Я просто обязан рассказать о Владимире Ивановиче Саймукове. Если мой начальник бригады Эдуард Семенович Молчанов приучил меня не робеть перед электронной аппаратурой и, когда это нужно, спокойно вскрывать ее и залезать вовнутрь, то именно Владимиру Ивановичу в значительной степени я обязан тем, что стал чувствовать себя уверенно на стендах испытательной станции, а потом и на туполевской летно-испытательной и доводочной базе. Владимир Иванович пришел в отдел регулирования незадолго до меня. Но если я был желторотым юнцом, то за спиной у Саймукова был уникальный опыт участия в летных испытаниях самолетов Ту-95 и Ил-18, в том числе с такими легендарными личностями, как генерал Владимир Константинович Коккинаки. В.И. Саймуков первым из испытателей нашего ОКБ начал летать в одном экипаже с Коккинаки. Когда Владимир Иванович женился и стал меньше ездить в командировки, то на самолете Ил-18 у Коккинаки его сменил Гриша Перевозкин. Между прочим, когда испытания двигателей окончились, и Гриша запротестовал, почему его продолжают вписывать в полетный лист, то Киселев Михаил Михайлович, ведущий инженер с Ильюшинской фирмы, объяснил ему:
- Генерал (имелся в виду Коккинаки) требует вписывать тебя, как талисман.
(Интересно, что подобная история потом повторилась с Толей (Анатолием Павловичем) Гавришем, когда ильюшинцы потребовали, чтобы он находился в Жуковском, пока шли специспытания на самолете Ил-62.)
Был у Саймукова и орден за эти работы, что в нашем ОКБ было большой редкостью, но какой именно орден я не могу сказать, так как Саймуков его никогда не носил. Владимир Иванович пользовался большим уважением в ОКБ, цехах и во внешних организациях, что очень помогало при решении трудных вопросов.
* * *
Саймуков был буквально напичкан забавными историями из заводской жизни, полезными аналогиями, присказками и поговорками на все случаи жизни. Почему-то так уж получалось, что каждый раз, когда Молчанов, уезжая в отпуск или командировку, оставлял меня исполнять обязанности начальника бригады, в это же время Саймуков оставался за начальника отдела в связи с отсутствием А.П. Анисимова. Поэтому нам часто приходилось вместе представать перед светлые очи начальства в самых непредвиденных случаях.
Генеральный конструктор, его заместители, начальник ОКБ, ведущие конструкторы и инженеры – все они располагались на третьем этаже. Наш же отдел в связи с расширением ОКБ, строительством и ремонтом за время моей работы сменил четыре места. Продолжительное время наш отдел располагался в том же здании, что и руководство, но на втором, а потом на четвертом этаже. И со второго, и с четвертого этажей ( так же, как и с первого этажа) на третий вели две лестницы, с разных сторон здания.
И вот подходит ко мне однажды Владимир Иванович и сообщает, что нас с ним срочно вызывает кто-то из начальства. Такие приглашения, как мы говорили, “на третий этаж” были обычным делом. Я тут же отложил все работы, и мы оба направились к начальству. Когда мы прошли уже некоторое расстояние, Владимир Иванович остановился и сказал:
- Постой, я заметил, что когда мы идем по часовой стрелке, то все кончается благополучно. А когда против часовой стрелки, то жди неприятностей. В какой кабинет нам сейчас надо идти? По какую сторону коридора? Нет, пошли по другой лестнице!
Мы тут же развернулись на 180 градусов и пошли на третий этаж по другой лестнице. Думаю, что дело не в суеверии. Просто, когда идешь к начальству, не зная, что тебя ждет, очень важно быть заранее уверенным, что все будет в порядке. Да и дополнительные пара минут перед такой встречей дает возможность лучше подготовиться к ней и внутренне собраться или, наоборот, расслабиться.
С тех пор, когда мы вместе шли “на третий этаж”, Владимир Иванович всегда останавливал меня и спрашивал:
- По какой стрелке мы сейчас идем? По часовой? Тогда можно спокойно идти по этой лестнице!
