Отдел борьбы с сатанизмом обс - мистическое расследование

               
ОБС               
Учитель до угла
(Мистическое расследование)

Учитель нас проводит до угла,
И вновь – назад,
И вновь ему с утра
Пытать…
Страдать…
Из комической песенки «Школьные годы ужасные»

***

Когда первая капля раскаленного воска упала на кожу, в форточку отчетливо пахнуло гнилью. Дикие кучи опавших листьев мокли под окнами, однако коммунальщикам не до уборок – бастуют. Но ей сегодня, и теперь уже навсегда, наплевать! Наплевать!!! Наплевать. Сегодня, наконец, она станет ЕГО… Целиком. Без остатка.
Как мучительно медленно движутся стрелки! Так же, как огненные капли – медленно мучая плоть, выжигая на пути каждую пору, каждую клеточку… Но – она уже не чувствует боли! Скоро, уже скоро! Только бы никто не лез, не мешал, не трогал ее! Как она устала за последние дни – устала от этих тупых лиц, наглых глаз, липких взглядов. Нет, скорей к НЕМУ! Сегодня они соединяться: ОН войдет в нее и пребудет в ней. Навсегда.
На сто тысяч веков.
На жизнь вечную.
Прощай, подлое детство! Наивные бантики, тупые клеточки, жестокие поля. Смешной страх перед алой закорючистой гадиной в чистеньком дневнике…
Бросила прощальный взгляд на титульную страницу. Какой-то там ученицы...
«девятый-первый»… Туманской Марии… № 999…
НЕНАВИЖУ! Ррастерзать, раззмазать - за все, за все, за все!.. 

Она еще билась в истерике, а грозный дневник уже утратил весь свой пошлый спесивый лоск… на полу, расчлененный и жалкий, с безжалостно содранной кожей… и даже проклятый номер был перевернут с ног на голову! Она даже засмеялась сквозь слезы… надо же, как красиво и замечательно все сошлось этим вечером!
Ее последним вечером.
Когда уже начала бормотать отходную молитву – «ишан ишуд, ежабл…» – с улицы донесся чей-то визг, а затем противный гнусавый гогот. Ах, как досадно! Кучка дворовых дегенератов – финальный штрих быдла, последнее «прости» ублюдочной реальности…
Рванулась, чтобы закрыть окно, как вдруг хриплый разноголосый мат заглушил бойкий девичий голос:

           ….вместо нее, твоя невеста, честно,
           честная, йо! Твоя невеста, вместо…         

Да, да, точно! Невеста! И сегодня – свадьба. Скоро, скоро, милый, мы станем одно!!!
Она спешила, и ей удалось обогнать проклятые стрелки. Вставая на подоконник, уже не чувствовала ни сырого, уже октябрьского холода, ни запаха прелой листвы – только ЕГО запах, ЕГО взгляд… С надеждой взглянула на белый диск циферблата. Таки-так, тихо сказали стрелки, и соединились. Наконец-то! 
- Я иду к тебе! Нима! – крикнула она звездам, и, словно, отвечая ей, вдали зловеще прокричал ворон. «По нулям, по нулям! – весело дергал за жилку на виске проклятый невидимый чертик, но ОН был сильнее – теплый, ласковый, сильный…
Последнее, что она сделала – проверила на прочность узлы. Последнее – перед тем, как собраться с духом для последнего шага в черный заоконный простор. И, словно прощаясь, с протяжным надрывом скрипнула входная дверь…


ЧТО ТАКОЕ «СУЦИТ»? 

1.

Если вы добрый православный христианин, в общественном транспорте города Хамска в час пик делать вам совершенно нечего. Впрочем, даже если все наоборот – вы сын сатаны и дщерь диавола в одном флаконе – все равно лучше не рисковать. Разъяренный муниципальный кондуктор в половине восьмого утра даст фору любому исчадию ада.
Поэтому лично я хожу на службу пешком: здоровье блюду. Наши дневные бабочки Брюквина и Копейко называют меня – если опустить отглагольное прилагательное – «мажором маминым». Я не обижаюсь. Где-то по-своему, где-то очень по-своему, они правы. Я такой. Я люблю свою толстую маму.

 Правда, сама мама так не думает. Она считает, что я – позор семьи, мерзавец, блудный сын и вундеркинд-расстрига. Я должен был стать врачом – врачом, ясно? – да не простым, а, мягко говоря, сельским. Мать так и видела меня извлекающим конечности героических хлеборобов из косилок и молотилок, принимающим преждевременные роды прямо в свежескошенных хлебах и вправляющим вывихнутый указательный палец колхозному председателю – тепло одетому интеллигенту с нецензурным лицом артиста Ульянова. А вечерами добрые селяне выстраивались бы в очередь, дабы вознаградить меня за труды – «бла-адарствуйте, дохтур!» – и в чулане не переводились бы мутные, тонированные пылью бутыли с высокооктановым местным самогоном, а по двору с квохтаньем носились бы куры элитной немецкой породы «Крос-Ломан-Браун» и несли большие трофейные яйки…
Когда выяснилось, что у меня редкая аллергия на куриный желток, мать была слегка обескуражена, но сдаваться не собиралась. После упорных и продолжительных боев я был скручен и доставлен на деревню к бабушке, где состоялось первое свидание с живой коровой. Не знаю как корова, а лично я заикался до шестого класса. Первая связная фраза, произнесенная после длительного пребывания в стационаре для детей с нарушением речевых функций, была короткой – но емкой.
«Больница – КОЗЕЛ!» – выкрикнул я, оскверняя священную тишину семейного ужина. Мать от такого кощунства подавилась воскресным пирогом с черникою, и если бы не мой третий папа – тихий отчим Евгений Геннадьевич – быть бы мне по жизни полным сиротой. 
В жестокой, и, как любят повторять спортивные комментаторы, бескомпромиссной борьбе медленно, но верно побеждала молодость. Вместо секции юных гинекологов я записался в три спортивные. Вместо химии и биологии налег на этику и психологию семейной жизни. Когда третий папа Евгений Геннадьевич повесил в детской портрет Боткина, я подрисовал светилу такие рога, что мамина родня – на каждом празднике заставлявшая с выражением читать «Айболита» – тут же закудахтала о моем уголовном будущем…
Но для уголовника я был недостаточно элегантен! А для айболита, да еще сельского – подозрительно ровно дышал к алкоголю. Не говоря уже о вариантах типа милиционэра. В принципе, я где-то слышал, что вот вроде бы есть такая редкая профессия – «родину зачищать», но  встретить профессиональный праздник мордой в салате неспособен, извините, физически. Морда слишком широкая….
При таком мрачном раскладе путь у меня оставался только один – в ХамГПУ! То есть на филфак Хамского государственного педуниверситета имени Кое-Кого. Или, говоря простым, как ямщицкая песня, языком маминых родственничков, я предпочел «солидному «меду» драный «пед».   
С тех пор наши с либер муттер диалоги выглядели примерно так. Она говорила, я - про себя - вставлял ремарки. Подавать звуковые реплики бессмысленно: голос в нашей семье имеют только мама и радио.
- Ты знаешь, что такое школа?! Это же серпентарий, яма с крокодилами!
( Спасайте сами ваших крокодилов).
- Ты на педсовете хоть раз был? А на стул с гвоздем садился?! Дети – это вообще нелюди! Животные!
( Вы звери, господа! Вы звери!! – стенала Вера Холодная, заплутамши спьяну в  зоопарке…)
- А ты знаешь, что такое объясняться с родителями?!   
( Всю жизнь только этим и занимаюсь).   
- Я этой школе столько крови отдала!..
 ( Интересно, чьей?)
Кстати, если вы вдруг подумали, что либер муттер – скромное самоотверженное существо, отдавшее педагогике «лучшие женские годы», спешу уверить в ошибке. В школе она проработала всего месяц, сразу после окончания того самого – да-да, того самого! – тогда еще пединститута имени Горького…
Потом почему-то сбежала с работы в слезах и с тех реализовывала себя исключительно в семейной жизни.

Сегодня у меня особенный день. Ровно месяц я хожу на работу пешком, смело обходя на поворотах клопов-первоклашек. Ровно месяц, как маринуюсь в яме с крокодилами. Ровно месяц, садясь на многострадальный свой учительский стул, демонстративно подкладываю под зад толстую, как броня, фанерку.
И ровно месяц – целый месяц! – подрастающие нелюди и юные животные называют меня строго по имени-отчеству. Меня! – 26-летнего неудачника без галстука, с диссидентской фамилией, неработающим мобильником и внешностью плюшевого штангиста!
Но самое страшное в том, что мне – выражаясь драматическим маминым слогом – нравится «отдавать кровь». Более того, в последнее время я начал постепенно ловить кайф от объяснений с молодыми интересными родительницами… И – так и быть, скажу по большому секрету – меня даже чем-то привлекает наша завуч по воспитательной работе…

Резюмирую. Я, нищий учитель словесности Павел Сергеевич Труб, БЕЗНАДЕЖЕН. Плакать мне вроде бы не с чего. Бежать – незачем. Да и куда в нашем, пардон, Хамске убежать близорукому нестроевому филологу с высшим педагогическим образованием? Только до ближайшего круглосуточного ларька.
Или – как вариант – вот до этого, показавшегося из-за поворота, сияющего после героического родительской побелки трехэтажного бело-розового корпуса, с кичливой серебряной вывеской:
«Школа-гимназия № 999 с гуманитарным и культурологическим уклоном».
Хотя мне больше нравится свеженашкрябанная под вывеской надпись. Меня заводит ее философская глубина и орфографические находки:
«Есус маздай! Сатан фарэвир!» 
Как, должно быть, мучительно долго думал анонимный гений, прежде чем вывел это шкодливой, дрожащей рукой…
А какое глубочайшее знание ненормативной лексики демонстрирует сейчас благодарным слушателям наш сторожевой дворник дядя Харя, замазывающий «шедевр» розовой известкою!
Мне лично глубоко симпатичен этот добрый человек с маленькими глазами и великолепным пожарным носом. Видели бы вы, какой решительный отпор дает он окрестному хулиганью, навещающему нашу гимназию в целях учинения безобразий…

- Я - лицо морально ответственное! - говорит хулиганам дядя Харя, дерзкий, как Черчилль и гордый, как Чингачгук. - Могу и стулом уебать… 
После чего морально сломленные хулиганы дружно бегут за водкой.
Неудержимому натиску дяди Хари противостоять сложно, но еще сложней с почтеннейшей супругою – вахтершей Самсоновной.

Ее редкие кудри вьются, как локоны малолетнего Ильича…
Ее золотой зуб горит, как луч света в темном царстве…
Ее синий халат внушителен, как мундир полицмейстера…

А несимпатичная швабра наводит ужас даже на шпанистых семиклассников, преодолевающих трудности пубертатного периода. Судя по ним – шальными пулями вылетающим из школьных дверей – борьба с развратом на вверенной Самсоновне территории идет с неизменным успехом. И рослые семиклассницы, только что зажатые сопливыми кавалерами в тесном предбаннике, разочарованно визжа, отправляются в раздевалку…
  А мне – вот поди ж ты – нравятся такие штуки! Я люблю смотреть, как вчерашние двоечники, нарушители старозаветных заповедей школьной дисциплины, превращаются в мужчин и женщин. Хотя бы потому, что именно в этих ипостасях им предстоит плыть в жизнь – по ходу, а возможно и против, течения…
И не факт, что холеные отличники – вроде закуривающей «Парламент» Царевой – рванут наперекор волнам.
Подождите-ка… С каких это пор наша Царевна травится никотином? Я даже удивился слегка, и капельку даже встревожился: как никак, ее «девятый-первый» находится теперь под моим чутким классным руководством. Курит на крыльце, надо же… Да еще с кем – с Брюквиной и, прости господи, Копейко!
И я не нашел ничего лучшего, как, поднявшись по строгим ступенькам, молвить эдак с педагогической стервозинкой:   
- Царева, будь добра – немедленно брось сигарету. 
Она подняла на меня заплаканные, синие-синие свои глазищи, секунду смотрела, а потом выдавила нагло и зло: 
- Знаете что, Павел Сергеевич… Идите в задницу!
Тут у нее лиловое что-то потекло по щекам – что-то, наверно, сверхстойкое, принципиально несмываемое – и, швырнув мне под ноги искрящийся окурок, Царевна наша ретировалась. Навзрыд.
Наверное, мой обалдевший вид пробудил в Брюквиной остатки совести.
- Мотя ласты склеила! Повесилась, - грустно пояснила она, щелкая затейливой зажигалкой.

Мотя – это Маша Туманская. Они с Царевой с первого класса за одной партой…

- А вот че я хотела спросить, Пал-Сергеич… - продолжала Брюквина, справедливо полагая, что враг полностью деморализован и от вопроса, даже самого дурацкого, уйти сможет вряд ли. - А мы вот тут с Копейкой поспорили… Суцит – это же ****ец значит, да?

- Суицид, Брюквина. Суицид… - поправил я машинально, уже хлопая себя по карманам…

«Любовь & Мента» - синяя, легкая – нашлась, слава Богу, быстро, быстренько так… Закуривая, я очень низко наклонил голову – чтобы скрыть слезы, выступившие вдруг на морде. На широкой моей учительской морде… 

И куда теперь, спрашивается, бежать?

***

РАСКЛАД ПЕРЕД БОЕМ   

2.

« – Псевдо – Аргентум.
- Чего?!
- Аргентум, товарищ генерал!
- Я не понял, он у вас там вообще - где?! Он оперработник, или этот… диржей?!
- Ди-джей, товарищ генерал.
- Сам знаю! Не дурак.
- По штатному Аргентум проходит как экзорцист.
- Кто?! 
- Экзорцист, товарищ генерал! В средневековой традиции – специалист по изгнанию дьявола. Кино видели?
- Какое тебе тут, в дупель, кино?! Здесь пока учреждение, а не «Узбекфильм»!
- Мы следуем инструкциям Главка.
- Значит, у Главка вашего масла неполный уровень! Я вам тут  устрою среднее вековье, феордалы хреновы!
- Феодалы, товарищ генерал.
- Сам знаю! Не дурней Главка… Скажи-ка лучше, откуда такую штатную единицу выкопали?   
- Согласно положению, структура территориального ОБС предусматривает три основных должности. По восходящей – ассистент экзорциста, ведущий экзорцист-аналитик, ну и, само собой, начальник отдела.
- А начальник, что ли, тоже этот… артист? Из погорелого театра?   
- Никак нет. Осуществляет исключительно административно-организационные и контролирующие функции. Обязательно – воинское или милицейское звание, желателен опыт оперативной работы.
- И где я вам свободного кадра найду?! У меня и так недокомплект, да и те, кто есть, на сторону смотрят! Кому тут охота за копейки Дуркалиса изображать?         
- Пока в ОБС будет официально числиться только один сотрудник.
- Этот твой … Рыгентум? 
- Аргентум, товарищ генерал.
- Сам знаю! Не дурней тебя… И кто такие псевдонимы выдает?! Вот у нас раньше сексоты были – Зоркий, Фугас, Белка, Бдун… Или Бдюн? Бдительный, короче. Эт я понимаю!
- Легендированием занимался Главк, это их кадр. Аргентум уже работал в подобных условиях, расколол «черных ангелов» в Подмосковье. Человек опытный, несмотря на молодость и… некоторые нюансы.   
- Парень-то хоть здоровый? А то, неровен час, кто их знает, ангелов этих… Разрядник небось, или КМС?
- Не переживайте, товарищ генерал. Стивен Сигал отдыхает.
- Ну, если Си-игал! Как у него там, в «Захвате»-то? Кино видел?…»



КОМПЛЕКС ГЕРАСИМА 

3.

