- Семен, плесни еще, пересохло в горле. - Черноволосый мужчина с нахальными глазами подставил кружку, в которую худой, как спичка пацаненок, налил мутной жидкости. - Воняет у тебя тут, убирал бы хоть иногда. - Он брезгливо сморщился, выпил содержимое и скривился, машинально нащупывая на столе подсохший огурец.
- А чего тут убирать... - Пробормотал мальчишка, - мне и так нравится. Главное, что сухо и тепло.
- Свинья ты, Семен! - Рявкнул все еще кривившийся мужчина и отвесил Семену звонкий подзатыльник. - Наливай, давай!
- Не трожь пацана. - Тихо, но властно проговорил молчавший до сих пор седой мужчина, сидевший в углу с одной единственной рюмкой чего-то тягучего и смаковавшего это что-то маленькими глотками. - Не трожь. - Остальная компания одобрительно загудела. - Обкурился ты, что ли?
- А что такое? Ты мне не отец! - Фыркнул наглец и засмеялся. - Может, ты меня побьешь? За двадцать лет тюряги совсем от жизни отстал – прошло твое время, так что сиди и помалкивай там, хрыч старый!
- Двадцать пять, - тихо молвил старик, потирая руки в наколках, - двадцать пять. - И так же тихо отхлебнул из своей рюмки.
- Да куда ты снова лезешь, козел?! - Снова взвился черноволосый, отвешивая плачущему мальчику очередную затрещину. - Будешь мешаться под ногами, порежу, как тех двух дурочек в лифте.
Семен тихонько заскулил от обиды и уполз в свой уголок.
- Кого это ты там порезал? - Поинтересовался старик.
- Да попались мне две малолетки, косились на меня и ржали тихонько, думали, что не услышу. - Он рубанул воздух, задев при этом стол, так что зазвенели бутылки и стаканы. - Я зашел с ними в лифт, а вышел оттуда уже один. - Он засмеялся. - Одно только приятно - скулили и визжали они очень хорошо.
- И что, никто не вышел, не поинтересовался, что происходит? - Все так же тихо поинтересовался старик. В его глазах стыл лед.
- Никто! - Радостно подтвердил черноволосый, боятся, козлы!
- Все, на сегодня хватит. - Старик поднялся. - Подвезет меня кто до города?
- Я могу. - Все так же радостно заявил мужчина, только что похвалявшийся своими подвигами. - Ой, поеду к милой я! - Затянул он диким голосом и, зацепившись за стул, упал под стол. - Щас только вылезу отсюда. - Двигался он дергано, пол постоянно уходил из-под его ног.
Машина стояла, уткнувшись капотом в роскошный малинник. Старик стоял у скрюченного у его ног тела еще недавно такого жизнерадостного, а теперь такого мертвого человека. На лице лежавшего застыла маска удивления, обезображенная судорогой боли. Старик вытер нож, аккуратно сложил его и спрятал в карман куртки. Затем поднял лицо к небу и все так же тихо заговорил:
- Боже, ты видишь все, ты ведаешь все... Почему же ты допускаешь в свой мир таких уродов?! Ведь не имеют права они жить, не имеют! Да, не мне судить о твоих замыслах и планах, но не могу я видеть такого, не могу! - Он закрыл лицо ладонями. - И если меня посадят за это, я ничего не буду отрицать, ни в чем не буду раскаиваться. Я сделал это не для себя, а ради тех невинных душ, которые могли бы повстречаться на пути этого нечеловека, не уважающего ни жизнь, ни старость, ни законы... – Он мельком посмотрел на тело. - И пусть земля не будет тебе пухом.
И старик развернулся и пошел через лес к недалекой трассе.
От автора. 6 июля 2004 года около двух часов дня в детскую больницу "Охматдет" города Киев привезли двух девочек десяти и одиннадцати лет с ножевыми ранениями живота. Обе были направлены в реанимацию. Я был там (в «Охматдете») в это время со своей дочерью, которой еще не исполнилось и месяца, и видел, как этих девочек привезли. И даже если бы я не был отцом, то мое мнение все равно полностью совпадало бы с мнением героя этой миниатюры.