Глаз Шивы - Глава 1

 
Рукопись. Прадед, его биография. Кораблекрушение и чудесное спасение. Рубиновый перстень. Моя первая ночь на острове. Грот, его обустройство. 

Разбирая в библиотеке после смерти отца старые семейные архивы, я нашел рукопись, принадлежавшую моему прадедушке. Довольно объемистый бумажный сверток был тщательно перевязан и залит сургучными печатями с вензелями нашего дома. Покрытая убористым каллиграфическим почерком, она представляла собой дневник, который велся на протяжении нескольких лет – потрепанные, обветшалые листы бумаги, необычайно плотной и скользкой на ощупь, со следами стеарина и воска.
     Прадед в молодости был морским врачом, совершил несколько кругосветных путешествий, причем много лет считался погибшим при кораблекрушении. Он знал несколько иностранных языков, был посвящен в тайны восточных мистических знаний, обладал авантюристическим характером, легко покорял женские сердца, что было немудрено при его уме и внешности, и закончил свою жизнь в богатстве и почете, будучи пэром палаты лордов.
    О его жизни в нашей семье ходили легенды. Поговаривали даже, что он не умер и в могиле был похоронен его двойник. Известно было точно только то, что он провел много лет в Индии, Тибете, занимался оккультной практикой, медициной, обладал феноменальными познаниями в различных сторонах жизни. Неудивительно, что отец часто ставил мне его в пример. Вот и сейчас он строго смотрит на меня со своего портрета –  пронзительные, усталые глаза, твердо сжатые волевые губы, чуть заметная усмешка умного лица.    
     Неотложные дела заставили меня отложить чтение рукописи. Однако при первой предоставившейся мне возможности я внимательно изучил ее. Не будет преувеличением сказать, что она потрясла меня. Поэтому я решил опубликовать ее некоторые, наиболее важные, на мой взгляд, части, о достоинстве которых предоставляю  судить читателю.
               
                *** 
   Мы вышли из Калькутты на трехмачтовике ”Изабелла” с грузом пряностей в порт приписки Ливерпуль 29 октября 1658 года. Я служил судовым врачом Ост-Индской компании и был внесен в судовую роль под своим родовым именем Эдвард Питерсон. Я не был новичком в море и хорошо представлял себе трудности перехода. Однако первые недели плавания проходили в благоприятных условиях – океан, казалось, благоволил к нам, попутный ветер наполнял паруса, и ”Изабелла”бодро бежала по курсу, с каждой милей приближая нас к родным берегам.
     Экипаж судна был набран, как водится, в притонах и злачных местах Калькутты. Нам, однако, повезло – ребята оказались, как на подбор, здоровыми, знающими свое дело моряками, поэтому у меня было немного работы и я мог работать в своей каюте, приводя в порядок записи.
     Так продолжалось около двух недель, пока мы не попали в мертвый штиль. ”Изабелла” с бессильно повисшими парусами покачивалась на мертвой зыби, неистово пекло солнце, раскаленная палуба нещадно жгла ноги даже сквозь грубые матросские башмаки и тепловатая забортная вода не приносила облегчения. Странная тревога не покидала нас.
     Шторм налетел внезапно. Неожиданно сгустился мрак, горизонт прорезали молнии, и огромные валы захлестнули корабль, потащив его вперед на неизвестно откуда взявшиеся рифы. Мне никогда не забыть эту ужасную бурю. Раздался страшный треск, на палубу с грохотом полетели мачты и обломки рангоута. Раскаты грома заглушали крики несчастных, цеплявшихся за ванты и снасти терпящего бедствие корабля. Ослепительные вспышки молний озаряли метавшихся в панике по палубе людей,  обрывки снастей и катающиеся бочки. Огромные волны захлестывали обреченное судно, унося в пучину очередную жертву. Подводный риф крепко держал корабль, а усиливавшийся шторм делал неизбежным его скорую гибель.
     Последнее, что я помню, это резкая вспышка молнии, на миг осветившая фигуру капитана, стоявшего на мостике. Затем огромная волна смыла меня за борт и погрузила в глубины океана. Едва не задохнувшись, я отчаянным усилием вырвался на поверхность. Дальнейшее представляется мне кошмарной схваткой со смертью. Меня то возносило на гребень волны, то бросало в водную преисподнюю. Я не знаю, сколько времени продолжалась моя неистовая борьба за жизнь. Мельком, в свете молний мне показалось, что мощный вал накрыл наше судно, разломил его пополам и утащил с собой.
     В полубессознательном состоянии я продолжал бороться. Волны понемногу начали стихать, тучи рассеялись, и я увидел неясные очертания земли, гряды гор и грохочущую бурунную полосу прибоя. Но тут силы оставили меня, я хлебнул воды и начал погружаться в зеленую тьму. Вдруг я почувствовал толчок снизу, что-то подхватило меня и вынесло на поверхность. Рядом  плыл дельфин! Поддерживая и подталкивая меня, он помог мне подплыть к берегу. Почувствовав под ногами дно, с невероятными усилиями, подгоняемый и сбиваемый ударами волны, я выполз на сущу. Волны еще докатывались до меня и с шипением убегали назад, но я был спасен.