- Слышь, сильнее хлопай!
Водитель лихой маршрутной «Газели», урковатый веселый хлопец, явно сомневался в моих возможностях. Да, у меня же очки на носу – клеймо деликатного ботаника… Эти позорные стеклышки почему-то всегда замечают быстрее, чем плечи дефицитного шестидесятого размера или набитые кентуса. Хотя, если сказанное полчаса назад школьном крылечке - не жестокий розыгрыш, а убийственная в своей простоте правда, ни могутные плечи, ни тем более кулаки мне уже не помогут.

Павел Сергеевич Труб – или то, что двадцать шесть лет под этим подразумевалось – умер полчаса назад, на свежеокрашенном школьном крылечке. А того, кто, хрястнув дверью по просьбам трудящихся, выбрался из «маршрутки», еще нет.
Не существует.    

Чикаго, он же микрорайон имени Чкалова, где до сегодняшнего утра проживала Мария Туманская – встречал меня бестолковым октябрьским дождиком.
Чикаго – не лучшее место для самоанализа.
Чикаго, оно Чикаго и есть. Если бы в нашем патриархальном Хамске водились обкуренные ниггеры, свой отмороженный рэп они исполняли бы именно здесь, под потно клубящимся, обрюзгшим от сажи, небом. Здесь, где белье не вывешивают на балкон - слишком близко трубы «Хамуглерода». Где шприц под ногами встретишь чаще, чем юзаный презерватив. Где левую утреннюю водку и жгучий вечерний «сэм» торгуют из металлических клеток: стеклянным павильонам не выдержать напора  ж а ж д у щ и х.
Где единственную дежурную аптеку охраняет тип с укороченным автоматом. 
Мне приходилось бывать здесь раньше – правда, не по такому печальному поводу. Ничего не изменилось: те же пятиэтажные хрущобы цвета пепла и алкаши в багровых тонах. Уцелевшие кое-где асфальтовые кочки напоминают потайную тропу в сердце Гримпенской трясины. Дренаж реальности. Хамская сторона луны. Чикаго.
Дно. 

На подходе к Фюзеляжной улице заметил двух шарахнувшихся из-под арки старушек. Швыряя слякоть из под колес, пронизывая окрестности сиреной, вынырнула на блестящую от дождя дорогу стремительная «Скорая». Бабульки сильно выразились по поводу неотложной помощи и Минздрава в целом, а я стоял и тупо смотрел на удаляющийся волчок мигалки, уже отчетливо понимая, что в этом металлическом гробу с безнадежной надписью «реанимация» увозят Машку Туманскую, Мотю, мою ученицу... Которой вчера еще вкатил «пару» по родной лит-ре… И которую отчитал, сволочь, за незнание основных признаков образа тургеневской девушки… Из высоких, та-скать, воспитательных соображений.
Мутант! Макаренка. Песталоцци твою за ногу… Правду говорят: ума нет – иди в «пед». Но я никогда бы не подумал, что моя неуклюжая проповедь способна  вышвырнуть человека вон из класса! Вернее, из жизни…

…Вы видели когда-нибудь сломанную стрекозу? Я видел. Долго. Все те шесть или семь секунд, пока она бежала – вернее, неслась – к дверям. У меня и сейчас еще стоит перед глазами ее красивое, но будто оплавленное лицо, стремительный разлет смоляных блестящих волос и глаза – большие, широко раскрытые и откровенно сумасшедшие… Я помню, как на класс, обыденно коротавший время до перемены, упала короткая напряженная тишина. И особенно отчетливо прозвучал замороженный голос Брюквиной:
- Крейзи пипл!
По-настоящему испугалась только Царева – она тут же выскочила следом за подругой, полоснув меня трассирующим от презрения взглядом. Остальным было, что называется, до спины. Отличник Крынкин, оттопырив завистливую губу, украдкой рассматривал новейший мобильник, крошечный до неприличия. Барчук Собинов, хозяин неприличного мобильника и отпрыск непростых прысков, открыто изучал книжную версию «Распальцовки». (Гнутые персты Васи Серого явно интересовали его сильнее тургеневских героев). Троечница Гонгало мирно вскармливала тамагочи. Неуспевающий Комаровский, он же Кошмарик, методично рисовал в тетрадке голую женщину. Образовательный процесс шел полным ходом, и всем было наплевать на чьи-то неразрешимые проблемы. А покажите-ка, у кого их нет… 

Но теперь я, кажется, точно знаю, у кого их нет, и никогда больше не будет. 

- Участковый уполномоченный Кащейкин. Документик при себе имеется?

Ну все, доехали. Я совершенно не помнил, как подошел к нужному подъезду, окруженному сейчас зеваками и ментами.
- О чем… документик? – спросил я, честно пытался понять, чего хочет этот, очевидно, старший здесь милицейский чин – массивный дядя в мокрой фуражке.
- Ну, вы ж говорите – со школы вы? Учитель трупа?
Я уже, оказывается, и представиться успел. Учитель трупа. Точнее – учитель Труп, Павел Сергеевич. Так мне и надо. Молча подал паспорт и тут только заметил обрезанную веревку, зловеще свисавшую из распахнутого окна на третьем этаже.   
- Вон тама! – татуированный палец, указывающий наверх, дрожал. Его обладатель, появившийся незнамо откуда местный гладиатор с деформированной скулой и сбитыми костяшками, был не просто напуган. Его натурально подколачивало – то ли от ужаса, то ли от холодных капель дождя, которым ничуть не мешала драная китайская майка.
- Вон тама она была, поэл?! – он ловил мои глаза, от него несло потом и страхом, а еще ядреным перегаром, и я инстинктивно отступал, отшатывался назад, а он все приближался, все тянул ко мне руку с черными ногтями... – Я это… иду, поэл, сморю – висит! Тама вот! За деревьями-то не сразу видать! Я сморю, а она – вся, ну это, поэл… - тут его сипатый голос дал неожиданно петуха, - голая!
- Глохни, Нафаня! И дергай по холодку, пока в трезвяк не залетел, - металлический тон товарища Кащейкина не допускал возражений. – Нехер тут людей пугать.
Участковый вернул мне документик и, как полагается в плохом детективе, хотел задать «парочку вопросов». Но тут Нафаня обиженно занудил о том, что зря он кипешнулся, подписался на делюгу, а этот бивень околоточный его опрокинул, а у него чирика слюнявого на лечение  н е   х в а т а т…  Ну от силы – двух.
Ныл он жалостливо, а главное, несло от него гадко, и я чуть было не потянулся за мелочью, но тут Кащейкин неожиданно ловко выхватил дубинку:   
- Видал?! Еще вякнешь – и скажи ливеру «прощай»!
Нафаня был против разлуки с родными почками: исчез он буквально с реактивной скоростью. Когда китайская майка скрылась за углом, уполномоченный прояснил ситуацию:
- Это он удавленницу обнаружил. Ему по ночи приспичило за «дядей сэмом» – это у нас так самогонку называют,  а она – вот она… Сообщить сообщил, а мне ж свидетели нужны, понятые, как без них-то оформлять! Ну, обещал на «малышку»…
- Малышкой у вас «Вдову Клико» называют? – жалко сострил я, боясь услышать продолжение этого - «вот она» и точно зная, что продолжение неизбежно, я и ехал сюда ради этого продолжения…
Но участковый Кащейкин юмора не понял.
- Та на фанфурик спирта, ну… Спирт «Трояр» по аптекам завезли, слыхали, может? «Малышка» – сто грамм 70-градусного по 18 рэ, они его чуть ли не дустом просроченным булыжат, и давай бурогозить! А я отвечай? Вот и ваша тоже!.. Ученица! Поди, из-за хахаля в петлю сунулась, а о матери больной не подумала. А у меня, кроме суицидников, забот других нету, да еще неотложку гонять, это ж сколь бензину…   
- Почему из-за хахаля? – перебил я, лихорадочно пытаясь собраться. – И причем тут… неотложку? Машиной матери плохо?
- Так ее тая неотложка и увезла, - участковый понизил голос, - она с ночной смены, с «Хамуглерода», возвращалася, когда… В труповозку, в общем, дочу погрузили.
- Сердце?!
- Неизвестно. Молча пала… Белая, как молоко! Сумку сжала, пальцы не разогнуть. Стали было на месте откачивать – нет, говорят, шок сильный, везем до больницы. У вас курить не будет? Закурить, говорю, не будет?
Э, э, ты че это?!..

…попытался справиться с дрожью в пальцах и сломал несколько сигарет, пока участковый не отобрал у меня пачку – хорошо хоть, вернул потом – и не усадил, подстелив чистый бланк протокола на грязную лавочку. Дождь почти перестал. Редкая запоздалая влага срывались с тополей на равнодушные кучи опавших листьев, на заплеванный сочувствующими двор, на мятый китель Кащейкина, благоухающий мужественным одеколоном «Портупея»…

Потом присел рядом какой-то лысый плюгавый, с толстой кожаной папкой, показал корочку и сказал, что он – следователь. Долго и вкрадчиво расспрашивал о том, как вела себя в последнее время Туманская М. П., да какие отношения были с учителями и одноклассниками… Наверное, я ему что-то отвечал, потому что плюгавый что-то себе записывал, а я все собирался с духом, чтобы выложить всю правду, но – едва открыл рот, как он резко сбил мне дыхалку:   
- А когда у нее произошла ссора с Дмитрием?
Пока я переваривал услышанное, чувствуя подспудное уважение к этому хотя и лысому, но тертому в своем деле человеку, плюгавый внимательно смотрел на мои губы, а затем сказал неприятным голосом:
- По закону вы обязаны отвечать. Обязаны отвечать. Я слушаю.
Тогда я сказал, что никакого Дмитрия знать не знаю. Что в моем «девятом-первом» сплошь Егоры да Никиты, плюс парочка Кириллов и как назло – ни одного Мефодия. (Следователь начинал меня злить, и тем самым – медленно возвращал к жизни).
- Есть версия. Есть версия: главный мотив – интимного характера. Имеются свидетельские показания, – важно заявил плюгавый.
- Это вам Нафаня засвидетельствовал?   
- Вы знакомы со свидетелем Нафанаиловым?
- Он у меня два червонца вымогал. На опохмелку.
- Хорошо. Хорошо. Вы внушаете доверие. Однозначно внушаете доверие. Но давайте договоримся: ДСП, и только ДСП! - плюгавый заговорил отрывисто, с энтузиазмом. Наверное, любит свою поганую работу, подумал я с неожиданной завистью, а сам спросил:   
- ДСП – это древесностружечная плита?
- ДСП – это «для служебного пользования». Вы, надеюсь – служащий. Вы же служащий?
- Берите выше. Я – бюджетный бюджетник.
- Так вот. Так вот. Есть данные: перед смертью погибшая звала какого-то Диму… - глазки плюгавого жгли меня рентгеном. – Теперь вопрос! Вы! Вы лично! Его! Знаете?
- В первый раз слышу.
- Вы педагог. Вы же педагог? Проявите сознательность – помогите следствию.
- Но я действительно знать не знаю никакого Димы! И вообще: ваше следствие на ложном пути, – выдохнул я, сжигая мосты. (Интересно, у него есть наручники? Или он с криком «кия» вырубит толстой кожаной папкой?)

- На ложном, значит, – плюгавый впервые с начала разговора усмехнулся и посмотрел с нехорошим интересом мелкого хищника. Мол, ты-то мне и нужен, голубок…
Неторопливо, с каким-то даже сладким оттенком мазохизма, я рассказал о том, что произошло на том – последнем ее – уроке. А потом спросил, как оформить явку с повинной.
- Тоже мне, душегуб… – ответил плюгавый человеческим голосом и вдруг стрельнул у меня сигарету. – Сам, кстати, верующий?   
-  А что это меняет?… – начал я заносчиво, чувствуя себя эдаким жертвенным молодогвардейцем в лапах эсэсовцев.
- Я спрашиваю – в бога? Веруете?! – повысил тон плюгавый. (Спокойная прежде, нежно розовая его лысина зацвела оттенками малины).   
- Нет, конечно! У меня диплом. Я, собственно, педагог!
- Поздравляю. В сектах состоите?
- Да сроду я… Нет! При чем тут?..
- Вы знали о том, что ваша ученица Туманская Мария Павловна участвовала в отправлении религиозных обрядов узко сектантской направленности? – жестко спросил следователь. 
Я молчал. А что было отвечать? Наверное, я – плохой учитель. Даже не знал, что она – Павловна… Не говоря уже о каких-то там обрядах узкой направленности… 
- Вас как зовут?
- Паша… То есть Павел. Сергеевич.
- Так вот, Паша ибн Сергеевич! – похоже, плюгавый решил добить меня окончательно. А я не возражал. Мне вдруг стало легко, как начинающему грешнику на исповеди. И, самое непонятное – интересно! Словно открывался передо мной старый затертый роман, кровавый и приключенческий, с волнующим запахом борьбы и опасностей… (Совести у тебя нет! – сказал где-то внутри укоризненный мамин голос, но я его выключил. Как радио.) 
- Так вот, ты – Паша. А он, как показывают свидетели – Дима! Ты – учитель, а в записке про школу ни слова. Кто такой Дима? Ну точно – не педагог… А  педагог вот он – под ногами путается! Какой, ****ь, Тургенев, какая Муму?!! – плюгавый обдал меня яростным табачным выхлопом. Любопытные дворовые бабки начали оглядываться. – У потерпевшей башка в обратную сторону смотрит!..
Тут он замолчал, пару раз глубоко затянулся и прицельно метнул окурок в песочницу.   
- Значит, ее убили? А откуда записка? – я лихорадочно соображал, пытаясь вспомнить все, что знал или слышал об инсценированных самоубийствах. В голову лез всякая дичь, вроде киносюжетов с подпиленными виселицами, но тут пришла другая, здравая и злая, мысль… –  Вы говорите – потерпевшая… А чего все заладили – суицид, самоубийца? Значит… значит вам просто дело надо закрыть?!
- Фильтруйте базар, уважаемый! – следователь навис надо мной, сминая волю тяжелым крупнокалиберным взглядом. Никто не рискнул бы в эту минуту назвать его плюгавым:
- Ты учишь – ну и учи!!! А если на шконку потянуло, я тебя туда махом пропишу… И еще запомни – заявления нет. И дела – нет! – отрубил он, вставая.
Я окончательно запутался. Ясно было одно: в расследовании никто не заинтересован. Никто, кроме Ольги Станиславовны, матери – которая в реанимации! – и, наверное, меня.
Кто такой «меня»? Никто, и звать Никак. Запугать и посадить на задницу.
Но лысый следователь еще не знал, на какого упорного осла нарвался:
- Лишний шум не нужен, да? Убийц покрываете?! – выкрикнул я, сознательно провоцируя на грубость.
Теперь уже весь двор смотрел в нашу сторону. Не знаю, чем грозил этот демарш – может, и впрямь ночевкой в металлическом курятнике какого-нибудь ГОМ «Козлиный»…   
Но как раз в этот момент – именно в этот! – у дома бедной Марии Туманской, на тихой Фюзеляжной улице, в Богом забытом микрорайоне имени Чкалова началась эта история, в которой мне была отведена незнакомая, пугающая, а местами и просто страшная роль…


СКАНДАЛ В ЭФИРЕ

4.

Юркий корейский микроавтобус скользнул во двор незаметно, как извращенец в штаны. Загадочным образом миновал он все барьеры, бордюры, рогатки, вкопанные покрышки и бетонные чушки – словом, всю ту убогую полосу препятствий, которой обитатели современной панельной деревни отгораживаются от шумного автомобильного стада.
Все вопросы сняли броские наклейки на дверцах: Хам-ТВ! Это вам не ГТРК «Зори Прихамья». Эти – без поводка. Посмотрим, как вы им лапши про суицид навешаете…
Бойцы невидимого фронта, похоже, и сами поняли, какой заваривается компот. Одно дело – опустить ливер безответному Нафане, убогий очкарик-учитель плюс мамаша в реанимации – вообще не в счет, но попробуйте втереть окуляры журналюгам, которые недавно дали в эфир «компру» на самого губернатора!         
- А вот и товарищи с Нижнего Тагила, – разочарованно процедил следователь. – Михалыч, ты давай там технично, без комментариев! – крикнул он участковому Кащейкину, который со зверски уполномоченным лицом уже ломанулся к «гостям».   
А я с интересом наблюдал, как присутствие TV меняет повадки обывателей, тех мух кладбищенских, что слетелись сюда на запах смерти. Еще минуту назад они с вялым любопытством на лицах спрашивали, как эта «курва малолетняя» дошла до жизни такой – «мать бы пожалела!» - и, не дослушав ответ соседа, глубокомысленно строили версии.
- Обрюхатил, а сам – женатый! Она и давай веревку мылить! Вон он, кабан очкастый, на лавке третси….
- А че вы хотели-то. Кололася-кололася. Потом ханка кончилася. Ломка началася. Теперь, видно, облегчилася….
- Во, блин, молодежь! Травятся, вешаются – лишь бы не работать!
(Только что сообразил, что «кабан очкастый» – это, видимо, я.)      