У начальства Саймуков никогда не суетился, не нервничал, как мы говорили, не дергался. Он вообще всегда говорил спокойно, негромким голосом, но четко, большей частью с улыбкой. Характерный чувашский разрез глаз придавал его лицу лукавое выражение. (Кстати, по этому разрезу глаз, встретив на улице маленькую (тогда) дочь Саймукова, И.В. Зорькин немедленно идентифицировал ее, чем и Саймуков, и Зорькин очень гордились.)
Когда мы выходили с ним из кабинета кого-нибудь из замов Кузнецова, получив очередное срочное задание, Владимир Иванович обычно успокаивал меня:
- Ничего, Иосиф, будем пилить свою гирю, - напоминая мне, как этим занимались у Ильфа и Петрова Балаганов с Паниковским.
Если мы получали незаслуженную взбучку, Саймуков утешал меня:
- Три к носу.
(Имелось в виду, растирать слезы к носу.)
Если же я пробовал возмущаться несправедливым решением начальства, он объяснял мне бесполезность моего возмущения в свойственном ему стиле:
- Это все равно, что кричать в Коптевом овраге.
(Овраг проходил в лесу на окраине Управленческого городка.)
О непонятных вещах Владимир Иванович выражался примерно так:
- Это мне (ему, им) все равно, что белому медведю объяснять теорию относительности (варианты: квантовую механику, термодинамику, топливную систему самолета).
Кстати, говоря так, он обычно прибеднялся, ибо имел за плечами моторный факультет Куйбышевского авиационного института.
Если он хотел показать свое пренебрежение (или, наоборот, уважительное отношение – в зависимости от обстоятельств) к нашей бригаде электронных систем регулирования, то говорил:
- Вы тут кулоны гоняете, вам виднее.
* * *
Вообще, Саймуков очень любил создавать традиционные церемониалы и неукоснительно им следовал.
Забавно было наблюдать его появление на каком-нибудь из стендов (чаще всего, на 5-6 стендах) испытательной станции 14 цеха, когда там дежурил старший контрольный мастер Иван Васильевич Зорькин и не было высокого начальства или посторонних. Началась эта традиция, когда младший брат Ивана Васильевича Женька женился на младшей сестре супруги Владимира Ивановича, в результате чего они стали родственниками. Возникнув как импровизация, со времением встреча этих не столь близких родственников превратилась в особый ритуал.
Встреча Владимира Ивановича и Ивана Васильевича была пародией на постоянно передаваемые по телевизору сцены встреч на аэродроме советских руководителей с главами социалистических и развивающихся стран, а потом сцены их проводов, а также на журналистские штампы (“Солнечная Армения”, “Солнечный Туркменистан”, “Солнечный Узбекистан” и т.д.). Надо отметить, что, в отличие от многих, оба не скрывали своих национальностей и не пытались выдавать себя за русских, что всегда вызывало глубокое уважение к ним.
Сначала они медленно шли навстречу друг другу, но, не доходя один до другого несколько шагов, останавливались, широко расставляли руки, выпячивали животы, вернее, то место, где у начальства торчат животы. Заняв такую позицию, Владимир Иванович громко провозглашал:
- Привет солнечной Мордовии от солнечной Чувашии!
В ответ Иван Васильевич так же громко возглашал:
- Привет солнечной Чувашии от солнечной Мордовии!
После этого оба медленными мелкими шажками сближались. Коснувшись друг друга животами, они одновременно подымали вверх одну и ту же руку и опускали другую. После этого начинали обниматься, кладя поднятые руки друг другу за спину через плечи. Затем оба синхронно делали шаг назад, опуская поднятые и подымая опущенные руки, снова сходились и снова обнимались. Объятия повторялись три раза. Поцелуев, правда, в отличие от секретарей ЦК, не было. После этого, довольные, оба занимались своими делами.
На стендах много времени, особенно при экспериментах или при поиске причин дефектов, уходит на ожидание, пока подготовят двигатель к запуску. Благодаря блестящим рассказам Саймукова время тянулось не так медленно.
* * *
Как-то приехала к нам на завод Государственная комиссия по приему двигателя. Саймукову поручили прочесть гостям лекцию по системе регулирования двигателя. Во время лекции председатель комиссии спросил Владимира Ивановича:
- Почему вы регулируете двигатель по этому параметру?
- Так ведь этот параметр определяет расход воздуха через двигатель, - ответил ему Саймуков.
