Глава первая
1
Напиток назывался "Апельсиновая свежесть". Да, именно так он назывался. Пестрый попугай сверкал перьями на тропической пальме. Этикетка гласила "Никак не могу поверить, что это не росло в Мексике" , и чуть ниже стояло - "Наши продукты нравятся 98 процентам опрошенных" – совсем для тупых. Петр Синицын не разделял рекламного оптимизма - ему казалось , что от напитка за версту разит химзаводом. Ничего особенно вредного там, конечно же, не было - список ингридиентов, как положено , находился сбоку - синтетическая глюкоза, витамины от А до Д, цинк, пищевые красители - сейчас вся пища такая - по крайней мере та, какую может себе позволить в реале программист третьего разряда.
"Уйти , что ли, в отключку "- думал Синицын. "Прижмуриться на Карибах, засесть в "Коза Ностру", взять молодого вина, цыпленка по-сициллийски с жареной картошкой , салат из артишоков под майонезом ". При мысли о хорошей еде слегка сводило железы под челюстью - это был побочный эффект химиктов “Свежести”, на который производители не обращали особого внимания.
Вздохнув, и допив сок, или то, что так называлось, Синицын снова склонился к клавиатуре компьютера. Он делал, безжалостно халтуря, заводской цех. Там невозможно было произвести и гвоздя - станки стояли какие попало, да и расставлял он их с бухты - барахты. Но кто же в здравом уме полезет на завод? Разве мальчишки - сунуть в машину ломик и посмотреть, как замельтешит искрами, замигают сигнальные лампочки, потом повалит дым, внутри станка что-то сочно хряпнет, и как внутренности из распотрошенной крысы начнут вываливаться шестеренки. Либо зайдет любитель поиграть в терминатора - сбросить виртуальную тещу в плавильную печь, пропустить через нее пяток киловольт, разбить голову отбойным молотком. Вечно находятся затейники. По правде сказать, такие развлечения не приветствовались, их отслеживали. Статистика свидетельствовала, что личности, склонные к насилию в виртуале, чаще совершают преступления в реальной жизни. За особенную пакость вроде садизма с отягчающими можно было остаться без отключки на срок до трех лет - с принудительным курсом психологической стабилизации. Конечно, для любителей острых ощущений существовал черный разъем - но если ловили на черном, наказание было строже.
2
Синицына черный разъем не привлекал, он был законопослушным человеком. Слегка не от мира сего - такую характеристику он иногда слышал даже в глаза, но вполне адаптированный. Тесты проходил в целом успешно. Без блеска, правда. Как-то по молодости и глупости, еще в школе, он ответил на вопросы теста то, что действительно думал. Последствия не заставили себя ждать. Вызвали мать - тогда матери что-то еще значили - на класс было от силы пяток инкубов, не то что теперь.
Мать плакала, говорила : "Ну что с тобой будет, сынок. Ты уж попытайся, поднажми. Я тебя сведу в психоложку, на курс денег заняла. Постарайся. "
В психоложке его желанию адаптироваться не очень верили - у тамошних спецов был изрядный опыт - но в ходе лечения Петр лучше уяснил, что от него требуется, и следующий тест прошел успешнее. Отвечал он уже не от своего имени, а представлял, что сказал бы отличник Стасов. До баллов Стасова он, естественно, не дотягивал, потому как на то он и отличник - истинная интегрированность - это талант. Но во всяком случае его больше не пинали.
После школы Петр выучился на программиста. "Хорошая профессия"- говорила мать. "Программисты нужны. Все рвутся в режиссеры либо администраторы - а куда их девать потом столько. Сидят без работы. А программист всегда себе заработает на кусок хлеба". От этого "куска хлеба" веяло временами ее молодости, настоящяя буханка давным-давно стоила больше того, что матери с ее должностью уборщицы перечисляли в получку. Надо сказать, по-старинному уборщицей она называла себя сама, официально же была " ассистент менеджера по поддержанию чистоты".
В последнее время у матери стали сильно болеть суставы. Ей прописали амидопристан, лекарство сначало помогало хорошо, потом пришлось увеличивать дозу. Так всегда - от дозы до дозы, потом реконструкция. Пять реконструкций - и доходишь до полного зомби. Мать боялась реконструкции. Она вообще была старорежимным человеком.
Петр заметил что он снова отвлекся, еще раз вздохнул, и его пальцы быстрее забегали по клавиатуре. Проект надо было заканчивать.
3
Он вернулся домой поздно. Домом комнатку в 19 квадратных метров ( цементные блоки, пластиковая отделка под синайский кедр, местами уже отстававшая) можно было назвать лишь с большой натяжкой, но в реале большинство перебивалось именно так. Домой приходили спать. По-настоящему жили тут лишь староверы, правительство и бомжи, остальные бывали от отключки до отключки, и в это время не вылезали с работы, стараясь побыстрее набрать денег на очередную порцию виртуала.
За перегородкой был душ, в углу стоял кухонный комбайн. У стены - стандартная кровать аккуратно застеленная одноразовым бельем с злектроподогревом - в комнате зимой бывало прохладно. Иногда электричество отключалось, и тогда Петру приходилось кутаться в одеяла.
На небольшом столике чернел компьютер, обошедшийся Петру в две зарплаты - но ящик того стоил. Конечно, доступ к Большому был дешевле, но у Синицина были свои маленькие секреты, которые Большого совершенно не касались. На непроницаемый ящик пришлось получать специальное разрешение. Петр заявил, что аппарат нужен для работы на дому, потому что содержимое программ, с которыми он работает - коммерческая тайна. Справку на работе дали, но платить за железо наотрез отказались. При этом на него посмотрели со снисходительным пониманием, словно твердо знали, что на самом деле он собирается крутить "Сто двадцать дней Саддама" , "Мне двенадцать, но выгляжу моложе", "Колесики" ...– дешевый , скверного качества суррогат , делаемый в подпольных мастерских для извращенцев и интересующся.
Поужинав синтетической пиццей и бросив в утилизатор упаковку, Петр подошел к стене, отогнул слегка отставшую обивку, достал диск, вставил его в щель дисковода, и через минуту на зкране замерцала двенадцатая книга "Анналов" Тацита.
4
От чтения его оторвал тонкий писк переговорного зуммера. Звонила мать. "Врач советует реконструкцию. Возраст, говорит. Сказали, без реконструкции на работе держать больше не будут. Портишь, говорят, имидж компании. Кому охота смотреть на тебя, старую. Знаешь, сынок, боюсь я. "
"Мам.. Да брось ты эту работу. На двоих моей зарплаты хватит."
"Ну что ты, а вдруг женишься - семья будет. Не привыкла я на шее сидеть, я всю жизнь работала. Ничего, не я первая, не я последняя. Осложнения, говорят, бывают нечасто. "
"Кто же сейчас женится", возразил Петр.
"Ладно, до встречи."
Мать не любила переговорника.
Женились сейчас действительно редко. С распространением виртуала, все больше людей заводило семью по другую сторону разъема. Виртуальные супруги были покладистыми и сексуальными, виртуальные дети мало плакали, не пачкали пеленок, съедали всю кашу и учились на одни пятерки. Так как настоящих ребятишек становилось все меньше, обеспокоенное правительство ввело ГПУР - государственную программу увеличения рождаемости.
На практике это означало, что за вынашивание младенца после искуственного осеменения роженице оплачивали шесть месяцев витруала. Находясь в отключке, женщина рожала, и ребенка сразу же сдавали в приют, так что мать-инкубатор его даже и не видела. Таких детей в народе звали инкубами или геперушниками. Доноров спермы - производителей на жаргоне - отбирали на основе тестов интегрированности, чтобы не портить генофонд. Семенную жидкость скачивали тоже в отключке, поговаривали, что иногда и без ведома самого производителя. Государство экономило где могло.
Глава вторая.
1
Через неделю проект был, наконец, закончен и Петр решил отключиться на денек-другой. Большинство предпочитало заезды на длительные сроки, но Синицын не переносил виртуала в больших дозах.
Станция виртуальной реальности (СВР) представляла из себя большой бетонный параллелепипед без окон. Внутри, на пятнадцати надземных этажах и шести подземных размещались камеры - шестиугольные в сечении ячейки. Конструкция в целом походила на гигантские пчелиные соты. Основой виртуала (или виртуальной реальности) служило отключение мозга от тела и подключение к Большому - суперкомпьютеру, моделирующему окружающую среду. Мозг получает лишь те данные, которые несут ему нервы идущие от органов чувств - глаз, ушей, носа, а также кожи и внутренних органов. По другим нервам он отправляет сигналы. В камере и те и другие нервные волокна разрывались и подключались к ЭВМ. Через идущие к мозгу из компьютера вводились картинки, звуки и запахи. Обратная связь – сигналы, идущие наружу - использовались для того, чтобы корректировать искуственную реальность. Например, когда мозг подавал сигнал повернуть голову, реальная голова никуда не поворачивалась. Но картинка, идущая по глазному нерву, изменялясь так, чтобы соответствовать новому углу зрения, ощущение от напряжения мышцы передавалась по соответствующему нервному ответвлению, а слуховой нерв передавал информацию о шуршании воротника. Правдоподобие требовало исключительной вычислительной мощности.
Техника зародилась в недрах военного ведомства и поначалу использовалась для тренировки пилотов, шпионов, диверсвнтов и прочих носителей добра с горячим сердцем . Как и свойственно технике, она совершенствовалась, становилась доступнее, и в конце концов вошла в повседневную жизнь, подобно колесу, двигателю внутреннего сгорания и голографическому плейеру.
