Это была дикая мешанина красного и белого. Визуальное отражение внутреннего образа гордой птицы, как охарактеризовал свое творение художник. Картина называлась “Лебедь”. Публика созерцала полотно, отделываясь пока нейтральными замечаниями. Творец был из начинающих, и до веского слова какого-нибудь авторитета народ опасался высказывать свое мнение. Никому не хотелось прослыть профаном. Авторитетов, как назло, не было.
Поэтому появление на выставке двух незнакомых, но довольно таки мэтрообразного вида личностей восприняли с облегчением.
-- Может, из провинции? – высказывались догадки. – Или из Питера приехали.
Провинция не котировалась, поэтому местожительством мэтров определили Санкт-Петербург. Те же, не подозревая о своем великом предназначении, молча созерцали картины. Публика тихо паниковала. Однако возле “Лебедя” обет молчания был нарушен. Один из неизвестных, внимательно осмотрев полотно, потеребил бороду и произнес:
-- Да, солидный калибр.
-- Дуплет, -- поддержал его второй. – Ноликом.
Посетители заволновались: “солидный калибр” и “нолик” как-то не вязались друг с другом.
-- Раздражение, похоже, вымещал, -- предположил первый. – Раза два прошелся. Или три. И не ноликом. Тут покруче будет.
Народ с благоговением смотрел на человека, так легко определившего личный мотив по содержанию картины. В наиболее пытливых умах уже возникала идея нолика как символа законченности и совершенства. А уж если творение выше даже этого… Все ждали слов, после которых родится новый гений абстракционизма.
-- Картечью садил, -- закончил первый. – В упор практически. Как, однако, лебедя перемололо.
-- Бедная птица, -- согласился с ним второй.
Мэтры дружно вздохнули и зашагали дальше.