Зато теперь женщины резко запричитали, засморкались в платочки –
«м о л о д ю с е н ь к а  совсем, жизни не видала!» – а мужики, подтягивая отвисшие на задницах штаны, картинно играли желваками. Мужики, кстати, в явном меньшинстве: будний день, а заводы в Хамске еще не все закрыты. Ментов больше, зато они уже на работе. А работа у них непыльная – журналюгам руки выворачивать…

Кащейкин соколом подлетел к оператору. Но ухватистый джинсовый амбал, деловито устанавливавший камеру на штатив, к попытке помешать отнесся скептически. Он просто повернулся к противнику задом и прикрыл аппаратуру неслабым корпусом.         
- Кто разрешил?!! – разочаровано взвыл участковый, поняв, что рукопашная не прокатит. Тем более, из микроавтобуса дружно выпрыгнула остальная телебригада: невысокий пузан с глазами проныры и внушительный водила в темных очках, с характерной для качков стрижкой «площадка». Зато на подмогу Кащейкину ринулся лысый следователь, увлекая за собой постовую пехоту. Скандал разбухал, как быстрая каша «Петров», заваренная крутым кипятком. 
Но челы из Хам-ТВ повели себя в высшей степени грамотно. Пузан жестом заправского гангстера выхватил что-то из-за пазухи и, поворачиваясь к камере, заорал:
- Уважаемые телезрители, мы в прямом эфире! Эти люди в форме нарушают закон! Сейчас мы узнаем, ЧТО ОНИ ОТ ВАС СКРЫВАЮТ! В двух словах, пжалста! – и пузан бойко подскочил к растерявшемуся от такой прыти Кащейкину. Тот отскочил и непроизвольно выставил перед собой ладонь, закрывая объектив.
- Осторожно, трансляция!!! – заорал теперь уже оператор и быстро отлепил что-то от своего агрегата – мне показалось, кусок изоляционной ленты. Все увидели крупную рубиновую точку, ярко вспыхнувшую на массивном черном корпусе с надписью «SONY». Камера уже работала! Кащейкин шарахнулся так, словно потрогал раскаленный утюг и, матюкаясь сквозь зубы, ретировался. Лысому тоже внезапно заплохело, как и серым гоблинам, рванувшим на подмогу начальству. Через минуту правоохранительная братия обиженно закуривала в сторонке, стараясь не попасть на прицел нахальным снайперам из Хам-ТВ. А те, как говаривал детоубийца Стэнсфилд в «Леоне», «делали свою работу»…            

…Репортажный микрофон похож на гранату, затянутую в поролон исключительно из маскировочных соображений. Он и держит-то его, как братоубийственный снаряд – цепко и судорожно – отметая окончания фраз…

- …картину наблюдали сегодня утром жители окрестных…

…угрожающими замахами. Честно говоря, эти трое из ларца –   захлебывающийся горячей слюной телепузик, ухарь-оператор с оттопыренным джинсовым тылом и суперменистый водила - … 

- …бывшая ученица гимназии № 999, 16-летняя…

…меня, в отличие от ментов, не коробили. Я – на их стороне. Возможно, потому, что и сам когда-то мечтал гвоздить кинжальным телевизионным глаголом ленивые сердца трудящихся, а в рекламных паузах отдаваться поклонницам. Не всем, конечно…

-…и хотя представители органов пока воздерживаются… 

…а только смазливым чемпионкам по синхронному плаванию. Но вместо безликого многомордья доверили мне два десятка юных наивных Муму. А я облажался, и вот одна свернула шею в безжалостной колючей петле – а у меня нет за душой даже траурной черной гранаты…

- …полученные из надежных источников, позволяют…

… лишь учебник по литературе в качестве братоубийственного снаряда. Но мне не дадут стать героем, мне предложат на выбор – дерьмо или нары, и я проголосую сердцем. Я стану чемпионом по плаванью в полном дерьме, и никто не захочет поплавать со мной синхронно… 

- …носит выраженный ритуальный характер…

…но не прощу себе – слабому плюшевому человечку – если не попробую изменить подлый расклад! Даже если для этого придется совершить невозможное – встать, наконец, с проклятой лавочки… 

Мам, ты тоже делала этот выбор?

***

Из микрофонной папки ежедневной оперативно-аналитической программы «Хамский Патруль» ТРК Хам-ТВ:

Выпуск «Хамский Патруль» с Е. Желудковой от 2003/10/01
История: Ритуальный суицид
Кассета № 308 +00:04:58:00
Блок суицид Подводка к сюжету, автор Вадим Делов, оператор С. Даняев

Данные о загадочных самоубийствах, жертвами которых становятся, как правило, юные хамичи, давно просачивались в средства массовой информации. Версия о ритуальном характере происходящего – предположительно, самоубийца приносит себя в жертву некоему божеству – сегодня получила реальное  подтверждение. С места событий - наш корреспондент Вадим Делов.      
((СХ 00:24:02 стенд-ап Титр: Вадим Делов, корреспондент
in=00:39:57:09
Мы находимся на Фюзеляжной улице микрорайона Чкаловский. Страшную картину наблюдали сегодня утром жители окрестных домов. Вот из этого окна за моей спиной, надев на шею петлю, выбросилась бывшая ученица гимназии № 999, 16-летняя Мария Туманская. И хотя представители правоохранительных органов пока воздерживаются от комментариев, данные, полученные из надежных источников, позволяют сделать однозначный вывод: самоубийство носит выраженный ритуальный характер
out=00:40:21:11))
(видео)
Телефонный звонок в редакции нашей программы раздался рано утром. Женщина, представившаяся пенсионеркой из дома № 8 по Фюзеляжной улице, рассказала, что ее соседке стало плохо – возле ее окна якобы летал удавленник и бил пяткой в форточку. Женщина вызвала «Скорую», милицию, пожарную охрану и службу газа. Но приехала только дежурная бригада психоневрологического диспансера. Однако в госпитализации не было необходимости: на уровне окна действительно висела мертвая девушка - по всей видимости, она покончила с собой, выбросившись с верхнего этажа. Как показала очевидица, голова жертвы обрита и неестественно вывернута, тело обнажено. В некоторых местах на коже – ожоги, кровавые рисунки, скорее всего, религиозного характера. В частности, на лбу вырезано – либо нарисовано красными чернилами – нечто, напоминающее перевернутую звезду. Интересно, что всякое сходство погибшей с Марией Туманской, проживавшей этажом выше, женщина отрицает. Впрочем, опытным криминалистам подобные случаи известны. Тем не менее, мы обратились за комментарием к представителям правоохранительных органов   
((СХ 00:04:03 Титр: Константин Кощейкин, участковый уполномоченный in=00:47:03:12 какие (пик) комментарии? Никаких (пик) комментариев! Вы по какому праву? Это тайна следствия
out=00:47:07:17))
(видео)
Как видите, страж порядка на вопросы отвечать отказался. И даже хотел воспрепятствовать работе съемочной группы – забыв, что федеральное законодательство гарантирует журналистам право искать, запрашивать и получать информацию, производить видеозаписи и посещать специально охраняемые места. Между тем, нашим корреспондентам удалось выяснить, что первым самоубийцу обнаружил местный житель – временно неработающий Нафанаилов.
((СХ 00:13:11 Титр: Николай Нафанилов, неработающий in=00:42:06:02 Ты меня не снимай, я зубы не чистил. Че (пик) уже снимает? А че гворить? Не знаю я ничо! Ну, шел ночью – чисто, поэл, по трезвяне, кулюторно. Вижу – нога!!! И вся, поэл, ну вся - голая! Ну че, я к Кащейкину сразу. К Кащею нашему, старлею Петровичу… Типа, подъем, работка для тебя есть
out=00:42:19:13))
(видео)
но, пожалуй, самое интересное заявление сделал прибывший на место происшествия преподаватель гимназии № 999 Павел Труб. Оказывается, еще вчера, во время урока литературы, его ученица Мария Туманская вела себя странно: была мрачной, подавленной, а затем в истерике покинула класс. Больше ее не видели. Представитель образовательного учреждения, где училась жертва суицида, прямо заявляет – версия следствия ошибочна.   
((СХ 00:34:08 Титр: Павел Труп, преподаватель школы-гимназии № 999
in=00:50:16:11
здесь в какой-то степени и моя вина – не мог понять, что с ней происходит, не успел поговорить по душам. Но официальная версия не выдерживает никакой критики! Нет даже намека на то что у Туманской была какая-то там любовная история, из-за которой сводят счеты с жизнью! Зато, как я понял, есть данные, ставящие под сомнение версию  именно САМОУБИЙСТВА. Кто может такими данными располагать – думаю, понятно. Непонятно другое: кому выгодно промолчать? Пользуясь случаем, хотел бы с полной ответственностью заявить следующее – я сам хочу расследовать это дело, и не успокоюсь, пока тот, кто прямо или косвенно виноват в гибели моей ученицы, не будет найден
out=00:50:50:02))
 
 
АНАФЕМА

5.

- И какого же темного наказания он достоин, с-с-сестры? – с каким-то гадючьим присвистом вопросила Самсоновна, угрожающе поднимая швабру.
Странная какая-то была эта швабра. Несимпатичная. С потемневшим от времени древком и наконечником в виде рогатой головы беса, а вместо тряпки воинственно развевалась на ней клочковатая борода священного черного козла. Я бы поежился от страха – если бы не был намертво прикручен к закопченному металлическому жертвеннику в виде перевернутой пятиконечной звезды.
- Какого, с-сестры?! – взревела вахтерша утробным басом, в котором не осталось уже ничего человеческого. Да и «сестры» внешне ничем не напоминали сплоченный коллектив нашего уважаемого общеобразовательного учреждения. Вместо дипломированных педагогов школы-гимназии № 999 с гуманитарным и культурологическим уклоном меня окружали разнузданные ведьмы в предвкушении оргии – которая, как правило, предшествует жертвоприношению Сатане.

Вокруг в факельном чаду горят похотливые дьявольские глаза, в ожидании греха подрагивают бедра, колышутся возбужденно груди. Вон юная биологиня Инночка – с губкой, крепко закушенной маленьким белым клычком, с коралловыми капельками пота вокруг твердых сосков… А это русичка Заветная – крашеная бесстыжая блондинка – ласкает себя лихорадочными движениями намыливающегося человека. Я, против воли, почувствовал острое желание. Оказывается, последней в человеке умирает не надежда – эрекция!
Судя по настрою училок, меня ждет жутковатый финал.
Скорей всего, затрахает до смерти завуч по воспитательной работе – бывшая
зав зоной-малолеткой, жуткая тетка с варикозными ногами. Ее усталое вымя поддерживают искусно вытатуированные мужские ладони, а выцветшая голубая роспись сурова, как дорожный знак:

НЕ ЛЮБИШЬ – НЕ МАЦАЙ!

Даже если для меня будет сделано исключение, это уже не поможет.
Финиш хим.
В смысле – здравствуй, абзац.
И что?   
Да вот, собственно и все.
- ДВОЙКА!!! – дико взревели ведьмы, протыкая воздух пальцами, сложенными в латинскую «V». Кровь на длинных когтях – как запекшийся маникюр… Или наоборот?      
Но все это уже бессмыслица, бред… Реально одно – желание успеть отыскать, увидеть ее лицо, заглянуть в ее глаза, чтобы понять напоследок – с кем она? Со мной? Или с ними?!

Но вахтерша Самсоновна, бормоча кощунственный черный псалом, уже нацелилась той самой своей несимпатичной шваброй… И вдруг я понял, что никакая это не швабра, а грозный двузубец – острые светящиеся козлиные рога, отвратительное оружие князя тьмы…

…затхлого князя червивой вонючей тьмы…

- ДВОЙКА! ДВОЙКА! – исступленно визжали члены педагогического коллектива.
Но прежде чем двузубец пробил мне горло, успел заметить знакомую фигурку – единственную неразоблаченную в сладком предчувствии шабаша, закутанную в тяжелую рясу с глубоким капюшоном…
- Покажись!!! – из последних сил заорал я, чувствуя, как рвутся связки, лопаются хрящи и крик мой выходит из меня кровью. – Покажись!
И последнее, что вижу – перед тем как проснуться в предутреннем, кислом от ужаса постельном поту – как  из черного капюшонного сумрака начинает вырисовываться неотчетливый, но до боли знакомый облик…      

***

Новый день наступал, как орды Батыя.
Неумытое солнце передовым дозором выкралось из-за облаков.
Неумолимой безжалостной лавой затопила дороги железная конница.
С лихим монгольским посвистом шаркали удалые метлы дворников.
И неслись смертоносными стрелами взгляды ясные утренних дев...

Батенька, да вы пиит! 

Вам бы настучать как следует ямбом по амфибрахию, чтобы не лезли, куда не просят. Поберегли бы свой… фаллехов гендекосиллаб. Нашелся сыщик. Спокойно, Маша – я Дубровский!
Вчера вечером не придумал ничего лучшего, как притащиться к родителям – с жалобами на произвол и хвастливой балладой о себе, отважном. Почему-то был уверен, что мама разрыдается от восторга и умиления, а потом с нежностью скажет:
- Ты настоящий учитель, сынок…
Или:
- Я всегда в тебя верила, зайчонок…
Глупое наивное чудовище!
Сколько раз я зарекался с ними откровенничать! Сколько раз давал слово – НИ-КО-ГДА! Кодекс хорошего сына: ни гу-гу о личном; ни слова о деньгах; и главное – ни жалобы на жизнь.
Иначе услышишь три торжествующих слова, от которых случаются одновременно инфаркт, судороги, понос и смерть: 
- Я ТЕБЕ ГОВОРИЛА!
Она говорила, и этим все сказано. Сказано, что вы:
а) Глухой – не слышите, что вам говорят полноценные люди, желающие только добра;   
б) Тупой – слышите, что вам говорят полноценные люди, желающие только добра, но по врожденной тупости не понимаете;
в) Рахит – слышите и понимаете, что вам говорят полноценные люди, желающие только добра, но по врожденной слабости конечностей не исполняете… И т. д., и т. п., от нуля и до бесконечности.

А уж когда по ящику прокатали «Хамский Патруль», я узнал, что такое священный ужас предков!
- Шары твои бесстыжие! На кого язык поднял? Это ж  О Р Г А Н Ы! Ты нас хочешь до инфаркта?!.. – и далее по списку.
(Ничего особенно удивительного в их реакции не было. Это вам не столица, где серые давно перешли в разряд человекообразных – из тех, что «сами не местные». У хамичей кокарды в почете).

Я и так чувствовал себя Геростратом, а за попытку объясниться –  мол, органы ваши не работают толком, еще и секту какую-то изуверскую покрывают – был объявлен антихристом и навеки лишен воскресного пирога с черникою.
И знаете, что самое странное?
Сроду я ни во что не верил: поищите дурака за четыре сольдо. Бога нет, и шибко пьющие хамские попы – лучшее тому подтверждение. И все же от наивной этой анафемы мне, научному атеисту с высшим педагогическим образованием, стало как-то не себе…   

Пришлось ночью на кухне снимать стресс с запасливым моим третьим папой Евгением Геннадиевичем. Разошлись под утро, когда я уже не мог выговорить слово «абстиненция», а он порывался выразить наружу внутреннюю суть подкаблучника, обильно разбавленную «Гжелкой».    
   

