Спляшем, Бетси, спляшем! Из сказок ушедшего века

Спляшем, Бетси, спляшем!     Из сказок ушедшего века.   
Часть 1     Плоды просвещения

Какие бы нас миновали
Напрасные муки...
                Б. Окуджава
Я лежу всю ночь без сна, в блаженном состоянии головокружительного счастья и покоя, ощущая рядом его сонное дыхание, и этот покой и тишина но-чи дают такое же наслаждение, как любовь, которой я переполнена. Мысли, как волны, набегают и отступают в полудреме, но заснуть я не могу, да и не хочу: сегодня моя ночь и я не пропущу ни минуты!
Говорят, что перед смертью вся твоя жизнь проносится перед глазами. Не очень-то милосердно, правда? Вместо последнего утешения - получить послед-ний повод сокрушаться о своих ошибках и тосковать о несбывшемся и упущен-ном. Но подумать о прожитой жизни в самый счастливый день - сам Бог велел. И тут же вместо желания ликующе крикнуть: “Остановись, мгновенье, ты пре-красно!”, у меня возникает мысль - а заслужила ли я такое счастье? И вот уже раскаянье в тысяче мелких и крупных грехов, компромиссов и слабостей не да-ет насладиться уверенностью, что я ангел во плоти, безвинно страдающий два-дцать лет в юдоли земной, а счастье, испытанное в день, когда я получила нако-нец желанный приз, - это незаслуженный подарок, аванс за будущую праведную жизнь. Впрочем, не мне судить, как я прожила почти сорок лет, и что я, собст-венно, из себя представляю: святую мученицу или раскаявшуюся грешницу.
Сейчас, вспоминая свое детство и юность, я пытаюсь разобраться, что сде-лало меня тем, что я есть. Самое обыкновенное детство, такое же, как у всех в шестидесятые годы. Провинциальный город, в котором я выросла, стимулиро-вал желание приобщиться к столичной культурной жизни. Недаром говорят - из провинции как раз и выходит эта самая культура. Наблюдая пресыщенных од-нокурсников-ленинградцев, с детства избалованных благами цивилизации и культуры, я была благодарна судьбе, забросившей меня в наш северный горо-док. Но были еще два человека, которые повлияли на всю мою дальнейшую жизнь...
Мое детство и юность проходили под знаком сестры. Она, старшая, была для меня недосягаемым идеалом. Я всегда старалась подражать ей во всем, а для этого нужно было знать о ней как можно больше. Я подглядывала за ней, тай-ком читала ее дневник и всегда крутилась поблизости, наблюдая за ее друзьями и одноклассниками, когда они болтали, шутили, флиртовали, сидя вечерами у нее в комнате. Я впитывала эту атмосферу “взрослой” жизни, ведь они все были на четыре года старше меня и кончали школу, тогда как мне не было пятнадцати лет.
Я помню хорошенькую Наташу с милым личиком и кудрявыми волосами, собранными во взрослую прическу. Не помню даже, училась ли она в одном классе с сестрой, скорее всего, она попала в эту компанию с одним из братьев, Толей. Толя мне ужасно нравился, я тайком поглядывала на него, но казался он мне недоступно взрослым. Его брат Николай был еще на год старше и смотрел уже на них всех с некоторым снисхождением. Лида, маленькая, хрупкая, зани-малась хореографией и мечтала о карьере балерины, кроме этого ее мало что интересовало. Она была независима, взбалмошна и неудачлива, что потом, во взрослой жизни, проявилось сполна. Наташа же жила в мире с жизнью и самой собой: спокойная, уравновешенная, сначала думала, потом делала. Это мне нра-вилось, но в то же время вызывало какую-то жалость. Мне казалось, что ей че-го-то не хватает в ее размеренной жизни. И, наконец, друг моей сестры, Илья. Больше всего на свете любила я слушать, как он поет под гитару песни Окуджа-вы. Когда он начинал: «Ах, эта женщина, увижу -  и немею...», у меня по коже пробегали мурашки. Они с сестрой переживали пик влюбленности и демонст-рировали это  открыто. Затаив дыхание, я смотрела, как они сидели в обнимку на диване, целуясь. Боже, как мне хотелось сидеть вот так с кем-нибудь, чувст-вуя руку на своей талии, до поцелуя я даже в самых смелых своих мечтах не до-ходила. Однажды я наблюдала за их объятьями и услышала насмешливый голос Наташи:
-Ну что, малышка, небось тоже хочется? Попроси Илью, думаю, он не от-кажется и тебя научить целоваться. Он ведь тебе нравится?
-Глупости! Я тут болтаюсь в вашей компании, надеясь, что вы, как стар-шие, еще и умнее тех малолеток, которые окружают меня в классе!
-Ого! - восклицает Николай, пересаживаясь ко мне поближе, - значит, тебе больше нравятся умные разговоры?
-Ну, здесь, как я понимаю, больше интересуются другим, - парирую я.
-Ну и язычок у тебя! Молодая девушка должна быть скромной, послушной и невинной.
-Невинность в вашей компании сохранить трудно! - я вижу, что он шоки-рован, - Ты реагируешь, как институтка! Даже покраснел. Я имела в виду, что наблюдая за вами, трудно остаться в неведении, а ты что подумал?
Николай быстро переводит разговор на другое. Уже тогда я научилась скрывать свои чувства, начинающие волновать меня, будоража ум и заставляя колотиться сердце, под безмятежностью на лице, невинным взглядом и насмеш-ливыми и более, чем следует, откровенными замечаниями. Это действовало безотказно. Смущенные, они не приглядывались ко мне и не могли разглядеть смятение от первой встречи с загадками жизни. Коля был более внимателен и, возможно, догадывался, что со мной происходит, они ведь все пережили то, что взрослые называют переходным возрастом. Но я чувствовала себя с ним уве-реннее, он был слишком взрослым и не был “моим героем”. Так начались наши бесконечные разговоры обо всем. Мы обсуждаем книги и фильмы, говорим о науке и поэзии. Больше всего нас увлекают философские споры. Ему нравится слушать, как я изрекаю прописные истины с апломбом первооткрывателя. Ино-гда мы вовлекаем в разговор всех, иногда окружающие теряют нить наших рас-суждений и перестают обращать на нас внимание. Вызывая на спор, я пристаю к Коле с азартом молодой собачки, облаивающей слона.
-Как ты можешь существовать только потому, что мыслишь?
-Это не я, а Декарт, дурочка.
-Но ведь ты согласен с ним? Почему нельзя сказать: чувствую, значит су-ществую?
-Потому что чувствуют и животные.
-Глупости, животные не чувствуют, а ощущают на уровне инстинктов и рефлексов. Чувствуют только люди. Например, как можно испытывать любовь к родине, не существуя?
-Любовь к родине - абстрактное понятие.
-Абстрактные понятия отличают нас от животных. Ну, хорошо, тогда - жа-лость к несчастным и обездоленным. Ведь животные не знают такой жалости.
-Бетси, ты говоришь глупости. Ведь Декарт подчеркивал высшую способ-ность человека: творчески мыслить и создавать одним усилием ума.
-А как же произведения искусства? Они ведь создаются чувствами?
-Или умом!
-Ну, хватит, - взрывается Лида, - Диспут окончен. Давайте танцевать!
-Вот тебе отличный пример, Коко: она только чувствует и она существует!
Николай заходится в хохоте, Лида удивленно смотрит на нас, она не поня-ла, в чем тут дело.
Время от времени Наташа подшучивает надо мной:
-Что, влюбилась в Колю? Попробуй, отбей его у Лидки!
Наташу я не люблю, так как тихо ревную к Толе, который мне по-прежнему нравится, поэтому высокомерно замечаю на это:
-Вам не понять нас, вы ведь мыслите на примитивном уровне. У нас более высокие отношения. 
Коля непостижим для меня. Он может часами разговаривать со мной и я вижу, что это доставляет ему такое же удовольствие, как и мне. Иногда я чувст-вую себя невероятно счастливой от сознания, что у меня есть такой чудесный друг. Он снисходителен и нежен со мной, как старший брат. Зовет он меня - Бетси, я же зову его: Коко, и в моменты, когда в споре не хватает аргументов, дразню, напоминая стишок: «Он с Кокошей и Тотошей по аллее проходил…» Иногда ему нравится, иногда он сердится. Толе я это никогда не цитирую, назы-вая его Тотошей мысленно. Моя сестра смеется:
-Это же женское имя: Коко Шанель, например.
-Глупая, это прозвище. Как хочу, так и зову!
Временами я, разговаривая с Колей, замечаю, как он вдруг гаснет, теряя интерес к разговору, и отходит, небрежно потрепав меня по плечу:
-Ну ладно, хватит, потом как-нибудь закончим.
Сначала это меня ужасно обижало, но потом, поразмыслив, я решаю, что не ко мне же он собственно приходит. А зачем он действительно приходит к нам вместе с братом? Мне не понятно. С Лидой его уже почти ничего не связы-вает. Я боюсь, что когда их интерес друг к другу совсем угаснет, он перестанет приходить. В разговоре с Колей я теперь отзываюсь о Лиде с преувеличенным восторгом. Я тоже хожу в балетную студию, но в детскую группу. Лида танцует со взрослыми, на мой взгляд - очень хорошо. Я все время говорю об этом Коле.
-Бетси, к чему эти разговоры?
-А ты будешь приходить к нам без нее? - спрашиваю я напрямик.
-Тебе очень этого хочется? 
-Да! - вырывается у меня, но я поясняю, - Видишь ли, со мной никто не разговаривает серьезно, все считают, что я маленькая. Но я ведь не маленькая?!
-Бетси, а тебе кто-нибудь нравится? (Я киваю головой, краска заливает мое лицо) Ты мне скажешь, кто это?