Процедура отключения сама по себе была несложной. Первоначальный доступ к нервам требовал несложных хирургических манипуляций, которые обычно проделывали прямо на новорожденных. В момент собственно отключки , под легким наркозом мозг замыкался на компьютер. Тело, лишенное управления, подсоединялось к аппаратам жизнеобеспечения. Температура искуственно понижалась чтобы снизить метаболизм. Пока хозяин тела отстреливал в Африке тигров, "жмур", т.е самое тело, лежал пластом , на пневматической подстилке с вентиляцией во избежание пролежней. На хорошей станции при аккуратном выполнении технологии тело сохранялось очень хорошо, по оценкам, сто трицать - сто пятьдесят лет при непрерывном пребывании.
Понятно, что полную отключку могли себе позволить лишь немногие избранные. При всей неприхотливости жмуров, они все же нуждались в уходе, терабайтах, киловаттах и прочих до неприличия реальных вещах. Кому-то надо было вульгарно работать, следовательно, выходить из отключечного Эдема. Так как этого по возможности старались избежать, реал упрощался, становился меньше, приходил в упадок - никто уже не строил дома по индивидуальным проектам, не покупал дорогих автомобилей, не ходил в стильные рестораны. Дороги разрушались, океанские суда ржавели у облупленных пирсов. Разрастались леса, неизвестно откуда появившиеся волки выли на окраинах запущенных городов.
В реале существовали до получки, отрабатывали повинность - не более. Настоящая жизнь перемещалась в виртуальное пространство.
Петр вставил пластиковую расчетно-идентификационную карту в щель автомата, при входе в здание, набрал на клавиатуре маршрут и продолжительность.
Автомат, звякнув, выдал пластиковый жетон с номером ячейки. Дойдя по блекло освещенным, замызганным переходам до нужного номера, Петр разделся, закрыл одежду в специальном ящике и заполз внутрь. Застегнул на левой руке металлическую манжету, прижал шеей контакты разьема. Дверца камеры закрылась, он оказался в кромешной темноте - лишь пара сигнальных фотодиодов поблескивала с потолка. Легкий укол в манжете возвестил о начале введения наркоза. Путешествие начиналось.
2
Петр любил Карибы. Ему нравились тепло, фрукты, неправдоподобно синее море в котором - на десять метров в глубину - были видны пестрые рыбы. Он любил кокосовые пальмы, белый песок по которому резво перебегали бочком от одной норки до другой серо-желтые маленькие крабы. Обычно выбирал пляж попустыннее, лежал на теплом песке, отсыпался. В виртуал по понятным причинам нельзя было брать запрещенные книги, и он покупал в лавке для туристов черный детектив на английском.
На этот раз с детективом вышла досадная ошибка - вместо чищеной версии прошлого века он взял современный компьютерный ремейк, по сути дела представлявший собой вариант сценария для виртуала – герои были словно расплющены паровым катком, а диалоги звучали как насмешка компьютера над человеческой речью . Почитав минут десят , Петр с размаха кинул книжку в море – потом ее вынесло обратно на берег волной , и она осталась лежать обложкой вверх. Он пошел вдоль берега – к черневшему вдалеке мысу. Шел долго, но мыс никак не приближался - то ли из-за сбоя в программе, то ли из-за того, что действительно был далеко. Справа между пальмами показались белые стены небольшого мотеля, и он направился туда. Комната 21 – наугад сказал он дежурному - ему дали ключ.
Петр помылся в душе, и некоторое время смотрел бейсбольный матч двух одиинаково несуществующих команд , а потом отправился в ресторанчик. Мягкий полумрак заведения дышал старым деревом и тропической влажностью. В углу старый индеец играл на большом ксилофоне из дощечек - мирамбе, еще двое с гитарами стояли по сторонам. Парочка одновременно ударила по струнам, на помост вышла черноволосая красавица и хрипло запела. Слов Петр не понимал, но пела она - и без перевода было ясно - о знойной южной страсти, смуглом теле любимого, поцелуях под луной и прочем латиноамериканском быте, делах людей, не особо отягченных добыванием хлеба насущного, и принимающих жизнь, любовь и смерть с простотой, возможной лишь на глухих окраинах цивилизации.
Когда Синицын расправлялся со второй порцией креветок, запивая их светлым пивом, к его столику подсела девушка. "Здравствуйте, сказала она. Сюда можно?" И улыбнулась. У нее была странная улыбка. Ощущение необычности происходящего, не оправданное никаким рациональным образом, подступило к горлу Петра . "Вы любите Карибы?"- спросила девушка. И продолжала, не дожидаясь ответа. "Их сделал один фанатик Кубы. Никак не мог простить Кастро. В конце концов, сошел с ума, как и положено хорошему режиссеру." Петра прошиб холодный пот. ТАК здесь не говорили. Виртуал безукоризненно подделывал запахи и пейзажи, краски неба и шум автобуса - вещи, описываемые дифурами, но он не мог соревноваться с человеческой интуицией. Персонажей, которых плодил в виртуале Большой копировали с кого угодно - киноактеров и политиков прошлого, любовниц режиссеров, просто людей с улицы, но общим знаменателем их всех были угнетающие посредственность и шаблонность. Виртуальные личности выходили предсказуемыми и банальными. Появление по-человечески говорящего человека могло означать лишь одно - куклу. Так называли на жаргоне реальный, не машинный разум, подсоединенный для того, чтобы взаимодействовать с отключенным.
Поначалу, когда Большой подделывал людей совсем скверно, разработчики пытались запускать в виртуал по нескольку взаимодействующих кукол , но длительное их сосуществование приводило к тем же негативным последствиям, что и в действительности. Персонажи начинали ссориться. Постепенно от реальных людей в виртуале отказались. Появление куклы вероятнее всего означало, что вами интересуются Органы. Но Органы обычно лучше маскировались.
Собеседница, похоже, заметила реакцию Синицына.
-Да, сказала она спокойно. Вы правильно подумали, Петр. Я - кукла. Нам хотелось с вами поговорить. Это - самый безопасный способ. Надеюсь, - добавила она и улыбнулась еще раз.
Слушаю, сказал Петр. У него, впрочем, не оставалось иного выбора.
3
-Вам нравится эта жизнь?- спросила она без обиняков.
-Если правду сказать, я не очень интегрирован - ответил Петр, тщательно взвешивая слова. Понимаете, не всегда могу отключиться полностью. Меня порой не покидает ощущение, что виртуал несовершенен. Но я работаю над преодолением.
- Читая запрещенного Шопенгаура? -спросила девушка. Это был хлеский удар. Как будто рядом щелкнули пальцами. Конечно, нелепо было рассчитывать, что его походы на Торчок останутся незамеченными, и в душе Петр готовился - абстрактно, так сказать, готовился - понести ответственность. Вылететь с работы, стать бомжом, уйти в монастырь. Наложить на себя руки, наконец, если не останется ничего лучшего. Он надеялся, что у него хватит сил нажать на курок, если действительно придется. Правда, пистолета у него не было, но если бы был...
- Кто без греха...
- А это уже из запрещенной Библии.
- А Вы откуда знаете, если она - запрещенная.
- А может у меня по службе допуск.
- Если бы он у вас был, мы бы обсуждали изящную словесность в другом месте.
- Туше!- снова улыбнулась кукла. Трудно сказать, улыбалась ли его реальная собеседница или собеседник на другом конце разъема. Кукла вовсе не обязана была повторять внешность и жесты кукловода. Если действительно улыбалась, то ее самообладанию можно было позавидовть. У Петра витруальное сердце стучало так, как если бы он три километра тащил мешок с песком.
- Что вы, собственно говоря, хотите?
- Поговорить.
- А зачем?
- Надо будет - узнаете.
- А кому надо?
- Вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? Я тоже хочу поспрашивать. Вам не кажется, что неодходимо что-то делать? Что "the time is out of joint"?
- Гамлет, усмехнулся Петр. Я, знаете, скорее созерцатель. Сейчас дочитываю Анналы Тацита. Совершенно кошмарные истории. Кровосмешение, отцеубийства. Человек по природе - зверь. Его гонят голод и наслаждение. С этим никак нельзя справиться. Похоже, единственная возможность - засадить его в одиночку виртуала, где он может блудить, обжираться и убивать без особого вреда для остальных.
- Вас не привлекает действие? Вы не хотите помочь тем, кто хотел бы улучшить условия в реале? Восстановить дороги, убрать мусор с улиц. Жить там, а не халтурить от отключки до отключки. Еще пяток поколений, и человечество вымрет как динозавры. Вы знаете сколько было жертв при последней аварии на СВР в Волгодонске? Техник на подстанции заболел, второй прилег на черный разъем. И забыл переключить на пульте. Станция осталась без электричества - жмуров потом вывозили на грузовиках и складывали в ров за городом.
- Аварии случались всегда. Самолеты падают, суда тонут.
- Но когда они случаются слишком часто, то это - знак. Чернобыль...
- А разве вам жалко жмуров?
- А вы сейчас кто?
- Мне меня не жалко.
- Ну что ж, сказала, поднимаясь, девушка. Мне почему-то кажется, что мы еще
встретимся.
И улыбнулась.
