Поэзия эпиграфа

Маслова Марина
               


 ПОЭЗИЯ ЭПИГРАФА.

Муза, скажи мне о том…
                Гомер. Одиссея

В десятилетнем возрасте я читала впервые Повести Белкина А.С.Пушкина, «Пиковую Даму» и «Капитанскую дочку». Внимательная, как все дети, дотошно читала все подряд, поэтому каждая вещь начиналась для меня с эпиграфа. До сих пор помню: «Береги честь смолоду»,  «Во всех ты, Душенька, нарядах хороша» из Богдановича или вот это, заранее приводящее в трепет: «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность». А дальше начинался Пушкин. Про честь, про переодевания и Пиковую Даму. Потом я как-то перестала замечать, есть эпиграф или нет. Не до этого: ах, Хемингуэй, ах, Булгаков в двух журналах «Москва», Мастер не с эпиграфом, а с Маргаритой!
Потом я случайно от пушкинистов узнала, почему «Дубровский» - чуть ли не единственная повесть, в которой нет эпиграфов. Оказалось, что изда-тель получил текст рукописи и сам готовил к печати. А эпиграфы вставить сам от имени Пушкина не решился – и слава Богу! Эпиграф – дело тонкое и деликатное. Из истории с «Дубровским» ясно, что Пушкин, по крайней мере, изредка, вставлял эпиграф по завершении работы над текстом. А мне, напри-мер, обязательно нужно начинать с поисков эпиграфа, потому что он тут же становится частью моего замысла и даже влияет на него. Но я, собственно, не хотела говорить о себе. Попались мне несколько книг, необходимых для ра-боты. Книги эти были не художественные, но произвели на меня сильнейшее впечатление культурой, художественностью (если можно так сказать) оформ-ления текста.
Одна из них – очерки истории Тибета и его культуры востоковедов Кычанова и Савицкого под названием «Люди и боги страны снегов». Начи-нается книга с цитаты из древнетибетской рукописи, восхваляющей Тибет и его веру – буддизм. Но дальше-то, дальше – к каждой главе подобран эпи-граф и один удачней другого. И среди цитат из религиозных трактатов и вед – вдруг – Пушкин. Глава «Страна снегов» историко-географическая, а внача-ле: «Отселе я вижу потоков рожденье, и первое грозных обвалов движенье.» Это ведь не только про Кавказ, но и про Гималаи. А следующая глава, кото-рая называется «Люди», радует совсем уж неожиданным эпиграфом из рома-на Джона Уэйна «Зимой в горах»: «Бокал для Роджера Фернивалла, потому что он - ученый и желает добра любой цивилизации» Роман этот, весьма популярный лет тридцать назад, напечатан в самом востребованном «толстом» журнале того времени, единственном источнике новой зарубежной литерату-ры – в «Иностранной литературе». В романе поднят вопрос взаимоотноше-ний англичан и валлийцев, жителей Уэльса, обладающих своим языком и самобытной культурой. Это оказалось замечательно созвучным проблемам со-временного Тибета.
Вторая книга восхитила еще больше. Это был труд Д.С. Раевского «Модель мира скифской культуры». Прямо сходу Предисловие украшено чудным эпиграфом, достойным содержанию и задачам исследования: «Как и всегда в подлинной науке, по этой дороге можно только идти. Дойти до кон-ца по ней нельзя. Но это недостаток только в глазах тех, кто не понимает, что такое знание». Ю.М. Лотман. И сразу захотелось прочитать книгу от корки до корки, чтобы сделать хоть шажок по этой дороге. Но это было только на-чало. Потрясением стал эпиграф к Заключению после научных глав, посвя-щенных проблемам извлечения сведений о космогонической мифологии скифов из образцов материальной культуры – единственного источника, ведь письменных источников нет. Так вот, эпиграф к Заключению был поэтиче-ским! Цитата из Антонио Мачадо радовала сама по себе, но кроме того бле-стяще иллюстрировала отчаяние специалиста по Скифии, сознающего, что никогда не получит он в руки неизвестных науке письменных источников:
Хорошо, что мы знаем:
Стакан для того, чтобы пить из стакана.
Плохо, что мы не знаем,
Для чего существует жажда.
Удивило ли меня, что с эпиграфа начинался Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках, составленный М.М. Маковским? Я приучена уже была к тому, что можно ожидать всякого. Уди-вило меня больше, что любимейшая «Поэзия садов» Лихачева была вовсе без эпиграфов. Должно быть потому, что весь текст изобилует цитатами из евро-пейской поэзии. А словарь, читаемый мною с начала, конца, вдоль и поперек, так он мне интересен, открывается изречением Спинозы, а дальше, перед ос-новной частью, радует аж четырьмя  цитатами из К. Крауса и Ш. Бодлера, кусочек из которых приведу, не утерпев:
…Весь мир ему открыт, и внятен тот язык,
   Которым говорят цветок и вещь немая.
Это уже о Слове, как символе культуры, связующем звене между при-родой и цивилизацией.
 Читая эти книги, я поняла, что даже научный и научно-популярный труд может быть оформлен как изысканный поэтический текст благодаря ис-пользованию всех возможностей, в том числе эпиграфа, обогащающего смысл и придающего завершенность мысли автора. Я чувствовала уважение к себе как к читателю. Безусловно, это все относится так же и к эпиграфам к художественной прозе, с чего я начала, приведя в пример А.С.Пушкина. Но Пушкина учить не надо. На дворе третье тысячелетие, а нам самим еще нуж-но учиться бережно относиться к языковому богатству и сохранять традиции «культурной» прозы со всеми многообразными приемами ее оформления.