-Нет, это секрет, потому что ты знаешь его, - я непроизвольно смотрю в сторону Толи, - Но он влюблен в другую.
-Когда ты вырастешь, все мужчины будут от тебя без ума! - утешает меня Коля.
-Господи, скажешь тоже! Зачем мне мужчины без ума, - смеюсь я.
Он тоже начинает смеяться, а потом серьезно спрашивает:
-Ты думаешь, любовь выбирают по уму?
-Я не знаю, Коко, но мне кажется, что глупый мне не понравится.
-Ну, тогда ты должна влюбиться в меня.
-В тебя? - изумленно спрашиваю я, - Почему?
-Я-то ведь не дурак!
-Какая самонадеянность! Но ты прав в одном: наверное, не только по уму выбирают человека. Я пока ничего об этом не знаю.
-Наверное, никто не знает. Вряд ли здесь кто-нибудь связно объяснит, по-чему ему нравится  тот или другой человек.
-Давай спросим?
-Лучше не надо. Когда начинаешь задумываться и анализировать, чувства тают, как снег под дождем.
Я смотрю на него широко открытыми глазами. Я понимаю, что он говорит о себе и то, что он делится этим со мной, наполняет меня гордостью.
-Может, это не всегда? Я имею в виду, если ты после анализа понимаешь, что объект все-таки достоин, чувства сохраняются?
-Не знаю. Может быть… Какая ты приставучая, Бетси!
-Мне просто хочется знать! - обижаюсь я.
На день рождения я пригласила своих одноклассников, и когда веселье было в разгаре, пришли вдруг Толя с братом. Я была страшно удивлена и обра-дована. Я в глазах своих подруг сразу поднялась на недосягаемую высоту: такие взрослые гости! Сестра разрешила взять ее магнитофон и пленки, и мы танцева-ли, подражая старшеклассникам. Оба брата пригласили по очереди меня танце-вать. Первый раз я оказалась в Толиных объятьях и танцевала, чуть дыша. На-верное, восторг был написан у меня на лице. Коля, покрутив меня в быстром танце, придержал за талию и спросил:
-Хороший подарок я тебе сделал?
Я даже остановилась от неожиданности. Они оба принесли мне пластинки, все 32 сонаты Бетховена, которые я давно мечтала иметь, но я поняла, что он говорит не об этом. Румянец окрасил мои щеки и я уже вдохнула побольше воз-духа, чтобы сказать колкость, скрывающую смущение, но Коля остановил меня, положив руку на мой открытый рот, и быстро заметил:
-Не надо благодарности, я вижу, что тебе понравилось!
Я надулась, но меня разбирал смех. Братья между тем садятся к пианино и начинают играть в четыре руки, напевая: “У Пегги был ученый гусь”. Коля вскакивает и, подхватив меня, пускается в пляс, подпевая Толе и заменяя Пегги на Бетси:
У Бетси был ученый гусь,
Он знал все песни наизусть…
Спляшем, Бетси, спляшем!
Начинается то, что моя сестра называет “детский крик на лужайке”. Все гости, хохоча, скачут и вертятся, подпевая и хлопая в ладоши. После этого мы начинаем играть в фанты. Мне кажется, что этот день рождения - самый весе-лый и счастливый.
Зимой мы часто ходим на каток или на лыжах, уходя очень далеко на це-лый день, прихватив с собой бутерброды. На лыжах я катаюсь очень хорошо и здесь мы на равных. С самых высоких гор я катаюсь с Ильей, лучшим лыжни-ком. Наташа всегда плетется сзади, Толе иногда надоедает сдерживать из-за нее шаг, и мы носимся наперегонки, успевая сделать круг и вернуться к девочкам. Коля катается хорошо, но предпочитает ровно и спокойно преодолевать лыжню, не вырываясь вперед. Я смеюсь над ним, но он не обращает внимания.
К весне он приходит все реже, у него скоро выпускные экзамены. Сле-дующая наша встреча происходит уже на зимние каникулы. Николай поступил в Ленинградский университет. Мне уже пятнадцатый год, я по-прежнему влюб-лена в Толю. Лида осенью явилась к нам с новым поклонником. Мне тоскливо без Коли, я чувствую себя лишней в их компании. Все больше времени я про-вожу с одноклассниками - на катке, в кино, на лыжах. Новое увлечение прихо-дит внезапно. Гитарист из школьного ансамбля, блондин с голубыми глазами и обворожительной ямочкой на подбородке так, мне кажется, похож на артиста Видова, потрясшего наше юное воображение в фильме “Красная мантия”, что я забываю обо всем на свете. Толя уходит в область воспоминаний. Я хожу, как сомнамбула, оживая только в те минуты, когда встречаюсь - так редко! - с предметом обожания. Он учится в девятом классе и на другом этаже. Каждую перемену я вспоминаю о каком-то деле, которое вынуждает спуститься вниз и пройти мимо его класса в надежде встретиться. Он на меня совершенно не об-ращает внимания. День рождения, когда мне исполнилось пятнадцать лет, про-ходит в любовной тоске. Сестра пытается меня утешить, потом коварно расска-зывает всем о моей безнадежной любви. И сочувствие, и шутки, которые я от них слышу, доводят меня до отчаяния. В таком состоянии вхожу однажды в се-редине января домой и слышу шум, смех, восклицания. Зайдя в комнату, вижу всех в сборе: Наташу, Лиду с новым другом, Толю, Илью и - Колю! Слегка оживившись и слабо улыбаясь, я машу ему рукой и сажусь в углу, в стороне ото всех.
-Что это с ней? - удивляется Коля, - Бетси, ты больна? А я скучал по тебе. Там, понимаешь, поговорить не с кем.
-Не обращай на нее внимания! Она влюблена и страдает. Расскажи лучше про университет, - просит сестра.
Они с Толей собираются в этом году поступать туда учиться. Наташа го-товится в медицинский. Коля начинает делиться впечатлениями о вступитель-ных экзаменах и первых месяцах учебы, о жизни в Ленинграде, о театрах и фи-лармонии, о новых знакомых, о девушках. Я немного оживляюсь и прислуши-ваюсь к его рассказу.
-Бетси, ты вспоминала меня? - внезапно поворачивается он ко мне и я ки-ваю головой, - Пойдем завтра кататься на лыжах?
Назавтра мы все вместе отправляемся за город. На этот раз Коля сам зовет идти рядом с ним. Мы не торопясь скользим по лыжне. Но разговаривать, идя друг за другом, трудно и мы сворачиваем с лыжни на снег.
-Бетси, ты сильно изменилась! Что с тобой произошло?
-А как я изменилась? - спрашиваю я с любопытством.
-Ты стала взрослее. Помнишь, я как-то сказал, что, когда ты вырастешь, мужчины будут сходить по тебе с ума? Я думаю, это время скоро наступит. Сколько тебе лет?
-Шестнадцатый год. Но ты не прав, на меня никто не обращает внимания. Я словно пустое место!
-И кто же этот глупец, который один не замечает тебя?
-Именно тот, который мне нужен! Ах, я такая... - я подыскиваю слово, - Я не привлекательная! Мне нечем его привлечь. Я даже целоваться не умею!
-Ты ни с кем еще не целовалась?
-Нет, представляешь? Никто меня не хочет даже поцеловать! Коко, научи меня! Пожалуйста, - я умоляюще заглядываю в его глаза и хватаю за руку, - я тебя очень прошу! Я с тобой не так боюсь!
-Разве ты боишься?
-Ужасно! Мне кажется, если он захочет меня поцеловать - я просто умру!
-Маленькая, глупенькая девочка...
Он легко проводит кончиками пальцев по моей щеке, потом касается моих губ и начинает пальцем обводить их по контуру. Я стою, затаив дыхание и удивленно глядя на него. Коля наклоняется ко мне. Когда его лицо приближает-ся к моему, я делаю непроизвольное движение назад и, запутавшись в лыжах, падаю в снег.
-Ах, видишь, я такая нескладеха! - огорчаюсь я.
Он быстро отстегивает лыжные крепления, освобождая мои ноги, снимает свои лыжи и присаживается рядом, притягивая меня к себе.
-Не ругай себя. Девушка и должна быть послушной, невинной и скромной.
-Даже если она не невинна и не скромна? – не могу удержаться я.
-Предполагается, что я об этом не знаю. Но ведь ты невинна!
-Смотря что под этим подразумевать.
-Бетси, сейчас не время начинать дискуссию! – пресекает мою вечную го-товность спорить Коля.
Он берет меня за плечи и, притянув поближе, опять начинает ласкать лицо и губы, пока они не раскрываются с легким вздохом. Коля тихонько касается их своими губами, пока я не закрываю глаза, отдаваясь новому и чудесному ощу-щению. Мои руки закидываются ему за голову, и тут он целует меня по-настоящему. Поцелуй длится несколько секунд, Коля отрывается и смотрит на меня удивленно, а потом крепче прижимает к себе и целует еще, долго-долго. Меня заливает горячая волна, чувствую, что еще немного - и я потеряю созна-ние от блаженства, которое доставляют его мягкие губы. Легкий стон вырыва-ется из груди и я крепче прижимаюсь к нему.
Бетси, - шепчет он, - Бетси, не искушай меня!
Я отстраняюсь и смотрю на Колю восторженными глазами:
-Это всегда так чудесно?
-А как ты думаешь?
-Я думаю, не всегда. Наверное, это зависит от того, кто тебя целует? Я ра-да, что ты был первым.
-Всегда к твоим услугам, - улыбается он.
-А ты многих целовал? - с любопытством спрашиваю я.
-Знаешь, мне ведь скоро двадцать!
-Так ты, значит... может быть... - потрясенно начинаю я.