4
После того, как его новая знакомая вышла из ресторанчика, Петр посидел еще немного, но вечер уже был испорчен. Он выщел на воздух. Слегка шумел прибой, над линией пляжа, в свете редких фонарей покачивались лохматые головы пальм. На небе светила луна. Звезд не было. Звезд в виртуале вообще не было, по одной странной програмистской традиции, нигде не записанной, но свято поддерживаемой всеми разработчиками начиная с первого более или менее успешного симулятора "Альфа". Синицин знал, что на самом деле каждый новый изготовитель добавлял одну-единственную, невидимую невооруженным глазом звездочку со случайными координатами - она была как бы его визитной карточкой. Но происхождение этой традиции, сходной, впрочем , с обычаем пилотов отмечать на фезюляже сбитые самолеты, было совершенно неясным. Возможно, авторы программ хотели напомнить посетителям, что те все-таки находятся не там, либо речь шла о неосознанном стремлении утереть нос Творцу? "Я солнце двигаю с востока /С заката подними его." Кто знает.
Глава третья.
1
Петр отвез мать на операцию на такси. Долго ждал. Слонялся по холлу из угла в угол. К концу четвертого часа его беспокойство перешло в гнетщую тоску, сконцентрировавшуюся где-то внизу живота. Он уже несколько раз подходил к дежурной, спрашивал : "Что нибудь новое про Синицыну есть?". Та, глядя вбок, буркала "На операции" и снова утыкалась в экран телевизора, где шла очередная теленовела - уже пятая или шестая подряд с тех пор, как Петр тут очутился. "Ждите, вас известят." Через четыре часа двадцать восемь минут после начала операции в холле появился щеголеватый молодой человек с безукоризненным пробором, в безукоризненно хрустящем халате и начищенных до яркого блеска ботинках. Его ясный взгляд был уверен и спокоен. "Забирайте пациента"- сказал он. "Как операция ? "- спросил Петр, но молодой человек уже развернулся и скрылся за дверью с надписью "Только для персонала". Чтобы гарантировать, что никто, кроме персонала войти не сможет, дверь была снабжена замком, открывающимся личной картой.
Мать вывезли через минуту на каталке. Ее лицо было свежим и безмятежным. Так она выглядела давным-давно, на старой фотографии, сохранявшейся у Петра в заброшенном компьютерном файле на дне архива. Мать была в глубокой коме. Попытки добраться через пуленепробиваемую секретаршу хоть до какого- нибудь ответственного окончились крахом - для того там и держали эту стерву, чтобы общаться с недовольными. "Вы имеете права подать жалобу, если вас недостаточно обслужили. Будет рассмотрена в трехмесячный срок согласно инструкции. Контракт не гарантируетет сто процентов без осложненности. Если будут найдены нарушения, вам возместят стоимость."
"Ее оперировали по страховке " - сказал Петр. "А чего вы тогда беспокоитесь,"- отрезала секретарша. "Пусть страховка и разбирается! “
“Дайте телефон , я позвоню “
Не положено, он служебный. Звоните по своему.
Но у меня карточка кончилась.
Тогда покупайте - она смотрела волком.
Послушайте, сказал Петр – а если такое случится с вашей матерью?
Свою я уже два года как в приют сдала. И вам советую – сказала она и демонстративно уткнулась в экран. Теперь она – овощ.
2
Петр поместил мать в клинику. Заходил после работы, просиживал около неподвижного тела час, два , смотрел на ее - такое молодое теперь - лицо. С ходом дней оно делалось все тоньше, прозрачнее, приобретало фарфоровую белизну. Через месяц она умерла - тихо ушла во сне. На похоронах, кроме Петра, присутствовала лишь вышедшая на пенсию подруга с предприятия, где мама работала - толстая и бесформенная, непрерывно утиравшая слезы грязным носовым платком, отчего дешевая кометика расползалась по неровному, морщинистому лицу.
В кремационном зале было гулко и пусто. На возвышении стоял многоразовый пластиковый гроб, три металлических венка с облупленной краской украшали постамент. Петр заметил, что венки прикрепили цепями с висячими замками к вделанным в бетон кольцам - чтобы не украли. Из малоприметной дверцы справа от постамента, шаркая, вышел служащий, зыркнул на присутствующих из-под насупленных бровей, нажал где-то за постаментом кнопку и остался стоять рядом.
Скрипуче заиграл отрывок из моцартовского Реквиема на электронном органе. Поверх музыки разнесся хорошо поставленный голос. "В эту скорбную минуту..."
Петр не слушал. После всей беготни, связанной с похоронами, он впервые осознал, что остался совсем один.
Музыка доиграла, хорошо поставленный голос замолк. Заверещал мотор, и гроб медленно поплыл к люку в задней стене зала. За спиной Петра - или это ему только показалось, хлопнула дверь. Кто-то, незаметно вошедший во время речи, вышел наружу.
3
Две недели Петр был сам не свой. Он приходил с работы, пытался читать и внезапно ловил себя на том, что сидит, бессмысленно уставившись в монитор и думает о фарфоровом лице мамы на зеленой подушке клиники, служителе крематория или странной девушке из виртуала.
Через две недели запищал зуммер переговорника.
- Здравствйте, - раздался приятный баритон. Не могли бы вы зайти завтра в 14.30 по адресу... Вызов в Органы не сулил ничего хорошего, но не идти мог только сумасшедший,либо человек, которому нечего было терять.
- Следователь Славянский, - представился обладатель баритона. - И сразу перешел к делу. Мы зарегистрировали незаконное подключение к городской СВР 20 марта, опрашиваем всех, бывших на тот момент в отключении. Не заметили ли вы что-нибудь странное?
- А что, регистр не сработал? - спросил Синицын.
- Откуда вы знаете про регистр?
- Я программист, и знаю, что все, происходящее в виртуале, фиксируется.
- Мы обнаружили, что полчаса записи сфальсифицированы. Очень профессиональная работа. Кто и чем занимался там в эти полчаса мы пока не знаем. Но выясним. Так что, если что-то заметили странное, лучше скажите сразу.
- Нет,- сказал Синицын. Ничего странного не заметил.
- Хорошо, задиктуйте у секретаря чем вы занимались в виртуале вечером 20 марта, и можете идти. Мы вас еще раз вызовем, если понадобятся уточнения.
Выйдя от следователя, Синицын сам удивился с какой простотой он соврал. Если все раскроется, последствия могли быть очень скверные. Но и сказать правду было чревато. За чтение запрещенных книг сильно не преследовали, однако вылететь с работы можно было в два счета - один звонок симпатичного баритона - и волчий билет Петру был бы обеспечен на всю оставшуюся жизнь. "Наши программы должны быть идеологически корректны" - это изречение красовалось во многих циркулярах, его вдалбливали на летучках. "Виртуальная жизнь должна быть настоящей жизнью, и ее надо делать чистыми руками". От казенности этих лозунгов Петра подташнивало, он - то хорошо знал про чистоту програмистских рук. Закрывали глаза на виртуальные гаремы и секс-парти с виртуальными малолетками, на программную наркоту, которой торговали прямо у входа в СВР. На дебилов, просидевших десятилетиями в отключке. На чокнувшихся от компьютерных вирусов, получивших переохлаждение или инсульт из-за неполадок в системе жизнеобеспечения. На то, что севшее на электронную иглу человечество все быстрее катилось черт знает куда. Все это тихо заметалось под ковер. Не прощалось лишь выражение минимального несогласия с системой, благодаря которой такие вещи оказывались возможными.
Еще был памятен случай со служащим соседнего отдела. Тот который познакомился с девушкой. Крутили роман с полгода, потом разошлись. Через некоторое время выяснилось, что девушка была под колпаком, принадлежала к подполью, что -то там записали. Она исчезла, парень вылетел с работы.
Петр чувствовал, что влип в неприятную историю с плохо предсказуемыми последствиями, и настроение у него было мерзопакостное.
Глава четвертая.
1
С утра программистов согнали на собрание. Начальник отделения представил малоприметного мужичка. "Это господин Иванов из нацбезопасности. Он проведет с вами профилактическую беседу о бдительности на рабочем месте". Такие беседы иногда случались, по большей части дело ограничивалось туманными указаниями на ответственность работы и намеками на происки темных сил. "При любом подозрении на незаконные модификации программного обеспечения СВР ваша обязанность - немедленно обращаться в компетентные инстанции."
Программы давным-давно вышли из-под контроля производителей и существовали одной им ведомой жизнью. Сотни миллионов инструкций и файлов, плохо документированных, разбросанных по различным версиям и невнятным стандартам представляли из себя самые настоящие Авгиевы конюшни, и не было Геракла, способного их расчистить. Каждая новая строка кода таила в себе сюрпризы, о которых разработчики и не догадывались. Само собой, симуляторы реальности гоняли на стендах, какое-то количество ошибок удавалось отловить. На конечном этапе в дело вступали люди, подключавшиеся напрямую. Эта работа по степени риска была сравнима с буднями летчиков - испытателей. Сбой грозил перегрузкой нейронов - и одному богу было известно, чем она могла кончиться. Спектр простирался от тика до паралича и сумасшествия.
На тщательную отладку ни времени, ни сил обычно не хватало, и некоторые ошибки проявлялись лишь тогда, когда через программу уже прошла сотня жмуров. И сто первый не прошел.
В их растрепанном виде, программы предлагали благодатную почву для незаконных вмешательств начиная со сравнительно невинного вуайеризма и кончая легендарной по мафиозным разборкам примочкой " Макаров девять ноль", последствия применения которой вполне соответствовали названию. Так что интерес Органов к программированию был вполне оправдан.
