Ленин шел на фоне багрового неба, и его наполовину прикрытая кепкой лысина поблескивала на заходящем солнце, словно золотистая звёздочка на красном полотне советского флага. Лелька хихикнул, и его губы растянулись в широкой улыбке. На экране телевизора снова зарябило, но Лелька больше не стал бить по «Березке» кулаком, подвергая опасности стоящую на ней вазу – просто в царском Санкт-Петербурге пошёл снег, – и Лелька продолжал пялиться на ленинскую спину. А Ленин продолжал беспечно шагать в сторону заходящего солнца, которое уже успело наполовину скрыться за горизонтом. Все это напоминало сцену из х/ф «Неуловимые мстители», и поэтому казалось, что дальше должны пойти титры, хотя на самом деле фильм только начинался.
Бумажные хлопья снега ленинградской кинофабрики «Ленфильм» таяли на ленинской лысине и сбегали тонкими струйками вишневого сока, которые должны были по замыслу кинорежиссера символизировать жертвенную кровь пролетариата во благо социалистического прогресса, но сок был настолько сочным, что походил на потёки мазута. Это хорошо было заметно, когда изменился угол съемки и телезрителю стал виден широкий лоб вождя – кладовая идей трудящихся всего будущего СССР– он оказался испачканным большим маслянисто-вишнёвым пятном, показавшимся Лёльке не просто фруктовым соком, а настоящей родимой отметиной. Экран немного свезло, как самого Лельку когда-то свезло случайно упавшим на голову кирпичом, и Владимир Ильич заговорил каким-то с детства знакомым голосом. Сразу вспомнились отрезные купоны, которыми обклеили всю гостиную, как мать таскала из Стамбула турецкие дубленки, и когда-то модное слово «перестройка», которое превратило их жизнь из тихого рая в свободный бедлам.
Фильм Лёльке быстро наскучил, и он перестал следить за дальнейшими метаморфозами Ленина, который, то вскарабкивался на броню танка, держа в одной руке рюмку водки, а в другой – только что надгрызенный огурец, то в программе «Пока все дома» жонглировал теннисными ракетками. Всё это казалось Лёле утомительным и не интересным, даже когда, Владимир Ильич облачился в кимоно и с экрана телевизора стал показывать приемы самбо.
Всему этому пришёл конец, когда Ленин наконец-то превратился в большой мордастый член. Его морщинистые яйца лежали на красных замшевых подушечках, а сам он был уложен в некое подобие гроба, только молотовидной формы и с толстым кварцевым стеклом вместо крышки. Стал слышен голос диктора, и Лёля понял, что это вовсе не художественный, а научно-популярный фильм, и с самого начала картинный ряд сопровождался комментариями, которым Леля не придавал значения. Между тем диктор продолжал: «…с самых истоков российской государственности Фаллос плодоносил и своим семенем оплодотворял русских женщин. На свет появлялись всем известные из народных сказок богатыри, которые и зародили княжескую дружину, родоначальницу Красной Армии. Поколения сменялись поколениями, витязей переименовали в гвардейцев, а добро молодцев – в пионеров и комсомольцев. А тем временем Наполеон скончался на острове Святой Елены, Гитлер отравился, а Дудаева до сих пор в бегах…» Дальше речь шла о генеалогическом дереве Фаллоса, которая закончилось блоком рекламы. После десятиминутного перерыва диктор продолжил: «Никто не знает его настоящего имени, в просторечие он называется !уем, но среднестатистический человек редко упоминает его имя публично и посылает на него всех, кто осмеливается заговорить о нём в слух. В этом и заключается почитание того самого заветного и по-настоящему великого, что имеется у древнего русского народа…»
По экрану пошли горизонтальные полосы, и больше Лелька из своих сновидений ничего не помнил.