-Ш-ш-ш, Бетси, нельзя быть такой любопытной, всему свое время, - он по-дает мне руку, помогая подняться, - а теперь запомни: тот, кто не обратит на те-бя внимания, просто дурак и не стоит тебя. Чувствуй себя принцессой и не бе-гай за парнем. Рано или поздно он сам придет. Когда ты вырастешь, ты будешь удивительной женщиной, с твоим умом это будет сводить с ума. Я первый это говорю. Главное - не урони себя и не торопись.
-Ах, хорошо бы ты не уезжал! Без тебя я так скучала!!
-А как же Толик? Ты его разлюбила?
-Ты разве знал?
-Да уж, догадался. Он и не подозревает, что потерял! Ну, побежали дого-нять остальных?
Почти две недели студенческих каникул мы проводим все вместе, как в старые времена. Я оживаю и веселею. Однажды вечером, возвращаясь из кино, я начинаю кататься на накатанной полоске льда, но с первого раза падаю. Коля помогает мне подняться, я упрямо возвращаюсь и снова скольжу вперед, но уже в самом конце вдруг замечаю идущего навстречу своего гитариста и от неожи-данности опять чуть не падаю. Коля подхватывает меня в охапку и говорит:
-Так не честно, Бетси! Ты специально, - но увидев мое застывшее лицо и большие глаза, он, не выпуская меня, шепчет: - Все в порядке, ты ведь принцес-са! - и целует прямо у всех на виду.
Придя в себя от неожиданности, я замечаю ошеломленное лицо моего не-доступного гитариста и встречаю веселый Колин взгляд.
-Главное - не переиграй! - советует он.
-Коко, спасибо! – благодарно шепчу я, - Как жаль, что ты скоро уезжаешь! Я попробую еще?
Я снова возвращаюсь к началу ледяной дорожки и опять скольжу по ней, не глядя по сторонам, благополучно соскакиваю на снег и мы идем, взявшись за руки, догонять остальных.
-Молодец! Спорим, он подойдет к тебе в течение недели?
-Не буду я спорить.
-Тоже верно, - одобрительно кивает Коля, - Это не предмет для спора.
И, словно тема исчерпана, мы начинаем обсуждать недавно прочитанную “Сумму технологии” Лема. Коля объясняет мне непонятные места, связанные с технической терминологией.
-Слушай, а почему ты занимаешься физикой? Я думала, что тебя интере-сует философия или психология. Почему точные науки? Тебе разве интересно? Физика - какая гадость! Погнался за модой?
-Да, наверное. Но ты знаешь, довольно интересно пока. А что тебя интере-сует? Ты выбрала?
-Конечно, я точно знаю, где буду учиться: филфак, французская литерату-ра, я только не выбрала, какой период, все так интересно!
-Вот так новость! Я от тебя не ожидал. Тебя ведь тоже интересовала фило-софия? И биология?
-Да знаешь, решила выучить французский. Мне ведь языки легко даются, по-английски я свободно уже говорю, только акцент, наверное, жуткий. А французский - это так изысканно! Ну, начала и увлеклась. Через два года прие-ду поступать к вам в университет. Но мне так не интересно учиться в школе! – пожаловалась я, - И не с кем поговорить, сестре не до меня.
-Потерпи еще!
-Да я терплю. Читаю, слушаю музыку.
-Влюбляешься и страдаешь! – подсказывает Коля, прижав мне пальцем кончик носа, как маленькой.
-Да, - соглашаюсь я, - Это тоже интересно.
-Ты так на это смотришь?
-Помнишь, мы как-то спорили, что важнее, мыслить или чувствовать? Я поняла, что мне интересней чувствовать, мыслить - это не самоцель.
-Это опасный путь. Чувства не должны заслонять разум, - покачал головой Коля и вдруг тихо добавил: - Хотя один разум - это тоже ущербно. Бетси, зна-ешь, я ни с кем и никогда не говорил об этом, только с тобой. У меня слишком много разума и почти нет чувств.
-Ты никого не любишь? – постаралась скрыть любопытство я.
-Нет, не то. Я слишком разумно люблю. А мне бы очень хотелось сойти с ума и пожить в безумии чувств, но я не способен на это.
-Ты клевещешь на себя, ты просто еще не влюбился.
-Может быть.
Я невероятно горда тем, что он говорит со мной так откровенно, хотя и не понимаю до конца, что он имеет в виду. Сама я переживаю момент, когда все чувства необыкновенно обострены, эмоции составляют смысл жизни, и как можно жить в другом состоянии, я не представляю.
Спор, от которого я отказалась, Коля выиграл. Не прошло и недели, как на катке ко мне подошел предмет моих страданий и предложил кататься вместе. Мы встречались несколько раз, вместе ходили на каток, в кино, целовались на безлюдных вечерних улицах или в подъезде, когда он провожал меня домой. Сначала мне все это безумно нравилось, но я быстро поняла, что говорить нам больше не о чем, даже о музыке и своей гитаре ничего интересного он сообщить не мог. Когда пришла весна и растаял каток, наши встречи стали все реже и к концу учебного года прекратились сами собой.
Летом сестра, как и мечтала, поступила в ленинградский университет на биофак. Еще через год, летом, встретившись с сестрой в Крыму, я получила ку-чу сведений обо всех наших знакомых, которые тоже учились в Ленинграде, в том числе о Толе и Коле. Лежа на пляже, мы лениво болтаем обо всех.
-Да, новость! –вспомнив вдруг, радостно сообщает она, - Колька собирает-ся жениться. Она сухой математик, хотя, в общем, симпатичная. Но знаешь, ка-кая-то нелюдимая. Он стал редко появляться у нас. 
(Сестра снимала комнату вдвоем с Наташей.)
-Может, им просто хочется побыть вдвоем. Передай ему мои поздравле-ния. И скажи, что я желаю ему забыть с ней о Декарте.
-Что-что? – удивленно переспрашивает она.
-Так и скажи, он поймет. Мы когда-то давно говорили с ним об этом.
-Да, вы ведь дружили, - вспоминает сестра и интересуется: - Ты была в не-го влюблена?
-Нет, больше. Он - мой самый лучший друг. Больше, чем ты!
-Даже так? Я этого не понимаю.
-Просто есть вещи, которые проще обсуждать с мужчиной. Он мог гово-рить со мной обо всем и не считал меня ребенком.
-А со мной не обо всем? – насмешливо спрашивает сестра, смазывая плечи кремом от загара.
-Ну, не обижайся, с тобой о том же - но по-другому.
-Слушай, - вдруг сжимает она мою руку и показывает глазами в сторону, - По-моему, вот тот молодой человек не сводит с тебя глаз. Хочешь познакомить-ся с ним? Он симпатичный.
-Он просто не знает, сколько мне лет.
-Да, по тебе не скажешь, что тебе шестнадцать, - вздыхает она, - Прекрати округляться, иначе к двадцати ты будешь толстушкой. А сейчас ты секс-бомба, – и с завистью добавляет: - Хотела бы я иметь такие формы!
Моя сестра маленькая и хрупкая, как наша мать. Я, видимо, пошла в ба-бушку, и последнее время мои грудь и бедра доставляют мне массу неприятно-стей. Что я только не делаю, чтобы вернуть девчоночью тонкую фигуру, только что уксус не пью! В отличие от роскошных волос, которые украшают голову сестры и делают ее шею особенно хрупкой под грузом дважды обернутой во-круг головы косы в руку толщиной, я коротко подстрижена. Когда мы бежим купаться, я успеваю отплыть довольно далеко, пока она надевает шапочку и плывет, аккуратно держа голову над водой. Молодой человек действительно пытается завести знакомство, но разговаривает с ним в основном сестра. Я, ис-купавшись, опять берусь за книгу. Читаю я, как всегда, очень много и все под-ряд, поглощая одновременно Бабеля, Вересаева, Бунина, которого в то время очень любила сестра (она в восторге от “Гали Ганской”, а мне больше нравится “Натали”), Флобера и Ронсара. Флобера я читаю по-французски, заглядывая иногда в словарь.
Осенью, в школе, сидя на уроках, я тоже потихоньку читаю, причем ста-раюсь брать с собой французские книги. Если учителя, заметив мою невнима-тельность, отбирают их, то обескураженные тем, что у меня книги на иностран-ном языке, как правило, возвращают их обратно. Все два года до окончания школы я готовлюсь к экзаменам в университет, зная, как трудно поступить на филфак. Развлекает меня эти два года любовь одноклассника. Я не люблю его, но он мне нравится и так влюблен, что я не могу это не оценить. И потом, он не глуп, и я могу разговаривать с ним. Конечно, не так, как с Колей, но все же мне приятно, что все мои мысли находят живой отклик и согласие. Кончаю школу я в таком нервном возбуждении, что даже не помню подробностей экзаменов и выпускного бала. Мой бал впереди. Сразу после вступительных экзаменов в университет - свадьба моей сестры. Она, наконец, выбрала из двух друзей, со-перничающих перед ней, одного - и не того, что нравится мне. Я молчу, предпо-лагая, что она его любит. Не мне же замуж.