На этот раз Иванов сказал нечто, на редкость конкретное. "Возможно вы слышали об аварии на СВР в Волгодонске. Не исключена возможность того, что на самом деле эта авариия была терактом. До нас постоянно доходят сигналы о существовании террористических групп на базе организаций староверов. Мы делаем все, чтобы предотвратить возможность вмешательства в систему на высоких уровнях, способное подставить под удар миллионы граждан, но бдительность необходима и для локальных компьютеров, которые гораздо более уязвимы..."
2
- Что-то, наверное, чуют"- так прокомментировал речь Иванова Леонид Сергеевич. Он иногда заходил к Петру поболтать. "Иначе бы не стали поднимать шум. Через два дня полгорода будет знать."
- Не новые это разговоры, все время твердят про террористов. Пошумят и перестанут, возразил Петр.
Он ошибся.
Обычно Синицын возвращался домой пешком. В последние годы общественный транспорт работал из рук вон плохо, и если расстояние было не очень велико, ноги оказывались самым надежным средством передвижения. У здания СВР царило необычное оживление, улица была огорожена, около входа стоял десяток автомобилей - несколько полицейских машин, три пикапа Скорй Помощи, и какие-то большие черные авто. Перед ограждением собралась небольшая толпа зевак.
- Что случилось? - спросил Петр у стоявшей к нему спиной молодой женщины. Та обернулась, взглянула ему в лицо. Она была непохожа на куклу, с которой Петр говорил на Карибах, но именно тогдашняя странная собеседница мгновенно возникла в его памяти, как возникает смысл слова произнесенного на иностранном языке - еще до того, как ты его перевел.
- Началось, - сказала она, на этот раз не улыбнувшись, и пошла прочь.
Петр не посмел последовать за ней.
Глава пятая.
1
Официально ничего не говорили. Ходили слухи, и слухов было много. По одной версии пропала электроэнергия, а резервное питание не сработало. Знающие люди на это возражали, что в ячейках есть аккумуляторы, достаточные для вывода жмуров из отключки в случае чего -то непредвиденного. С их точки зрения причиной могла быть порча программы, компьютерный вирус в системах жизнеобеспечения и защиты от перегрузок. Другие говорили, что СВР охранялась чисто номинально, и беззащитных жмуров можно было запросто передушить, подсоединив баллоны с углекислым газом к кислородным трубам. Оборудование, конечно, забило бы при этом тревогу, и начали бы экстренный вывод, но на него надо минут пять, а без кислорода мозг столько времени не продержится. По еще одной версии, на станции испытывали новую программу для тренировки спецназа, отданную на разработку родственнику высокопоставленного чиновника из Администрации Президента. Программа, разумеется, пошла вразнос.
Само количество жертв было неясным, но счет должен был идти на тысячи. У многих на момент катастрофы в отключке были друзья или родственники. Рассказывали про несчастного отца отправившего жену с двумя дочерьми немного развлечься в виртуальный аквапарк - у него самого была срочная работа. Прождав три часа в очереди для опознания в морге, он пришел домой и повесился.
СВР заново открыли через неделю. Желающих было немного, хотя тариф на краткосрочную отключку снизили вдвое, обозначив снижение как "сезонную скидку".
2
Синицын решил воспользоваться скидкой, и еще раз посетить "Коза Ностру". В виртуальном аэропоту Пуэрто Эскондидо, с которого обычно начинался заезд, он зашел в книжную лавку. На полке классики в дальнем углу стоял томик Шекспира. Текст был безбожно адаптирован, лексику 17 века выутюжили до синтетического лоска стандартной грамматической программой, подчистили самые неподходящие сцены. В финале Гамлет, заколовший мерзавца старовера Клавдия, женился на Офелии. Фотфинбрас был свидетелем на гражданской церемонии. "И пусть ей шлейф несут, красавице, четыре капитана" - восклицала раскаявшаяся Гертруда. Слова о вывихнутом веке по странной случайности были на месте.
Петр прихватил томик - об оплате можно было не беспокоиться. Вечером, уходя, он оставил книгу в ресторанчике, заложив страницу со словами принца пластинкой ракушки, выглаженной приливом до толщины бумажного листа.
The time is out of joint: O cursed spite
That ever I was born to set it right!
Ему оставалось только ждать.
3
Прошло еще три недели. Горящее лето ввалилось в пустующий город, обжаривая в солнечном масле коробки серого бетона, шурша высохшей травой на пустырях, поднимая заряды пыли с улиц, по которым пробками проскакивали редкие автомобили. Все живое стремилось забиться в тень, под вентилятор, в отключку - куда угодно, только бы подальше от этого изнуряющего пекла.
Петр, маявшийся с очередным проектом в офисе без кондиционера, начал уже думать, что его необдуманная выходка с томиком Шекспира прошла незамеченной. После аварии СВР конечно же основательно перетряхнули, и его неведомым собеседникам был прямой смысл не злоупотреблять доступом. Петра это в какой-то мере успокаивало - он уже сожалел что полез в пасть волку. В конце концов, люди всегда более или менее несчастны. Будда учил, что жизнь есть страдание, бесконечная череда превращений, которая заканчивается нирваной лишь для немногих избранных. Виртуал делает эту череду превращений, уже не прерываемую смертями, ощутимой кончиками пальцев - ты становишься императором, героем, космонавтом - и все время безнадежно остаешься самим собой. Меняешь красавиц, автомобили и яхты, строишь дворец - сто тридцать три комнаты - отделка санузлов из яшмы. Жажда новых и новых ощущений гонит дальше и дальше, к боли, краю, разрыву. Тебя начинают занимать восточные яды, прыжки с крыш, ты смотришь как кровь из вены медленно вытекает на мраморный пол.
Сознание меркнет, потом включается снова - и на запястьях нет порезов.
На каком-то этапе перед тобой встает вопрос - а потом? В конце концов, даже если скопить правдами и неправдами на пожизненный виртуал, даже если сто пятьдесят лет - все равно придет момент когда сосуды мозга уже не смогут пропустить кровь к изношенным нейронам - картинка пред глазами померкнет, на дисплее оператора номер твоей ячейки замигает красным. Врач установит отсутствие активности коры. Твое, столько лет уже неподвижное тело переложат на другую полку чтобы сжечь и освободить место для следющего. Прожить одну несчастную жизнь или тридцать несчастных жизней в одной? Какая, право, разница.
4
- Вы просили о встрече, сказала она, скорее утвердительно чем вопросительно.
- Да, ответил Петр. Как вас зовут?
- Зовите меня Соледад.
- Почему такое странное имя?
- Мои предки были испанцами, боролись с Франко, эмигрировали в Союз. Дела давно минувших дней. Maria de Soledad - дева Мария в своем одиночестве. Католики уважают Деву настолько, что у нее есть несколько имен.
- Я не знал, - сказал Петр.
Она подсела к нему за столик в дешевом кафе, куда Синицин зашел после работы выпить чашку синтетического кофе с не менее синтетическим пончиком. Сейчас он мог разглядеть ее как следует. У нее было гибкое тело и сухая смуглая кожа. Очень женские руки - сильные но не мускулистые - она положила их перед собой на столик и сцепила пальцы. Некрашеные, коротко обрезанные ногти - похоже, не любила косметики. Карие глаза временами казались зеленоватыми. Темные волосы были коротко подстрижены.
- Кто вы такие? Что хотите делать? Зачем я вам?
- Подпольщики, староверы. Мы хотим избавить мир от компьютерной чумы.
- Вы устроили теракт на СВР?
- Нет, у нас другие методы. Говорят, там сработала "Капелла".
Петр несколько раз слышал про "Капеллу", полумифических сторонников террора. Им приписывали шумную гибель предыдущего Президента по официальной версии умершего в автокатастрофе. Впрочем, говорили и то, что конец главы был делом рук карельских сепаратистов, называли также китайскую мафию, и даже теперешнего руководителя нацбеза генерала Булавина. Впрочем, ходили слухи, что нацбез сам распространяет фальшивые версии в целях дезориентации внутренних врагов.
- Мы стараемся просветить людей, объяснить им правду. Доказать, что надо заниматься реальной жизнью пока не стало слишком поздно. Наша конечная задача - захват власти, полный запрет виртуала, организация общества на принципиально новых началах, возрождение веры.
- Полагаете, вас поддержат? Люди на игле, недовольных немного.
- Нам не нужна всеобщая поддержка. Необходимо ядро, актив. Инертных переубедим, сопротивляющихся - заставим. В истории такое уже не раз происходило. Нам нужны программисты , потому что правду лучше всего объяснять людям тогда, когда они в отключке.
Петр медленно покачал головой.
- Я не верю, сказал он. Это уже было. Перевороты, революции. Одного моего предка пристрелили за то, что он закопал три пуда зерна - хотел чтобы его дети дожили до будущего. Пристрелившие же хотели, чтобы его дети дожили до светлого будущего. В этом заключалась разница... Власть - не выход. Нельзя объяснить правду. Каждый должен понять ее сам. Это как любовь. Я читал, что в прошлом веке все любили коммунистическую партию...
- Ну что же, сказала она, и ее зрачки немного расширились как бы вбирая тусклый свет подступавших сумерек. Возможно, вы все же к нам придете. Вы многого не знаете - и я не могу вам сказать про некоторые вещи - это должно быть тайной, но приходит время перемен. Мало кто верит, что такое вообще существует – думают, что порядок незыблем. И что нет ничего нового под солнцем. Но они ошибаются.
Глава шестая.
1
В кабинет Петра заскочил взволнованный Леонид Сергеевич. "Переключайте скорее на трансляцию. Президент выступает!"
Петр нажал на значок подключения к трансляционной сети.