КОШМАР СБЫВАЕТСЯ

6.

Наутро, симулируя твердую педагогическую походку, я направился в кабинет директора. Никаких мыслей в звенящей с перепою голове не было, а была только застрявшая на каком-то пыльном генном подуровне уверенность: начальству видней, кто виноват, что делать и как вообще жить дальше…
Но тут Самсоновна, засевшая в засаде у раздевалки, потребовала у меня сменку.
О, бдительная русская женщина, мечта японца! Дай ей волю – и весь наш гуманитарный педколлектив обуют в деревянные сандалии с культурологическим уклоном…

Приходит мне порой кощунственная мысль…
…правят нами не виртуальные дзюдоисты, спустившиеся с небес на лыжах, а вполне реальные технички и грубо осязаемые вахтеры. Это они вымогают у членов кабинета сменные калоши с трехцветными державными стельками. Это они, и только они – серые пронырливые мыши! –  в любое время суток проникают в августейшие апартаменты и копируют секретные аусвайсы. Это они, они, тихушники! – а вовсе не проныры с микрофонами – безнаказанно роются в думском мусоре, подтирают за министрами и находят виагру в нижней палате парламента. Это их сакральные орудия – шалая швабра, тупой турникет – давно уже стали истинными приметами власти в окружающей нас глубокой федерации… Иногда я почти вижу, как какая-нибудь заоблачная самсоновна, венчая судьбоносную выю галстуком от Бриони, поучает нежно, по-матерински:
- Давай, что ль, по складам… дубинушка…
- Бу. Ду. Кра. Ток!

- Таисия Самсоновна, – начал я вполне нормативно, хотя рвались из меня совсем другие лексемы, – вы уже в течение месяца каждое утро требуете у меня сменку. И меня притомило целый месяц вам объяснить: я не второгодник Буцкин из «восьмого-третьего»! Я – учитель русской словесности Павел Сергеевич Труб! И сменку носить не обязан…

На окружающих монолог произвел оглушительное впечатление: как будто вместо Ильича на Финляндском вокзале начал картавить броневичок. Окружающие – дежурные бойскауты из «шестого-третьего» – были потрясены безумной отвагой какого-то жалкого школьного клерка, посмевшего перечить владычице предбанника, императрице вестибюля и прилегающих коридоров. В знак уважения они даже прервали увлекательную народную игру с характерным названием «шкворюга» и замерли в предвкушении…

Запахло мифологией.   

- Вы поняли, Таисия Самсоновна?! Я не Буцкин – я Труб! Словесник!
- Вижу, что нерусь, – сурово отвечала Самсоновна, крепко расставив чудовищные, до треска обтянутые халатом окорока, увенчанные войлочными полуботами «Прощай, молодость». - В школу заходишь – а ноги  не  вытираш! По полам  ш а р к а ш – как точно труп! Сла-а-авесник… Кыть, нечиста сила! 

Последнее, очевидно, относилось не ко мне. Не тянете вы, Труб, на нечистую силу. Вы так, шаркающие останки словесника… мимолетная нерусская тучка на радостном небосклоне свежеокрашенных полов… Тем временем какая-то подлая второклассная мелочь запустила в вестибюль здоровенного когтистого кошака. Я в своих шпионских копытах производства местной фабрики «Большевичка» с теми когтищами рядом не лежал!

 Для свежеокрашенных полов погибель была неминучая.

 Самсоновна тут же потеряла интерес к сваре:
- Ну, че стоите-то, че стоите-то, дубы! - заревела она бойскаутам, и те, поняв, что битва отменяется, ринулись на отлов.
Но вместо того, чтобы тактично испариться, я произнес с дикторской отчетливостью:
- Вы бы постеснялись в такой день сменку требовать! Во вверенном мне классе произошла трагедия – а вас только полы волнуют.
Вахтерша – от внезапной борзоты обычно тихого трупа – онемела!

…мне потом выговаривали вонючим укоризненным шепотком, что это был первый случай столь дерзкого обращения с заслуженным ветераном учреждения, имеющим, между прочим, наградную швабру от Минобраза, и я должен пасть ниц и покаяться, иначе… Впрочем, многое в этой странной истории было для уважаемой гимназии
№ 999 в первый, и будем надеяться, в последний раз.

Пока Самсоновна пучила глазки, когтистый кошак прорвал заслоны и ушел в рейд по тылам. Заслонщики с азартом юннатов ринулись следом, а я пошел своей дорогой – не зная, какие еще сюрпризы готовит мне родная школа. 



ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ МЕССА

7.

В приемной было пустынно, но из-за двери доносился многоголосый нервный бубнеж. Вошел – и застыл столбом на пороге. Картина Репина – «Дождались»…   
- А вот и герой дня, - гневно-ласково пропела великолепная наша директриса, Карская Венера Фаукатовна. - И, как всегда, без галстука! Проходите, любезный, не стесняйтесь! Объясните нам, ЧТО ЭТО?
 
Я, выступив на середину просторного, дорого обставленного кабинета, молчал. Профком и члены педсовета – непонятно, с какого перепугу собравшиеся здесь в учебное время – смотрели на меня брезгливыми глазами чекистов, разоблачивших заслуженного вредителя народного хозяйства. А Венера Фаукатовна, зловеще алея прекрасным лицом, швырнула несколько листков: «Ритуальный суицид… кассета № 308 +00:04:58:00… блок суицид… подводка к сюжету, автор….» Это был полный текст вчерашнего «Хамского Патруля».

Я не успел ничего сказать в свое оправдание. (Да и с какой стати?)
Инициативу перехватила председатель профкома и завуч по воспитательной работе Сталина Юрьевна. Она спросила так, как спрашивала, наверное, подопечных в бытность свою завзоной:    
- А скажи-ка нам, Павел друг Сергеевич… Кто разрешил тебе, учителю без году неделя, срывать план учебной подготовки? Почему ушли с уроков?! Оставили вверенный класс без присмотра?!! Ты за каждого разгильдяя свободой ответишь! И я, как предпрофкома…   

- Секундочку, Сталина Юрьевна, - ледяным тоном перебила Венера Фаукатовна, которую в гимназии кличут почему-то Паукатовной, и я теперь, кажется, знаю, почему… - Чего молчите, Труб? Может, соизволите объяснить, как из посредственного учителя вы превратились в Эркюля Пуаро хамского розлива?

Участники этого… скорее, жертвоприношения, чем педагогического совета, угодливо захихикали. А я рассматривал их и поражался – все было так! Именно так!   
Я уже видел эти розовые губки – образцового педагога и секретаря профсоюзной организации Инночки Зюковой – закушенные от смеха острым блестящим клычком… Я почти видел, как под ее официальной блузкой, в кружевной французской пене, танцуют твердые кораллы сосков… А рядом, под кримпленовым жакетом и бюстгальтером, пропахшим «Красной Москвой», отвратительно трясется татуированное вымя Трухан Сталины Юрьевны, по прозвищу Шухер… А там заходится от верноподданного веселья профсоюзный активист и химическая блондинка Любовь Степановна Заветная…
И только физрук Серега Шкаликов безучастно жмет кистевой эспандер, машинально поглядывая на лежащий рядом секундомер… Спасибо, друг.

Вот она, черная месса! И жертва имеется! Все они – ведьмы из страшного сна… Не хватает только Самсоновны с несимпатичной шваброй, да еще священного черного козла. Впрочем, в последнем я ошибался. Участники этого действа отчетливо представляли – кто здесь козел.   
- Итак! – отрывисто каркнула Карская. – Мы ждем!
Смех будто выключили. Лица насупились, в глазах загорелись угрюмые огоньки правоты и коллективного осуждения.   
- Я отпрашивался, - просипел пересохшим горлом. (От презрения к себе хотелось заплакать).
- У кого? – голос у Сталины под стать имечку. Железобетонный такой педагогический баритон…
- Я Сцилле Харибдовне говорил. Просил на труды их отправить… Или на физ-ру…   
(К серому кардиналу гимназии, заведующей АХО Сцилле Харибдовне Сиртаки относятся у нас с исключительным тактом. Муж ея, Одиссей Пенелопович, заведует народным образованием…)   
- На «физ-ру», значит! И это говорит учитель! Господин Шкаликов, к вам двадцать разгильдяев из «девятого-первого» не приходили? – саркастически спросила Венера Фаукатовна.
- Никак нет, - отвечал физрук по-военному, не прерывая мышечных сокращений. (Серега, в принципе, парень не злой, но ему через год обещают подселение. И я его прекрасно понимаю). 
- В общем, Павел Сергеевич, резюме неутешительное, – подвела черту Карская. – Мало того, что вы делаете безответственные заявления в прямом эфире, так еще и срываете учебный план, утвержденный на самом «верху»! – молвила Венера, с почтительным придыханием поднимая холеный пальчик. – Наша гимназия готовится к переаттестации! Мы боремся за статус КОЛЛЕДЖА Культуры! А тут приходит какой-то, извините, словесник, и портит нам отчетность… Кстати, почему молчит профком? Почему не слышно мнений рядовых членов педколлектива?!
Химическая русичка Заветная бросилась на амбразуру.
- Что ж это вы делаете, Пал-Сергеич, какой пример подаете, – лепетала она, трепеща то ли от негодования, то ли от близости начальства. – Вы заставьте детей полюбить великую русскую литературу! Расскажите о чувствах, судьбах! Как Александр Сергеевич Пушкин горячо любил свою няню! Как Лев Николаевич Толстой ходил босиком в народ! А разве не тронут учеников нравственные страдания за то униженное босоногое крестьянство, которые испытывал Иван Сергеевич Тургенев!..    
- Не тронут, - перебил я угрюмо. – Вас вон смерть невинного ребенка не трогает, не то что босоногое крестьянство…
- Невинного?! – вмешалась Карская. – Да вы сами еще, извините – дитё! Невинный чукотский юноша! Вот справка из наркологии: летом Туманская прошла трехнедельный курс интенсивной терапии. Я уже не говорю про заключение гинеколога! У нас в каждом квартале медосмотр, нам тут мамаши сопливые не нужны! И еще, Труб, - голос Венеры, теперь уж точно Паукатовны, угрожающе потишал, - зарубите на носу! НЕТ НИКАКОЙ ТУМАНСКОЙ в нашей образцово-показательной гимназии, понятно?! Она отчислена за регулярную недоплату добровольной материальной помощи! Если верить документам – а только им и надо верить! – еще в конце прошлого учебного года. Ясно вам?!
БУТЧ!!!
НОКАУТ.
До свиданья, мама.
…вынырнуть, выплыть – и ползти! Ползти! Ползти прочь!!! Прочь из проклятого кабинета! Прочь из свежепобеленного здания № 999 с гуманитарным и культурологическим уклоном! Сегодня же спалю поганый диплом…
И куда – в сыщики?

Но Сталина Юрьевна по прозвищу Шухер не дала мне передохнуть:
«…юзный комитет в составе… рекомендовать…. испытательный срок…
в противном… несоответствие занимаемой, - словно сквозь вату донеслось до меня, – повышения качества образовательных…ответственности…прикрепить…»
Все. Добили.
- Запомните, Труб! - Карская больше не строила из себя великолепную светскую львицу, слегка раздраженную назойливым поклонником. Из глаз Венеры Паукатовны сочилась, как горячая смола, неприкрытая липкая злоба. – Отныне каждый – каждый! – урок будет для вас открытым. Мы решили прикрепить к вам…скажем, так, стажера. Прошу любить и жаловать – Цыпина Зоя Сергеевна, выпускница Хамского государственного университета!

В дальнем углу, за широкой спиной физрука, материализовалось какое-то рыжее ничтожество. Пропищало что-то типа «здравствуйте». И как с таким детским личиком оно за мной шпионить собирается?

Мне все равно. 
Я уже выполз из проклятого кабинета.      


КАК ЗОВУТ ОВЦУ?

7.

« … не верую я ни в беса, ни в дьявола рогатого! А в жидка вашего воскресшего – тем более! 
- Но, товарищ генерал, факты налицо…
- Фа-а-акты! Ты лицо попроще сделай... Какие факты-то? Звездюлинки перевернутые?
- Пентаграммы, товарищ генерал.
- Сам знаю! Не ты один здеся умный.
- Виноват.
- Ну, звездюлинки, ладно. Свечечки черные, козел этот вонючий….
- Светлейший Князь, товарищ генерал!
- Ладно, не умничай…  Смотри: голые все, а оттраханые – только двое. Ну, четверо кололись. Но это ж – не серия! Сам говоришь: криминала нет.
- В трех случаях, товарищ генерал. А всего их – шесть, и по трем последним наблюдаются политравмы, повлекшие летальный исход! Особенно – у той школьницы на Фюзеляжной… Туманская, кажется, Мария Павловна, 1988 года рождения.
- За которую тот еврейчик впрягался, учитель? Ну, и чего там?   
- Официальную бумагу пока не прислали, взяли моду бюрократию разводить… Но! Судмедэксперт, который осмотрел труп на месте, дал однозначное заключение – сломана шея! Причем сломана варварски грубо, человеком физически очень сильным.
- Чего это за Мудилла такой выискался?!
- Годзилла, товарищ генерал.
- Сам знаю! Видик дома еще работает… Кстати, Сигала-то последнего видал? Ох, он там метелит! Аж шуба заворачивается! Кгхм… Ну, чего замолчал – дальше давай.
- Товарищ генерал, считаю необходимым доложить: судя по обобщенному заключению аналитиков, в Хамске действует хорошо организованная и законспирированная группа религиозно-сектантской направленности.
- И чего предлагаш – церквы да секты шманать? Знаешь, какой вой подымется? Все Управление в сатанюги запишут. А меня, Богомяку - в Антихристы! Проклянут, с этого, как он…
- С амвона, товарищ генерал.
- Во-во! С этого самого… Ну. Так чего кумекаш ? 
- Выход один: обобщить материал, дать по рукам местной прокуратуре и направить дело в Главк. Разумеется, секретить – чтоб никаких утечек.
- А кто на агентурных? Этот твой… Агентум?
- Аргентум, товарищ генерал!
- Сам знаю… Я твоего Рыгентума у внука нашел – в таблице Менделя! Ох, ё… Забыл, чудак старый. Мне ж сегодня еще с Васькой уроки делать… У тебя все?   
- Есть одна идея, товарищ генерал. Надо бы задействовать этого учителя. Пусть овцой поработает. Может, кто на него и выйдет.
- Добро! Действуй! И, это… Ты последний-то фильм – того, посмотри… Ох, он там и дал пробздеться… Настучал, кому надо, стивеном по сигалу! Кассету дать?
- Так точно, товарищ генерал!»


ВРЕМЯ КОГТЕЙ

8.

Как лунатик, брел я по пустым рекреациям, проходя сквозь казенный строй закрытых дверей. Измученный мозг больно задевали отрывочные звуки образовательного процесса.
Я затыкал уши.
Вокруг, в классах, кипела жизнь! – влюблялась, ссорилась, дралась втихую, мастурбировала под партами, резалась в эротические карты, украдкой читала, посылала смайлики и SMS-ки, харкалась и красилась, подкладывала кнопки, растила тамагочу и слагала стихи.
Кто-то даже учился…
Я и сам когда-то висел на школьной доске почета – чтобы сейчас, спустя десяток лет, бездумно идти в никуда. Без веры, любви и той, что якобы умирает последней…      
Так, наверное, шел по коридору простой советский шпион, узнав однажды, что великий вождь Сталин – кровавый людоед, начальник Берия – садист и педофил, а дело Гитлера живет и побеждает. 