Экзамены я сдаю на едином дыхании, и мое страстное желание остаться учиться в Ленинграде создает нужный настрой, в результате я прохожу сквозь все препоны и выдерживаю жуткий конкурсный отбор. Теперь можно рассла-биться и посвятить себя подготовке к свадьбе. Мы бегаем по салонам для ново-брачных, ателье мод и по магазинам, покупая приданое. Это очень увлекатель-но. Наконец, наступает знаменательный день. Мы все, причесанные в парик-махерской, одетые в новые платья, с букетами цветов, везем невесту во Дворец бракосочетаний на набережной, самый модный, в который через год приду и я. Сестра моя прелестна в белом кружевном платье, с букетом вьющихся роз, пе-ревязанных атласным бантом. Уже во Дворце я встречаю всех своих знакомых и стою, принимая поздравления с поступлением в университет, кивая и улыбаясь, как вдруг замечаю Колю, который смотрит на меня издали с удивлением и лю-бопытством. Я испытываю желание броситься ему на шею, но вижу рядом с ним молодую женщину, которая мне совсем не нравится. Наверное, это и есть его жена. Я не анализирую причину, но меня так и подмывает устроить что-нибудь вызывающее. Как говорит про это мама – чертик дергает за ниточку. Я подхожу к ним спокойно и чинно, здороваюсь и светским голосом заявляю, что очень рада видеть старого друга и познакомиться с его женой.
-Пусть вас не шокируют наши несколько вольные отношения, - заявляю я жене, глядя в глаза невинным взглядом, - Но ваш муж вытирал мне нос и шле-пал по попке, когда я была еще в нежном возрасте. Я, можно сказать, выросла у него на коленях, - и я бросаюсь-таки к нему на шею с воплем, - Коко, дорогой, как я рада! - он похлопывает меня по спине, я отстраняюсь и так же ангельски любезно улыбаюсь застывшей жене: - Простите еще раз! Мы с сестрой рады ви-деть вас в такой торжественный день.
Я отхожу к беззвучно хохочущему у них за спиной Толе, он отводит меня в сторону и говорит восхищенно:
-Ты была великолепна. Дала ей повод к разводу, что сделает брата счаст-ливым на всю жизнь.
-Я рада, хотя и не ожидала, что будет такой сокрушительный эффект. У них все так плохо? Она совсем мне не понравилась.
-Зато ты потрясающе выглядишь. Ты поступила в университет?
-Да, мсье, на французское отделение. Представляешь, буду учиться в са-мом центре, на Васильевском острове! А вы ведь занимаетесь  в Петергофе? Так что ты сказал, у них неудачный брак?
-Конечно, безумием было жениться на ней. Как жена физика, она еще тер-пима, - говорит Толя тоном опытного мужчины, - Но ты знаешь, что брат хочет бросать университет и учиться на искусствоведческом? С этого все и началось. Она считает его идиотом.
-Сама она идиотка! – обижаюсь я за Колю, - Я сомневалась в его выборе еще три года назад.
-Лиза, - говорит он мне вслед, - ты очаровательна!
В ресторане Толя подсаживается ко мне и ухаживает напропалую. Надо сказать, что он не единственный, танцевать меня приглашают все. Когда ко мне подходит Коля, я делаю круглые глаза:
-Ты рискуешь усугубить скандал? Толя мне обрисовал слегка картину ва-шей семейной жизни. Прости меня. Я сначала делаю, а потом думаю. Ну, это ведь для тебя не новость. Последствия будут серьезны?
-Не бери в голову! – успокаивает Коля, выводя на середину танцевальной площадки и кладя руку на мою талию, - Бетси, я тебя не сразу узнал. Сколько мы не виделись, три года? Я горд, что я первый сказал: ты будешь потрясающей женщиной! Я желаю тебе счастья.
-Я уже счастлива: я здесь, и я принята на филфак.
-Это слишком разумно, а ты всегда привлекала меня широтой чувств.
-Я надеюсь, что здесь я получу все, что хочу, - заверяю я.
-Я тоже, - и добавляет, хихикнув: - Хоть я и не шлепал тебя по попке в нежном возрасте, я чувствую ответственность за тебя.
-Ну, конечно. Но все-таки это ты научил меня целоваться! Хотя всему ос-тальному мне и пришлось учиться самой.
-И чему же ты научилась? - озабоченно интересуется он, - я надеюсь, ты все еще скромная и невинная девочка?
-Далась тебе моя невинность! Да, я невинна, потому что слишком была за-нята учебой, пора брать все в свои руки.
-Смотри не наломай дров, Бетси! Я беспокоюсь, ведь ты выросла на моих коленях! – говорит Коля, нежно прижимая меня к себе.
На следующий танец меня подхватывает кто-то из друзей жениха. Больше в тот вечер мы с Колей не танцуем.
Я с жадностью окунулась в ленинградскую жизнь, упиваясь свободой и новизной. Жила пока с Наташей, заняв место сестры. Все свободное от занятий время я исследовала незнакомый и полный тайн город. Лекции, театры, филар-мония, прогулки по городу и пригородам занимают все мое время. Я почти не бываю дома - и слава богу, у нас с Наташей назревает скандал: она считает, что я отбиваю у нее Толю, хотя видно сразу, что он отбился сам. Теперь он стал ча-ще бывать у нас, но заходит скорее ко мне. Наташа дуется на меня. Как я не клянусь, что меня не интересует ее Толя, она не верит. Приходится, импровизи-руя, признаваться, что с детства влюблена в Колю - сильно и безнадежно. Этому она верит сразу и наши хорошие отношения восстановлены.
Зимой я знакомлюсь со студентом с восточного факультета. Я перевожу с французского эссе о влиянии японского искусства на творчество Тулуз-Лотрека и иду на востфак выяснить у японистов все про источники влияния. Третье-курсник Сергей выполняет мою просьбу очень основательно. Я узнаю все о японском искусстве с посещением Эрмитажа и Музея этнографии, потом все о японских обычаях с дегустацией японского зеленого чая, заваренного в точно-сти, как на чайной церемонии, потом все о японской литературе, - вот это мне очень нравится. Теперь творчество Ясунари Кавабата и Кэндзабуро Оэ я знаю так же хорошо, как французские романы. Старая японская литература приводит меня в восторг, “Принц Гэндзи” фрейлины Мурасаки и “Записки у изголовья” лежат на тумбочке у постели, и я читаю и перечитываю их снова и снова. Сер-гей учит меня древнему и тонкому искусству любования красотой. Мы ходим по городу и он всегда находит ракурс, с которого привычный городской пейзаж становится необычайным и чарующим. Луна над заснеженной Невой, почти за-цепившаяся за шпиль Петропавловской крепости или искрящийся снег на сфин-ксах у Академии художеств так прекрасны, что я поражаюсь, как это раньше я не замечала красоты окружающих привычных предметов. Единственное, что меня смущает в наших отношениях - его невероятная робость, причем  подозре-ваю, что она не врожденная, а просто он не от мира сего, как все они там на фа-культете. Выучить японский и китайский язык я бы  не смогла ни за какие ков-рижки, хотя сама уже легко учу итальянский. Они же зубрят с утра и до вечера. Пока мы только целуемся иногда. Колю я время от времени встречаю в филар-монии, всегда с женой, поэтому мы здороваемся и улыбаемся издали.
В марте я захожу к сестре с проблемой, которая  меня очень занимает. У нее я застаю Колю. Я решаю, что вдвоем они мне дадут верный совет: ум хоро-шо, а три лучше.
-Меня начинает тяготить моя невинность, - приступаю я сразу к сути про-блемы, - Не могли бы вы дать рекомендацию, как наиболее эффективно от нее избавиться?
-А что, твой Сергей отказывается на тебе жениться в противном случае? - интересуется сестра.
-Понимаешь, ему-то как раз все равно, но я категорически не хочу проде-лать это с ним.
-Ты сошла с ума? Ты ведь, по-моему, собралась за него замуж?
-Не путай божий дар с яичницей, - машу я рукой, - Мне столько раз рас-сказывали об этом знакомые и подруги, ведь на курсе я одна такая ущербная девственница, что я вывела на основании их откровений свою теорию. Вот вы оба в браке, у вас опыт, - объединяю я их с Колей широким жестом.
-Коля вчера развелся, - сообщает сестра.
-Не важно, - отмахиваюсь я, - Вернее - поздравляю! Скажите мне, что я не права. Когда ложишься в постель с влюбленным в тебя человеком, то слышишь от него через пять минут: прости, дорогая, я, кажется, поторопился! А потом долго думаешь, что же это было?
-Ну, в общем - похоже, - замечает сестра, скрывая усмешку.
Коля начинает хохотать:
-Бетси, за что я тебя люблю - так это за восхитительную прямолинейность!
-Спасибо, - скромно киваю я и продолжаю: - Так вот, я не хочу пускать это дело на самотек. Я хочу, чтобы такой важный момент в моей жизни запомнился навсегда.
-Так что ты, собственно, хочешь? – пожимает плечами моя сестрица, - Мне твоя теория нравится - в теории. 
-Найдите мне такого мужчину, который решил бы мою проблему виртуоз-но. Мне предложили как вариант актера из Малого драматического, но я не вдохновилась его физиономией: у него самовлюбленность так и написана на лице, а я хочу быть единственной королевой на этом балу!
-Бетси, а это обязательно? – подает, наконец, голос Коля, - Ты ведь лю-бишь своего Сергея? И он тебя?
-Ну, не знаю. Я потому и тороплюсь, что не сегодня-завтра он сделает мне предложение, и тогда действительно будет уже неудобно. Коко, я ведь была влюблена, когда ты научил меня целоваться. Это примерно то же самое.
-Что-что? - интересуется сестра, - Когда это ты ее учил целоваться?
-Около четырех лет назад. Все было очень невинно, раз сегодня возникает такая проблема, - поясняю я и, пока сестра выходит на кухню, с новым интере-сом смотрю на Колю, - Коко, ты действительно развелся?
Он кивает головой и, наконец, понимает, что я от него хочу.
-О, нет, нет, Бетси, пощади меня! Ты ведь уже не девочка.
-Конечно! Виноградники мои в цвету, раскрываются бутоны, зацветают гранаты. Пойдем, мой милый, в поля, там отдам я тебе мои ласки, - декламирую я преувеличенно патетически.
