Не стоит рассказывать, как человек пытается совместить маршруты транспорта большого города, с личной, нужной только ему точкой. Это длительный, утомительный и изматывающий процесс громыхания створок, ожиданий, спусков и подъёмов. Так или иначе, но через каких-то два часа Винт увидел заветную табличку на фасаде дома Социалистическая 8. Внизу располагался подвальчик с люминесцентной вывеской: рекламное агентство «Атака на Восток», ваша реклама в любое время в любом месте. Недолго думая, Винт рванул вниз по лестнице и распахнул дверь. Не стоит говорить, что никогда в жизни таких подвалов он ещё не видел. Достаточно сказать, что именно так он представлял себе западные пятизвёздочные отели. Не хватало только привратника в старинной ливрее, которого с успехом заменяла девушка с компьютером, сидящая за прозрачной загородкой и интенсивно, даже не обращая внимание на гостя, стучащая по клавиатуре.
- Извините, можно вас на минуточку, – прокричал Винт, подпрыгивая, как бы стараясь перепрыгнуть загородку, не уверенный, что девушка его слышит.
- Пожалуйста, не надо так орать, – послышалось из селектора, вмонтированного в стекло, который Винт сразу не заметил.
- Вы по какому вопросу?
- Мне Лена нужна.
- Ну, я Лена.
- Ой, извините, это, наверное, не вы.
- Как не я, – растерянно промолвила девушка, чуть было не достав паспорт, чтобы свериться.
- Я имел в виду…Ну в смысле…У вас ещё Лены есть?
- Нет, Лен у нас больше нет. Есть только директор Елена Васильевна.
- А к ней можно?
- К ней?! – недоверчиво сказала девушка, с некоторой брезгливостью оглядывая экипировку Винта.
- Я только на минуточку, посмотрю и уйду.
- Вторая дверь, налево, - сжалилось юное существо и вновь стало монотонно барабанить по клавиатуре.
Винт подошел к заветной двери и, мысленно перекрестившись, решительно вошёл. Сомнений не было, – это была ОНА. В глубине просторной комнаты, за огромным столом, издали напоминавший бильярдный, сидела женщина лет тридцати. Самое удивительное, что она почти не изменилась: маленький, неподвижный рот и огромные, вырывающиеся из всего лица глаза, казалось, им было тесно в рамках холодной, неприветливой красоты, они глядели на собеседника весело, с некоторым озорством.
- Ленка, - выдохнул Винт.
Вдруг тонкие руки взяли со столпа очки и занавесили глаза. Всё сразу потухло. Винт впервые усомнился: она ли это. Сомнение усугубил вопрос, убивающий своим равнодушием
- А вы по какому вопросу?
- Я Винт.
- Винт?!…А, да! Припоминаю, – очки были возвращены на исходное место. Мрак рассеялся. Лицо исказила ироничная улыбка.
- Ах, это так было давно. Лет десять не виделись же.
- Как давно?! – сказал Винт и осёкся. Ведь только для него это было вчера.
- Тут, знаешь, – продолжила она, – я уже и замужем побывала. Муж хороший, самостоятельный, обеспеченный. А как его грохнули, всё, что у меня осталось – это агенство. Ты ж знаешь, я во ВГИК поступала. Поступить, правда, не поступила, но в кино поснималась – затем как-то потупилась и добавила, – в массовке. Только всё это чушь и блажь. Но, а ты как?
- Да ты понимаешь, у меня беда. Я только из психушки…
- Ха-ха-ха. Я знала, что ты этим кончишь.
- Да нет, не в этом смысле. У меня память отшибло. Последние тринадцать лет отшибло, вылетело, как будто их и не было.
На глазах Винта проступили слёзы.
- Но это ничего, бывает, – монотонно прощебетала Лена. – Ты, знаешь…Ты больше сюда не приходи. Как-нибудь встретимся, поболтаем.
- Лена, а где я живу?
- Не знаю, ты же, как мама умерла, квартиру продал. Слышала, бизнесом каким-то занимался.
- Умерла, – рассеяно повторил Винт. – Лена, а где я живу?
- Я же сказала, не знаю.
- В какой стране я живу!!! – заорал Винт и, хлопнув дверью, так, что посыпалась штукатурка, выскочил из кабинета. Теперь всё было не важно. Это не моя реальность, твёрдо осознавал Винт. И даже она, это совсем даже не ОНА. Это не может быть какой либо реальностью. Это огромная, опустошающая ирреальность. Пробежав два квартала, Винт остановился. Куда же я тогда бегу? А, главное, зачем? И от кого? Меня все равно здесь нет.