В экране, на фоне темно-зеленой занавески и государственного флага маячило лицо Президента, напоминавшее Синицину щучье рыло. Его острый нос казался еще острее, чем обычно, маленькие косо поставленные глазки оцепенело смотрели в объектив, и под глазами выделялись наспех припудренные мешки. Высокое разрешение профессионального монитора, как вогнутое гримерное зеркало неприятно приближало к зрителям президенстскую физиономию.
"Господа, сказал он. За несколько прошедших часов произошли серьезные сбои на ряде станций виртуальной реальности в городах Федерации. Есть жертвы. Имеются основания полагать, что произведены диверсии, организованные носителями враждебной нам идеологии, лицами , не желающими расстаться с прошлым, отрицающими прогресс. Они сами себя выбросили на обочину цивилизации, загнали в угол, а теперь дошли до убийства ни в чем не повинных стариков, женщин и детей.
Я прошу вас соблюдать спокойствие, не поддаваться панике. Ответим этим нелюдям и выродкам еще сильнее сплотившись вокруг правительства и его руководящих органов.
"Ничего себе!" - бормотал как громом пораженный Леонид Сергеевич. Стоя у Петра за спиной он вытягивал к монитору жилистую шею и шумно дышал.
"...Создана чрезвычайная комиссия по расследованию лично под моим председательством. В столице объявлен комендантский час. Службы национальной безопасности переведены на особый режим и будут работать без отдыха до тех пор, пока враг не будет обезврежен. Так как одновременное выведение из виртуала большого количества лиц, там находящихся, затруднено в силу технических причин, оно будет производиться поэтапно, согласно плану по чрезвычайным ситуациям. Станции ВР взяты под усиленную охрану..."
Технические причины, насколько понимал Петр, состояли в том, что в среднем до 80 процентов жителей одновременно находилось в отключке. Так как жмуры питались физрастворами и находились в ящике объемом 0.42 кубометра (злые языки говаривали что цифра была взята из армейского стандарта на захоронение), то нормальной еды, транспортных средств, даже жилья, попросту не хватило бы, появись они все вдруг на улицах. Даже если не вспоминать что вывод из месячного пребывания требовал трехдневной адаптации, а для годового этот срок составлял две недели.
Петр также понимал, что усиленная охрана мало чем поможет если диверсии (а так оно скорее всего и было) шли по компьютерным линиям -через Большого. Если диверсантам удалось каким-то образом получить контроль над Большим - дело было очень скверное. Попросту на то, чтобы разобраться что где и как, могло потребоваться немалое время. Большой был необычайно сложной системой, и сам себя тестировал. Если устроившие все это хоть что-то понимали в своем деле, систему тестирования вывели из строя. А если информация в памяти была вовремя уничтожена, разобраться вручную в миллиардах байт, гулявших по компьютерным закоулкам было делом крайне сложным.
"... Я еще раз призываю вас к спокойствию."
2
Жара не отступала.
Временами по улицам грохотали бронетранспортеры. Загорелые, голые по пояс солдаты с автоматами сидели на броне подложив гимнастерки - иначе, видимо, было просто не вытерпеть.
На работе курилка гудела с утра до вечера. Иногда заходил начальник, разгонял всех по местам, но через полчаса народ собирался снова. Начальник время от времени и сам, не выдержав, подключался к разговору, и спохватывался лишь когда наступал обед.
У каждого была своя собственная версия происходящего, спорили до хрипоты. Один сотрудник так разволновался что ему стало плохо, пришлось вызывать скорую. Нашлись капли, ему положили на лоб мокрое полотенце. Скорая приехала через полтора часа. В тот же день он вышел из больницы - ничего серьезного у него не было.
Вечером того же дня Петр пережил пожалуй самые неприятные в своей жизни минуты.
Он сидел за компьютером читая "Историю французской революции" Карлейля, когда за окном раздался шум мотора, и фары подъезжающей машины высветили бледный косой прямоугольник на потолке и стенке. Петр выглянул. Внизу остановился большой черный автомобиль. Из машины выскочили четверо и побежали к подъезду. Хлопнула дверь, по лестнице застучали торопливые шаги.
В ужасе понимая что ничего уже сделать нельзя, Синицын рванулся к компьютеру, вытащил диск, и несмотря на очевидную бесполезность этого действия стал засовывать его за обшивку. Шаги прогрохотали мимо, направлялись на верхний этаж. Раздался удар - выбили дверь, сдавленные крики, несколько отрывистых команд, и шаги застучали вниз. Петр подбежал к окну и увидел как двое тащили под локти мешковатую мужскую фигуру. На левой ноге у мужчины болтался шлепанец, правая была в сером носке и волочилась прямо по асфальту. Голова задержанного тяжело ворочалась из стороны в сторону. Его швырнули в машину, двое вскочили вслед, еще двое сели вперед к водителю. Автомобиль рванулся с места и исчез за углом.
Сердце у Петра бешено колотилось. Он подошел к шкафу, вынул полупустую бутылку с ромом, налил четверть стакана и выпил. Скверный ром слегка обжег горло, но желаемого эффекта Синицын достиг - тепло стало разливаться по телу, неся так необходимое ему сейчас полуоцепенение. Пульс постепенно приходил в норму.
В этот момент раздался звонок в дверь. Он открыл. На площадке, под тусклой, отсвечивающей зеленым диодной лампой стояла Соледад.
3
Увидев встрепанного Петра, она могла удержаться от улыбки, как будто зашла просто так - на чай. По их предыдущим встречам Петр усвоил, что ее отличала спокойная уверенность что все будет хорошо. Ну или будет как будет. Редкое качество, позволяющее единственному из роты новобранцев спокойно спать в ночь перед боем. Синицин же так растерялся что не понимал что делать, некоторое время они стояли глядя друг на друга - она по-прежнему улыбаясь, он - в полнейшей растеренности. Наконец он спохватился, сказал "Добрый вечер!" и пригласил гостью войти.
Соледад говорила мало. В городе идут аресты. Хватают всех без разбора - кого только могут подозревать. Она чудом ушла, ее предупредили. В ее отсутствие приходили, выломали дверь, раскидали стулья, вывернули все из шкафа. К счастью на улице ей повстречалась соседка с лестничной площадки, не побоявшаяся сказать о случившимся. Она направлялась к члену организации по странному совпадению жившему двумя этажами выше. Увидела подъезжавшую машину, спряталась за мусорными баками. "Мерзавцы!"- сказала она, и ее смуглое лицо слегка скривилось.
Ей надо было переждать несколько дней пока станет спокойнее. После она постарается связаться с теми, кто мог уцелеть. Она понимала, какой опасности подвергает по сути незнакомого человека, но ей просто некуда податься. Конечно, она уйдет, если Петр так хочет - никаких вопросов.
- Оставайся - сказал он. Есть хочешь? Он и сам не заметил как перешел на ты.
Он вынул из шкафа запасной комплект постельного белья, расстелил на полу в противоположном от кровати углу две своих куртки, под голову свернул пиджак. У нее было только цветастое платье в котором она пришла.
Петр дал ей свою пижаму. Пока она плескалась в душе, Петр лег, накрылся простней и отвернулся к стене. Она прошла мимо, легла на кровать, и вскоре ее дыхание стало ровным - заснула. Примерно через полчаса заснул и он.
4
В следующую ночь они стали любовниками.
Это случилось с такой простотой и обыденностью, что Петр даже не задумался о том, хорошо это или плохо. Его прежние увлечения, едва родившись, сразу же обрастали , как дикообраз колючками, сомнениями, рассуждениями, предчувствиями и опасениями. Он выдумывал женщину - из ее фигуры, выражения лица или походки. Ему было трудно наладить контакт, понять что собственно от него ждут. Через некоторое время Петр осознавал, что та, которой он увлечен на самом деле - плод его воображения. Что вещи, очевидные ему, совсем не очевидны ей. Например, ее совсем не привлекает идея выучить немецкий для того, чтобы прочитать Рильке, хотя она и говорит, что было бы неплохо. С другой стороны, соглашается что теленовелы - хлам, но прилежно их смотрит. В конце концов выяснялось, что она втихаря встречается с кем-нибудь типом, настолько ничтожным, что Петру даже в голову бы не пришло к такому ревновать.
После нескольких бесплодных романов от которых он изрядно страдал, он начал воспринимать свои неудачи на любовном фронте как нечто, присущее природе вещей. Дешевки из виртуала помогали скрасить существование когда отсутствие женщины становилось плохо переносимым. По сути дела - хотел он этого или нет - его жизнь была постепенным погружением в одиночество. Хотя иногда человек приобретает привычку одиночества, как и привычку к самым необычным условиям существования, приспособиться удается далеко не всем. Некоторые навсегда остаются там, иным удается пересечь пустыню и снова выйти к людям, но такие странствия никогда не проходят бесследно, и душа у подобных скитальцев навсегда остается обожженной беспощадным ультрафиолетом далекого солнца.
Он не знал про Соледад почти ничего. Конечно, он не был первым мужчиной в ее жизни, и , вероятно, будет не последним. Это казалось ему важным в предыдущих романах - сейчас подобные соображения отступали куда-то на задний план. Петр внезапно осознал ограниченность отпущенного ему времени. Время нависало над головой как черная грозовая туча, и надо было успеть до того, как задует резкий, пронзительный ветер и по иссохшей земле тяжело застучат первые, особенно крупные, капли.
Глава седьмая.
