Клетка в клетке

Людмила Хоменко
Клетки верили в Организм.

Не то чтобы всегда осознанно и не то чтобы все поголовно, но худо-бедно верили.
Встречались, конечно, и такие, которые утверждали, что никакого Организма не существует и что каждая клетка - венец природы - сама хозяйка своей судьбы. Но в самые страшные и беспросветные моменты своей недолгой жизни даже они втайне просили Организм о помощи.
 
Были и те, кто исповедовал веру в Организм всерьез, читая молитвы перед каждым всасыванием питательных веществ и в меру своего понимания стараясь соблюдать все священные заповеди. Хотя в сытые и безбедные времена даже они, случалось, забывали об Организме.

Остальная же клеточная масса металась где-то посередине и жила суеверной жизнью обывателя, то радуясь счастливым ее мгновениям, то сетуя на превратности судьбы, и вспоминая об Организме чаще в последнем, чем в первом случае.

Клетки жили как большими конгломератами, так и маленькими колониями, выполняя строго дифференцированные и передаваемые по наследству функции. На бесконечные вопросы о том, почему так несправедливо устроен мир, духовные наставники отвечали им мудрыми притчами о генах и хромосомах, вычитанными в священном писании. Приводимое объяснение же по причине своей смехотворности и недоказуемости мало кого удовлетворяло.

Не удовлетворяло оно в первую очередь тех, кто по долгу службы вынужден был выполнять тяжелую физическую работу. Да и у тех, кто жил, как у Организма за пазухой, тоже претензий хватало - живой клетке всегда найдется, на что посетовать.

Сравнительно неплохо устроившиеся клетки пищеварительного тракта, первыми получавшие питательные вещества и к тому же работавшие не круглосуточно, а посменно, без устали жаловались на тяжелые условия труда. Поговаривали, что миллиарды поколений назад их предкам доводилось переваривать не разъедающие рассолы и обжигающий алкоголь, а нежные, легко усваивающиеся массы, в связи с чем совершенно непонятно было, за что же так наказал нынешние поколения Организм?

Роптали на судьбу и клетки системы дыхания. Раньше других получая вкусный кислород вперемешку с другими аппетитными газами, они были вынуждены иметь дело и с ядовитыми примесями, отчего некоторые клеточки со временем начинали болеть и, в конце концов, погибали.

Клетки сердца, вопреки распространенному о них мнению других мышечных клеток, завидовавших их стабильной обеспеченности, работали на износ с момента рождения до самой смерти. Завистники же хоть и не имели первоочередного доступа к кормушке, зато и трудились намного меньше, не упуская возможности лишний раз поболтать с многочисленными, но безобидными и добродушными соседями - жировыми клетками, впрочем, частенько бубнящими что-то о недостаточных объемах питания.

Доблестные клетки кожных покровов трудности переносили стойко и гибли сотнями, так и не узнав, чем же прогневали они всемогущий Организм. Хотя в мирное время им жилось не так уж и плохо, и уж точно лучше, чем клеткам почек. Последние всю свою сознательную жизнь вынуждены были собирать объедки с чужих столов и ассенизировать отходы всех остальных клеток, ощущая на себе презрительные взгляды окружающих: те справедливо полагали, что они-то сами ни при каких обстоятельствах не докатились бы до такой жизни!
 
Нейроны, как рассудительно именовали себя клетки мозга, находились на весьма привилегированном положении и, образуя управляющие структуры, привычно распоряжались общим ходом и темпом жизни, что вызывало некоторое раздражение общей клеточной массы, вынужденной им подчиняться. При этом нейроны искренне удивлялись, за что же их так все недолюбливают, если они только об общем благе, можно сказать, и пекутся, растрачивая себя без остатка?

Но самые негативные эмоции у клеточных масс вызывали половые клетки. Мало того, что ничего полезного эти трутни не делали, будучи при этом всегда сытно накормленными, так они еще и нагло считали себя (как все полагали) великими мессиями! "Мессии" же в действительности очень страдали: каждый отдельно взятый сперматозоид страстно мечтал о том, что когда-то именно ему, возможно, повезет встретить свою половинку и построить с ней абсолютно новый, совершенный мир, о чем испокон веков ходили упорные, но никем до сих пор так и не подтвердившиеся слухи. Подобные мечты заставляли несчастных испытывать столь невыносимые муки превентивной ревности, что знай о них клетки почек - даже они не позавидовали бы их тяжкой доле.
 
Но о муках ревности и других проблемах соседних, чужеродных клеток никто даже понятия не имел, поэтому в тайне завидовали друг другу практически все, искренне не понимая, почему хорошо именно кому-то, а не мне? Как тут не сетовать!

В предельно отчаявшемся состоянии каждая отдельно взятая замученная жизнью клетка, бывало, молилась, но молитва эта была скорее ненасытным вопросом к Организму, за что же ей все это? Отчего родилась она не какой-нибудь другой, счастливой клеткой, избавленной от бед и забот? И почему дети ее и внуки обречены существовать все в той же тяжкой несправедливости? Чем же все-таки прогневала она Организм... если он есть?