Из ступора меня вывел акустический удар – это Самсоновна туго придавила  звонок, возвещая о начале перемены.
Тишина взорвалась кавалерийской атакой!
И когда первые ряды с леденящим душу гиканьем вынесло из классов на оперативный простор, рваным сабельным ударом сразила простая ужасная мысль: НИЧЕГО не изменится! Страшный конвейер, заглатывающий души и выдающий на-гора унылый человеческий фарш, серую жеваную массу налогоплательщиков, НЕ ОСТАНОВИШЬ! 

Сколько бы ни прыгнуло в петлю, ни подсело на иглу, ни нырнуло в черную заоконную глыбь… 

И также радостно будет верещать звонок, и полетят в столовку потные бессмысленные эскадроны, и карацупой застынет в засаде Самсоновна…
А я буду – изнурительно и почти бесплатно – врать про высокую гражданственность и  сермяжную  народность… про нравственную драму рабовладельца Сергеича и босоногую судьбину графа Николаича. И про любовь к старухе-няне.

Белое бешенство затопило горло, и крик застрял, заблудился где-то в горячих переплетениях связок… Все ясно! Ясно!!! Наплевать, что юную жизнь зачеркнула веревка, что чьи-то поганые лапы размозжили хрупкие позвонки…
- Павел Сергеевич? – спросил чей-то ответственный голос за спиной, и требовательная рука ухватила локоть. Но я вырвался и двинул на выход, бесцеремонно проталкиваясь сквозь шумную разновозрастную толпу.

Возле дверей два счастливых бойскаута терзали моего старого знакомого – дерзкого котяру, покусившегося на священную вотчину Самсоновны. А та, развалясь телесами, одобрительно поглядывала, как обреченно извивается кот в объятиях натуралистов.
Тот, что поздоровее, крепко держал орущего кошака за лапы, кося с опаской на когти, а второй – резкий, юркий щегол – с оттяжкой пинал впалый, в комьях свалявшейся шерсти, живот.

Я бы точно его убил. Даже не стукнув ни разу – просто прыгнул бы сверху всеми ста двенадцатью килограммами! Но когда уже рванулся, раскидывая встречных, впереди отчаянно закричали знакомым голосом:
- Стой, гаденыш!!! Отпусти сейчас же!   

Ах ты родненькая!
Не зря ее уважают даже окрестные наркоманы, а циничные Брюквина и Копейко ласково прозывают Матрицей. Наша Жбан Наталья Андреевна учитель от Бога. К тому же – очень симпатичный учитель. Черноглазая блондинка – термоядерное сочетание! Смотрите, как ловко она раздает подзатыльники озверевшим юннатам! А с каким презрением смотрит на тушу Самсоновны…
- Вы, видимо, ослепли, Тася? - говорит Наталья Андреевна с ужасающей вежливостью, и обычно бойкая на язык вахтерша только сопит, как двоечник. (Кстати, называть Самсоновну «Тасей» не решается даже кардинальная наша Сцилла Харибдовна, не говоря об Одиссее ея Пенелоповиче…)

А у Матрицы мужа нет – тот, по слухам, погиб чуть ли не в первые дни Афгана – но, насколько известно, она не комплексует по этому поводу. Четверть века в школе – пардон, гимназии, а в перспективе, надо полагать, и колледже – это вам не «Раму» на маму мазать! И коралловая Инночка, и Серега Шкаликов, и еще тысяча-другая здешних выпускников изучали историю именно под ее чутким руководством.
(Серый как-то по пьяни признавался, что история – единственный предмет, по которому он всегда выполнял домашнее задание и сроду не имел оценки ниже четырех баллов).      

Но сейчас – даже после лихой победы над кошкодавами – Матрица выглядит невесело. Миловидное, обычно приветливое и ясное лицо ее сейчас усохло, как глина как под солнцем. Внимательные чуткие глаза потухли, обратились в себя.
И с каким-то поганым предчувствием понимаю, что это как-то связано со мной и всей этой сволочной историей. Прямо буревестник революции
какой-то…
- Спасибо большое, Наталь-Андревна, – сказал я, подходя. – От тюрьмы спасли! А то прибил бы это насекомое противное…   
- Не зарекайтесь, Паша, не зарекайтесь, - ответила невесело. – Не дразнили бы вы этих опасных гусей. Ну зачем? Машу не вернешь, а вы себе – не дай-то Бог – жизнь поломаете!
- Зато потом не стыдно будет, – перед Натальей Андреевной я всегда стараюсь держаться эдаким мужественным бодрячком. Даже сегодня. (Ну нравится она мне – исключительно как педагог…Но вообще - чисто между нами, мужиками, говоря - так прилично сохранится после почти стольких лет в этом дурдоме может только настоящая женщина!)    

- Вы сегодня, Наталь-Андревна, - начал было длинный тактический комплимент, но она прервала меня с необычайной суровостью:
- Только спокойно, Павел Сергеевич. Лесть оставим на потом. Так вот… - Она заговорила очень тихо, размеренно и как-то обреченно. (Я плохо слышал ее за шумом вестибюля. Но хорошо видел, как шевелятся полные красивые губы, испорченные какой-то, наверное, модной, помадой). – Так вот. Сегодня. Около семи часов утра. В реанимации БСМП. Не приходя в сознание, скончалась Туманская…. Ольга Станиславовна. Официальная причина – необратимая атрофия сердечной мышцы.
- А…неофициальная? – спросил я испуганно и глупо. (Господи, какой жалкий идиот!)
- Неужели не понимаете. Она умерла от горя.


***   

Говорят, чтобы скончаться от инфаркта, надо иметь сердце.

Так вот – в  э т о т  день я не умер.

Наверное, мама была права, когда назвала меня бессердечным эгоистом. Действительно, гад. Каких-то тридцать девять капель валосердина – плюс милая Наталья Андреевна пару раз от души съездила по роже, чтоб очухался – и в результате смог почти самостоятельно выйти на крыльцо…

 Я, конечно, неверующий, но иногда так сладко думать, что кто-то надежный, большой и невероятно, нереально терпеливый, исподволь помогает тебе в трудную минуту… Слава богу – сегодня суббота. Иначе завтрашнего утра бы точно не вынес!
Огляделся, будто вылез из склепа. Этот свет по-прежнему ослепителен! Так же, как налитая ядренейшей свеклою физиономия доброго нашего дворника…

- Изыди, животное! – ругался дядя Харя на моего старого знакомца, нахально обосновавшегося на крыльце. А кот, чувствуя к себе враждебный дворницкий настрой, шипел и показывал когти. Я было начал спускаться с проклятого крылечка, планируя сгубить остатки аванса в дешевой пивной, но тут Харя перешел в наступление. Зажав метлу, как Шварцнеггер шотган, он смело пошел навстречу опасности! Но и враг не растерялся! Совершив головокружительный прыжок, кот приземлился мне на спину.
- Ну, скаженный! – восхищенно ухнул новоявленный дядя Шварц и ухватил шотган покрепче. Однако покушаться на мой загривок, где устроился зверь, не решался:            
- Пал-Сергеич! Ты того – встряхнись… Он, падла, и соскочит!
- Ага… Видал когтищи? Вцепился, как раненый. Чуть что – и гейм, как говорится, оувер! А костюм у меня один… 
- Ну, перекури пока, я с помойки собаку принесу. 
- Ты еще енота принеси! Фауну твою за ногу!   
- Ну, хорош лаяться… А ишо учитель – не стыдно? Я и то матюков таких не знаю, - обиженно сообщил дядя Харя, вкусно закуривая «Двойку». 

Мне вдруг стало смешно. Абсурд ситуации мог бы довести до истерики…
Но не сегодня.
И не меня.
Значит, так…
Значит, так тому и быть. За каких-то два несчастных дня я глупо растерял почти всю свою жизнь – но должно же что-то остаться!   
- Пойдем, братец, - сказал я и погладил толстую грязную лапу с опасными когтями.
- Тоже мне, братву нашел! Не кошак – боярин! Сразу на шею и сел, - комментировал дворник. Мой компромисс с природой он явно не одобрял. Но я, пристроив кота поудобней, молча пошагал домой. Наконец-то – домой! 

Эх ты, жись бекова, – сказал Харя вслед, сочувственным щелчком
отбрасывая чинарик. – Нас живут, а нам некого!

А я шел и все думал…
Не пора ли и мне
показать 
ж и з н и 
б е к о в о й   
когти? 
 

СВИДАНИЕ ВСЛЕПУЮ

9.

Гениально. 
Вылитый козел.
С острыми, как пики, рогами, с дьявольски наглой мордой и красной бородой! «Кроваво поблескивающей в свете полной луны»… Увы, это не метафора. Это самая что ни на есть суровая реальность, намазюканная на дверях моей съемной малосемейки.
Правда, вместо полной луны – тусклая подъездная лампочка, но что это меняет? Кровь, точно! Краска бы так не запеклась…и запашок - соответствующий… И еще буковки какие-то кровавые – вроде прописных латинских w, n, h, p…Мне стало не то чтобы очень уж страшно… Скорей – так это, страшновато.
Жутковатенько.
«И ужас плеснул из ее глаз…» Все-таки закаляет нас кинематограф, однозначно закаляет! После такого количества техасских конечностей, зверски отпиленных бензопилой, уже и не знаешь – ч т о  бы могло действительно Н А П У Г А Т Ь?  Или хотя бы вызвать кошмарный бодрящий озноб…
Ну, не поленился кто-то сходить на бойню и дать стольник сторожу…
( Может, это сам сторож и был?)
Конечно, мало приятного - придется отмывать. И отмывать пошустрее: послезавтра квартирная хозяйка приедет за очередной порцией…КРОВИ!!! Шутка. За порцией денег она приедет.    
И черт меня дернул в такую рань на помойку! Полное, видите ли, мусорное ведерко… Персидский, видите ли, завтраком интересуется… Спрашивается, каким?! Пластиковой тарой из-под корейской радости, с феноменальным названием «ДОСИРАК»? (Слушайте, я не буду словесником, если не разоблачу как-нибудь эту азиатскую поддёвку…)    
Я не сказал, кто такой Персидский? А чего рассказывать – достаточно посмотреть на мой пиджак сзади…
Хитрое животное! Вчера он спрыгнул с меня только тогда, когда я зашел в квартиру и запер входную дверь. Как хотите, но такому когтистому важняку все эти дамские сюсю-мусю – барсики, пушочки и прочие кузи – ну никак не идут. Харя правильно сказал. Это же настоящий кошачий босс! Министр колбасно-водочной промышленности! Шах, одним словом.

Персидский.      

Таки уже посмотрите на этого безработного кота… Он воображает, шо хозяин принесет ему в клюве - как заботливый пеликан - свежих колбасных обрезков! Наивняк. Бедный мохнатый романтик.
Да хозяин бы и сам не отказался от полного клюва какой-нибудь колбасной вкуснятины, но никто же не предлагает… А жрать в самом деле хочется зверски – хоть женись. Или завтракай невкусным дипломом да нанимайся грузчиком на «оптовку». А что? Вай нат, как говорят практичные американцы...
Но вчера, милейший, вы, кажется, не в грузчики – в сыщики лыжи навострили. Тогда эта записка в почтовом ящике как раз для вас, дорогой Эркюль Сергеевич… 
Лист стандартный – А-4, бумага скорее всего финская, очень качественная. Написано от руки, но разборчиво, аккуратным почерком круглой отличницы:

«Уважаемый П. С.!
Если еще интересуют обстоятельства смерти вашей ученицы, нам есть о чем поговорить. Я владею информацией, которая пока неизвестна следствию. Не хотелось бы предавать это огласке, но вам верю. Вы учитель, значит, хороший неравнодушный человек. Буду ждать в 19 часов в кафе «Говядина» за угловым столиком слева, в руках газета «Хам Вечерний».   

***

С чего начинается родина? С картинки в твоем букваре. (О хороших и верных товарищах – алкоголиках, хулиганах, тунеядцах – пока промолчим). А сыщик, по моим наблюдениям, начинается с правильного имиджа…
Э, э!! Ну куда полез без трубки?! И без Ватсона под мышкой? Это же мордобой какой-то получится, а не дедюктивный метод. Мистер Холмс, извольте оперативно закурить и начинайте уже мучить скрыпку…сэр! Да, сэр, прямо здесь, сэр, не снимая боксерских перчаток… А то Баскервиля с утра не кормили.

Впрочем, по нынешним эмансипированным временам, моя главная сыщицкая изюминка – в штанах. Эдакое мужское пятно на пыльном сверхплоском экране, звонкая петушиная пауза между сериями тотального реалти-шоу «Целлюлит против Силикона». 

Кстати, не забывайте, что я – словесник. Это значит, слова – моя профессия! А у профессионалов случаются побочные эффекты. Я, например, не умею материться. Совсем. Это не значит, что я этих слов не знаю. Но полноценно ругаться – с чувством глубокого внутреннего удовлетворения – увольте, не могу. Как-то, знаете, не выговаривается нужная интонация. А без этого сейчас – сами понимаете. Какой там частный сыск! «ДОСИРАК» - и тот лишний раз не укупишь.   

Вот так и появилась моя «Шпаргалка». Суть ее в следующем: абсолютно любое слово – даже самое близорукое и деликатное – может стать сокрушительно матовым. Скажем, научное название одного малоизвестного растения – «лох серебристый». Правда, вкусно? Есть рыбка – «афиляндра оттопыренная»… И таких примеров сотни, не поленись открыть словарь. Каждый – каждый! – самый близорукий и одинокий дистрофик, жалкий и деликатный, подберет свой индивидуальный джентльменский набор…
Имеется таковой и у меня.

«ШПАРГАЛКА ДЛЯ МАЧО
Автор - Труб П.С.

Набор брутальной лексики и характерных словосочетаний наст. муж. (мачо):

I. Существительные и прилагательные

1. Афиляндра (оттопыренная);
2. Барбус (суматранский);
3. Бивень (околоточный);
4. Бык (просто бык);
5. Бэби (аста ла виста) – (автор А. Шварцнеггер);
6. Гомосапиенс (чел. разумный); 
7. Деепричастие (только в словосочетании);
8. Жизнь (бекова);
9. Насекомое (противное);
10. Подлежащее (только в словосочетании);
11. Перхоть (рекламная);
12. Ласты (в сочет. с глаголом);
13. Лох (серебристый); 

II. Глаголы

1. Биться;
2. Бояться;
3. Валить;
4. Долбиться;
5. Дергать;
6. Пыжиться;
7. Растопыривать;
8. Слышать;

III. Варианты словосочетаний 

А) Адресат – муж.

1. Слышишь, ты, подлежащее…
2. Дергай ластами, барбус суматранский.
3. Как дела, гомосапиенс? 
4. Бойтесь, лохи серебристые!!!   

Б) Адресат – жен.

1. Афиляндра, оттопыримся?
2. Аста ла виста, бэби? – (автор А. Шварцнеггер);
3. Что ты пыжишься, перхоть рекламная?
4. Отвали, деепричастие…

Конец».


***

Кафе «Говядина» встречало нас громадным экраном модного плазменного ящика, звяканьем и бульканьем жидкостей, гортанным гомоном, ароматом пережаренной свинины.
Персидский аж заворочался в сумке, но я мстительно пообещал связать из него варежки. Вы спросите – какой дурак берет с собой кота? Тем более в кафе «Говядина»? Отвечу: а что, если следующего козла на дверях нарисуют его, Персидского, кровью? И потом - мы пришли сюда по делу…

По ящику крутили Мусс-ТВ. Популярное Гузно, организовавшее позавчера мега-виа «Звездалище», давало роскошное интервью ослепительной Ефросинье Б. Лаки. Манерным пропитым тенорком, который хорошо сочетался с обличьем десертной брюнетки, Гузно вещало:
- Все, наверное, помнят наш дебютный альбом - «Соси и тряси». А теперь мы делаем римейки всех двух вошедших туда песен и выпускаем платиновый диск с оригинальным названием - «Дуй и жуй»…
Тут Гузно спохватилось – не выйти из образа! – и спросило вполне интимно: 
- А хочешь – жопу покажу?