     Вероятно, я долго спал, потому что, когда проснулся, солнце уже стояло в зените и остатки моей одежды почти высохли. Я чувствовал себя бодрым, если не считать сильной боли в мышцах после ночной борьбы с морем. Воздух казался удивительно свежим и напоенным ароматами неведомых трав, растений и цветов. Оглядевшись, я стал искать источник пресной воды и углубился в тропический лес, начинавшийся недалеко от берега и вскоре нашел ручей с удивительно вкусной, бодрящей воды. Утолив жажду, я почувствовал сильный голод.
     Лес вокруг казался светлым, дружелюбным, ухоженным. Притомившись, я присел под густую тень какого-то диковинного дерева с необычайными, привлекательными и сочными плодами. Я рискнул и попробовал плод, его свежая сладкая мякоть хорошо освежила и взбодрила меня. Покой и тишина царили вокруг. В воздухе, напоенном ароматами ярких цветов, танцевали разноцветные бабочки. Дивное пение роскошных птиц, невиданные,  благоухающие растения, орхидеи, изобилие плодов и фруктов,  гигантские стебли папоротника, неохватные стволы пробковых деревьев, вьющиеся лианы, мягкая, в рост человека, трава – всё это казалось нереальным, делало лес райским садом, каким я его себе представлял по старинным мифам и гравюрам. Он и в самом деле был сказочным. Приглядевшись, я заметил, что дно ручья было усыпано золотым песком и самородками, а на земле здесь и там блестели драгоценные камни. 
     Я глубоко задумался. Действительно, мне было о чем подумать! Ещё вчера я питал радужные надежды покончить с полной тревог и опасностей кочевой жизнью и заняться врачебной практикой на суше. Правда, я был небогат, но мог рассчитывать на долю в наследстве от отца и, кроме того, часть погибшего груза, принадлежавшего мне, могла быть продана за неплохие деньги. 
     Но всё это было вчера. Теперь же я даже не знал, где нахожусь! Курс нашего корабля пролегал вдали от известных островов. Мое положение усугублялось тем, что у меня не было одежды, оружия, каких-либо припасов.
     Кроме штанов и рубашки, у меня  каким-то чудом сохранился на пальце необыкновенной красоты рубиновый перстень, который мне почему-то подарил грязный, оборванный дервиш на базаре в Калькутте. Он что-то гортанно прокричал на местном наречии, показывая то на небо, то на меня, а затем вдруг упал на землю и стал целовать мои ноги. С трудом оттолкнув его, я попытался дать ему золотой соверен, но дервиш с ужасом отпрянул и, шепча что-то дрожащими от страха губами, исчез в толпе.
     Этот алмаз обладал необыкновенно сильным блеском при дневном освещении и завораживающе светился во тьме рубиновым  глазом. На перстне на санскрите было выгравировано, как мне объяснил переводчик, имя какой-то индуистской богини и изображение глаза. Став владельцем камня, я вспомнил слова старой гадалки, которая предсказала мне обладание волшебным перстнем и связанные с этим опасные и необыкновенные приключения. Впрочем, оказавшись по воле злой судьбы пленником на этом скорее всего необитаемом острове, я и не предполагал, участником каких смертельных передряг скоро стану. Да, я был Крезом на этом острове, хотя от золота было не больше пользы, чем от песка под ногами. А алмаз тогда мне представлялся совершенно бесполезной вещицей, которую я охотно обменял бы на кресало или нож.
     Солнце давно уже перевалило за полдень и мне  пора было подумать о дальнейших действиях. Выйдя из леса, я направился к океану, решив осмотреть прибрежную кромку в поисках остатков кораблекрушения. Волны лениво накатывались на берег и с шипением убегали назад. Ничто не напоминало о вчерашнем шторме и погибшей ”Изабелле”. Широкая полоса чистого белого песка простиралась вдоль кромки океана и убегала далеко к линии горизонта, где вздыбились огромные пики, уходящие в небо белоснежными вершинами. На небе не было ни облачка, лишь в его ярко-бирюзовой синеве, на огромной высоте, парили какие-то громадные белые птицы.
     Я пошел вдоль берега . Нещадно пекло солнце. На девственно белом раскаленом песке, обжигавшем мои ноги, были видны следы гигантских черепах, да выброшенные вчерашней бурей водоросли. По левую сторону манящий прохладой высился сказочный лес, по правую лениво вздымала изумрудные волны огромная чаша океана. Тревога давила мое сердце. Неужели я здесь один? Неужели я никогда не увижу своих родных, не ступлю на землю милой, старой Англии? Я решил идти дальше и непременно сегодня же достичь гор. Может быть, там я смогу определить – на остров или материк меня выбросила судьба.