* * *

Организм по паспорту именовался Никанором Петровичем Женатых и работал слесарем-сантехником в местном жилищно-эксплуатационном хозяйстве.

О клетках он не то чтобы слыхом не слыхивал, но имел весьма смутное представление: о существовании оных ему довелось узнать на уроках биологии еще в шестом классе, но этим поверхностным и давно утерянным знанием все и ограничивалось.

Закусывая соленым огурцом очередные сто грамм и посасывая "Беломор", он никогда не ставил перед собой цель послать кому-то испытание - ему просто хотелось выпить и покурить. В отмирании отживших свое и в рождении новых клеток он вообще не участвовал: как-то оно само там отмирало и делилось, не спрашивая Никанора Петровича, хочет ли он постоянно обновляться - просто так вот он был устроен.

Вопреки всем представлениям о нем клеток, Никанор Петрович прыщам на носу и сам был не рад, поесть испортившегося майонезу специально никогда не стремился, гриппом никогда нарочно заразиться не пытался, да и бриться-то не особо любил. И, тем более, у него ни разу не возникало мысли наказать таким способом согрешившие клетки. Во-первых, потому, что он о своем божественном предназначении не догадывался, а даже если бы и догадался, то не мазохист же он, во-вторых. Но даже если б он вдруг узнал, кем является для клеток, это в корне ничего не изменило бы: своих проблем по горло - не до клеточных тут.

А проблемы у Никанора Петровича были следующие. Например, ужасно обидно было, почему тот вчерашний козел, которому Никанор Петрович прохудившуюся прокладку в кране менял, имеет трехкомнатную квартиру в центре Москвы, не говоря уже о таких мелочах, как стиральная машина, домашний кинотеатр и полы с подогревом. И это в то время как Светка все выходные проводит за стиркой детских вещей в пластмассовом тазике, а их многократно чинившийся "Славутич-Ц202" ловит всего 4 канала, не говоря уже о скрипучих полах в их доисторической коммуналке.

Еще его очень раздражало, что водка тихо, но верно дорожает, что вырваться из всей этой беспросветности нет никакой возможности и что вшивый "цивилизованный мир" имеет наглость расшифровывать его загадочную русскую душу как совокупность пьянства, раздолбайства и лени. В гробу он их всех видел, придурков.

Были в его жизни, конечно, и светлые мгновения, и их было даже много, но темные почему-то тут же догоняли - буквально к утру они все уже были здесь.

Никанор Петрович был не то чтобы глубоко верующим человеком, но и атеистом он себя никогда не считал. Так - подозревал, что что-то там такое, наверное, все-таки есть, какая-то божественная субстанция, Господь, черт бы его побрал, допускающий столько несправедливостей на белом свете, что и задумаешься порой: куда он, мать его, смотрит?!

В предельно отчаявшемся состоянии он, бывало, даже, как мог, молился, но молитва эта была, скорее, ненасытным вопросом ко Всевышнему: за что?! Почему родился он не в семье хирурга, скрипача или, на худой конец, космонавта, а в семье уборщицы, так и не вспомнившей, кто же был его долбаным отцом? Отчего никто не привил ему любовь к этому... как его... прекрасному, итить его в туды? И, главное, за что любимые детишки его обречены ковылять по беспросветным батяниным стопам?! Где, скажите, справедливость???

Вот такие молитвы срывались с пьяных уст Никанора Петровича, срывались и никогда не получали ответа от Господа... если он есть.

* * *

Господь пребывал в состоянии гармонии и безмерной любви ко всему сущему, включая Никанора Петровича и все его клеточки.

Он мог бы посетовать на то, что неблагодарные сущности то и дело упрекают Его в допущении несправедливостей и других несуразных нелепицах, и всё это несмотря на то, что именно Он столько раз заботливо вдыхал в них жизнь, давая всё новые и новые возможности для совершенствования каждой заблудшей души.

Он мог бы посетовать и на то, что многочисленные сущности то и дело нарушают созданные Господом законы Любви, запуская тем самым единственно эффективные компенсаторные механизмы: неудачи, несчастья, болезни и даже смерть.

Он мог бы посетовать еще и на то, что многие сущности сомневаются в Его существовании или даже откровенно не верят в Него, замещая Его в своей душе чем-то второстепенным или несуществующим.

В конце концов, Он мог бы посетовать и на то, что созданные быть счастливыми сущности без конца сетуют, не видя возможности изменить не устраивающий их порядок вещей, хотя попробуй они измениться сами - и мир изменился бы для них до неузнаваемости.

Мог бы посетовать.

Но не сетовал, потому что был Богом.

А может, был Богом, потому что не сетовал.



© Людмила Хоменко, 2004