Вот, говорят, квартирный вопрос у нас остро стоит, говорят, люди от этого вопроса злые ходят и нервные. Писатель даже какой-то известный, Карл Маркс, что ль, писал, что люди, мол, у нас как люди, да только квартирный вопрос их испортил. Не знаю, товарищи, не согласен я с Марксом этим. Однобоко он на вещи смотрит, не зрит, так сказать, в корень. Вам доказательства нужны? Извольте.
А возвращался однажды сосед мой по общежитию, Васька Криворукин, после работы домой. И возвращался он, надо вам доложить, немножко подвыпивши. Нет, не то, чтобы очень сильно, а так – вообще, откровенно говоря, еле передвигался. И возле каждого столба его, извините, тошнило. А главное, что времени было всего ничего, ну там, часов может восемь вечера, а Васька уже, откровенно говоря, лыка не вязал. День рождения у него на работе отмечали, или помер кто, леший их разберет… Не помню, честно сказать, за давностью, да и не столь важно это. Главное – Васька не просто с бухты-барахты надрался, а, как говорится, по поводу.
Но когда Васька, ножками своими еле перебирая, до комнаты своей все-таки добрался, то Люська Криворукина, благоверная евойная, факт наличия, так сказать, повода как раз и не оценила. По словам этой нечуткой бабы выходило, что у Васьки, мол, ежедневно какой-то повод случается, и что осточертел он ей крайне. А потом прошлась по Васькиному рылу мокрой тряпкой. В терапевтических, надо полагать, целях. С тем, чтобы этот сукин сын в себя немного пришел. И больше на коврик не блевал. И знаете, подействовало! Ожил Васька, встрепенулся! И даже по физиономии Люське съездил от избытка нахлынувшей нежности.
Да только, между нами говоря, зря он это сделал. Не оценил, так сказать, с пьяных глаз, всю сложность ситуации. Люська – то раза в три побольше его будет, центнера полтора живого весу, как-никак. И, в общем, минуте на второй боя начал Васька силы терять прямо на глазах. Он и так до сих пор едва на ногах держался, а тут его прямо во все стороны кидать начали. И по коврику мордой возить. И об тумбочку головой ударять. То есть проигрывал Васька бой вчистую. Но тут Люська тактическую ошибку допустила. У нее, знаете, привычка была такая дурацкая: в моменты семейных баталий мужнины вещички из шкафчика выгребать и через окошко во двор сбрасывать. Вроде как в дорогу помогала ему собираться. Но тут она перемудрила малость, и, помимо остальной мелочи, штаны Васькины за борт выкинула. А он штаны эти только на прошлой неделе пошил. Двадцать целковых отдал, кусок души, можно сказать, отрезал!
Увидел Васька такое бесчинство и, что называется, возопил! Собрал он силенки свои остатние, надавил на Люську, и выпер махину эту в коридор. И даже рассказал Люське, куда ей тепереча он идтить советует. Опосля двери закрыл и ушел бой прошедший анализировать. Спать завалился, одним словом.
А Люська постояла под дверью немного, ручками своими пудовыми посучила, плюнула, перекрестимшись, и пошла место себе на ночлег выбирать. А что делать, спать ведь нужно где-то!
Сунулась она вначале к подружке своей, Вальке. Ну, думает, хрен с ним, с Васькой, посижу с подружкой, по бутылочке чая раздавим. А ничего похожего! Валька в этот день, оказывается, хахаля к себе в комнату привела. И с ним чай пила. Или еще чего делала, я не знаю. А только не пустили они Люську. Чаю у них, видать, в обрез было, вот и не пустили.
Тогда Люська к Нинке сунулась. Она ей года три назад утюг одалживала, и та ей, вроде как теперь, должна была. Но и тут ничего не вышло. К Нинке, оказывается, родственников из деревни понаехало человек двадцать, так что Нинке тепереча, прямо скажем, не до Люськиных проблем было. Ей даже, откровенно говоря, теперь повеситься спокойно негде было, так как родственники ейные даже в шкафе расположились.
В общем, долго ли, коротко, обегала мадам Криворукина чуть не все общежитие. И никто ее не пустил. У кого дети ветрянкой болели, у кого потоп в комнате по причине нерадивых соседей случился, у кого – телевизор сгорел, а кто – просто не пустил.
Помыкалась Люська, побегала, смотрит – время к полуночи приближается. И спать, блин, хочется просто неимоверно. Плюнула она на соседей своих нечутких, постояла маленько в вестибюльчике холодном – и пошла к мужу стучаться, на ночлег, вроде б как, проситься.
Как она Ваську будила – это уже другая история. Я вам ее потом как-нибудь расскажу. Одним словом, часа в два ночи Люська Криворукина все-таки попала в свою комнату. И даже спать легла. И даже любовью они с Васькой занимались, чего уже месяца три с ними не случалось!
А еще через девять месяцев у Криворукиных ребятенок родился. Весь в Ваську! Разве что побритый.
А вы говорите – квартирный вопрос, квартирный вопрос… Это смотря, как на это дело посмотреть. Другой раз и квартирный вопрос семье на пользу идет. О чем пример приведенный позволяет судить нам с полной ясностью и верой в будущее!
А вчера я видел, как Васькина рубашка новая по двору порхала. Как птица, ей-богу. По всему выходит, что скоро у Криворукиных прибавление в семействе ожидается!