1
Дождь пошел в среду. Где-то с десяти утра над городом начали сгущаться облака. К полудню небо было черным-черно, ветер, уже не дышавший как печка, скорее напоминал струйку воздуха из слабо работающего кондиционера. Внезапный вихрь, набирая силу, дунул по улицам, сметая по краям обрывки пластиковых упаковок и прочий мусор, где-то над соседними домами полыхнула молния, раздался грохот и сплошным потоком хлынул дождь.
Идя домой по мокрой мостовой, Петр с наслаждением вдыхал свежий воздух, которого так не хватало последние недели. Его жизнь, спокойная и однообразная, от которой он уже не ждал ничего сногсшибательного, но скорее готовился спокойно довести ее до конца в неком абстрактном и, вероятно, неблизком будущем, эта жизнь вдруг побежала подобно мутному ручейку вдоль поребрика. И ручеек тянул его во что-то непонятное и завораживающее, как обрывок обертки, щепку или сухой лист с дерева.
Он поднялся по лестнице, открыл дверь электронным ключом. Соледад не было. Она словно растворилась в воздухе, как растворяется пламя погасшей свечи, оставив за собой едва уловимый запах. Не было ни записки, ни знака - ничего. Пижама Петра, в которой она предпочитала ходить днем (по вечерам, в перерывах между занятиями любовью, она ходила, задернув штору, просто нагишом), была аккуратно сложена в шкафу.
Ночью постель была непривично пустой - Петр долго ворочался с боку на бок, потом принял для успокоения свои четверть стакана рома, наконец, забылся тяжелым, неспокойным сном, и не слышал как во двор снова заезжает черный автомобиль.
На этот раз направлялись к нему.
2
С их последней встречи следователь исхудал и осунулся. Работы, похоже, было невпроворот. Славянского донимал насморк, его баритон приобрел хриплые обертона заезженной граммофонной пластинки. От казенной вежливости не осталось и следа.
-Ты, дерьмо, - сказал Славянский. Ты мне, гад, сразу не понравился. Я таких как ты под землей чую. Типичная интеллигентская слизь. Улик против тебя не было, твои дружки, сволочи, хорошо за тобой подчистили, а то бы уже кайлом махал на урановом руднике. Там таких как ты воры сразу опускают - они политических не любят. Ничего, рудник от тебя не уйдет. Но сначала ты мне всех сдашь - всех до одного. Ты еще посмотришь как твоей прошмандовке три охранника будут дырку рвать.
-Я ничего не знаю - сказал Петр.
Следующие полчаса, которые Славянский наполовину проговорил, наполовину проорал, Петр позже припоминал лишь кусками.
-Твое счастье, придурок, что ничего не знаешь. Она тебя использовала как подстилку, отлежалась пока поутихло и свалила. Я ее повадки наизусть выучил... Мы за ней давно охотимся... Она со всей их организацией переспала - и поодиночке, и со всеми сразу... Знаешь что они в Волгодонске теракт устроили? Потом жмуров на грузовиках вывозили. Им твоя жизнь - как плюнуть и растереть. Тебе, придурку, повезло что мы многих повязали, а так валялся бы уже где-нибудь в лесу с перерезанным горлом... Ты хоть понимаешь, в какую историю ты вляпался? Статья 148, терроризм - от пятнадцати до вышки... Это не твой гребаный Тацит, а зона... Жалко мне тебя, по-человечески жалко. Думаешь, нам, следователям, наплевать - а ведь мы тоже люди. У нас тоже душа болит когда невинного человека завлекли, обманули. А у судьи - кодекс, он может и рад бы меньше дать, но не может. Сотрудничество со следствием - твой единственный шанс. Подписывай. И Славянский бросил перед ним на стол лист бумаги.
"Я гр. такой-то, обязуюсь сотрудничать с органами нацбеза в целях ..." - буквы прыгали перед глазами Синицина.
Что то внутри у него почти физически ощутимым движением распрямилось. Как будто прорвало гнойник, и стихло зудящее напряжение - как будто все, вымолчанное годами, вышло наружу в одной, самоубийственно короткой , как прыжок с табуретки, фразе.
-Не буду! - вдруг сказал он с неожиданной для себя самого решимостью. Делайте что хотите!
Видимо, скрытая энергия ненависти, заключенная в словах никуда не годного хлюпика, которого, по всей сыскной логике, можно было в три приема согнуть как гвоздь, передалась следователю, и тот чутьем понял, что его труд пошел насмарку.
-Ах ты дрянь! - бешено заорал Славянский и, яростно, отработанным движением, выбросил вперед хитро согнутую ладонь. Инстинктивно Синицин дернулся в сторону - вероятно это и спасло его от перелома челюсти. Удар пришелся по касательной, но от резкой боли перед глазами у него пыханул фиолетовый сноп, и он погрузился в небытие, как это обычно бывает при отключке.
3
Очнулся Синицын в камере. Окна не было, помещение с бетонными стенами освещалось пыльной лампой под потолком, определить который час было невозможно. В углу, справа от железной двери, располагались пластиковый унитаз и умывальник. В противоположном - двухъярусные железные нары.
Петр лежал лицом вниз на шершавом полу, куда его бросили охранники. Челюсть саднила, кожа на коленях и локтях была содрана, болело ребро но кости, похоже, остались целы. Он подумал, что ему в некотором роде повезло: он сразу потерял сознание и сравнительно легко отделался. На верхних нарах что-то зашевелилось и над краем свесилась лысая голова, украшенная бесцветными глазками, красным ноздреватым носом и венчиком седых волос.
”Эк они вас!”
-Я Лузин, - представился его сосед по камере, - Михаил Петрович. По глупости попал сюда - по чистейшей глупости. Из-за бабы, будь они все неладны. И куда только в моем-то возрасте понесло.
Его история была извилистой и грязной как серпантин проселочной горной дороги под дождем. В ней мелькали растраченные деньги, пьянка, шантаж, однократно упомянутые Георгий Ильич и Патрисия Михеевна, совершенно Петру незнакомые; пышные прелести пассии Лузина ( "Ах, какая у нее попка!") занимали в этой истории почетное место, как и ее неуемная женская страсть к побрякушкам, и - вызывавшая у Лузина еще большее неприятие - к виртульным похождениям. "Представляете, эта дрянь расписывала мне, как трахается там с пятью мальчиками из пионерского отряда на красном знамени дружины! Она говорила, что ее возбуждают символы коммунистической эпохи. И все время требовала с меня денег на виртуал. А у меня что, допуск верхнего уровня к Большому что ли, чтобы на счет себе бабло класть?"
Петр хотел было ответить любезностью на любезность и рассказать вновь обретенному товарищу по несчастью за что загребли его, но вовремя припомнил книжные наставления диссидента времен брежневского режима, которого подсаженный в камеру сосед - стукачок сдал с потрохами.
- А Вы давно тут?- спросил он как бы мельком.
- С неделю уже.
Петр перевел глаза на унитаз. Раковина была совершенно сухой. Тонкий слой пыли лежал на потрескавшейся поверхности пластика, лишь рыжая полоска, пробитая каплями воды помаленьку вытекавшей из бачка выделялась посередине как русло пересохшей реки в пустыне Гоби. Он подошел, неспеша нажал на ручку и по дну раковины, плеская по краям, с шипением рванула пенная струя.
- Баба, говорите. Из-за них, баб, вся гадость в жизни. Хотя мужики порой бывают не лучше.
Лузин как-то вдруг сник, и судорожным боковым движением кулака начал гладить спинку носа. Воцарилось молчание. Оно длилось недолго, вскоре по коридору загрохотали шаги. Синицин понял, что весь разговор прослушивается и просматривается. Распахнулась дверь. Петру скомандовали - на выход. Долго шли зарешеченными коридорами, мимо одинаковых пронумерованных дверей, пока Петр снова не предстал перед Славянским. Тот, глядя в сторону, сказал.
Приказано отпустить тебя и держать под наблюдением. На живца хотят ловить, рыболовы хреновы. Благодари всевышнего, что времени нет, и приходится рисковать. Но они с тобой ошибаются. Уйдешь ты, гад. Я тебя, сволоту, насквозь вижу. Ничего, от меня не спрячешься. Из под земли достану, сверну шею как цыпленку. И он сжал кулаки, как бы предвкушая тот момент, когда наконец-то сможет свернуть Синицыну шею.
4
Рассветало. Его провезли по совершенно пустым улицам, нахально проезжая светофоры на красный, шофер лишь слегка притормаживал. За два квартала до многоэтажки машина остановилась, и водитель, не поварачивая головы сквозь зубы процедил "Вали". Синицин пошел домой. На лестнице ему встретились два мужичка с чемоданчиками, бодро шагавшие вниз. Проходя мимо, мужички отвели глаза, как будто вовсе не они только что установили в девятнадцатиметровой комнате три миниатюрных камеры, пару подслушивающих устройств, и жука на непроницаемый компьютер.
Глава восьмая.
1
На работе Петр, объясняя свои синяки, сказал что его избили алкаши. Леонид Сергеевич долго охал и говорил что-то насчет того, что жизнь стала опасная до невозможности, на улицу спокойно выйти нельзя, что вместо того чтобы ловить каких-то неведомых террористов (откуда в провинции террористы, что им тут делать? ) лучше бы навели порядок в городе ... Петр машинально поддакивал. Все происходящее казалось ему дурным сном, от которого очень хотелось, но никак не удавалось пробудиться.