-Лиза, - говорит вошедшая с подносом и чайником сестра, - ты соблазняла Колю?
-Я всего лишь цитировала ему Библию, но ты права, исключительно с це-лью соблазнить!
-Не трогай его, ему нужно прийти в себя после развода.
-Я и предлагаю ему совершенно новые впечатления, - невинным тоном от-вечаю я, делая за Колиной спиной гримаску, - Они помогут забыть старые не-приятности.
-Лиза!! – одергивает она, но я замечаю в ее глазах сдерживаемый смех. Мы знаем друг друга как облупленных, и она не сомневается, что если мне пришла  в голову идея (как она говорит, идея-фикс), от нее ничто не отвлечет.
Мы пьем чай, приходит муж сестры и подсаживается к нам. Мы обсужда-ем только что прочитанный новый роман Эрве Базена “Семейная жизнь”.
-Что-то мне не хочется выходить замуж после этого! - заявляю я, - Одно утешает: это написал мужчина. Представляю, что могла бы сказать по этому по-воду женщина!
-Тогда, может, и не будет твоей проблемы?
-Вы что, с ума сошли, хотите, чтобы я зачахла, как старая дева? Какое это имеет отношение к замужеству? Нет, я все решила, как только найду подходя-щую кандидатуру.
Коля вдруг вспоминает о цели прихода: жена в пылу ссоры вернула ему свой абонемент в филармонию, и он пришел предложить его со своим вместе на сегодняшний вечер. Один он идти не хотел.
-Мы сегодня не можем, Коля, сходи сам, отвлекись от печальной действи-тельности. Возьми с собой Лизку, - предлагает моя умная сестрица.
И мы отправляемся в филармонию. Музыку я обожаю, в программе фор-тепьянного вечера - Бетховен, Шопен и Лист. Когда мы выходим, полные еще романтического настроения, под мартовский мокрый снег пополам с дождем, Коля ловит такси, чтобы отвезти меня на Петроградскую сторону, где я живу, но уже в машине я беру его за руку и спрашиваю:
-Коко, я тебе совсем не нравлюсь? Почему ты отказываешься от меня? Мы ведь друзья! Вдруг я попаду в плохие руки. Тебе меня не жалко?
-Вся беда в том, что ты мне очень нравишься! Ты не боишься, что про-изойдет как раз то, что ты так остроумно описала?
-Нет, с тобой я не боюсь, ты ведь не эгоист!
-Твоя вера в меня безгранична.
-Конечно, ведь мы старые друзья!
Коля наклоняется к шоферу и дает ему другой адрес.
-Что, прямо сейчас? - опешила я.
-Бетси, в другой раз мне не хватит духа. Сегодня мне очень хочется, чтобы кто-нибудь был рядом.
В такси полутьма, я не могу видеть его лица. Мы приезжаем в их разорен-ную квартиру, из которой вывезено почти все, остались лишь диван и письмен-ный стол. Одежда и книги сложены на подоконнике и стульях. Я оглядываюсь и начинаю раздеваться. Коля подходит ко мне и берет за руки.
-Бетси, ты идешь напролом. Не спеши. Хочешь кофе?
Я киваю. Коля приносит чашки с кофе, два стакана и бутылку вина.
-Извини, рюмок уже нет. Любишь “Токай” ?
-Очень. Я хочу выпить за тебя. Я верю, что ты придешь в себя и все еще будет очень хорошо. Ты свободен и перед тобой вся жизнь, да?
-Я надеюсь на это, - серьезно отвечает Коля, - Ты, наверное, слышала, что я хочу учиться на искусствоведческом?
-Да, но я этого не понимаю. Разве это профессия? Искусство нельзя рас-кладывать по полочкам, его надо создавать и им надо любоваться. Ты хочешь на исторический или в Академию художеств?
-На исторический, но мне придется еще год учиться, чтобы получить ди-плом - для мамы, а потом идти работать и учиться на вечернем.
-Как у нас все сложно, правда? Но я всегда говорила, что тебя еще потянет гуманитарная наука. Тебе нужно учиться чувствовать.
-Ты всегда была умненькой девочкой. Как жаль, что ты тогда была такой юной. Я бы влюбился в тебя и не был бы сейчас на пепелище.
-Ну, пепелище у тебя - дай бог каждому. На фоне коммуналок отдельная квартира смотрится роскошью.
-Я не о том.
-Я поняла. Но я думаю, что у вас не  было такой безумной любви, потеря которой приведет тебя к самоубийству? Просто ты должен представить себя в аэропорту перед путешествием: ты оставил дома все проблемы и устремляешься в будущее, как в приключение.
-Ты отлично можешь утешить!
Коля привлекает меня к себе и, уткнувшись лицом в плечо, замирает на минуту. Я начинаю ласково гладить его по волосам. Даже не подозревала, что развод мог так выбить его из  колеи. Я думала, он уже не любит свою жену.
-Ты ее еще любишь?
-Не в этом дело. Я ее, наверное, вообще не любил. Может, я не умею лю-бить? У меня все идет от головы.
-Глупости, это она не умела любить, потому у вас и не получилось ничего!
Я шепчу это, поглаживая по волосам, по плечам, потом поднимаю его ли-цо в ладонях и целую тихонько в глаза, лоб, губы, как целуют безутешно пла-чущего ребенка. Коля задыхается и изумленно смотрит на меня:
-Бетси! Бетси!
-Я – Бетси, - подтверждаю я, подставляя губы для поцелуя.
Он начинает меня целовать, и, медленно раздевая, проводит губами по об-нажающейся коже. Я отдаюсь этим ласкам и вскоре ничего уже не думаю, такое наслаждение это мне доставляет. Кровь стучит у меня в висках и горячей вол-ной проходит по телу. Когда он отстраняется, чтобы раздеться, я не в силах ото-рваться от него, тянусь следом, прижимаясь к  груди. Коля улыбается:
-Бетси, ты точно этого хочешь?
-Если ты выставишь меня сейчас, я умру у тебя под дверью! - я кладу ла-дони ему на грудь и провожу вниз, лаская кончиками пальцев, пока он сбрасы-вает с себя одежду, - О! - шепчу я, - Впервые вижу обнаженное тело. Ты красив!
 Ладони скользят вниз к узким бедрам, краска бросается мне в лицо. Коля нежно целует мои губы, отгоняя смущение, снова ласкает, доводя до исступле-ния. Я даже не осознаю, как все происходит, в таком экстазе трепещет мое тело под его руками. Просто в какой-то момент все во мне вспыхивает ярким светом и я захлебываюсь протяжным стоном, впившись пальцами в его плечи. Коля благодарно покрывает меня короткими поцелуями.
-Лиза, Лизочка! - шепчет он, словно растеряв остальные слова.
-Боже, как это прекрасно! – подвожу итог пережитым ощущениям.
Коля поднимает лицо и говорит, улыбаясь: - Я счастлив!
-Я в тебе никогда и не сомневалась. Ты такой... просто ты!
Мы лежим, обессиленные, он тихонько поглаживает мое тело. Потом по-дает мне еще вина.
-Цитировать Библию я больше не буду! – беря из его рук стакан, усмеха-юсь я.
-Просто выпей.
-Коко, а нельзя ли все повторить? – спрашиваю я, устраиваясь головой на его плече, - Я была такая обалдевшая, что не смогла все зафиксировать и про-анализировать.
-Ты сумасшедшая! Тебе так понравилось? И никаких отрицательных ощущений и эмоций?
-Мне очень понравилось и оно того стоит. А тебе? Тебе понравилось? Или я такая неумеха?
-Ты восхитительна. Я бы всю жизнь лежал так с тобой!
Всю ночь он любил меня, выполняя все желания. Под утро мы заснули и не пошли на лекции. Целый день мы бродили по городу под мокрым снегом в каком-то ошеломлении, заходя погреться то в кафе, то в Эрмитаж, любуясь моими любимыми импрессионистами. Коко поставил меня рядом с портретом “Женщины в черной шляпе” Ван Донгена и восхищался сходством. Под вечер уже мы накупили в Елисеевском гастрономе всяких вкусных вещей и бутылку шампанского и поехали обратно в его квартиру.
-Какой разврат! - восхитилась я, сидя полураздетая со стаканом шампан-ского в одной руке и эклером в другой. Ликующие звуки “Времен года” Ви-вальди подчеркивают наше настроение. Я сижу и беззастенчиво разглядываю Колю, вдруг поняв, что никогда не присматривалась к его внешности. Сначала - потому что была влюблена в его брата, потом он уехал, потом женился… Он всегда был для меня старшим братом. И сейчас я разглядываю его сухощавую фигуру, лицо с мягким очерком рта и капризными бровями над серыми глазами, - некрасивое, но очень привлекательное лицо.
-Ты рассматриваешь меня? - удивился Коля.
-Я ведь к тебе никогда не присматривалась, как к мужчине. Ты был для меня просто Коко. Хотя, я и сейчас не вижу в тебе любовника, ты все равно ос-тался для меня - Коко!
Я не замечаю, что от моих слов его передергивает. Мне не приходит в го-лову, что он может питать на мой счет какие-то надежды.
-Бетси, ты хочешь выйти замуж за своего “японца”? – осторожно спраши-вает Коля, не глядя на меня.
-Да, хочу, - признаюсь я честно, - Я, кажется, люблю его. Но ты - это ты, с детства!
-Сколько я тебя помню, ты всегда любила кого-нибудь другого! – под-дразнивает Коля, и я не замечаю печального тона.
-Но тебе всегда все достается первому, - тянусь к нему, улыбаясь, и он не-медленно опрокидывает меня на диван, покрывая поцелуями.