Возле места, где находился Винт, снова, волшебно раскрылись двери троейбуса. Этот рогатый Диавол, как бы зазывал в своё чрево. Винт ему покорился. Он влез в раскрытую пасть и обречено плюхнулся на сиденье. По уже отработанной за день привычке, он выгреб из кармана остатки мелочи и протянул кондуктору. Видимо денег не хватало, поэтому кондуктор как то диковато покосилась на Винта, кинув мелочь в карман, прошла мимо. Не важно было куда ехать. Да и зачем. Восприятие окружающего стало ленивым, вязким и опустошённым. За окном семенили чужие прохожие, броуновски двигаясь по чужим улицам, чужого города, чужой страны, вероятно, абсолютно чужого мира. Вдруг, как последний всплеск радости, за окном показалась девятиэтажка. Радость была оттого, что, она была не чужая. Именно на крыше этого дома и проводил свой досуг с друзьями и любимой Винт в своей прошлой, лучшей жизни. На первой же остановке Винт сошёл и направился к дому. Дойдя до девятого этажа, он поднялся по пожарной лестнице. Вот он, заветный люк. На счастье он был, по-прежнему, открыт. Винт влез на продуваемую всеми ветрами крышу и невольно улыбнулся. Да, эта была реальность. В этом сошедшем с катушек городе, это было, пожалуй, единственное место, оставшееся не тронутым неведомой, пожирающей силой. Всё было как прежде. Лишь мусора стало побольше. Отставший кое-где рубероид обнажил рёбра перекрытия, но то было неважно. Это был его дом. Заброшенный, неухоженный, но ДОМ. Винт, пинал ногами мусор и вдруг что-то тёплое, родное заполнило его сознание - бутылка. Даже этикетка не отстала: вино «Солнечная гроздь». Это вино он пил с Еленой, всего неделю назад. Именно неделю, потому что всё теперь ложь. Всё, кроме этого небольшого кусочка стекла. Винт поднял бутылку и прижал к щекам. Боже, как он мог отказываться пить тогда это «мерзкое пойло». Боже, почему там не осталась высохшая капелька и почему он такой большой, что не может влезть в эту бутылку. Но тут же, одно лишь слово, вспыхнувшее в мозгу, расплющило об асфальт все воспоминания – иллюзия. Относительно мира, именно эта бутылка и являлась иллюзией. А вокруг раскинулась, дышащая полной грудью, вечно здоровая и полноценная глупость. Что ж, подумал Винт, если я для тебя, бывший мой город – иллюзия, то я ухожу. Винт с яростью швырнул бутылку об стену. Бутылка разлетелась на мелкие кусочки, которые, упав на заснеженную крышу, оставили лишь небольшие, чёрные дырочки. Винт влез на парапет, посмотрел, куда-то верх, затем перевёл взгляд на чёрный низ: «почему люди не летают как птицы» – было бы последней его мыслью, если б сзади не прозвучал сиплый, простуженный голос:
- Да не так, не так всё это делается.
Голос этот был настолько неожидан, что Винт чуть было, не свалился с крыши. Но, инстинктивно замахав руками, сделал шаг назад. На ватнике, расстеленном на снегу, в позе лотоса сидел человек. Нахлобученная старая, рваная болонья и шапка ушанка с развязанными ушками, говорили о том, что перед ним находился не представитель класса банкиров. Здесь же дисгармонично, в снегу стояла бутылка виски.
- Я говорю, не так всё это делается. Сначала нужно произнести что то вроде : «Боже, зачем мне это всё». А затем уже, с возгласом японских камикадзэ, сигануть вниз.
Бомж встал и, заложив руки назад, стал расхаживать взад и вперёд, продолжая лекторским тоном:
- Вообще, искусство современного самоубийства потеряло сокровенный протестный смысл. Как говорил старик Станиславский, – не верю. Вот на вас, например, что надето. Вот эта жилетка на кроличьем меху и джинсы. Это, по-вашему, костюм для самоубийства. Где военный мундир с орденами? В крайнем случае, фрак. На свадьбу бы вы в таком не пошли. А на самоубийство, пожалуйста. Нам же плевать на публику. На зрителя. Нам бы лишь творчески реализоваться. Как мы всё-таки…вычурно, небрежно, подходим к такой судьбоносной, не побоюсь этого слова, проблеме, как жизнь и смерть. Ведь для человека, решившего замахнуться на такую серьёзную тему, прежде всего, необходимо, донести весь трагизм до зрителя, а вот как раз этого я и не увидел…
- Кто вы? – прервал длинную тираду Винт, - и за каким чёртом вы тут расположились? Вам что здесь – цирк?