- Вы так думаете? – удивился председатель Госкомиссии, между прочим, кандидат технических наук, и быстро набросал на доске несколько сложнейших формул. ( “Которые для меня, как белому медведю формулы вращения Солнечной системы”, - прокомментировал позже Владимир Иванович, рассказывая мне об этом случае.)
Положение было незавидное: вступать в дискуссию с главным лицом в Государственной комиссии, которой предстояло давать оценку работе всего нашего коллектива, не рекомендовалось, но и согласиться с тем, что система регулирования двигателя, представленного на Госиспытания, построена неправильно, тоже нельзя было.
Саймуков посмотрел на эти формулы и заявил:
- Ну да, это Вы так думаете, а двигатель, он ведь дурак, он в формулах не разбирается. Он работает по расходу воздуха.
Этим все и окончилось.
* * *
Однажды я тоже позволил себе пошутить в стиле Саймукова, приведя подходящую, как мне казалось, цитату из Ильфа и Петрова, но у меня ничего не вышло. Как оказалось, кабинет для этого был выбран неудачно.
Дело было так. Летом в воскресенье утром Анатолий Алексеевич Овчаров, первый зам Кузнецова, собрал у себя в кабинете оказавшихся на Управленческом Саймукова, Гавриша и меня. На самолете имела место предпосылка к летному происшествию, в понедельник утром Анатолию Алексеевичу нужно было по этому поводу предстать перед Министром, и он вызвал нас, чтобы вместе разобраться, почему так могло произойти. Наша задача осложнялась тем, что коллеги на нашем Казанском филиале успели внести изменения в существующую схему системы регулирования двигателя. Мы сумели по имеющейся более чем скупой информации восстановить картину, найти причину и предложить мероприятия по ее устранению.
Несмотря на поздний вечер, мы не торопились расходиться. Как это бывает в таких случаях, между нами за это время успели установиться хорошие неформальные отношения людей, делающих одно дело. Анатолий Алексеевич даже позволил себе чисто по-человечески пожаловаться нам:
- Вот так всегда. Стоит Николаю Дмитриевичу уйти в отпуск, как что-то случается, и Министр вызывает меня на ковер.
Такая доверительность с подчиненными, вообще говоря, была для него нехарактерна, и я решил утешить его словами Остапа Бендера:
- Мужайтесь, Анатолий Алексеевич. Заграница нас поддержит.
Но Овчаров не оценил моей шутки. Его лицо тут же приняло обычное сухое выражение:
- Все свободны.
Мы втроем покинули кабинет, оставив Овчарова одного.
- Три к носу, - успокоил меня Саймуков, а потом добавил: - Может быть, он не читал “Двенадцать стульев”.
* * *
Мы с Саймуковым много времени торчали на испытаниях самолета Ту-144 на туполевской испытательной базе в Жуковском. Однажды после этого я неожиданно обнаружил в своем расчетном листке приличную сумму по статье “поступления из других организаций”. Такая же графа в расчетном листке во всем отделе была только у Саймукова. Я спросил у него, что это означает.
- Это значит, Иосиф, что у нас с тобой есть друзья на фирме Туполева.
* * *
Рассказывая о Саймукове, нельзя не упомянуть о двух вещах, которые имели большое значение в его жизни. Я имею в виду его большие туристские походы и обязательное посещение районной бани по четвергам. Среди его постоянных друзей по походам следует упомянуть Цапко, Вилю (Вильгельма Болеславовича) Конопацкого и Эдика (Эдуарда Рихардовича) Юкса. Вильгельм пришел на завод в один год со мной, он окончил КуАИ, начинал в бригаде запуска в отделе Шестакова, а после передачи этой темы в отдел регулирования многие годы работал в нашем отделе в бригаде гидравликов. Эдик Юкс работал старшим контрольным мастером в сборочном цехе. А Цапко (каюсь, забыл его имя-отчество) работал в цехе, но его жена Лида одно время работала у нас в бригаде. Так что, как и все на Управленческом, все они были тем или иным способом связаны с нашим отделом.
Туристские походы, в которые ходили Саймуков и его друзья, были многодневными, как правило, во время отпуска и по труднопроходимым малолюдным местам: по Алтаю, по Туве, по тундре, по Карелии… Хотя Вильгельм был моложе и Саймукова, и Юкса, он был в походах старшим и соответственно прозывался ими Командором.