-Бетси, - признается Коля, несколькими глубокими вдохами восстановив дыхание, - Я ни разу не занимался любовью с женщиной, которая так бы отда-валась наслаждению. Знаешь выражение - предаться любви. Вот ты предаешься любви. Для тебя главное - не я и не ты сама, а любовь.
- «Женщина, несравненная в любовной страсти» - есть такая средневеко-вая японская повесть.
Коля замирает на мгновение и смотрит на меня.
-Ты не могла бы до утра забыть, что существует Япония и японисты?
-Дурачок, я только название вспомнила. А по-французски можно?
Принимаюсь вспоминать массу словечек и выражений из французского куртуазного словаря. Он начинаем хохотать, когда я перечисляю все виды по-целуев: флорентийский, влажный, французский, девичий... Коля целует меня соответственно каждый раз, я опять начинаю чувствовать дрожь возбуждения во всем теле и, встретив его взгляд, вижу в нем такое же бешеное желание. В нем уже нет вчерашней нежной деликатности, мы просто обезумели, и я так же стремлюсь ему навстречу, как и он. Мои зубы оставляют след, когда я, чтобы не кричать, закусываю его плечо, но ликующий крик рвется наружу. Потом я изви-няюсь:
-Я тебя сильно укусила?
-Я не заметил. Боже, Бетси, что ты со мной делаешь? У меня совершенно пустая голова, и вообще, меня словно выжали на центрифуге.
-И меня тоже! Но как же ты думал пустой головой?
-Я ни о чем не думал. Нет, с тобой я вообще думать не способен.
-Зато, к счастью, ты был способен на все остальное! – хихикнула я, - А еще хвастаешь, что у тебя все идет от головы.
Коля странно и задумчиво смотрит на меня.
Утром у меня коллоквиум, который нельзя пропустить, и я убегаю в уни-верситет, на прощание чмокнув Колю в щеку. А через несколько дней, вечером, у меня свидание с Сергеем, и он приглашает меня домой - знакомиться с роди-телями. Я понимаю, что наш роман вступает в новую фазу. Их дом и их семья производят на меня сильнейшее впечатление. Когда я вхожу в квартиру, пропи-танную ароматом прошлого, в которой три поколения университетской профес-суры внесли свою лепту в создание атмосферы интеллигентного жилища, где вместо гостиной – как положено, столовая, где кабинет, полный книг - центр всей семейной жизни, где старинная мебель соседствует с собранными на про-тяжении столетия восточными редкостями, я испытываю смешанные чувства. Мне все это невероятно нравится, но я боюсь, что это повлияет на мое решение. И еще я смущена и боюсь допустить какую-нибудь неловкость. Но родители Сергея - милейшие люди и, даже если я и сделала что-нибудь не так, не показы-вают вида. Меня приглашают пить чай с магазинным печеньем и простыми бу-тербродами, но все это разложено на китайском фарфоре, а чай великолепен. Сережиному отцу привозят его из Китая ученики. Мать, этнограф-востоковед, очаровательная женщина,  и я понимаю, что с ней мы найдем общий язык. Чув-ствуется, что в силу своей занятости, она - плохая хозяйка и не будет в претен-зии к молодой невестке. Моя мама меня многому научила, но мне жалко тратить время на домашние дела. То, что это не будет никого шокировать, мне нравится. После чая Сергей, усадив меня в своей комнате, так же заставленной книгами, со столом, заваленным конспектами и магнитофонными кассетами, с развешан-ными по стенам иероглифами (так легче запоминать), просит меня выйти за не-го замуж. Я бросаюсь ему на шею и тут выясняется, что его робость как рукой снимает. Его поцелуй - о, он почти такой же, как Колин. Я уверена, что мы бу-дем счастливы. Сережа выводит меня и сообщает родителям, что я дала согла-сие стать его женой.
-Я разве дала? Ты сделал мне предложение, но сказать в ответ ничего не дал!
Его отец начинает хохотать:
-Я сам не сделал даже предложения, я забыл. Я просто поймал Елену на лекциях и спросил, когда же мы пойдем расписываться, а она решила, что я то-же с ней вместе должен расписаться за выданные учебные пособия, и спокойно так говорит: можно после лекции забежать. Тут уж я ошалел и спрашиваю - а родители твои согласны? А она мне так удивленно: а зачем? Расписались мы, правда, только через неделю. А вы как хотите? Если, конечно, Лиза согласна.
-Я конечно согласна, но думаю, что так спешить мы не будем? Моих роди-телей все-таки придется поставить в известность.
Мы решаем, что самое подходящее время для свадьбы - конец августа. Жить мы, безусловно, будем у них.
Когда, вернувшись домой, я рассказываю Наташе, что выхожу замуж, она смотрит на меня, как на чудовище.
-А как же Коля? Ты его разлюбила?
-Наверное, он меня не любит, - я и забыла, что когда-то придумала это, - Я выхожу за того, кто сделал мне предложение.
Наташа в недоумении, но она обожает любовные истории и начинает с жадностью меня расспрашивать.
О том, что я выхожу замуж, Коле сообщает сестра и он ко мне не прихо-дит. Встречаемся мы несколько раз в филармонии и ведем себя как друзья. В это время я уже вся полна Сергеем. Мы редко видимся, настолько заняты перед сессией, иногда встречаемся лишь по дороге домой, но каждая минута, прове-денная вместе, очень важна для меня. Я пытаюсь понять его и узнать как можно больше. Мне трудно судить. Я только понимаю, что он одержим Японией. Все разговоры сводятся к ней. Я лишь надеюсь, что он впитал от своих родителей все, что мне так нравится в них. С Иваном Семеновичем и Еленой я подружи-лась. Они всегда спрашивают о моих делах и проблемах, Елена рассказывает мне смешные истории о своих студентах.
Сдав сессию в самый разгар белых ночей, мы бросаемся друг к другу в полном изнеможении и опять начинаем бродить по городу, по музеям, ездим в Комарово на дачу. Лежа на пляже, я все время приглядываюсь к Сергею, пока он играет в волейбол с друзьями с соседних дач. Я влюблена и он мне кажется лучше всех: небольшого роста, чуть выше меня, изящный и подвижный, с тем-но-каштановой челкой, все время падающей на глаза, светло-карие, как густой янтарь. Его взгляд словно греет меня. В Комарово мы предоставлены сами себе. Я веду хозяйство, готовя попеременно яичницу или сосиски с зеленым горош-ком, что не вызывает никаких нареканий, валяюсь в саду с книжкой, подклады-вая под Монтеня Сименона на французском. Детективы, если они не японские, вызывают у Сергея глубокое презрение. Вечером мы бродим по побережью в призрачном свете белой ночи или сидим у камина. Я обожаю живой огонь и мо-гу часами смотреть в него, как загипнотизированная. Оторвать от этого меня могут только его поцелуи. Наконец, я соблазняю Сергея прямо на полу у ками-на. Получается нечто среднее между моим теоретическим описанием и добро-порядочными супружескими объятьями. Сергей счастлив, а я, лежа ночью в своей комнате, не знаю, радоваться мне или печалиться полученной возможно-стью сравнивать. Я сделала свой выбор до этого и теперь пытаюсь себя убедить, что не в этом счастье и, возможно, все еще наладится. Оно и налаживается по-тихоньку, наши в меру страстные любовные объятия доставляют мне большое эмоциональное удовлетворение. Сергей все-таки умеет так все обставить, что я чувствую себя принцессой. А с принцессой ведь не ведут себя, как с девкой. Так я убеждаю себя, что я счастлива совершенно.
В июле с сестрой и мамой я уезжаю на море. Месяц в Крыму с сестрой, которая понимает меня с полуслова - месяц отдохновения. Мы читаем вслух друг другу Цветаеву, Булгакова и найденный в Сережиной библиотеке роман Олдингтона “Все люди - враги”, изданный до войны. Эта история приводит нас в восторг, мы перечитываем понравившиеся места и без конца обсуждаем ще-мящую любовную историю. О моей любовной истории сестра деликатно мол-чит, а мне тоже не хочется обсуждать подробности, я просто люблю Сергея и все. О том же, что тогда произошло у нас с Колей, мы никогда не заводили раз-говор, хотя она и догадывалась, что я все-таки добилась своего. Я чувствовала, что она меня осуждает:  она всегда любила Колю и была на его стороне, подоз-ревая, что для меня это всего лишь каприз.
Свадьбу я плохо запомнила. Помню только бестолковую церемонию во Дворце, когда мы перепутали кольца: Сережа одел мне большое, и я потом без-успешно пыталась одеть ему свое маленькое колечко. После этого меня разби-рал смех все время речей и поздравлений до завершающего поцелуя. Помню еще, как позднее Толя жаловался моему мужу, что не успел меня перехватить, хоть и был влюблен еще со школы. От Коли с букетом белых лилий я получила отличную репродукцию Ван Донгена с подписью “Бетси”.
Наша супружеская жизнь никак не меняет наш образ жизни, а образ жизни у нас слегка разный. Сережа занимается с утра и до позднего вечера, на кафедре и дома, я же могу себе позволить часа два-три  уделять семье и развлечениям, но моя семья в это время в отсутствии, даже если и дома. Хозяйством мне не позволяют заниматься, Елена бурно протестует против варварского разбазари-вания времени. Раз в неделю приходят из “Невских зорь” и убирают квартиру, постельное белье и рубашки сдаются в прачечную, обслуживают все себя сами вплоть до стирки носок. Обедаем мы все в столовой в университете. Я удивлена, но мне-то что! На завтрак и ужин я пытаюсь все-таки что-нибудь приготовить, но это не ценится. Вернее, мне говорится масса комплиментов, но все они сво-дятся к тому, что я пожертвовала своим бесценным временем и т.д. и т.п...