- Конечно же не цирк, неужели я цирк от театра не отличу.
Бомж снова уселся на ватник:
- Я, знаете ли, часто посещаю эту крышу, телевизора, как понимаете, у меня нет, поэтому крыша - единственное место где приобщаюсь к искусству. Так уж в чём-чём, а в искусстве самоубийства я толк знаю. Ни один актёр прошёл через эту крышу. Но вы, я вам скажу, были сегодня не в лучшей форме. Хотя эпизод с бутылкой мне довольно понравился. Так что репетировать, репетировать и ещё раз репетировать.
- Ладно, - подумал Винт, - в конце концов, в этом сумасшедшем городе, вероятно, сумасшедшие добрались до самого святого – до этой крыши, поэтому не будем на них отвлекаться.
Он вновь влез на парапет, зажмурил глаза, затем открыл и посмотрел вниз на пугающую своей обреченностью бездну улиц, затем опять закрыл глаза, снова открыл, непонятно почему слез с парапета. Как ни странно, но бросаться вниз уже не хотелось.
– Вот видите, я же говорил: нужно вначале хорошо отрепетировать.
- Видите, вот и вдохновение пропало. Какого вы не дали мне это сделать?
- Вот так всегда. Плохой режиссер обвиняет зрителей.
- О Боже, - взмолился Винт и направился к люку.
- Стойте, куда вы? А отметить?
- Что отметить?
- Как что? Премьеру.
Винт уже не хотел общаться с этим сумасшедшим театралом, но виски в его руках остановило желание немедленно слезть с крыши. Это было, пожалуй, то, что именно сейчас стало необходимым его измотанному организму. Ни слова не говоря, выхватив у бомжа бутылку, Винт сделал несколько мощных горячительных глотков. Неприятность процесса заключалась только в том, что после того как алкоголь поступил в организм, тот обнаглел настолько, что сразу же захотел есть.
- Извините, - промямлил Винт, слегка осоловело уставившись на шапку-ушанку. – У вас закусить не найдется?
- С этим, пожалуй, труднее, но поскольку вы мое новое театральное открытие, я приглашаю вас в ресторан.
- Можно подумать, у вас есть деньги, чтобы приглашать.
- Ах, молодой человек, молодой человек. Вы смотрите на форму, минуя содержание.
Бомж развернулся и двинулся к выходу, жестом предлагаю своему собеседнику пройти за ним.
Заинтригованный последней фразой, Винт двинулся за шапкой-ушанкой. Они прошли по запорошенному снегом двору и, выйдя из него, проследовали по пустырю, находящемуся за домами. Затем по скользкой тропинке сползли в каменный карьер.
- Извините, - заплетаясь, промолвил Винт, который все это путешествие время от времени отхлебывал виски. – Но мне кажется, здесь не то что ресторанов, но даже столовых не предвидится.
- Спокойствие, мой юный друг, только спокойствие. Пройдет совсем немного времени, и «ваша пшеница превратится в золото».
Вылезя из карьера, Винт оторопел. В нос ударил запах дыма вперемежку с гнилью. На все расстояние до горизонта открылся вид на огромную нескончаемую свалку.
- Вот видите, - сказала «ушанка», - а вы мне не верили.
- Что не верил? Какого хрена вы меня притащили на эту помойку?
- Молодой человек, по-моему, у вас что-то с глазами. Разве вы не видите эти элитные торговые постройки вперемежку с супермаркетами и ресторанами?
Поскользнувшись и чуть не свалившись обратно в карьер, Винт встал, внимательно осмотрел своего нового товарища, затем еще более внимательно оглядел пейзаж и честно ответил: «Не вижу».
- Удивительно, - философски заметил бомж. – Только такой совок, как вы, может не замечать достижений демократического общества за последнее время. Присмотритесь внимательно. Мы вышли как раз напротив того ресторана, о котором я вам говорил. «Лева и кореша». Сокращенно «Лёва и К0».
- Вы меня что, за идиота держите?