Ощущение пустоты в животе было теперь почти постоянным. Иногда оно слабело, иногда становилось сильнее, но почти не покидало Синицына. Порой ему панически хотелось бежать, спрятаться, забиться под землю, но он понимал, что шансов скрыться чрезвычайно мало - он нужен нацбезу лишь настолько, насколько способен выполнять роль наживки, то есть находиться на месте. Если начнет рыпаться, то сгноят в подвале, как тысячи других. Надо было как-то предупредить Соледад - Петр чувствовал, что если Соледад погибнет из-за него, он себе не простит, но надеялся, что староверы лезть на рожон не будут.
2
Ожидание чего-то необычного казалось, пронизывало теперь все вокруг. Объявили, что виновники терактов найдены, их будут судить. Никто не верил, что нашли действительно виновных. Показывали лица задержанных, и Петр каждый раз с замиранием сердца ждал, что на экране среди прочих мелькнет лицо его подруги, вздыхал с облегчением когда комментаторы наконец переходили к спортивным новостям и погоде.
Все эти дни Петр старался понять как именно за ним следят. Конечно, квартиру напичкали камерами. Стараясь действовать не очень заметно, он сантиметр за сантиметром осмотрел стены и мебель. Дырки с булавочный укол было более чем достаточно для наблюдения, сама камера могла быть размером с брючную пуговицу. Прибор для обнаружения электромагнитгых волн сильно облегчил бы поиски, но незаметно достать его было чем-то из области фантастики. Одну камеру за вентиляционной решеткой он нашел довольно быстро, потом обнаружил и вторую - в дверце шкафа. Он не знал, были ли другие.
Петр слышал, что микропередатчики рамером с дробину обычно вводили в пищеварительный тракт - часто пяток капсул просто подсыпали в пищу. В желудке или пищеводе капсула зацеплялясь, и местоположение объекта слежки фиксировалось по подаваемым сигналам. Это позволяло не пускать агентов непосредственно по следу - они, точно зная местонахождение ведомого, были неподалеку, но не на виду.
3
По дороге на работу Синицын зашел в магазин. Кроме обычного набора полуфабрикатов, купил рулон аллюминиевой фольги предназначенной для того, чтобы заворачивать продукты, и коробку булавок. Перед тем, как уходить с работы домой, он зашел в туалет, и прикрепил фольгу с внутренней стороны брюк и пиджака, подкалывая к подкладке булавками. Пиджак он пока надевать не стал, а набросил на левую руку.
Место Петр присмотрел заранее - небольшой переулок, в котором можно было спрятаться за мусорными ящиками. Зайдя в переулок, надел пиджак. Теперь, если расчет был правильным, фольга должна была заэкранировать радиоволны, а отметка пропасть с экранов. Ждать подтверждения пришлось недолго. Почти одновременно с двух сторон в улочку заскочили двое. Около середины они встретились, перекинулись парой слов и рысцой побежали в разные стороны - искать дальше. Оставаясь в пиджаке, Петр тоже вышел наружу. Спина нацбезовца маячила перед ним. Пройдя метров сто по проспекту, Синицын снял защиту. Шпик тотчас подошел к витрине ближайшей лавки и остановился, якобы что-то рассматривая. Петр прошел мимо. Оглядываться он не стал - ему надо было засечь следивших не создавая у нацбеза впечатления, что они раскрыты - пусть лучше думают, что произошел случайный сбой.
Глава девятая.
1
Возможность хотя бы на короткое время стать невидимым придала Петру немного уверенности. Брюки из фольги жутко шуршали на ходу, так что носить их на работе было опасно. Приходилось снаряжать костюм каждый раз перед выходом с работы. Как-то его чуть не застукали в туалете за операцией пришпиливания. Долго все это продолжаться не могло.
В тот день он возвращался с работы, когда за углом загрохотали выстрелы.
Подозревая худшее, Петр, накинул пиджак и рванулся к месту событий. Перестрелка длилась недолго. Когда Синицын добежал до места, стрельба уже прекратилась. За деревом умирал незнакомый Петру человек. Один из сопровождавших его шпиков, убитый пулей в голову, в скрюченной позе лежал неподалеку. Третьим был Славянский. Пуля пробила следователю грудь, воздух со свистом входил и выходил в пулевое отверстие.
-Диск! прохрипел Славянский. Доставь в нацбез. Слышишь! И потерял сознание. Трудно сказать, узнал он Петра, или нет. Диск в пластиковой коробочке лежал в полураскрытой левой руке. К коробочке черной изолентой был прикручен небольшой цилиндр с кнопкой. Правой Славянский сжимал, как горло неведомого врага, дуло пистолета, словно хотел таким образом ухватиться за навеки ускользавшую от него жизнь. Петр взял диск, с трудом вытащил из скрюченных смертной судорогой пальцев блестящее никелированное оружие, сунул и то и другое в портфель, и припустил бегом. Пробежав немного, он опомнился и перешел на шаг - так было безопаснее. Вскоре мимо него, воя сиренами промчались два автомобиля полиции и Скорая.
Отойдя пару кварталов, Синицын скинул защитную одежду. Преследователям, конечно, было сейчас не до него. О том, что именно произошло, можно было только гадать. Направлялся старовер на контакт с Петром, либо оказался рядом случайно он не знал. Возможно, врага нации опознал один из шпиков. Может быть, встреча была запланирована, но в последний момент что-то пошло не так, как должно было бы пойти. Диск, как надеялся Петр, мог ответить на многие вопросы.
2
Он подозревал, что его компьютер подключили, но не думал что перегруженный нацбез выделил кого-то для постоянной слежки за аппаратом. Скорее всего, результаты попросту скидывали куда-нибудь и анализировали раз в день, а то и реже. Поэтому запас времени у Петра был. В любом случае, надеяться на то, что он больше двух дней проведет на свободе было смешно.
Дома он осторожно перерезал черную изоленту, которой была обмотана коробка. Нажимать на кнопку Петр не стал - скорее всего она детонировала небольшой заряд, способный разнести диск со всеми его байтами в пыль при опасности захвата посторонними.
3
На диске был архив организации староверов.
Немного подумав, Синицын открыл папку "Руководящие документы " и в нем файл "Манифест староверческого движения".
Первая часть "Манифеста" резюмировала состояние вещей:
"В настоящий момент человечество переживает самый серьезный кризис за миллионы лет своего существования. Виртуальная действительность завела цивилизацию в немыслимый ранее тупик. За полстолетия виртуала научно-технический прогресс замедлился настолько, что речь идет скорее о потере знаний, чем об их приобретении. Население уменьшается темпами, при дальнейшем сохранении которых homo sapiens как биологический вид исчезнет через 170-190 лет. Попытки ограничить электронную наркотизацию безуспешны. Культура погибает. Бездарная политика правящей элиты поставила страну на грань нового варварства... "
Далее говорилось об истории староверческой партии, основанной ранними противниками экспериментов по ВР. В то время ее деятельность ограничивалась демонстрациями и выступлениями в печати. По мере распространения электронного заменителя реальности, действия группировки приобретали все более острый характер, включая повреждение вычислительных машин, внедрение компьютерных вирусов, попытки давления на законодателей и публичное самососжение...
Остальное дополняло картину.
Староверческое движение было объявлено вне закона и к 2... году ушло в подполье. Управляло им некое Бюро из 14 членов, упоминались региональные ячейки, членские взносы, а также "Устав Староверческой Организации" и даже "Моральный Кодекс".
По мере чтения Синицыну становилась до отвращения понятна механика надвигавшегося мятежа. Расчет был прост и циничен, в лучших традициях политических школ Игнасия Лойолы, Никколо Макиавелли и Владимира Ульянова. Секретные протоколы Бюро не оставляли в этом никаких сомнений. Так как часть населения, которая спала и видела как бы отключиться, ни за что бы не поддержала реформаторов, на уровне идеологической верхушки партии был выработан так называемый "новый курс" и создана секретная техническая группа, перед которой стояла задача найти метод массового уничтожения отключенных. Группа находилась в прямом подчинении Бюро и была ему подотчетна. Разъяснять рядовым членам партии новую стратегию было признано нецелесообразным.
"Массы, даже массы партийцев, неспособны принять за основу к действию примат целей над средствами,"- говорилось в пункте 35. "Их гуманизм абстрактен, они не в силах осознать, что закоренелый жмур представляет смертельную угрозу цивилизации и, следовательно, себе самому. Абстрактный гуманизм состоит в том, чтобы пощадить жмура, и похоронить цивилизацию вместе с ним. Конкретный гуманизм - в том, чтобы уничтожить жмура, и тем самым открыть цивилизации путь к дальнейшему развитию. Парадоксальным образом, именно прогресс электроники, создавший невиданную ранее концентрацию вычислительной мощи и объединивший ее в единую сеть, может послужить для благородной цели предотвращения дальнейшей деградации человечества."
В приложенной пояснительной записке в общих чертах излагался тернистый путь конкретного гуманизма. Сочувствующие из обслуживания Большого должны были внедрить программу, якобы необходимую для слежки за правительством. Так как такие вещи делались и ранее, у них не должно было возникнуть особых подозрений. Программа была призвана начать массовую ликвидацию всех, находившихся в виртуале на момент ее запуска. Одновременно предполагался вооруженный захват правительственных зданий, компьютерных кластеров, атомных станций и прочих стратегических объектов.
"В армии прослойка нашей организации наиболее сильна. Военных не устраивает виртуальная опасность и виртуальная храбрость, они на деле хотят продемонстрировать на что способны, показать истиный героизм, а не его безопасный и бесславный электронный заменитель. Когда придет время действовать, армия будет на нашей стороне..."
