В степи с утра шел дождь, тяжелой пеленой окутывая небо и землю. К вечеру похолодало, и поднялся сильный ветер. От его напора качались деревья и гудели провода. На открытом месте стояла небольшая покосившаяся изба из бревен, срубленная в угол. У избы была покатая крыша и перекошенные окна, одиноко взирающие на поля, оккупированные сорными травами в окрестности 2-3 километров. Зато за почти бескрайними полями виднелась бесконечно узкая зеленая полоска деревьев, простиравшаяся по всей видимой линии горизонта. Проселочная дорога, проходившая мимо окон, была размыта не прекращавшимся целый день ливнем. Рядом с домом ютилась конюшня, такая же ветхая, как и дом. В доме жил татарин, а в конюшне – конь. Татарин был широкоскул, невысокого роста – ниже среднего, коренастый, про таких говорят обычно, словно в землю врос, плечист, с бритой наголо головой. Звали татарина Тэмуджин. Летом независимо от погоды татарин носил огромных размеров балахон, увешанный клыками разных животных, на голове у него была волчья шапка, а на ногах - меховые чуни. Зато зимой, замерзнув, он надевал медвежью шубу и при этом частенько поговаривал: “Суровый, шайтан, зима в Сибири”. Любил он пить кумыс, поэтому изредка совершал набеги на сельпо, где и отоваривался. Помимо всего прочего был татарин заядлым охотником. Для чего в своем арсенале имел большой запас оружия. Были у него и кривые ятаганы, и всевозможные кинжалы, и сабли. Также был целый набор боевых пик. Все они стояли по ранжиру в небольшом сарае, пристроенном к конюшне. Но больше всего любил татарин свой тугой лук с набором стрел во вместительном колчане, расшитом золотом. Лук с колчаном стрел он хранил в доме, т.к. сильно боялся за свои вещи. Охотился он постоянно и почти всегда удачно. Среди его трофеев были и медведи, и волки, и олени, и даже всякие мелкие зверьки вроде сусликов, за которыми он отправлялся, бывало, за сотни километров в ближайшую тайгу. Однако некоторые его поступки были немного странными, вернее нам могли казаться странными. Выражалось это в следующем. Каждый вечер он брал в руки бубен, и, камлая, с дикими воплями обходил свое жилище. Делал он это, сообразуясь с тем, что сильный шум отгоняет злых духов. Что касается коня, проводившего свободное время в просторном стойбище, то был он не старым, но уже и не молодым, в меру упитанным и в меру выносливым. Звали коня Гымза и был он вороного цвета. К недостаткам можно было отнести лишь его строптивость. Конь обладал своенравным характером и смотрел на всех, даже на своего хозяина свысока. Может поэтому, а может и в силу других, неизвестных нам причин татарин не очень жаловал коня, а конь, в свою очередь относился к татарину с недоверием. Не раз татарин поговаривал: “Вот сделаю я из коня мясо, приглашу гостей из соседней деревни, попируем на славу”. А конь при этих словах скалил зубы и недовольно фыркал. Удерживала татарина от этой затеи лишь его любовь к верховым поездкам. Бывало, выедет он в поле, захватив лук с колчаном стрел, гикнет, и вот уже летит галопом навстречу ветру, радуясь первозданной природе. А иной раз едет рысцой, напевая под нос калмыцкие песни.
Тэмуджин жил на отшибе, и прожил всю жизнь в глубоком одиночестве. За это все считали его чудаком, а еще поговаривали, что он слишком жадный. Тэмуджин об этом не знал и даже не догадывался. Вдобавок ко всему его достал аскетизм, и он решил стать ближе к людям. И вот он, поудобнее усевшись за простой неокрашенный стол, вытащил из ножен огромный кинжал, и принялся его затачивать. Точил и точил, распевая под монотонный перестук капель, ритмично звучавших за окном, незатейливый мотивчик, что-то из шаманского, заклиная дождь прекратить опускаться с небес на землю каплями. На дворе смеркалось, и уже когда едва можно было различить предметы в руках, Тэмуджин, засветил лучину. Все шло своим чередом, как вдруг он краем глаза заметил почти незаметно промелькнувшую за окном тень. Тэмуджин насторожился. Прошло некоторое время, и послышался робкий стук в дверь. Наверное, птица в дверь долбит клювом, - подумал татарин с облегчением, и не стал отрываться от работы. Кыш, - воскликнул он громко с целью отпугнуть наглого пернатого. В ответ раздалось сдавленное хихиканье, и через мгновение стук опять повторился. На этот раз Тэмуджин все понял. Подавив секундное замешательство, он бросил кинжал в сторону, вскочил, и, схватив лучину, направился к двери. Отворив дверь, он удивился. На пороге перед ним стояла небольшая девчушка. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы сказать – типичная хиппи. В ушах - куча колец, на лице – пирсинг, на запястьях многочисленные фенечки, на голове – наушники, на шее – шнурок с мобильником кислотного цвета. Одета она была в драный свитер и такие же драные джинсы, на ногах – огромные ботинки. Она стояла и улыбалась. Татарин опешил.