Но в первый же день после свадьбы я получаю урок. Утром, выйдя из ван-ной, я в халатике сажусь за стол и вдруг замечаю, что все одеты безукоризнен-но. Я извиняюсь и вскакиваю бежать одеваться, меня конечно удерживают, уве-ряя, что ничего не случилось, но больше я себе такого не позволяю. К ужину все переодеваются, мужчины в пиджаках. Вскоре я уже не представляю, что можно перехватить кусочек на кухне. Этот кусочек надо положить на тарелку, отнести в столовую, сервировать старинным столовым прибором и льняной салфеткой и съесть.
Второй урок я получаю от любимого мужа. Когда я, позавтракав и порабо-тав над переводом, собираюсь к третьей лекции, подкрашивая ресницы у зерка-ла, Сергей подходит ко мне, обнимает сзади и, глядя на меня в зеркало, спраши-вает:
-Лиза, почему ты думаешь, что твоим однокурсникам важнее видеть тебя хорошо причесанной и накрашенной, чем твоему мужу? В Японии есть даже закон, по которому муж может развестись с женой, если она некрасиво спит. То, что он днем видит ее безукоризненной - само собой.
Я поворачиваюсь к нему и чмокаю в нос.
-Хорошо, дорогой, я не дам тебе повода к разводу!
Теперь я встаю на 15 минут раньше и успеваю привести себя в порядок.
С развлечениями в этой семье сложнее. После ужина мы какое-то время сидим в столовой, беседуя, и это великолепно. Я очень люблю такие беседы. Иван Семенович прекрасный рассказчик и ему есть что рассказать. Елена, ост-роумная и очень доброжелательная, заводит со мной легкие пикировки о совре-менной молодежи и всегда интересуется моими успехами. Она одна может ув-леченно обсуждать со мной французскую и итальянскую литературу. Сережу это совершенно не интересует. Несколько раз я пытаюсь вытащить мужа в театр или филармонию, но он наотрез отказывается так бездарно тратить время.
-Лизочка, сходи с сестрой или с кем-нибудь еще.
Я начинаю ходить в филармонию, как и раньше, два-три раза в неделю с сестрой или с подругами. В перерыве ко мне часто подходит Коля. Мы разгова-риваем, сначала несколько натянуто, как не очень хорошие знакомые, потом все более и более похоже на наши детские разговоры - увлеченно и откровенно.
-Ты как будто молчала сто лет! - замечает Коля.
-Мы еще не совсем притерлись, в наличии некоторое несовпадение инте-ресов. Я думаю - это временно.
-Бетси, вы что, совсем не разговариваете?!
-Да нет, почему. О Японии мы можем говорить с утра и до вечера. И с Еленой - обо всем остальном.
-О, господи!
-Коко, не расстраивайся, это все - пока мы учимся. Я ведь тоже могу часа-ми говорить о стилистических особенностях эпистолярного языка отдельных героев “Опасных связей” де Лакло. Как твой диплом, хватит сил написать?
-Да, с этим все в порядке. Бетси, у тебя все хорошо ? Ты ни о чем не жале-ешь?
Я не знаю, что сказать, поэтому пожимаю плечами.
-Коко, давай об этом никогда больше не говорить, хорошо?
В вестибюле уже никого нет, второе отделение началось. Коля обнимает меня, как ребенка,  и замирает, поглаживая по спине.
-Без тебя иногда бывает так пусто!
-А как было мне, когда ты уехал учиться? Мы ведь с тобой так связаны.
-Да, тогда пять лет казались непреодолимой разницей и ты была моей лю-бимой девочкой.
-А сейчас разве я не твоя девочка?
 -Ты чужая жена.
-Но и твоя девочка! - упрямо говорю я.
Вечером я рассказываю Сереже, что в филармонии встречаю иногда друга детства, мы много разговариваем и он провожает меня домой.
-Ну, вот и хорошо. Ты в него не влюблена, случайно?
-Нет, я знаю его с тринадцати лет, он тогда заканчивал школу, а сейчас пишет диплом на матмехе. А что было бы, если я влюблена в него? – с любо-пытством спросила я.
-Ничего. Мне было бы неприятно.
-Неприятно?! Первый раз слышу, чтобы так говорили!
-Лиза, не придирайся к словам. Я хочу сказать, что это мне не понравилось бы, но убивать вас из ревности я бы не стал.
-Вот и отлично, - жизнерадостно подвожу я итог, - Делать то, что тебе не-приятно, я не собираюсь!
Так идут месяц за месяцем. Замужем я или нет - я не могу понять. Семьи никакой у меня нет, скорее я получила новых родственников, которые меня по-любили, и у меня есть мужчина, с которым я каждую ночь ложусь в постель и иногда занимаюсь любовью, больше он никакого влияния на мою жизнь не ока-зывает, а тем более, я - на него. Его привычки, целенаправленность, планы дальнейшей жизни и работы - все давно запрограммировано. Я удивляюсь, как он в этом не похож на своих родителей. Иван Семенович милейший человек и при своей необыкновенной занятости очень отзывчив. Он может бросить все и заняться только моими делами, если бы я осмелилась попросить его об этом. Елена вообще моя любовь. Мы обожаем друг друга и разговариваем, как подру-ги. Но и она не подозревает, что я чувствую голод по простым человеческим  отношениям.
Однажды Коля провожает меня с концерта домой и мы уже прощаемся у двери, как к нам подходит Елена, которая тоже откуда-то возвращается. Она тут же приглашает его зайти выпить чаю. Когда Елена просит что-то сделать, отка-зать ей в этом невозможно. Мы сидим в столовой и разговариваем вчетвером, потом входит Сергей и, рассеянно поздоровавшись, пьет чай, поглядывая на нас, наконец спрашивает:
-Ты и есть тот самый друг детства?
-Да, - спокойно отвечает Коля, - я знаю Бетси больше семи лет.
-А почему Бетси?
-Ну, во-первых, она – пушкинская барышня-крестьянка.
-А еще была такая песенка, - поясняю я, - они с братом заменили Пегги на Бетси и пели мне ее на день рождения, когда мне исполнилось… Сколько же?
-Четырнадцать лет, - подсказывает Коля.
-Коко, спой мне ее сейчас! Ну, пожалуйста!
Коля присаживается к пианино и поет:
                У Бетси был веселый гусь...
Иван Семенович вдруг подхватывает меня и начинает кружить по комна-те, подпевая громко и несколько фальшивя, а потом добавляет в конце еще один куплет:
                У Бетси был и крокодил,
                Он по-японски говорил.
                Ах, какой умный крокодил!
                Спляшем, Бетси, спляшем!
Елена смеется взахлеб и хлопает в ладоши.
-Ах, вы так! - делает вид, что обиделся, Сережа, - я тогда пошел перево-дить дальше.
И он действительно уходит в кабинет, а Елена втягивает Колю в разговор и они увлеченно перескакивают с философии на политику, с проблемы милита-ризации точных наук на этнографию и историю искусства. Я иногда вставляю свое мнение, Иван Семенович комментирует их резкие высказывания, особенно по поводу политики и, когда Коля собирается уходить уже почти в двенадцать часов, Елена просит:
-Коля, приходите ко мне почаще, вы мне так понравились! Я впервые так много общалась с молодым собеседником и мне не было скучно, как бывает с собственным сыном. Я люблю разносторонних людей. Лизочке повезло в детст-ве. Мои мужчины, как дятлы, бьют в одну точку.
Когда мы встречаемся в следующий раз, Коля говорит мне, что влюбился в мою свекровь, но злоупотреблять гостеприимством не хочет.
-Ты живешь в чудесном доме, Бетси. Это несколько примиряет меня с твоим замужеством.
Елена в свою очередь спрашивает меня, почему я не вышла замуж за Ко-лю.
-Но мы не любим друг друга!
-Вы очень связаны. Когда мы разговаривали, вы все время смотрели друг на друга, ища поддержку или одобрение. Я никогда не видела такой внутренней связи между тобой и Сережей.
-Ну, мы с Сережей ведь вместе всего полтора года, а с Колей знакомы всю мою сознательную жизнь.
-И ты никогда не была влюблена в него?
Я качаю головой:
- В шестом и седьмом классе я была влюблена в его брата. Нет, я никогда не была влюблена в Колю. Он вообще был для меня как старший брат. Зато он доверял свои личные переживания, представляете, пятнадцатилетней девчонке он рассказывал, что он чувствует и как! Он ведь был уже взрослым.
-Лиза, как ты живешь с Сережкой? – внезапно переводит разговор Елена, - Вы ведь такие разные. Я наблюдала за тобой, ты совсем преобразилась, когда здесь был Коля, такая стала жизнерадостная, я тебя такой не видела. Может быть, тебе плохо с Сергеем?
-Нет, что вы! Но я все-таки надеюсь что когда он кончит учиться, он будет уделять мне больше времени.
-Времени он будет уделять столько же, все дело в качестве, правда? И за полчаса можно получить более чем достаточно... - Елена задумчиво посмотрела на меня.
Летом Елена отослала нас отдыхать в Крым. Ах, как чудесно это было! Мы жи-ли полтора месяца в Гурзуфе, уходя каждый день в сторону Артека и находя крохотные бухточки среди скал, где купаться можно было только сползая с камней прямо в воду. Особенно мне нравилось одно место, широкой дугой от-крывавшееся в море, и там, среди сверкающей лазури воды и неба, поднимался каменный островок, похожий на голубовато-серый зуб акулы. Когда я видела его, у меня замирало сердце. Я представляла, что таким и может быть недоступ-ный и желанный остров Фрези Грант*.     (*А. Грин “Бегущая по волнам”)
 Хотелось встать на воду и побежать  к нему, и верилось, что получится! Когда я рассказала об этом Сереже, он засмеялся и снисходительно потрепал по плечу. В укромных местечках на берегу мы любили друг друга, и доля безумия, навеянная югом и волшебством места, делала наши объятия восхитительными и страстными. Я была счастлива. Потом к нам приехали сестра с мужем, и мы вчетвером совершали дальние прогулки в горы, ездили в Никитский ботаниче-ский сад и в Алупку.
