Покрывало было скверное, никудышнее можно сказать покрывало. Конвертировали его еще с утра, на барахолке что возле бывшего кино “Ударник”, и прислюнявив большим пальцем от предусмотрительно заначанного ввечеру , там же в ларьке и отоварились водным раствором его, этилового, дабы промыть болящие скорбью человеческого положения нейроны. И хотя Майя , спутница тягот Володькиных в сей горестной юдоли, проснувшись, вряд ли радовалась исчезновению спутника и покрывала, но всему свое время , как говорил сын Давидов в Иерусалиме - “и порвется серебряная нить, и разорвется золотая повязка , и разобьется кувшин над источником”.
Томимые духовной жаждой , мы двинулись к скверу, как волхвы к звезде Вифлиема - она сияла серой краской с гранитного обелиска первой конной - будь обелиск из чугуна, едва ли минула бы его чаша утильсырья, но лишь шекспировские сонеты переживают этот камень, годный разве на надгробия , первой конной в том числе . Володька , подобно Валтасару , нес, бережно прижимая к груди , именно мирру, доверенную ему в знак признательности за неоспоримый вклад - хоть и была милость Майи в приобретенной , но лишь собственными делами спасается человек, что бы там не говорил Лютер о рабстве воли . Потому что Виттенбергский чернилометатель по своему реформаторскому местоположению не ведал , что прибитие тезисов на ворота Цареграда еще не довод против Змия, селящегося в черепах конских и человеческих . Замыкали процессию Васька -Гаспар и я, Юрик, Мельхиор - слуга покорный; с дарами злата и смирны .
Возлегши на травку под древом познания, мы раздавили Змия на три равные половины, как некогда Галлию Цезарь , уже тогда понявший , что это хорошо. И был вечер.
-Кант был неправ , сказал Васька – Гаспар, и ты, Юрик, неправ , а Борис прав. Потому что сначала раствор этилового змия был вещью для себя , а теперь он стал вещью в себе - в этом состоят как диалектика природы , так и закон достаточного основания . Лишь становясь вещью в себе, змий сообщает нам достаточное основание дожить до рассвета, а по возможности и дольше.
Я отвечал что ему, Ваське, до Канта как до звезды небесной далеко – и слова “не кантовать! ” пишут на ящиках именно для таких придурков . Ибо, присовокупил я, только разгружающий ящики может путать четвероякий корень с квадратным трехчленом.
Если ты намекашь на мой модус вивенди такелажника на полставки , сказал Васька, то Спиноза шлифовал линзы, а Вольтер возделывал свой сад.
Ты еще иди пламя из искры пораздувай, сказал я.
Васька обиделся.
А ты, Юрик, вообще лежишь на бабе, которая тебя поит, кормит, и на горшок усаживает – сказал он.
Да, сказал я. Ибо женщина- сеть, и руки ее - силки. И только сильный спасется, а слабый уловлен будет ею. У меня же хватает силы быть слабым и не стыдиться этого.
Альфонс! - сказал Васька.
Пролетарий! - ответил я.
Ребята, сказал Володька. Не ссорьтесь. Ведь именно мы - соль земли русской, ее самая что ни на есть интеллигенция . Без нас, без нашего иделизма, не подкупного никакими мелкобуржазными покрвалами - что станет? Мрак и мерзость запустения, торжество дасмана - потребительский Молох – вот что нас ждет без нас.
Так что давайте - обнимитесь, помиритесь и будьте хорошими мальчиками. И мы расплакались, обнялись и помирились , и стали хорошими мальчиками – в длинной тени матери- березки, на травке городского сквера , рядом с гранитным надгробием первой конной под пятиконечной звездой.