Когда вечер уже замедляет время, и ты понимаешь, что всё в мире перестало торопиться, начав соразмерять свой временной ритм с ночным светилом и позабыв о солнце, гаснущем в невидимом за старинными кварталами заливе, странное ощущение заполняет твоё существо. И ты идёшь по улице, ощущая почти физически то странное марево, что повисает над городом около девяти вечера.
Нависающие карнизы и балконы, по странной прихоти архитектора опертые на атлантов с по-человечески ассиметричными пропорциями, вычурные арки окон в стиле позднего русского модерна, гранитные цоколи зданий сменяют друг друга пока ты переходишь от квартала к кварталу.
Что-то, наверное, тревожное можно увидеть в этом облике ещё не заснувшего города. Более того, города, который не собирается засыпать, однако же, смежившего веки в некоем странном ожидании. И ты идёшь по улицам мимо гостиницы «Англетер», Исаакиевского собора, бывшего немецкого посольства, дальше, вдоль Мойки к мифической Новой Голландии. Камни дышат, они затаились, и ты чувствуешь явственное присутствие легенды в каждом отзвуке собственных шагов. Вот так же здесь шёл по набережной Потёмкин. А за ним – безвестный студент, и прачка несла корзину белья немного позади и в стороне. Потом английский юноша князь Юсупов принимал здесь сырой зимой тысяча девятьсот шестнадцатого похотливого Распутина. Курсанты академии бегали вдоль по этой же набережной на танцы в ДК работников печати. А потом шёл когда-то и твой отец, сжимая в кармане мятый блокнот, кутаясь в простенькое пальтишко советского студента. Гляди! Из-под арки Новой Голландии выплывают белоснежные парусники, держа курс к теперешней Гавани, а затем, минуя Кронштадт, в Данию, Бельгию, Британию и Голландию старую, привычную.
Все они, эти образы, что нынче так явственно тебя окружают, когда-то были живы, когда-то были здесь, в некоей адекватной реальности, которую мы зовём прошлым. И теперь ты тоже здесь, чтобы со временем для кого-то и самому стать преданьем старины глубокой. Но что-то вечное связывает то, что было, с тем, что есть и с тем, что будет. Некий лейтмотив пронизал это бытие, создав некую надреальность, некое целостное пространство идей Санкт-Петербурга. Это не просто город, не просто Россия, даже и не Северная столица. Это место, нет, это дух! Стены, создающие людей, а не люди, создающие стены. Это торжество, симфония, не довлеющая надо всем, но пронизывающая каждый кусочек столь многогранной жизни. Будто «Лебединое Озеро», прозвучавшее среди улиц и площадей, над крышами домов…
Вы знаете, на самом деле полуспящие загадочные и таинственные дома вечернего Петербурга – они просто танцуют в медленном-медленном вальсе, в размер которого лишь нужно попасть. И тогда откроется весь жизнеутверждающий оптимизм, который несёт этот город, эта радость бытия, которой он готов поделиться с каждым, кто решится станцевать партию Петербургского вальса в паре с любимым городом.