- Что тебе надо? – спросил он строго.
- Привет, чувак, ну, у тебя выпить то есть? – девушка улыбнулась и добавила, - Типа.
- Бурзил лекала, - возмутился татарин, - отвлекла мясо из коня резать. А что ты такая бродишь тут, почти ночь скоро, и дождь, заходи, так и вымокнуть-простудиться-умереть недолго. Татарин посторонился, пропуская девушку внутрь жилища.
- Спасиб за заботу, - поблагодарила она и бесстрашно прошла мимо. Затем обернулась и, глядя на слабый свет, исходящий от лучины, с усмешкой произнесла, - А все равно ты злой какой-то и странный.
- Не злой, а голодный. И не путай. Тэмуджин – хороший, это конь, шайтан его, плохой, - возразил татарин.
- Почему ты так считаешь?
- Очень своенравная животина. И вообще, ты пришла вопросы мне задавать? Кто ты? Зачем ты тут меня спрашиваешь? Да и чего тебе, буйлык, нужно?
- Зовут меня Ленкой, друзья называют Elen. Проходила я мимо, и пить захотелось. Так есть у тебя портвейн?
- Нет, никаких порвенов нет. Ин ненма ненмош баласы!
- Постой, чувак, не понтуйся, покажи хоть коня. Я коня, ни разу, типа, не видела.
Татарин высунулся на улицу, дождь едва моросил. Он вернулся, снял с гвоздя плащик.
- Ладно, накинь это на плечи, пойдем, покажу. Но чуть что смотри у меня. Секир башка будет. Ясно?
- Ясно, а как звать то тебя, чувак?
- Имя мое Тэмуджин, а коня зовут – Гымза. Хоть мы неделимы, а все равно когда-нибудь его зарежу.
Они подошли к конюшне вместе. Первым вошел Тэмуджин, но был он там недолго. Выскочив наружу, татарин яростно завопил и принялся с ожесточением пинать придорожную грязь, разбрасывая ее вокруг себя.
- Буйлак шайтан гюрзы секир Гымза! – кричал Тэмуджин.
- Что случилось? – не поняла Ленка.
- Если я его найду, то точно прирежу.
- Так он удрал что ли?
- Вот буйлак заде, - ворчал татарин, направляясь к дому за кинжалом, а Ленка стояла слегка прифигевшая в небольшом ступоре, озираясь по сторонам. И тут случилось самое интересное: пока татарин ходил за кинжалом, из-за угла дома вышел Гымза, прошелся вдоль стены, и, остановившись напротив окон, спокойно принялся пощипывать травку.
Татарин, выбежав из дома с кинжалом в руке, заметил коня. Конь, завидев татарина, заржал, и, прядая ушами, недовольно фыркнул.
- Счас я тебя! – крикнул татарин, занося кинжал, готовясь нанести Гымзе смертельный удар в шею, но в этот момент его руку кто-то остановил. Тэмуджин оглянулся и увидел Ленку.
- Почему ты хочешь его убить? – спросила она, продолжая держать татарина за руку. И хотя она значительно уступала ему в силе, даже, несмотря на это обстоятельство, он смягчился и не оттого, что его посетило просветление, а потому, что вспомнил о ее присутствии.
- Ладно, - сказал, немного остывая, Тэмуджин, опустив кинжал, - У каждого человека есть мечта. Так?
- Ну.
- Не ну, а так.
- И каждый человек стремится осуществить свою мечту. Иногда всю жизнь. Для многих это становится смыслом жизни. И я отнюдь не исключение, я такой же человек, как и все остальные. Поэтому у меня тоже есть мечта.
- Какая? – удивилась Ленка, поразившаяся ясностью мысли татарина-кочевника степных полей и никак не ожидавшая от него подобных перлов.
-Ладно, Лэн, раз уж я начал, то расскажу. Так и быть. Слушай. Испокон веков здесь жили мои предки. Великое племя Тагермилов. Рождались, женились, охотились, умирали. Здесь. Много воды утекло с тех пор. К несчастью никого из них уже нет со мной, поэтому сейчас я единственный хранитель наших старинных обрядов и традиций. Вдобавок ко всему, всю свою жизнь провел я на одном месте, считая, что таково мое предназначение, уверившись в неизбежности судьбы. Не думал я, что одиночество может так подточить душу человека, сделав его сердце подобным камню. Все сказал я себе. Хватит. Пора стать ближе к обществу.
- К обществу? - повторила за ним Ленка, не совсем понимая о чем он говорит.
- Да, к обществу, ну иными словами, к людям.
- К каким еще людям?
- А хотя бы к ближайшим, в соседней деревне, Криволапово.
