился экзистенциальный кризис.
Большое волнение часто вызывает в людях что-то неожиданное. Например, бессонницу, голод или родственные чувства. Вот и с роботом случилось нечто подобное. Он вдруг решил, что время подмигнуло ему, что структурою некой своей петли подало ему знак. Конечно, этот знак мог означать только одно:
- Милый Сеня, ты давно мучаешься своей неизменностью. Это лишает тебя многих радостей в жизни. Все твои отношения с друзьями и знакомыми от этого закостенели и стали почти пресными. Фигурально говоря, все дорожки исхожены, трава измята. Но, дорогой Сеня, все в твоих руках. Ты просто привык не видеть этого.
- Встань же, Сенианил, этим утром обновленным и начни иную жизнь.
Вот как хорошо Сеня вдруг законтачил со временем. И он решил: будь, что будет – так и сделаю. Надену новый пиджак, пусть он и старый – для меня он будет новый. По-новому буду глядеть на все, что увижу, пусть это будут исключительно привычные вещи и явления. По другому стану реагировать своей чувственной сферой.
И тут же все у Сени стало получаться. Мелочи быта сами собой отошли на второй план. В груди образовалось игривое ощущение полета. Глаза Сени активнейшим образом впитывали вид нового мира. Уши всасывали его звуки. Тактильные ощущения приносили в ум Сени мировую гладкость и шершавость.
Уже на лестнице, когда Сеня спускался вниз, обнаружилась вокруг какая-то бравурная, хотя и примитивная, мелодия. Сеня уловил в ее ритме что-то от старой людской песенки «Ксюша-ксюша-ксюша, юбочка из плюша…». Он прислушался внимательнее и осознал, что напевает сам.
- Вот это да! Вот это сюрприз. Время плохого в руки не сунет! – окончательно уверился в удаче Сеня и вышел на улицу.
На любимой тремя товарищами скамейке перед домом сидели двое: Коля и Ваня. Хотя было еще так рано. Они уже смотрели на Сеню, когда он выходил, будто ждали, как это обычно было меж них заведено. На утлом столике между Ваней и Колей стояла привычная бутылка и пара пластиковых стаканчиков. Румяный, несмотря на утро, Ваня быстро вынул из кармана третий стакашик и призывно помахал им Сене – присоединяйся, мол.
Солнце как бы несколько померкло в глазах Сени. Ноги сами повели его на привычное место рядом с Колей.
- С днем рождения тебя, опять забыл!? – нетерпеливой скороговоркой встретили Сеню товарищи и вставили ему в пальцы пластиковый стакан с двойной штрафной дозой напитка.
- Поздравляем! – даже это, неожиданное для Сени в исполнении Коли и Вани слово уже не могло вернуть ощущение странного утреннего единения со временем.
* Плечо товарища *
Однажды Сеня заболел. Все проклятые суставы, все они. Когда-то он читал, что во время людских конфликтов противоборствующие стороны использовали в частности такие методы борьбы, как диверсантов и лазутчиков. Те должны были не только вести информационную войну, выведывая о противнике все, что можно и передавая так называемым «своим», но часто и уничтожать или выводить из строя личный состав и технику врага. Почему-то Сене особенно запомнилось, что для этих целей в моторы машин и в их точные шарнирные сочленения диверсанты сыпали песок или алмазную крошку. Вот и сам Сеня очень плохо спал всю ночь – во многие его суставы будто песка насыпали.
Утром Сеня встал ни свет ни заря и долго-долго старался привести себя в порядок. Ему удалось это только частично. Календарь показывал субботу – выходной день.
- Почему так, - спросил себя Сеня, - Как какой-то личный неприятный форсмажор, так в выходной день?
Некоторая статистика таких случаев была. Ответа на данный вопрос не было.
Сеня вспомнил, что сегодня они с друзьями договорились пойти в парк культуры на выставку людского творчества. Откуда в них только взялся интерес к таким вещам? Встреча была назначена у Гастронома. Именно оттуда после некоторого непринужденного товарищеского общения планировалось идти в парк.
Судя по крайнему неудобству, поселившемуся в нем, Сене пора было стартовать задолго до назначенного часа. Так он и сделал. На место встречи Сеня прибыл раньше других. Причиной было то, что в движении он стал чувствовать себя несколько лучше.
Вторым прибыл Коля, который обычно появлялся везде первым. Товарищи поприветствовали друг друга, и Коля, умело проинтервьюировав простодушного Сеню, быстро выяснил причину срыва своего первенства. Признав ее уважительной, он осмотрел Сеню со всех сторон и предложил ему подвигаться.
- М-да! – Такой в результате был вынесен вердикт. Но Сеня оценивал свое состояние еще более нелицеприятно.
Тут к друзьям подошел румяный Ваня и Коля и Сеня улыбнулись ему. Колина улыбка была принята как обычно, а улыбка Сени вызвала нарекания.
- Что с тобой, товарищ мой Сеня? – С невеселым интересом обратился к нему Ваня.
- Да он, похоже, каменеет, – без спросу, но в жилу встрял в разговор Коля, - Помнишь, Ваня, ту непонятную людскую сказку о каменном госте? Теперь я, кажется, понимаю, что имел в виду древний автор.
- Да брось ты, Коля, он еще отойдет! – преувеличенно бодро сказал Ваня и стал ощупывать Сеню в суставах рук и плечевого пояса.
- Ну-ка двинь плечами! – скомандовал он Сене. Тот повиновался и движение получилось сносным.
- А теперь покрути корпусом. – Сеня опять повиновался. Только на этот раз его недуг резко оборвал начавшееся было вращение и Сеня встал чрезвычайно прямо, как солдат на плацу. Кулаки его сжались, щеки подергивались.
Ваня посмотрел на Колю. Коля поглядел на Ваню. Тогда Ваня, чтобы прекратить неприятную паузу в общении сказал:
- Ну что ты, Сеня, прямо как робот! – И дружески хлопнул его по каменному плечу.
05 … 10. 2004