- Нельзя держать человека за кого-то, чем он является, - огрызнулся бомж и вдруг выкрикнул куда-то в пустоту: - Лёва!
Куча мусора и каких-то картонных коробок невдалеке зашевелилась, и оттуда поднялся молодой, но очень грязный человек и отозвался:
- Здесь Лёва.
- А кореша твои рядом? – крикнул туда же «ушанка».
- Да тут они все, под коробками спят. Чего орать то?
- Ну, что я вам говорил? Еще вы мне скажите, что вы Лёву не видите.
- Лёву то я вижу, - медленно произнес Винт. – Ресторан вот я не вижу.
- Лёва!!! Буди ребят, клиент пришел, - и тише добавил: - Пойдем, Фома неверующий, будет тебе и ресторан.
Перебираясь через какие-то коробки, балки и битый кирпич, «клиенты» добрались до того места, который один из них назвал рестораном. За коробками открылась небольшая площадка, на которой в шахматном порядке лежали пустые коробки из-под телевизоров, а рядом на других коробках спали такие же, как и Лёва, бомжи. Лёва же бегал то к одному, то к другому, расталкивал со словами «Вставайте, дармоеды, у нас посетители». Бомжи, как по команде «алярм», повскакивали, один из них в срочном порядке затягивал на рваной болоневой куртке грязный галстук или что-то на него похожее, другой же, накинув на руку какую-то тряпку, подбежал к «ушанке».
- Николай Петрович, какая честь для нас. Вы, да еще и с другом. Пожалуйста, для вас приготовлено ваше любимое место. Тут почти не дует.
Резким движением тряпки смахнув какие-то очистки с одной из коробок, «официант» указал на заготовленное место.
- Молодцы, ребята, - барским тоном произнесла «ушанка», - хорошо служите. На вот тебе, голубчик, на чай. Или к чаю – ну, там разберешься.
С этими словами Николай Петрович вложил в руки «официанта» извлеченный из кармана огрызок яблока.
- Что заказывать будете? – заискивающе спросил «официант».
- Одно компромэ, две отбивных, только, пожалуйста, голубчик, с кровью, как я люблю, и бутылочку «бургундского», только не забудь пятьдесят шестого года – он тогда был урожайным.
«Официант» бросился стремглав в кучу коробок, куда несколько секунд назад зарылся второй работник этого ресторана, а новые товарищи разместились за указанной коробкой, Николай Петрович вытащил из кармана банку из-под конфет и, открыв ее, стал вылавливать оттуда окурки, высыпая их содержимое в небольшую самодельную трубочку.
- У вас что здесь, какая-то игра? – произнес Винт, оглядывая весь этот идиотский спектакль.
- Это у вас игра, - назидательно произнес Николай Петрович. – Это ж вы нарезали бумажек, всяких фантиков и за это друг другу горло режете. А у нас, извините, жисть.
После этих слов из коробок выскочил с подносом и тряпкой на рукаве «официант». С подноса на стол было выложено два куска кровянки, припорошенных плесенью, смятая банка кильки в томате и торжественно водружена бутылка с красновато-мутноватой жидкостью. Возле каждого из гостей «официант» услужливо положил новенькие серебряные вилку и ножик. Николай Петрович, вооружившись предметами, стал аккуратненько разделывать колбасу на маленькие кусочки и, накалывая по одному, отправлять в рот. Винт же, заворожено уставившись на него, спросил:
- Вы что, уверены, что это съедобно?
Николай Петрович вдруг гневно швырнул приборы и продолжил, яростно глядя собеседнику в глаза:
- Вы посмотрите только на этого фрукта. Десять минут назад он хотел сигануть с крыши, а сейчас он перебирает этой божественной пищей. Я, между прочим, вас пригласил в одно из лучших заведений этой местности.
- Да я что, я ничего. Только тут, это, плесень.
- Так так и скажите, что не разбираетесь в прелестях изысканной кухни. Живете с навечно испорченным вкусом. Счищайте ее ножом и хавайте.
Винт еще раз покосился на лежащий возле него кусок кровянки, но голод, как известно, родственник еще более дальний, чем тетка, поэтому, счистив плесень, он отрезал небольшой кусочек и кинул в рот.
Как ни странно, колбаса оказалась довольно съедобной и даже вкусной. Поэтому, проглотив ее, Винт налег на кильку, которую официант услужливо откупорил большим кухонным ножом.