- Знаешь что?
- Нет.
- Я как раз из той деревни. Приехала, типа, в гости к бабуле. А теперь обратно, в город, спешу. И чего ты в них нашел?
- В смысле?
- В прямом, знаешь, смысле. Очень скучный народец. Недавно в клуб ходила, на дискодром. Там такой ужасный саунд. Слушают какую-то фигню. А пляшут там точно какие-то придурки. Эдакие колхозники. В огромных сапожищах на месте топчутся. И навозом от них так и прет, так и прет. Остальные тоже далеко не ушли: все с утра до вечера самогон хлещут. Слышала еще, что они болтают про тебя. В степи, говорят, на голом месте живет жутко нелюдимый тип, очень злой и к тому же жадный, ни с кем не разговаривает, ни с кем не знается. А как приедет в сельпо, так весь кумыс и раскупит. Беда с ним, да и только.
- Ах, так! – глаза татарина налились кровью, - А ты не врешь?
- Зачем мне, типа, врать? Было б интересно, – на все лето осталась бы.
- У-у, - взревел татарин, - Как сильно я заблуждался. Как могли эти неверные так обо мне думать. Все решено: сотру я этот поселок с лица земли, налечу на него подобно пустынному ветру, испепелю его подобно огненной буре.
Оседлал татарин коня, схватил лук со стрелами, опоясался ятаганами, прикрутил к седлу пику и погнал во весь опор по направлению к деревне.
При виде татарина люди попрятались по домам. Многие из них схватились за топоры и ружья, но все-таки боялись вылезать из своих убежищ. Татарин, окинув взглядом пустые дворы, протрубил в татарский рожок и подъехал к ближайшему деревянному гаражу. Вход в гараж охраняли две створки, скрепленные при помощи засова, на котором был навешен внушительный амбарный замок. Освободив копье, Тэмуджин направил его перед собой, и с боевым кличем двинулся на таран. С треском и шумом слетела с петель одна из створок от напора копья. Татарин спешился, и зашел в гараж. Там находилась новенькая “девятка”, рядом были разбросаны разнообразные запчасти. В дальнем углу Тэмуджин отыскал пустую канистру и резиновый шланг, открыл бензобак и слил в канистру при помощи резиновой трубки весь имевшийся бензин. После чего взобрался на Гымзу и отправился вдоль улицы, обливая стены домов бензином. Одной канистры не хватило, поэтому пришлось повторять нехитрую операцию взлома остальных гаражей, пока все дома поселка не оказались пропитанными легковоспламеняющимся веществом. Как только это было достигнуто, татарин злорадно улыбнулся и принялся стрелять по избам горящими стрелами.
Вскоре подул сильный ветер. Поселок охватило неистовое пламя, разраставшееся по мере того, как ветер крепчал. Возникший пожар разгорался с новой силою. Люди, не успевшие задохнуться в дыму, выползали на улицу, тут же становясь легкой мишенью для острых татарских стрел. Правда, женщин и детей Тэмуджин не трогал. Он увел их с собой в качестве пленных, но некоторые потом утверждали, что увели их в качестве добычи. Несчастные, так и не успев воспользоваться своим оружием, лежали повсюду. В тот знаменательный для татарина день было много жертв. Много было убитых и раненных.
Уже занималась зарница, когда татарин вернулся домой. За ним следовал народ, захваченный в деревне. Женщины рыдали, оплакивая погибших мужей и родных, девки причитали, слезно поминая невинно убиенных женихов, дети, голося на сто рядов, звали мамку с папкой. Один татарин, одержимый победой, торжествовал. Его смуглая физиономия сияла, словно утреннее солнце. У порога его встретила Ленка.
- Ты, почему все еще здесь? – удивился татарин.
- Тебя, Тэмуджиныч, жду.
- Зачем?
- В такую погоду лучше сидеть дома, нежели слоняться по окрестностям. А если серьезно, интересно было узнать, чем все это кончится. А на фига ты привел этот сброд?
- Организую гарем. У нас, у татар, национальная черта – многоженство. Слушай, а оставайся у меня – будешь первая жена.
- Нет, татарин, не могу. Вдруг еще где-нибудь такие несчастные окажутся. Как же они без меня будут. Ладно, спасибо за портвейн, я почапала.
И она пошла, удаляясь по проселочной дороге, а татарин стоял, забыв обо всем на свете, молча вглядываясь в спину уходящей девушки до тех пор, пока ее образ не начал сливаться с горизонтом, постепенно превращаясь в еле различимую точку. Что-то связывало его с этой таинственной незнакомкой, свалившейся на его лысую голову как гром среди ясного неба, а что конкретно, он вряд ли мог ответить.
Так и стоял он, опустив руки, обдумывая произошедшее. И только жизнь, кипящая вокруг, заставила его пробудиться, и он поспешил жить.