С той же командой, но в расширенном составе, Саймуков ходил в районную баню. Так как эти походы обязательно происходили по четвергам, то себя они именовали четвергистами. Считаться четвергистом мог не каждый из тех, кто ходил в баню именно в этот день, а только имеющий об этом специальное удостоверение, на получение которого существовали весьма жесткие ограничения. Поэтому Владимир Иванович с большим удовольствием демонстрировал нам на работе свое удостоверение четвергиста.
В баню четвергисты ходили по полной программе и по неполной программе. Баня по полной программе включала ритуальный поход за вениками, посещение строем парилки с обязательными
вениками в руках и другие банные удовольствия, а под конец обязательное пиво и по 200 грамм водки. Баня по неполной программе включала все то же самое, только без бани.
* * *
Гриша (Григорий Самуилович) Перевозкин рассказал мне недавно многие вещи о Саймукове, которых я раньше не знал. В молодости они жили в коттедже и лазили на крышу загорать. Так Саймуков забирался на трубу, делал на трубе стойку на руках и стоял так, распевая песни. Другим его любимым занятием было сделать на лестнице на втором этаже стойку, а потом на руках спускаться по лестнице на первый этаж.
В гараже у Саймукова функционировало кафе “Дружба”. Его постоянными участниками изначально были русский И.А. Невский, чуваш В.И. Саймуков, мордвин И.В. Зорькин, еврей Г.С. Перевозкин. Так как от каждого народа уже был свой представитель, а двуx представителeй от одного народа - согласно уставу - не полагалось, то Крысин Юрий Георгиевич (будущий начальник испытательной станции, потом сборочного цеха, потом замдиректора завода) запросил у остальных разрешения считаться грузином.
* * *
На свое 50-летие Саймуков пригласил старейших работников отдела и своих друзей в кафе “Мечта”.
Мне повезло присутствовать там вместе с другими работниками отдела. О той атмосфере, которая царила на этом вечере, говорят шуточные записи, сделанные потом ребятами из бригады Саймукова в очередном (пятом) томе отдельских шуток, которые я собирал много лет.
Из выступления на этом юбилее Александра Ивановича Крючкова (бывшего ранее начальником отдела регулирования ЖРД, а потом отдела электрооборудования и диагностики ГТД):
- Еще в молодости Саймуков зарекомендовал себя пытливым инженером. Он в совершенстве знал не только системы двигателя, но и системы самолета. Например он хорошо знал, где на самолете расположен краник бачка для слива антифризной жидкости.
(Общий смех – в качестве антифриза на самолетах раньше использовался этиловый спирт.)
Рукою Семина в пятом томе: “На 50-летие Саймукова в кафе “Мечта” пришли находящиеся в отпуске Невский, Лезин, Канакин и Емельянов и требовали потом за этот отгул”.
Ниже комментарий рукою Лезина: “Странно, но мне тогда это (требовать отгул) не пришло в голову”.
Еще ниже рукою Семина: “По-видимому, Володя Лезин был к концу вечера в таком состоянии, что успел многое позабыть”.
Еще одна запись об этот дне: “На юбилее Саймукова Канакин выбрал себе даму по вкусу (вкус Канакина служил предметом для наших шуток – ему нравились женщины, склонныые к полноте) и уселся за стол рядом с женой Е.В. Зорькина, не зная о том, что в зале находится ее муж. Пришел потом Женька Зорькин и заставил Канакина ретироваться”.
Вечер прошел в удивительной теплой атмосфере дружеского веселья. А вскоре Владимира Ивановича не стало, он умер от рака желудка.
======
© Copyright: I.Pismenny, 2001 Код: 2106200059
Количество прочитавших на 15.7.2004 в виде
http://www.proza.ru:8004/2001/06/20-59 : 152
-------
РЕЦЕНЗИИ на 15.7.2004 на
http://www.proza.ru:8004/2001/06/20-59
Позволю себе привлечь ваше внимание к воспоминаниям о В.И.Саймукове. Думаю, что прочитать о незаурядной личности Владимира Ивановича будет интересно.
<I.Pismenny> - 2001/07/19 18:13 •
======