     Пройдя около мили, я внезапно остановился. Прибрежную песчаную полосу пересекали следы конских копыт! Сердце мое забилось. Если здесь есть люди, не следует ли мне их опасаться? Кто они? Насколько я знал, лошадей у туземцев островов в этой части Индийского океана никогда не было. Впрочем, я не стал менять свои планы и решил положиться на судьбу, тем более, что выбора у меня не было.
     К гряде гор я подошел к концу дня совершенно обессиленным и стал искать место для ночлега, с тем чтобы утром осмотреть местность. Отчаянное мое положение сделало меня фаталистом. Я не думал о диких зверях и других опасностях. Усталость, перенесенные тяготы и волнения валили меня с ног. Едва я успел найти подходящий сухой грот, недоступный приливам, как наступила тьма и я, несмотря на терзавшие меня голод, жажду и тревогу, крепко уснул. 
    Рано утром следующего дня я вышел из грота. Подо мной   огромным зеркалом лежал бескрайний океан, бесчисленными бликами отражая встающее солнце. Я решил забраться на гору, которая казалась сравнительно невысокой. Недосягаемые,  блистающие снежные вершины её соседок уходили высоко в небо. Начало моего путешествия было сравнительно легким. Я прошел через благоухающие, цветущие рощи, живописными террасами уходящими вверх, пересек многочисленные потоки, водопадами низвергавшиеся с круч и мшистых скал, пока густую растительность не сменили зеленые луга. Дальше подъем  становился круче, россыпи огромных камней, обломки скал затрудняли мой путь. Наконец, полностью обессилев, я добрался до вершины.
     Я обнаружил, что горы длинной грядой окаймляли западную часть, как оказалось, довольно большого острова. Скальное основание этой гряды отвесной стеной уходило в глубины океана, воды которого пушечными залпами бились о скалы, вздымаясь огромные белые буруны.. в центре острова высился конус потухшего вулкана. Вокруг стеной стоял девственный тропический лес. В восточную часть острова широкой лагуной вдавался залив, с впадавшей в него рекой, истоки которой начинались, как мне казалось, у кратера.
     До сих пор я не встретил ни одной живой души и думал, что на острове я один. Решив отправиться на его исследование позднее, я стал заниматься обустройством. Я не боялся умереть с голода – вокруг было изобилие всевозможных плодов и фруктов, многочисленные ручьи кипели рыбой. 
     Обвитая густыми зарослями плюща, терновника, дикого винограда и лиан, базальтовая гряда с вздымавшимися над ней белоснежными вершинами представляла собой сказочный оазис. Тенистые рощи с журчащими ручейками манили в свою прохладу. Тишину и покой нарушали лишь крики чаек. 
     Мое внимание привлекла хрустальная завеса водопада, с шумом струящегося над выступом в каменной стене на высоте около ста футов над землей, по форме напоминавшего ровный, широкий балкон. В глубине стены угадывался вход в пещеру. Используя в качестве подручного средства ветки кустарника и лианы, исцарапанный, я благополучно добрался до выступа. За стеклом падающей воды колебался дрожащий, переливающийся мир света и смазанных красок.
     Пещера была, как казалась, бесконечной, уходящей в загадочную тьму анфиладой просторных гротов, покрытых слоем сухого, чистого песка. Обследовать её я, конечно, не мог из-за отсутствия у меня огня. Тем не менее, я решил превратить пещеру в жилище, поскольку она представлялась наиболее безопасным, удобным и укрытым местом. 
     Я не буду утомлять читателя описанием всевозможных бытовых проблем и способов их решения. Скажу только, что через неделю напряженного труда быт мой был более или менее налажен. Забираться в свой новый дом, как я называл пещеру, я мог с помощью сплетенной из лиан лестницы, которую днем прятал в густых зарослях, а на ночь поднимал в грот. Набросав на песок охапки душистой травы, я устроил себе роскошное ложе, благо ночи были теплыми. Правда, стол мой был вегетарианским и состоял большей частью из фруктов и плодов, которыми меня в избытке снабжала щедрая природа.
     Я укрепился в мысли, что мои товарищи по кораблекрушению погибли, раз я не видел даже жалких остатков судна, каких-нибудь досок или бочек, с помощью которых они могли бы спастись, и что я на острове наверняка один и обречен на гибель, если меня не спасет проходящий мимо корабль. Я целыми днями просиживал на вершине скалы, вглядываясь то в океан, то в простиравшийся подо мною зеленый буйный лес, в напрасной надежде увидеть парус или дым костра. Как горько я сожалел, что у меня не было огня, чтобы развести костер и с его помощью подать сигнал бедствия. Я не оставлял мысли пройти по острову на его противоположную, восточную, часть, однако отсутствие башмаков делало это невозможным, а все мои попытки сплести себе что-нибудь, похожее на обувь, оканчивались неудачей.