Надо отдать должное госпоже Е. Б. Лаки. Лишь на секунду в глазах ее появился нормальный человеческий ужас – господи, ч т о  я  здесь делаю?! – и стала она похожа не на шалаву перед оргией, а на девушку Фросю Бурлакову, румяную до наивности, только что прибывшую в столицу из родного села Окрошки… Впрочем, звезда экрана быстро справилась с собой.
- Конечно! – воскликнула ослепительная Ефросинья, изображая неподдельный, жгучий интерес…

Я отвернулся.

«Хам» торчал над столиком в левом углу. Подходя, уже предполагал, кто это может быть… Скорее всего сидит там, прикрываясь гороскопом, какая-нибудь Брюквина, или не дай бог, Копейко, в корчах от нестерпимого хохота над придурком-словесником. Я специально подошел как можно тише, и спросил как выстрелил:
- Ну как, афиляндра – оттопыримся?!
«Хам Вечерний» медленно пополз вниз…
На меня испытующе смотрело то самое рыжее ничтожество, которое приставили за мной шпионить.

Фрагмент расшифровки оперативной съемки СНН ОБС от 5. 10. 2003 г. (г. Хамск, ул. Пехоты, 19, предприятие общ. питания «Кафе «Говядина») 
«…- А кто это – Афиляндра Оттопырина?
- Вы ее не знаете. Давайте к делу. Значит, работаете на Одиссея Пенелоповича?
- Не совсем так. Я…
- Хотите анекдот? Приезжает царь в гимназию. Естественно, одиннадцатиклассницы, нарумяненная Венера Паукатовна…
-  Как?!
-  Паукатовна. Вы не знали?
-  Нет… 
-  Будете знать. Вот, значит… А Одиссей свет Пенелопович аж елеем сочится: царь ты наш возлюбленный, соколик ясный! Вы слушаете? 
- Очень внимательно. 
- Так вот… Мы тебе, батюшко, достойнейших соколят готовим. Истинные славяне, характер – едрический! Что ни день – ажитация, что ни час – инновация, а опосля полдника – завсегда ксперимент… Вчера они за новыми пачпортами – в противогазах! Сегодня диспут у их, исправительно-патриотический, «Не забуду Русь родную»… А завтра – с  13-летки сразу в рекруты. Портянки по дороге намотают… А царь-то, цветочек ясный, призадумался, да и молвит: «Вы их случайно дустом не пробовали?»
- Павел Сергеевич… Я верю, что у вас есть чувство юмора.
- Не смешно?
- Исключительно смешно. Но я пришла не за этим.
- И все-таки честно – кто вы такая? Откуда у вас – выпускницы ХамГУ – такая информация? Вряд ли Одиссей Пенелопович знает больше районного прокурора…   
- Говорю в последний раз. Я представляю не Одиссея Пенелоповича, и тем более не ХамГУ. Я представляю образование в целом. 
- Минобраз, что ли?
- Я ничего не говорила. Но вы должны понимать,  н а   к а к о м  уровне могли убедить Одиссея Пенелоповича дать мне нужное направление.
- И что известно Минобразу?
- Выслушайте спокойно.
- Ну.
- Случай с Туманской зеркально похож еще на пять подобных. Во всех, вроде бы, суицид – но ни один нельзя назвать типичным…
- Ага… Значит вы, Зоя Сергеевна Цыпина - специалист по суицидам. Врач-суицидолог? Такая молодая-симпатичная?
- Спасибо. Вы умница. А я не так уж молода… Мне двадцать семь.
- Не надо врать!.. пардон, конечно, за грубость. Это мне – двадцать шесть! А вы – ребенок сравнительно!      
- Это был самый грубый и самый приятный комплимент за все мои  д в а д ц а т ь  с е м ь, уважаемый Павел Сергеевич…
- Извините… Верю. А что значит «нетипичный суицид»?
- Вот смотрите. Самоубийцы совершали ритуал – черные свечи, и все такое. Казалось бы, кончали с собой - добровольно. Неважно,  к о м у  посвящались  жертвы – Сатане, Светлейшему… Однако в трех случаях наблюдаются явные следы борьбы! В комнате одной из жертв, 15-летней Е., разбито окно. Ну вешалась, разбила, чего не случается! А откуда глубокие порезы на руках? Да, все вырезали, выжигали себе эти  п е н т а к л и… Но стекло в ладонях только у одной! Плюс кровь на раме… Прыгнула и передумала? Или вот: у первых трех рисунки на тело нанесены спереди – лоб, грудь, лобок. А у четвертой, 14-летней А., на всю спину морда козла вырезана…    
- Такая?..
- Где взяли?! Где вы это взяли?!!
- Срисовал в масштабе пять к одному. Сегодня ночью этого красавца намалевали у меня на двери…И аббревиатуру латинскую: W N H P.  Кровью, кстати. Не думаю, что кровь человеческая, но… А из рук-то зачем рвать?! 

- Простите, Павел Сергеевич! Тихо, тихо, спокойно… Значит, так: эта морда, если верить рисунку, полностью идентична той, на спине… Одно из двух – либо вы никудышный художник, либо сегодня ночью вам захочется выбросится из окна с петлей на шее… Ой, вы чего это?! Крышей съехали со страху?… Вы чего мяукаете?! 


КАК ПОЙМАТЬ «ДИМУ»?

10.

Бедный Персидский в этой пафосной «Говядине» даже свинины не попробовал! Да и я за весь разговор выпил мелкими глотками чашку черного кофе – что окончательно подорвало и без того дефицитный учительский бюджет – и высадил три сигареты. Зоя Сергевна, на которую я смотрел уже другими глазами, от моей синей «Любви & Мента» тактично отказалась. Насмешливо улыбнувшись (зубки у нее – реклама отдыхает!), сказала, что врачу негоже подавать дурной пример пациентам - пусть и потенциальным. Я заверил, что меня еще и ломом не убьешь, не то что каким-то там вонючим ритуальным козлом.

Когда уже собирались уходить – она сказала, что только «чуть-чуть подкраситься, и сразу двинем» – по Мусс-ТВ врубили хит сезона:

Я - ребенок трудный,
Я - торчок упорный,
Я не чищу зубы,
Я снимаюсь в порно!

Вялая публика, до этого методично заряжавшаяся пивком, резко возбудилась. Вслед за лидером скандальной группы «Вуду», неподражаемым эстрадным маньяком Вуцли-Пуцли, затряслись в конвульсиях и посетители «Говядины».

А я смотрел сквозь них и, казалось, видел здесь только свой «девятый-первый»….

…вон дергается с грацией подстреленного боксера неуспевающий и неунывающий  Коля Кошмарик…

…с достоинством работает «твист-кантри» под Винсента Вегу  начитанный киноман Собинов…подружка у него раза в полтора шире Мии Уоллес… 

Я сегодня добрый
Я имею "рваных"
Я - косяк отборный!
Я – марихуана!

…старательно копирует подтанцовку прилежный отличник Крынкин…

…Гонгало стильно извивается в объятиях недоношенного тамагочи… 

Я глотаю воздух
Я огромный парень
Я кончаю в космос
Я теперь Гагарин!

…розовеют в страстном танго Брюквина и Копейко…
…
…движениями засыхающего цветка закрывается ото всех синеглазая кукла Царева…

…а сверху  покачиваются в такт безжизненные ступни Моти Туманской…

Я острей Жиллета!
Я пьяней Смирноффа!
Я – Посланник Света!
Я - …………………..
Я не брошу проклятое дело, ребята! Я обязательно доберусь до истины – даже если ее придется вылавливать из вонючей крови дьявола…

- Павел Сергеевич! – Зоя дернула за рукав, возвращая меня в реальность. – Смотрите, что ваш кот Персидский утворил! Сообразил раньше нас с вами!   
И я увидел бумажку, на которую сам же тщательно зарисовывал сатанинские символы… Теперь этот латинский набор – W N H P – отразился в косметическом зеркальце Зои Сергевны, которое Персидский как-то неудачно толкнул лапой – вылезти из сумки хотел, гад! (Варежка бесстыжая!)
Амальгама отразила странное, хоть и русскими буквами написанное, слово:
М - И - Н - Ь.
- Господи, какая же я дура! Думала, это какое-то, присущее только этой секте, обозначение W – владыки там, Вельзевула! А это же…
- Что это? Не врубаюсь, - я действительно ничего не понимал…
- Не врубаетесь, значит? Значит, я не окончательно отупела! Разве неясно, что означает эта козлиная голова?

Я еще раз заглянул в «глаза козлиные»… да нет, вроде ничего особенного – сатана он и есть сатана…Но - слишком уж прямые, слишком острые, слишком правильные рога…

- «А»! Перевернутая «А»! – вот что это за морда! Это слово - АМИНЬ!   

***

- Теперь вы поняли, откуда выросла эта версия про кровавого религиозного маньяка Диму? Они кричали дьяволу «НИМА», то есть «АМИНЬ» задом наперед! А теперь представьте, что вы не чуткий учитель словесности, а скажем, мелкий гангстер, эдакий кошмар квартала…или ужас переулка….
И вас, обкурившегося до онемения конечностей, люди в форме энергично заставляют вспоминать ВСЕ,  что вы видели и слышали… А почки-то не казенные! Тут не только Диму – но и Нину заодно придумаешь… 

( А Зоя Сергеевна явно похорошела… Большие глаза взволнованно поблескивают серебром… румянятся щеки в пушистом ореоле рыжих волос…и даже грудь совсем не по-детски вздымается под скромной деловой блузкой… Так. Спокойно, спокойно Павел Сергеевич. Вы всего лишь плюшевый холостяк, 26-летний лузер без галстука, случайно столкнувшийся в переполненном троллейбусе жизни с миловидной… ну ладно, не просто миловидной – умной, красивой, кроткой женщиной…о которой так долго холодными одинокими ночами…тьфу ты, какая сопливая, развесистая, переслащенная клюква… Ну что ж  вы телитесь, как будто и впрямь плюшевый?! Только от вас зависит, как вы будете называть ее утром – Зоя Сергевна, или просто - Зоенька…)

- Зоя… Сергевна, - хрипло начал я, когда мы уже входили в подъезд. (Решено было вначале обследовать кровавое творчество, а уж затем оценивать степень грозящей мне опасности). – А может быть, вначале чайку, а? Ну куда они от нас денутся, козлы рогатые?
- Вам страшно, Павел Сергеевич? – спросила она тоненьким, сочувствующим голосом. – Одиноко? Вы ведь…один?
И я, как спасаемый на водах ухватился за эту то ли жалость, то ли сочувствие…скорее - тень…просто призрачную, легкую тень…дуновение чувства… Мы остановились между третьим и моим четвертым этажом, и я вжался, как пес, в безумно приятно пахнущий, пушистый теплый затылок…
Она не отстранилась, но и не повернулась ко мне навстречу, просто постояла спокойно с минуту, а потом высвободилась, сказав ласково, но с какой-то непостижимой для меня силой:
- Какой ты карапуз…смешной, мягкий… Но тебе ведь нужно закончить этот… урок? Да, Пашенька? И я помогу тебе, но только… не так. Не сердись, ладно? – и чуть-чуть тронула меня уголком губ…      

Спрашивается, на что я мог сердиться?

Позавчера я даже не подозревал о ее существовании!
О том, что она вообще
е с т ь…

Я не знал еще ничего о ней,  т а к о й  м о е й - не грубой плотью, но помыслами и душой – такой  родной – девушке… И все же засопел, надулся, как обиженный шкет, у которого старшие пацаны отобрали конфету.

Ну точно – сопляк плюшевый!
   
- Ну же, Павел, будьте же мужчиной. Вам еще убийцу ловить! – с чуть насмешливым укором выговорила Зоя Сергеевна, и в ту же секунду кот Персидский бумажной змеем взвился со дна просторной моей спортивной сумки! 
 
Я-я-у-у-у!!! – мяв его, похожий на тонкий младенческий крик, еще висел в воздухе, а он уже стремительной когтистой молнией вылетел на лестницу и зашипел как три кобры! Шерсть его стояла, как кабанья щетина! Он взмахнул толстой когтистой лапой и снова заорал – протяжно и угрожающе – как Брюс Ли в кольце врагов…


И тут мы услышали отчетливый шорох и быстрый захлебывающийся шепоток…
Кто-то, и не один, а как минимум - двое, ждали нас возле дверей…




СОН В ГОРЛО

11.

Под утро приснился худощавый чахоточный почтальон с интеллигентной, но почему-то мокрой, бородой. Он молча стоял во мраке лестничной площадки и пристально смотрел в глазок, а я откуда-то знал, что он там…что он там стоит и смотрит… Когда с опаской отомкнул цепочку, чахоточный оживился… Бледное лицо его вспыхнуло румянцем, в  блуждающих глазах появилась осмысленная ненависть. Забыв про служебную сумку, почтальон дрожащими татуированными руками вытянул из петли за пазухой огромный козлиный рог и замахнулся, крича при этом истеричным женским голосом: 
- Everybody be cool! This is a robbery! Any of you fucking pricks move…
Я сладко потянулся со сна и перебил елико возможно вежливо:
- Милостивый государь! Вы, наверное, желаете спросить – тварь ли я дрожащая, или право имею? 

Бородатого словно дернуло током! Бормоча что-то вроде «изыди, антихрист», он перекрестился, поплевал на ладошки и с размаху всадил мне козий рог прямо в горло, молвив при этом:

- НУ - ДРОЖИ, ТВАРЬ… 

И черная кровь козлиная потекла из-под грязных ногтей...

***

Бр-р-р… Опять кошмар приснился.



ОЧЕНЬ ОТКРЫТЫЙ УРОК.

12.

Педагог – понятие многозначное. Скажем, на Востоке это – Учитель. Он может учить школьников выводить иероглифы, или обучать тонкостям чайной церемонии, или – особенностям национального фехтования палочками для еды. И в первом, и в сто первом случае это будет уважаемый человек с большой прописной буквы.
А как выглядит наш, среднестатистический российский учитель? Довольно жалко. Он не столько учит, сколько пытается выжить на так называемую зарплату. Он – в среднем – психолог никакой, и педагог никудышный. Его – опять-таки в среднем – ненавидят ученики, презирают родители и обманывает начальство. И если уж говорить откровенно, он – учитель – в среднем давно уже не «он». Нордический  интеллигент из кинофильма «Доживем до понедельника» в жизни обернулся постной серой курицей с командным голосом.

Результат, что называется, на лице, точнее, в телевизоре: министры – и те не в силах правильно расставить слова в предложении. А уж простой человек, знающий как называется столица Венесуэлы, – шпион, однозначно!   

***

Знаю я эти открытые уроки. Сядут в углу три старушки в последней стадии климакса и будут бить возмущенно крыльями. Федеральный стандарт! Образовательные нормы! Шаг влево, шаг вправо – инфаркт на месте!
А сколько смелых, независимо мыслящих ребят размазали катками этих «норм» и «стандартов»… Выживших – таких, как Амонашвили, Занков – единицы. Остальные закатаны в утвержденный, согласованный, вязкий стандартный асфальт.   
А потом выходят из школьных дверей батальоны, да чего там – когорты! тьмы египетские! – однообразно веселых балбесов, пожирателей семечек и бесконечного телевизионного «мыла». Не верящих и неверующих, ни чуточки не задетых главным учебным предметом.

Хотя ведь так просто! Хочешь научить – заставь думать.
Вытолкни, как ботаника на ринг… 

- А ты бы Базарову дала? – на втором, кажется, своем уроке, в сердцах спросил я Олесю Копейко. (Полчаса молчала, как белорусский партизан!) - За честность сразу «пять» - в четверти.
Помню, в дальнем углу кто-то поперхнулся. У Брюквиной глазищи стали неподвижными и идеально круглыми – по циркулю. (Эй, говорит, почему у тебя глазки такие большие? А мышка и отвечает…) Но самое интересное, что Копейко – не читавшая сроду ничего, кроме этикеток – тут же на полном серьезе выдала характеристику героя:
- Не, Пал Сергеич… Не заводит. Стремный он какой-то, волосатый, и очечки у него синие! Террорист, короче. 
Меня потом пинали на трех педсоветах подряд – хотя и не так, конечно, как на той поганой мессе… 

А сегодня я утверждаю программу. Я определяю стандарты и рассчитываю нормы. Я буду следить за шагами влево и вправо. А если надо – ударю без предупреждения. Сегодня мой учительский звездный час. Негоже проводить его в тесном непрезентабельном классе. Здесь требуется особая территория – к примеру, актовый зал, где есть сцена и подаренные спонсорами кулисы.