После захвата власти предполагался полный запрет виртуала, за исключением кратковременной отключки "... с просветительными целями, и особых случаев, которые будут оговорены в законодательстве, для отдыха граждан, стойких к виртуальному заражению и проявивших себя на службе староверческому делу, а также сочувствующих ". Предлагался также "переходный период чрезвычайного управления", призванный обезопасить новую власть от посягательств и позволить ей "довести до победного конца дело освобождения от электронной чумы".
Список разработчиков истребителя жмуров был для верности зашифрован. Петр, по молодости баловавшийся криптографией, запустил на файл свой фирменный дешифратор. Криптографы у староверов были еще те - вражескую матчасть они знали скверно. Вскоре компьютер радостно пискнул - файл раскололся как гнилой орех, высыпав на дисплей труху десятка фамилий. Третья сверху была ему знакома.
Осинин, Леонид Сергеевич.
Глава десятая.
1
Переговорник Осинина не отвечал. Чертыхнувшись, Петр сунул в карман пистолет и пошел пешком - благо приятель жил неподалеку. Дверь комнаты Леонида Сергеевича была приоткрыта - тонкая полоска света, расширяясь и слабея к дальнему углу, перечеркивала полутьму лестничной площадки. Синицын пнул дверь ногой. От картины, представшей перед глазами, ему стало дурно. Леонид Сергеевич лежал на полу в большой луже крови, с неестественно вывернутой набок головой. Горло сослуживца было перерезано одним тонким надрезом, рядом валялся бритвенной остроты нож с наборной рукояткой. Синицын, почувствовавший внезапную резкую тошноту успел добежать до унитаза прежде чем его вырвало. Проблевавшись, он встал с колен и подошел, осторожно обойдя лужу, к непроницаемому ящику. Блок памяти у аппарата был выдран с корнем - из внутренностей компьютера торчали провода разъема и пара сломанных оптических волокон. Перед приближающимся боем Капелла подчищала ряды.
Он уже совсем собрался было уходить, но его взгляд упал на капли крови на пластиковой обивке - у покойного она была темной, под мореный дуб. Отогнув стволом пистолета место стыка двух листов, Петр обнаружил тонкий диск, радужно отсвечивающий на свету.
2
К полуночи Синицын полностью разобрался в принципе действия истребителя жмуров. Сделан он был вполне профессионально - части смертоносной программы, внедренные в невинные коды, были замаскированы под структуру коры самшита, чешую тропической рыбки гурами, а какой-то любитель изящного даже зашил кусок в кружевные дамские трусы (при виде этой милой детали Петру припомнилась ласковая ирония нобелевских лауретов Лос-Аламоса, назвавших атомные бомбы для японских городов "Малышом" и "Толстяком"). Программное обеспечение скорее всего уже находилось в Большом, и должно было соединиться вместе по одной-единственной команде, подобно паззлу. Куски самостоятельно находили друг друга, результат был летален. Для подачи команды требовался лишь доступ к не особо превилигированному терминалу, и пара минут.
Зная способности сослуживца, Петр полагал что тот был в проекте на подхвате, а общий замысел вызрел в чьей-то больной голове высшего порядка. Впрочем, о человеке, способном столь убедительно притворяться, как это делал внешне непрезентабельный Леонид Сергеевич, трудно было что-то знать с уверенностью.
3
Сообщение можно было отправить и из дома, но Петр для чего-то пошел в круглосуточное киберкафе неподолеку, как будто у него все еще оставалась надежда на неизвестность. Пистолет брать не стал. В кафе, кроме мальчишки, дремавшего за стойкой, находился лишь потрепанного вида бомж, качавший порнуху.
Петр попросил чашку кофе - у него болела голова.
Сообщение он заготовил заранее - в заголовке стояло три десятка слов, от каждого из которых автоматические устройства анализа корреспонденции в нацбезе должно было зашкалить. "Аллах акбар, аллелуйя, автомат , барбитураты, бронежилет ..." . Текст гласил "Староверы хотят уничтожить всех находящихся на СВР с помощью внедренной компьютерной программы. Срочно выводите жмуров! Программа и диск, забранный у погибшего следователя Славянского прилагаются."
Петр скопировал послание куда только мог - в нацбез, администрацию президента, пожарникам, полицейскому управлению... Допив кофе, он неспеша вышел наружу и пошел, сам толком не зная куда. Ноги сами вынесли его к реке. Она, набухшая от недавних дождей, текла под мостом, мимо тускло - зеленоватых фонарей, к далекому морю. Он зашел на мост, встал у перил и долго, пока у него не стала кружиться голова, смотрел вниз, на легкую рябь, бегущую куда-то наискосок.
Глава одиннадцатая.
1
До дома он добрался лишь к рассвету.
У подъезда его ждали.
Двухметрового роста верзила распахнул дверцу автомобиля, приглашая садиться. Пока сопровождающий разговаривал по рации и выслушивал указания, машина, набирая скорость, выскочила за город, и понеслись по шоссе. Они промчались через лесок, скрипя шинами свернули направо по асфальтовой дороге, и Петр понял, что его везут на аэродром через какой-то боковой вход.
Небольшой самолетик уже раскручивал винты у ангара. Через десять минут, когда под крыльями поплыл лесистый пейзаж, Петр задремал. Напряжение, державшеее его последние месяцы, наконец отпустило.
Его разбудил толчок при приземлении. У трапа, чернея тонированными стеклами, ждала бегемотоподобная машина. Повезли по кольцевой, потом в лес, через три КПП, за забор из колючей проволоки, и второй забор, и третий забор - уже глухой, трехметровый, с вышками по углам - вглубь большого участка. Остановились около небольшого особняка-по виду, начала прошлого века. Петра провели вверх по лестнице, в кабинет, устланный громадным синим ковром с золотыми разводами. Перед портретом Президента, за тяжелым столом красного дерева, на поверхности которого можно было бы играть в бильярд, если бы не длинный дисплей и ряд переговорников, сидел человек лет пятидесяти в больших роговых очках, с высоким лбом, немного похожий на школьного учителя.
Я генерал Булавин, сказал он. Мы получили ваше послание. Вовремя получили. У вас есть еще что-нибудь?
Петр отрицательно кивнул головой.
- Кто такая Соледад? - спросил он.
- Рядовой член организации. Ни в чем особенно не замешана, кроме членства, естественно. Идеалистка. Слаба на передок, как это когда-то говорили, завербована своим первым любовником из Бюро. Занималась в основном агитацией.
-Вы зря влезли в эту историю - продолжал Булавин. Не ваше это дело. Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается, и для любителя вы действовали неплохо. Трюк с фольгой сами придумали?
-Сам, сказал Петр.
-Вам лучше на время исчезнуть. Любите Карибский архипелаг? Есть место в торгпредстве - компьютерный техник. Будете фрукты импортировать. Вам сменят фамилию. Здесь в ближайшие месяцы с военного быдла полетит чешуя. Будут чистить от хвоста и до головки. Староверов тоже.
- Соледад не трогайте - сказал Петр. Прошу.
- Хорошо, сказал Булавин. Не тронем. Но ничего не гарантируем. Сами понимаете. Если ее приятели узнают про вас, ей не поздоровиться. Капелла шутить не любит...
-Вами займется наш сотрудник, - добавил он, показывая что разговор окончен, и потянулся к переговорнику.
Впереди маячила грандиозная зачистка.
2
До отправки Петра поселили на небольшой даче в тихом поселке. Раз в день звонил приставленный к нему молоденький лейтенант, интересовался все ли в порядке. Холодильник был набит продуктами, которые Синицын до этого пробовал лишь во время отключки, в шкафу он нашел пять полок бумажных книг прошлого века и какие-то древние журналы, в другом отделении - бутылки с дорогими коньяками, виски Ред Лейбл и испанским хересом.
Неделю он лежал на диване, читал старые книги. Спал по десять - двенадцать часов. Иногда смотрел новости - теракты постепенно отходили на второй план.
Лежа на диване Петр думал о том, что не только виртуал, но и то, что мы называем реальностью по сути - иллюзия. Что садист Славянский погиб, спасая незнакомых ему людей, а красавицу Соледад спокойно использовали. Что он собственными руками отдал ее Булавину и компании, потому что не отдать было еще хуже.
"Человечество в целом спасти уже видимо не удастся, хотя каждого отдельного человека всегда можно" - как говорил поэт, получая премию на которую потом купил квартиру в Нью-Йорке. Все перемешано, думал Синицын. Прекрасное и отвратительное, смелость и подлость. Через месяц после изобретения фотографии появились первые снимки голых баб. И не исключено, что именно полузадавленное желание войти в голую бабу подвигло изобретателя на долгие опыты с солями серебра.
Он думал, что попытки создать искусственный эдем обычно кончаются самым что ни на есть естественным адом. Что, избавлясь от звезд, и того холода который под ними царит, мы приобретаем лишь отчаяние.
Что вокруг этих самых звезд, которых не видно в отключке, крутятся комки грязи вроде нашей планеты - а на них, возможно живут существа, которые ничем не лучше нас. И они тоже хотят жить, так как те, кто не хотел, не производили потомства. Лишь воля к жизни передается по наследству, не воля к забвению.
Еще он думал о Соледад которая сейчас, возможно, сжимала ногами чье-то тело, как неделю назад, шумно дыша, сжимала тело Петра. Для нее существовали ясные Да и Нет, хорошо и плохо. Она стремилась к этому самому счастью, так как его понимала, отдаваясь инстинкту. Попросту жила там, куда ее закинуло, не мороча себе голову пустыми вопросами. В чем-то он ей завидовал.