- Вы что тут, так и живете? – спросил Винт, запивая съеденное принесенной бормотухой.
- А вы? – вопрос на вопрос ответил Петрович. – Вы что, разве не так живете? Спите, жрете, развлекаетесь тем, что поедаете что-то на глазах друг друга. У нас, по крайней мере, все это бесплатно, а вы за это еще и деньги норовите заплатить.
- По крайней мере, на помойке не живем.
- Ну-ка, ну-ка, - иронично заметил Петрович. – И где же это вы живете?
Винт потупился.
- Не знаю, - выдохнул он, - где я живу. У меня амнезия.
- А тут, представьте себе, у всей нации большая глобальная амнезия. Все забыли всех и каждого. И теперь за жратву воюют друг с другом. Так скажите, кто здесь бомж – мы или они? Бомж – это ведь человек без определенного места жительства. А как называется народ, который не знает, в какой стране он живет?
- Погодите, страну то все знают – СССР.
- Чего, чего? Какое – С…С…С…Р? – спросил Николай Петрович. – Парень, у тебя что, действительно амнезия?
- Да, я тут в психушке недавно побывал.
- А, тогда извини. А то я вижу, ты какой-то прибабаханный. Пойдем, я тебе по старой советской традиции квартиру бесплатно предоставлю.
Они встали из-за картонного стола и, выбравшись по ящикам наверх, куда-то двинулись, преодолевая буреломы коробок, бочек и каких-то балок. Минут десять они шествовали молча, пока Петрович, не уловив обескураженный взгляд Винта, не спросил:
- Что, страшно?
- Да нет. Просто удивительно, как тут люди-то жить могут.
- Ничего, поживешь, – узнаешь.
- Не, я тут жить не смогу.
- Тогда возвращайся на крышу и сигай вниз.
Винт на несколько секунд задумался над предложением нового товарища, прикинул в уме все варианты и снова пошел за ним. Они преодолели насыпь из консервных банок и спустились в ложбину, в которой стояла полусгнившая «Волга», небольшой вагончик и что-то напоминающее домик из фанеры.
- Вы что мне, предлагаете жить в этом вагончике? – сказал Винт, показывая на квадратное сооружение с проржавевшим основанием.
- Нет, что ты! Это элитное жилье. Здесь могут себе позволить жить лишь высокообразованные члены общества. А вы, как я понял, образования своего не помните?
- Нет, - честно ответил Винт.
- Поэтому пока я вам дарю персональную «Волгу». А там, может, чего-то и получите. Тут зачастую и иномарки выбрасывают. Только надо узнать, прежний жилец уже выселился?
Николай Петрович подошел к вагончику и аккуратно постучал в дверь со словами «Оленька, свет очей моих, открой, дело есть». Дверь открылась, на пороге появилась какая-то сгорбленная старушка в старой, побитой молью кофточке и огромных сапогах. Разглядеть лица ее было нельзя, так как оно было скрыто огромным шерстяным платком.
- Оленька, - продолжал Петрович, - тут у нас желает новый жилец поселиться, ты не знаешь, «Волга» уже свободна?
- Так еще позавчера освободилась, – Семен-то дуба дал, так что туда можно смело вселяться, - ответила старушка почему-то молодым зычным голосом, после чего скинула на шею платок, и Винт увидел лицо девушки лет двадцати пяти.
Он никогда еще не видел двадцатипятилетних в таком жутком одеянии. Поэтому данным открытием был слегка обескуражен.
- Вот и ладненько, значит, вот этот вот товарищ… кстати, как тебя зовут?
- Зовите просто – Винт, - ответил Винт.
- Оригинально, современно, можно даже сказать, где-то авангардно. Так вот, этот самый Винт будет жить в этой самой «Волге». Если, конечно, ты, свет очей моих, не возражаешь.
- Та что я, ради Бога, - ответила девушка, - пусть живет себе.
- Вот и ладненько, - сказал Петрович. – Сыграй нам тогда что-нибудь веселое, такое, чтобы новоселье у человека было радостным. Не каждый день, все-таки, новую квартиру получает.
Девушка улыбнулась и нырнула в вагон. Через несколько секунд оттуда неожиданно зазвучал рояль, исполняющий «Марсельезу».
- Отречемся от старого мира…Отряхнем его прах с наших ног…, - радостно и победно шествуя к «Волге», подпевал Петрович.
Обалдевший от наваливших впечатлений, за ним поплелся и Винт.