Здесь соберутся все. И активная корраловая Инночка. И Сталина Юрьевной по прозвищу Шухер. (Им велено передать, что в актовом зале – внеплановое заседание профкома на тему «Пьянка и зарплата»).
 И химическая поклонница великой русской литературы Любовь Степановна Заветная. (У начальных репетиция по раннему Толстому! Без вас – никак!)
И упругий физрук Серега Шкаликов. (В актовый аппаратуру завезли! Разгружать некому).
И неприступная наша Сцилла Харибдовна Сиртаки. (Строители явились. Смету требуют!)
И даже – божественная, скульптурная наша Венера Паукатовна! (Там Одиссей Пенелопович решают вопрос по спонсорству…).      
И когда все они собрались, я, не слушая возмущенных воплей – «вы за это ответите, Павел Сергеевич! это не безобразие – это терроризм!» «немедленно прекратите!» «лично ответите перед Одиссеем Пенелоповичем!» «вы уволены позавчерашним числом!» «нам рецидивисты не нужны!» - крепко закрыл тяжелую дверь, а ключ вышвырнул в форточку.

- Ну все! Выходи!!!

В немой космической тишине, в наброшенной на плечи старой моей рубахе и грязных обтерханных джинсах, вышла на край сцены бледная, как стены старого морга, несуществующая ученица гимназии № 999 с гуманитарным и культурологическим уклоном, погибшая в результате самоудушения бельевой веревкой Мария Павловна Туманская.


ПОЛНЫЙ АМИНЬ

13.

Архив аудио- и видеоматерилов СНН ОБС.
Из расшифровки показаний Туманской М.П., 1988 г.р.:

«…- кололись как-то вместе…она и созналась – мол, ненавижу всех, школу, мать, училок…если ОН не заберет, я сама, говорит, к НЕМУ…по трупам, в кишках по колено… бошки во сне отрежу – ну, там, дома…. крыша протекала конкретно. Ее мать до жути боялася, заявления даже писать не стали… Вены резала, кровь хранила в тайнике…смотрела, как сворачивается, гниет…
…Меня Пресветлая сама избрала… готовила меня всяко, внушала – типа, если правильно сделать, то не больно… А потом – кайф сплошной, главное – правильно все сделать… И еще Пресветлая сказала - ну, береги, короче… Чтобы ОН, как положено, девочкой, взял…Я боялась, ну и назло ей, короче, стала, это…Этот гад узнал…грозился сказать всем, что недостойна Шести избранных… а сам – тех, двоих девчонок… И хвастался еще, что помог к НЕМУ уйти. Издевался всяко…я, говорит, и тебе помогу, только кожу, говорит, вначале обдеру заживо…ну я ее заместо себя  и продала…подставила. Мы так-то похожи с нею были…она ширнулась, а как  этот гад зашел в квартиру, я и сбежала…а как он наизгалялся, так и мать, наверное, не узнала бы…
Ну че… Скиталася. К бабке с дедом идти забоялась…не хотела на них-то навлекать… Потом к Царевой пришла, не выдержала…а она меня уже и привела, Пал-Сергеич, к вам…»   
 
…мой старый знакомый садист, маньяк-физкультурник Серега Шкаликов, плющил ее в удушающем борцовском зажиме, все сильнее вздувая бицепс. Светлый спортивный костюм потемнел от вонючего пота, короткая щетка спортивной канадки торчала - по-волчьи! - дыбом…
А Машка, уже обмякшая, бурая от удушья, по-рыбьи хватала горлом ускользающий воздух. Вспученные, налитые кровью глаза, глядели на мир с тоскливым предсмертным ужасом…ну сделайте же хоть кто-то, хоть что-нибудь…
….дайте…
  Дайте!…

ДЫШАТЬ!!!

А этот кровавый извращенец все волок ее к выходу, бешено оглядываясь на шарахающихся в стороны коллег. Адреналин взрывной волной хлестал в поганую кровь, слюдяной струйкой текли похотливые слюни…   

С дороги!!! – ревел он, брызгая бледным искривленным ртом. – З-задавлю сс-суку! ****ь буду, задавлю!!! 

…Я валялся между рядами, с отбитой сопаткой и, похоже, сломанным ребром, харкал кровью и думал, что любой восточный единоборец, будь он хоть трижды пятый дан и чемпион по разбиванию лбом твердых предметов, но…
Но если его не разу не били ногами по лицу в темной отчаянной подворотне, не втаптывали каблуками в асфальт и не плющили шейные позвонки безысходным смертельным зажимом – это еще не боец. Милые мои восточные единоборцы! Все, кто потеет сейчас в низком изнурительном «киба», крутит изящное, как балет, «ката» или дожимает «го-дзю» на расплющенных кентусах… Прежде чем почувствуете себя непобедимым мастером Оямой – или хотя бы Стивеном Сигалом – попробуйте остановить простого русского маньяка Сережу Шкаликова…   
 
…Дубовые двери и садисту не по плечу… путь у него только один – актовый зал на втором этаже, внизу – мягкий зеленый газон… И он будто, читая мысли, вздернул Мотю как куклу на плечо и звериным прыжком почти  достиг подоконника…

…но тут прогремел, как выстрел, низкий повелительный крик…

…нет, сверкнула стремительная оружейная сталь…

- Стоять! Я агент федеральной службы! – даже не выкрикнула, скорее – извергла, как лай, точеная женщина с детским лицом… И все увидели пританцовывающую в низкой пружинящей стойке Цыпину Зою Сергеевну, с быстрыми воронеными пистолетами в маленьких руках!!!

- На счет «ТРИ» - ОГОНЬ ПО ЯЙЦАМ!
-
- Уже «ДВА»! НА КОЛЕНИ!
-
- УПАЛ, МРАЗЬ!!
-
- УП-А-АЛ!!! 

…И самое смешное, что этот резиновый тугомышечный маньяк, этот грозный насильник и потрошитель ей – женщине – поверил!! И, отшвырнув несчастную Машку, рухнул в позе словившего между ног вратаря, отчаянно зажимая драгоценную мошонку…

(Много времени спустя, женщина, известная под именем Цыпиной З. С., категорически отрицала всякую возможность огня на поражение – «он же ею, Машей, и закрылся бы!»)

И все бы закончилось благополучно, и не сжала бы свой страшный урожай упертая старуха с косой, если бы…

…если бы я лучше подумал словесной своей головой…подумал о том, что в надежно запертом актовом зале собрались не  в с е  вероятные участники развязки…

…Серегу Шкаликова еще не успели даже спеленать отодранными с мясом шторами, когда дубовые двери медленно распахнулись…
…и Карская Венера Фаукатовна, единственная из женщин продержавшаяся без приступов и обмороков  д о  с а м о г о  к о н ц а, истерично выкрикнула слабеющим директорским голосом:

- ЧТО ЭТО?!   

И рогатый черный козел, страшно и неотвратимо стоявший в дверном проеме, ответил ей и всем нам знакомым человеческим голосом:

- С В О Б О Д А!   

…Ребята, наверное, я - конченый человек, но хотел бы сказать напоследок…
Ребят, валите отсюда!
Здесь, в этом поганом здании, не учат дарить цветы и целовать любимых женщин…не учат стоять в очередях и выживать в общественном транспорте…брать на руки крошечного первенца и менять колесо…не учат презирать подлеца и бить по морде хама…не учат даже зарабатывать и тратить денежные знаки…

Здесь даже не учат, как сохранить друга и уничтожить врага!!!

А главное – не учат верить.

Валите жить, ребята... Валите жить.

*** 

А выстрел все-таки прозвучал.

Интересно, что пальнули не спецназовские стволы Цыпиной З. С., а – как это ни смешно – старая берданка дяди Хари. Он, конечно, не мог видеть то чудовищное количество взрывчатки, которым черный козел был опутан до самых копыт – зато не забыл насыпать в патроны соль!
Возможно, будь Харя помоложе, он ни за что бы ни выстрелил – поскольку имел хотя бы отдаленное представление о поясах шахидов и тротиловом эквиваленте… Но наш доблестный дворник принципиально не смотрел новости…а газеты использовал только по прямому назначению…

Может, оно и к лучшему.

Все ждали взрыва…

Но взрыв, в отличие от смерти, так и не состоялся…

Я не знаю, что ее толкнуло навстречу этому… существу с козлиной головой и обернутым толом человеческим туловищем… Возможно, Пресветлая давно заменила ей мать – Туманскую Ольгу Станиславовну…

Когда оглушительно – до звона вылетевших стекол - хлопнула в коридоре берданка и козел, изгибаясь от боли, с душераздирающим воплем начал валиться вперед, Мотя отчаянно рванулась навстречу… навстречу ей, Пресветлой!…
и острый массивный рог сатанинской маски до кишок пропорол плоский девичий живот… 

А дядя Харя, стоя с глупым, потемневшим лицом, лихорадочно поглаживал отполированный временем приклад и приговаривал, как заведенный:

- Рог овечий – живот человечий…
-
- Рог овечий – живот человечий…


- РОГ ОВЕЧИЙ – ЖИВОТ ЧЕЛОВЕЧИЙ!!!



14. БЕЛАЯ ЛУНА

- Камуфляж! Фуфел! Шняга!
Он стоял в полумраке, у занавешенного тюлем окна и смотрел на улицу. Я видел только отчетливый силуэт на фоне огней утомленного города и слышал эти – очень странно звучавшие здесь, в респектабельном офисе федеральной спецслужбы – дешевые уличные слова.
…К неприметным массивным дверям со скромной вывеской «ЁПРСТ-консалтинг» меня притащила Зоя. «С тобой поговорить хотят!» - и это было все, что мне удалось выяснить. На вопросы она не отвечала, а только кокетливо стреляла глазками и хихикала, когда украдкой брал ее руку или невзначай обнимал за талию. Когда осведомился, все ли у нее в порядке, она, помрачнев, объяснила: «Это отходняк. Так часто бывает после какой-нибудь спецзаварушки…»
И вот теперь мне предлагали такую же заварушную спецработу, а я – если честно – не знал, что ответить. Потому и спросил насчет культа Сатаны и прочих злодейских штучек. 
- Постанова! Дешевка! Обман! – решительно ответил человек у окна, и повернулся. Я чуть не сел прямо на пол, на идеально чистое ковровое покрытие. Передо мной стоял, ухмыляясь, лысый следователь из Чкаловской прокуратуры.
- Удивлены, Павел ибн Сергеевич? Мир, знаете ли, тесен. Кстати, у вас на лбу большими кровавыми буквами написан вопрос – кто я на самом деле и что здесь делаю…   

Следователь – или кто он там? – попал точно в яблочко…

- Так кто вы такой? И что здесь делаете? – спросил я хрипло, вступая в игру.
- Имени – в обычном понимании – у меня нет. На этой ступени посвящения имен уже не бывает. Та, что в миру называет себя З. С. Цыпиной, для нас давно – Серебро. Или, если угодно, Аргентум… И вы через энное количество времени уже не будете Павлом Сергеевичем… даже если вас так будет называть ваша прелестная мама. А я - Экс. Просто Экс. Когда-то я был… ну, допустим, Петровым. Или Водкиным. Кем вы будете - Бог знает.   
- А мне почему-то нравятся мои нынешние инициалы…
- Это пройдет. Если вы попали сегодня в этот кабинет – а я, честно говоря, не верил, что попадете! – значит, ОБС пополнится новым адептом.
- ОБС - Отдел Борьбы с Сатанизмом? – спросил я, выказывая некоторую осведомленность.   
- Отряд Боевых Сверчков, - подмигнул Экс. – Или – Око Божьего Суда. Мы можем расшифровывать бесконечно. Но вы ведь уже поняли, пока еще – Павел Сергеевич... 
- Ну, допустим. И когда же мне выдадут пистолет с серебряными пулями?

От окна донеслись неожиданные, неясные какие-то, хлюпающие звуки. Я даже вздрогнул – так странно было видеть этого таинственного грозного человечка, раздираемого самым обычным, банальным хохотом…

- Ох, юморист! Прямо идальго, товарищ Ламанчский! Вы, я вижу, почитываете не только любимых классиков. Серебряные пули, ага? Боевые…как бишь их там…сувениры?   
- Амулеты. 
- Да, да, амулеты… Все это, дорогой мой Павел пока еще Сергеевич, художественная литература. Ч т и в о. Сайнс, как говорится, фикшн. Нет здесь никаких серебряных пистолетов. А у вас – если, конечно, сдадите зачет по огневой – будет обычный ГШ-18. Кстати, излюбленное оружие Аргентума. Калибр «девять на девятнадцать», 580 грамм веса, УСМ, ПБП… Серебро не серебро, но на трехстах метрах мозги вышибает влет!    

- Значит, говорите, литература? А чем вы – с вашими «посвящениями» – под покровом тайны, проеденной молью – чем вы от  н и х  отличаетесь? Там – «нима», а здесь – «аминь»?! И все?
- Да поймите наконец, все эти козлиные рога – камуфляж! А вот то, что под ними…
- А под ними – такой же ОБС? Или – СБО?!

И тогда он молча протянул мне тонкую папку-файл…

«ОБС
 Файл 3536.
Строго секретно.
Линия – международный терроризм.
Характеристика активного члена м. т. о. «Белый Полумесяц».
Направленность – религиозно-сектантская.

…Жбан Наиля Ачиязовна, в девичестве – Бакаева, 1959 г. р., уроженка села Кормиловка Ставропольского края. Муж – Жбан Иван Игнатьевич, 1957 г.р., военнослуж., к-р разведроты N-ского ДШБ ВДВ, погиб 6 октября 1979 г. в ходе боевой опер. в р-не г. Герат (ДРА)…останки Жбан И.И. при транспортировке в СССР утрачены…официальное заключение…скончался в полевом госпитале…гепатит «B»… Жбан Н.А. в 1980 г., используя личные связи, добивается назначения в ДРА…частное расследование причин гибели Жбан И.И…арестована военной прокуратурой…в возбуждении у. д. по факту сокрытия обстоятельств гибели Жбан И.И. отказано… Возбуждено у. д. по ст. 70 УК РСФСР «антисоветская пропаганда»…

…подверглась групповому изнасилованию военнослужащими ср. сл.
Э.А. Араб-Оглы, Р.А. Мирзахуевым, Б.Б. Джангибаевым, находящимися в н/о…

…попытка суицида путем самоудушения полотенцем…

В марте 1981г. у. д. по ст. 70 УК РСФСР «антисоветская пропаганда» прекращено за отсутствием состава преступления…
В октябре 1981г. Жбан Н.А. вступает в международную организацию религиозно-сектантской направленности «Белый Полумесяц»…

…агентурные данные об участии в терактах против военнослужащих СА ограниченного контингента отсутствуют…

Жбан Н.А. - ярый идеологический диверсант….вела подрывную работу в советской школе…резко отрицательно характеризует деятельность партии и правительства…проводит сектантские сборища, где растлевает советскую молодежь и подростков…занимается восточными оккультными практиками…демонстрирует исключительные экстрасенсорные способности…

….активно понуждала членов секты к «слиянию со Светом» путем самоубийства…   

Истерична…склонна к эффектам… именует себя «пресветлой»…предоставляет ночлег наркозависимым и лицам БОМЖ…подбирает брошенных дом. животных…тайно сожительствует со Шкаликовым С. Н., 1976 г. р., подозреваемым в ряде убийств, сопряженных с особо циничными действиями извращенного сексуального характера…Жбан Н.А. предрекает наступление некого мистического часа «Х», в осенний период  200Х г., когда «гнилая кровь», т.е. совр. общ-во, «истечет» и совр. цивилизация прекр. сущ. Якобы грядет т. н. Светлейший и несет абсолют. свободу. Т. о., настает «Время Белой Луны»…
……………………………………………………………………………………….

БЕДНАЯ, БЕДНАЯ, БЕДНАЯ
МЕЖДУНАРОДНАЯ ТЕРРОРИСТКА ЖБАН Н. А!..

- Понятно, - сказал я, откладывая в сторону невеселый «икс-файл». - Весь мир насилья мы разрушим… Значит она – Пресветлая… А Светлейший – случайно не Бин Ладен? 

- Я понимаю, - печально ответил Экс. - Трудно вот так, будучи здравомыслящим педагогом и научным атеистом, понять логику этих – к сожалению – тоже людей. Кстати, у ваших бывших коллег наверняка здесь остались пособники – это, кстати, вам и предстоит выяснить…если, конечно, не испугаетесь, Павел Сергеевич…. Так вот, «Белый Полумесяц», и подобные ему – в отличие от традиционных талибанов – не сражаются за какую-то конкретную, религиозную ли, национальную, идею. Тут логика пострашней. Точнее – это страшно отсутствием логики…

Экс присел на край стола и заговорил устало и размеренно, выговаривая явно не раз уже сказанные слова. Правда, от этого они не теряли своего ужасного смысла:

- Они разочарованы в человечестве. Их не устраивает гомо сапиенс как таковой. Он слишком труслив, эгоистичен, и – в массе своей – безнадежно туп. Ему целого мира МНОГО. Он – в среднем – не хочет мирового экономического господства! Он в среднем хочет кожаный пиджак и поросенка с гречневой кашей. А в идеале – бассейн, смазливую самку и «Тойоту» в подземном гараже. Венец творения! А о Боге, или врагах его, наш  гомо вспоминает разве что в дежурной церкви … Так вот  –  э т о т   их не интересует. С 
э т и м   они  забавляются, как с подопытным – то 666 пассажиров отравят… то 13 поездов заминируют. А интересует их - с л е д у щ и й! А ведь он будет, будет наверняка… Возможно, они сами - СЛЕДУЮЩИЕ! Вы же этого не хотите?! Знаете, я когда-то любил так называемый панк-рок… Из чувства, та-скать, юношеского протеста… Так вот, у «Гражданской обороны» была одна очень грамотная песня. Вернее, почему была? Есть! И там такая строчка: «Не бывает атеистов в окопах под огнем».
Понимаете, Павел, пока еще Сергеевич? Атеистов! Под огнем! Не бывает!   

…Я шел вместе с Зоей вниз – по неприметному коридору, ведущему в соседнее здание УВД, в так называемую «допросную комнату» – и решение вызревало во мне, как осенний фурункул.
Но неужели все  так  безнадежно страшно? Неужели у нас – у  э т и х – нет никаких шансов? Конечно, вкусно пахнет поросенок с гречневой кашей, и никто бы, наверное, по своей воле не отказался от новенькой «Тойоты» и красавицы жены… Но это же не все! Не ходят же все поголовно в кожаных пиджаках!!! (А некоторые - вроде меня, хозяина всяческих когтистых Персидских - и вовсе без пиджаков. Обходятся старыми джинсовыми куртками…)   

Я должен поговорить с ней. Сам. Должен спросить у нее – правда ли? Правда ли, что вас – пусть обманутую, изнасилованную, искалеченную душой, но все же учительницу! – не устраивает  в  с  е  человечество?

Важному генералу с потрясающими лампасами – каждая толщиной, наверное, как Зоина нога – моя жертвенная идея не понравилась. Хотя принял он нас принял нас благосклонно, сказав дословно следующее:
- Моя фамилия - генерал-майор Богомяка. Я ребятки, ни в жидка распятого, ни в Сатану рогатого, извиняюсь, не верую. Но когда вы эту гниду матерую, что к деткам нашим оборотнем прокралась, взяли – да чисто как взяли – честно скажу - перекрестился! Хоть и знаю, что нету его – божка еврейского – а все ж таки, думаю, может что-то да есть? А посмотреть на вашу Жабу Н. А., конечно, можно… Но - издаля!   

Приближаться к сверхпрочному бронированному стеклу, за которым допрашивали - вернее, пытались допрашивать пресветлую Наилю Ачиязовну - бравый Богомяка отказался: 
- Да ну ее в пень, ведьму! Уже двое попробовали… 
Как просветил нас один подтянутый капитан из генеральской свиты, первый из пытавшихся допросить скромную учительницу истории остался без глаза. У второго – прокушена яремная вена…
- Ребята ее чуть не размазали! Так отбуцкали – сами испугались. Но она живучая, гнида. Очухалась… А в глаза ей все равно лучше не смотреть. Тут один ухарь попробовал с ней в гляделки… «Воспламеняющую взглядом» видели? 

Мне стало как-то не по себе. Зоя тоже молчала как-то вопросительно – дескать, может не стоит? Но я так же молча ответил: стоит, обязательно!
Я ведь должен сделать выбор.
Должен – решить. 
Осторожно подошел, взял микрофон. Подумал, что могу сказать…
Жбан Н. А., 1959 года рождения, скорчившаяся на прикрученном к полу стуле, со слипшимися окровавленными волосами, так разительно не похожая на ту действительно пресветлую женщину, которую помнили мы – н е п о с в я щ е н н ы е  ничтожества, жалкие пожиратели гречневой каши – она никак не могла знать, кто смотрит на нее из-за непроницаемого, непробиваемого стекла…      

Но она знала.
Глянула резко, как ужалила – молниеносно и точно – прямо в зрачки!

Глаза в глаза… 

Как она смотрела!!!

Мгновенно я вспотел… и еще быстрей высох – от ужаса... 

да-да-да… конечно-конечно…я, как и положено нормальному образованному человеку…. верю лишь в Разум… высший, белый и пушистый… в такой большой добродушный межгалактический компьютер…

Зрачки все шире и шире…вот-вот начнут лопаться сосуды…

Но когда под сердцем этот жуткий, пронзительный лед!.. когда
она – кто-то в ней! – видит меня как облупленного сквозь тридцать три раза непробиваемое стекло и одним взглядом способна прожечь душу до самого потаенного, самого захламленного и пыльного уголка, где похоронено… другое лицо…Оно тоже мое - но другое, другое!… омерзительное, никогда не видевшее дневного света, со скользкими бельмами вместо глаз и гнилыми клыками, обагренными теплой человеческой кровью…   

 Моей собственной кровью!

И мне захотелось так, как ничего и никогда – верить!..
Просто – верить!!!
Тупо!
Слепо!
Бездумно!
Не знать, не рассуждать, не спрашивать и не ждать ответов, а просто – верить.
Верить, что Иоанн родил Иакова, а шаловливый вегетарианец Адам смастерил Еву прямо из ребра…

Верить, что Бог создал все сущее за шесть дней, да так, что у Ноя в ковчеге было не протолкнутся…

И верить, что жил – живет! - такой парень по имени Иисус, насытивший пятью хлебами и одной воблой целый народ, и предан был зажабленным неудачником Искариотом и распят на жизнь вечную…
И умер, и воскрес – за меня.

ЛИЧНО – ЗА МЕНЯ!

И всю ту закоченевшую во времени минуту, пока она безошибочно убивала сквозь бессильную стеклянную броню, разрывая внутренности колючим мерцающим льдом, я – потный ученый педагог и обгадившийся научный атеист, безбожник и нехристь, никогда не бывавший в церкви и не прочитавший за жизнь ни единой молитвы – лихорадочно крестился и орал, орал, как безумный:
- Господи, укрепи!!! Господи!!! Господи!!! 

***

Все мы большого заднего ума благородные доны.
Циничные и насмешливые. Интеллектуальные и сексуальные. Смакующие вечность между рюмочкой и оливкой. Поплевывающие в колодцы с высот самомнения. Поглаживающие по попке истину. Спесивые и красивые. Однозначные и конкретные. Абсолютные и стопудовые… До тех пор, пока судьба не возьмет нас за мягкое безжалостной волосатой рукой, и не швырнет в очередной окоп, который на самом деле – всего лишь разновидность могилы… зябкой, как снег и глубокой, как задница…         

И всё это липкое конфетти… 

…специальность форма глаз диплом носки и джинсы карьера и утюг и подлый педсовет планерка поутру тойота-йота-йота и сломанный каблук и рваный контрацепт санузел и доклад аванс коньяк изжога обои и шнурки пинки и ордена протектор и порог количество партнеров и кожаный пиджак и гречка и жена…

…быстренько улетучивается, как улетучивается рыночная шпана от удачно кинутого лоха. Остается человек: одинокий и голый. Если он, разумеется, был...

***
Она бы сломала меня! Сломала. Без вопросов. Сломала, как их всех – от бедной Моти Туманской до потерявшего себя Шкаликова.
Что может быть проще?… скомкать божественную сущность, как старую промокашку, и смыть в случайный безжалостный унитаз…

Еще чуть-чуть, и от меня осталась бы только мерзопакостная оболочка, какой-нибудь грязный бесеныш, подзаборный чикатилло, питающийся внутренностями собутыльников… 
Но, уже распадаясь на случайные гибельные деепричастия, я все-таки успел, увидел! Вот оно, Серебро! – в метнувшейся наперерез тени, в гневном блеске сияющих глаз! В маленьком зеркальце из косметички, отразившем весь этот ужас обратно – в его страшное логово…

И я узнал! Узнал черты – спрятанные до поры в мокрых кошмарных снах, в факельной полутьме, в таинственных складках черного капюшона… Это была она, Зоя  – хрупкая и стремительная – с неумолимой, сверкающей, как клинок, рукой…   

Запекается кровь
Закипает  игра
Возле горла врага
Острие серебра!

Или ты, или я,
Выбирает клинок!
Кто совьется змеей
У сияющих ног…

Только мне и тебе
Не дано выбирать
Кому время любить,
А кому – умирать…

И пока за стекло – к убивающей нездешним светом так же легко и просто, как отточенной бритвой – врывались разъяренные камуфляжи, чтобы растоптать, раздавить, размазать гадину коваными ботинками… Пока кто-то рычал и лаял матом: «Врача, сука! Бегом!! Так-растак и  раз эдак, в гробину вашу душу мать!» Пока ворчливо и как-то совсем уж безнадежно, по-стариковски, причитал генерал Богомяка:
- Эх ты горе луковое… ребятушки-обосратушки…эх, Стивена бы сюда, да с Сигалом в придачу… 
Пока меня укладывали на носилки, травили нашатырем, кололи транквилизатором, массировали, мыли и меняли белье…

Все это время передо мной стояло ее лицо…

То лицо! То самое.

А мыслей в башке уже не было никаких, и застряла в утомленной полураспавшейся подкорке только одна, последняя… детская…

Разве ангелы бывают?   

***
Они вышли из массивных дверей со скромной вывеской «ЁПРСТ-консалтинг» глубоким вечером. Город потемнел и расслабился. Из кафе «Говядина» доносились ароматы пережаренной свинины и бодрые гортанные выкрики.По огромному экрану у Главпочтамта строем шли золоченые буквы. Прогноз погоды был сладок, как слива и наивен, как вазелин. Ночные девушки рассчитывали на взаимность. Спортсмены на серебряных машинах привередливо покупали марихуану.

Хамская жизнь шла своим чередом.

Зоя взяла его под руку и повела вдоль мерцающих дорожных огней. Мимо с тоскливым криком пикирующей авиабомбы пронесся дежурный троллейбус.

- Значит, мы теперь не одни? – спросил он, доставая сигарету. – За нами – сила?
- Мы и есть сила. Разве ты не понял? Мировое зло трепещет. Белый флаг в «Тёте Асе» замачивает… 
- Нет, кроме шуток! Мы – это кто? Паша плюс Зоя?
- Мы – ОБС! Отдел борьбы с сатанизмом и прочей злобной земной заразой.  Слишком много ее в нашей короткой жизни… Но и нас уже - трое! 
- Ты что… беременна?
- Ой, дурачок. Пугает бедную деушку. Паша, Третий - Персидский…   
- А то, что он, мягко говоря, не совсем человек?
- А у людей монополия на борьбу со злом?
- Но как мы будем… сотрудничать? На каком языке? Мяукать что ли, как Брюс Ли?   
- Успокойся. У меня с твоим котом астральная связь.
- Ну вот, у нее уже связи на стороне. Чего взять с циничной федеральной агентессы…Ай… Ай, больно! Все, молчу…   
- Вот и молчи! Персидский – наш человек. Умен, хитер! На ассистента экзорциста выучится.   
- Ага, на ассистента… А чего ж не начальника отдела – сразу уж? Как у нас там, Зоенька, насчет вакансии?
- Насчет вакансии мысль интересная - все равно пока пустует. Это – во-первых. А во-вторых, хватит звать меня этим глупым именем! Мама деушку по-другому называла...
-  ЧЕГО?!! Так ты …Так вы не Зоя?!
-  Ну-ну, спокойно… Дышите животом.
-  Только не говори, что тебя Серебриной зовут!
-  Балериной. 
-  Так я что – даже на имя твое права не имею?!
-  Имеете, имеете, молодой человек… Нынче же ночью.
-  Н-ну, знаешь… Слов нет – одни буквы! Да и тех всего несколько…
-  Вот и давай тогда просто помолчим… Поцелуй меня…

Но поцеловать в этот раз не дали. На поясе неожиданно ожил, забулькал, забубнил отключенный месяц назад старенький мобильник. В трубке раздался всхлипывающий мамин голос:
- Сынок, я тебе сотовый оплатила – вперед на полгода! Знаешь, я сейчас смотрела телевизор…про вашу гимназию…Сына, ты настоящий учитель! Я в тебя всегда!.. Всегда в тебя верила, зайчонок!!! – и она разрыдалась чистыми облегчающими слезами. 
- Мам, спасибо, но… Пожалуйста, прости меня. 
- За что?!
- Я нашел другую работу.

***

Спал, спал, спал заботливо укутанный душным ночным одеялом усталый город Хамск.

Спали горожане, утомленные сплетнями о какой-то школе № 666, якобы захваченной черными козлами.

Спрятав размазанные ложью лица, спали утомленные члены педагогического коллектива школы-гимназии № 999 с гуманитарным и культурологическим уклоном.

Спали ученики, постанывая и отчего-то розовея нежными взрослеющими щеками.

Генерал Богомяка во сне не розовел. Наоборот – нахмурив ответственные брови, анализировал полученную в сновидениях информацию. Расклад выходил хреновый: Сигал заявил об уходе из Голливуда. Стивена ждали киностудия «Узбекфильм» и роль в боевике с интригующем названием «Прищур смерти-2»…

Кемарил, скрючившись в одиночной камере Хамского ИВС, маньяк-убийца Сережа Шкаликов. И темным, тяжелым наркотическим сном забылась прикрученная ремнями к твердой шконке, в натянутой на глаза черной спецназовской шапочке, пресветлая Наталья Андреевна… 

Дремал, сложив голову на теплое плечо неизвестной девушки по кличке Аргентум, бывший учитель словесности Павел Сергеевич Труб.

Да что говорить – сам Господь задремал в эту тихую ночь на два бесконечных мгновения…   

И только будущий ассистент Персидский предпочел чуткому сну на пыльных хозяйских шлепанцах куда более романтичный досуг. Учинив ревизию мусорного ведерка, залег он в кухне, на подоконнике – подмигивать звездам и дразнить безнаказанно
желтую
старуху
луну.

ДМИТРИЙ ОСЬМИНКИН.

Стихи, использованные в тексте, автора.
Заимствованно только 2 (две) строчки из популярной песни «Невеста».

Сентябрь 2003 – март 2004.   
Сургут – Екатеринбург – Сургут.