Приехав домой, я сообщаю Сереже, что беременна. Я, конечно, сознаю, что ребенок мне сейчас затруднит учебу, но что-нибудь придумать можно. Я надеюсь, что с ребенком втроем мы все-таки будем семьей, объединенной хоть чем-то в единое целое. Реакция мужа меня потрясает.
-Ты с ума сошла, Лиза! – говорит он раздраженно, - У меня диплом на но-су и мне столько придется приложить усилий, чтобы получить работу, которую я хочу! Как это можно сделать с ребенком? Да и тебе нужно думать сейчас об учебе. Нет, дорогая, рано еще. Давай устроимся, и тогда, лет через пять, я буду счастлив, если ты родишь мне ребенка.
Я ничего не отвечаю ему. Я иду к Елене и все ей выкладываю. Она долго молчит, обняв меня. Чувствуется, что она даже не знает, что сказать, потом го-ворит осторожно:
-Лизочка, если ты очень хочешь этого ребенка, я буду на твоей стороне и помогу тебе. Но только имей в виду, что мой чертов сын во всех своих карьер-ных неудачах будет винить вас. Может, не надо портить себе жизнь? Я очень тебя люблю и мне хочется, чтобы ты - ты сама - была счастлива, вне зависимо-сти от того, будет ли это счастье вдвоем с Сергеем. У меня хорошие связи в Ин-ституте акушерства и гинекологии. Выбери, что хочешь. Боюсь только, что если ты выберешь ребенка, это даст трещину в ваших отношениях. А ведь у вас сей-час все хорошо?
Через три дня тяжелых раздумий я прошу Елену помочь мне. Сергей все это время относится ко мне как ни в чем ни бывало, словно один наш разговор решил все мои проблемы и беспокоиться больше не о чем. Но потом я замечаю за столом натянутые отношения и понимаю, что Иван Семенович, узнав все от Елены, поговорил с сыном. Накануне дня, когда меня брали в клинику, Иван Семенович подходит ко мне и просит прощения за сына.
-Притом, что я уважаю твое решение, каким бы оно не было, я опечален тем, что лишаюсь внука. Это жестоко по отношению ко всем нам и виноват в этом только Сергей.
Я не выдержала и расплакалась, он долго утешал меня, как мог - неуклю-же и нежно.
Но все проходит и забывается. Вскоре эта рана зарубцевалась.
Новый учебный год начинается так же, как кончился предыдущий. У Сер-гея это последний год, он весь, как натянутая струна. В этом году решается во-прос с распределением и это очень важно для него: или работа в Институте вос-токоведения, или, возможно, работа в Японии. Поэтому все разговоры, все ин-тересы сосредоточены вокруг этого. О том, что я в этом году наравне с фран-цузским сдаю еще и итальянский язык по полной программе, знает только Еле-на, она всегда интересуется моими делами. Сергей же перестает даже подсовы-вать мне японские книжки.
Коля теперь работает в Этнографическом музее, куда его, оказывается, устроила Елена, и учится по вечерам. Встречаемся мы теперь редко и только по воскресеньям. Изредка после концерта Коля заходит к нам и мы пьем чай втро-ем с Еленой, иногда к нам присоединяется и Иван Семенович. С Колей я уже не могу быть полностью откровенной. Я чувствую, что о том, что со мной про-изошло по решению моего мужа, ему не надо знать. Я уже не его девочка Бетси, хотя так хочется уткнуться иногда ему в плечо и поплакать.
Так проходит зима, и наконец Сережа защищает диплом - блестяще ко-нечно. Ему намекают на возможность работы в Японии в ближайшем будущем. Он ужасно доволен. Почти полгода, пока он работает в Институте востоковеде-ния и ждет назначения - самые счастливые за всю нашу супружескую жизнь. Гонка окончена и Сережа больше времени проводит со мной. По вечерам я от-рываюсь от переводов и книг, и мы очень весело проводим время, собираясь все вместе за чайным столом. Опять Сережа ведет себя со мной так, как в пору же-ниховства. Зовет вечером погулять и мы обходим по набережным Стрелку Ва-сильевского острова и мимо университета возвращаемся домой. Иногда, спус-тившись к Неве, где нас не видно сверху, с набережной, мы целуемся, и мне это так нравится! По воскресеньям к нам приходят сестра с мужем, моя подруга Лё-ля с итальянской кафедры и Коля. Получаются настоящие вечеринки с музыкой и танцами.
Так мы отмечаем наступление нового 1972 года. Я договариваюсь с сест-рой и Лёлей. Мы заранее готовим всякие вкусности, печем пироги и торт, на-крываем стол в закрытой от посторонних глаз столовой, где Сережа, тоже поти-хоньку, установил уже елку и я украсила ее старыми, еще нашими с сестрой иг-рушками. В десять часов, когда гости собираются перед закрытыми дверями, Иван Семенович распахивает их и вскрикивает восхищенно, словно маленький мальчик.
-Ну, сегодня дети сделали нам сюрприз, который раньше делали родители. Помню, мама с бабушкой так же тайно наряжали елку и нас с сестрой впускали в столовую. Мы сразу бежали под елку искать подарки!
Я предусмотрела это, и мы решили заранее подготовить каждому по по-дарку, красиво завернув их. У меня их оказалось больше всех: французские ду-хи, колготки, билеты на премьеру в театр и - французское издание начала 19 ве-ка “Опасных связей” де Лакло! По тому, как улыбается Коля, я понимаю, что это он каким-то образом разыскал книгу в “Букинисте”.
-Ну, Бетси, прочитай нам что-нибудь, докажи, что ты выучила француз-ский!
Я открываю наугад книгу и читаю французский текст: “Настоящий способ побеждать сомнения - это постараться сделать так, чтобы тем, у кого они име-ются, больше нечего было терять.” Жестокий цинизм этих слов, напомнивший мне о своих сомнениях по поводу ребенка, вызывает краску на моем лице. Я, не переведя их, переворачиваю несколько страниц и читаю другое: “После того, как идя каждый своим путем, мы отведали всех удовольствий, насладимся те-перь счастьем сознавать, что ни одно из них не сравниться с теми, которые мы испытали друг с другом, и которые покажутся нам еще более сладостными!” В шоке я захлопываю книгу и кладу ее на столик.
-Ну, Лиза, переведи же нам! Или это так непристойно? - интересуется Елена.
Я молча киваю головой, но Лёля уже переводит и ту и другую цитату. Я непроизвольно смотрю на Колю. Он стоит, опустив глаза.
-Книга всех времен и народов! - смеется Иван Семенович и предлагает, - давайте садиться за стол.
Новый год проходит очень весело, с танцами, потом мы поем под акком-панемент Ивана Семеновича и Коли, играем в фанты, после двенадцати идем на улицу провожать всю компанию, и Лёля изъявляет желание погадать. Она сни-мает с ноги сапог и, поддерживаемая Колей, покрутившись на одной ноге и за-жмурившись, бросает его наугад. Мы все смеемся, потому что он падает в сто-рону, где кроме доков за Невой и заводов, ничего нет. Но Лёля очень серьезно говорит:
-Глупые, там же Швеция за заливом! Может, я выйду замуж за шведа?
Что самое интересное, она действительно через три года выходит замуж и уезжает в Финляндию, почти в ту сторону!
Тогда, вдохновленный примером, решает гадать Коля. Его ботинок летит прямиком к нашему подъезду. Тут уж все хохочут до упаду, а я сочувственно говорю:
-Коля, бедный, Иван Семенович ни за что не даст Елене развод.
Новый взрыв хохота заглушает мои слова. Наконец, мы ловим такси и усаживаем гостей, а сами в обнимку возвращаемся домой. И тут я получаю свой новогодний “подарок”.
-Лиза, я через неделю уезжаю в Москву и еще через две - в Токио. Ты по-едешь со мной?
-Как же я поеду, Сережа? Мне ведь нужно учиться?
-Но ты можешь закончить и потом, – предлагает Сергей, словно в этом нет ничего особенного, но я аж задыхаюсь от неожиданности, а потом предлагаю в тон ему:
-И ты ведь можешь уехать позже?
-Ты что, с ума сошла?! Как я могу упустить свой шанс! – смотрит на меня, как на ненормальную, мой муж.
Я молчу, но вопрос, как же я могу бросить свою учебу, так и просится на язык.
-Ах, как было бы хорошо, если бы ты учила тоже японский. Кому нужна твоя французская литература?
Я иду, сжав зубы.
В Москву я уезжаю вместе с Сережей. Елена с Иваном Семеновичем су-нули мне перед отъездом денег, чтобы мы на прощание устроили себе роскош-ную жизнь. Мы обедаем в ресторанах и две недели живем в отдельном двух-комнатном номере-люкс гостиницы “Россия”с окнами на Васильевский спуск. Но это не очень весело, я чувствую, что Сергей уже в пути всеми мыслями. На-кануне отъезда мы ссоримся. Вернее, ссорится он. Я молчу, думая, что если ему так легче - пусть.
-Если бы ты меня любила, - упрекает он меня, - ты бы бросила все и по-ехала со мной.
Мне очень хочется сказать, что если бы я его не так сильно любила, то у нас был бы уже ребенок, и тогда точно мы поехали с ним. Но на эту тему я ни-когда не заговариваю. Возвращаюсь я в лихорадочной обиде, тем большей, чем счастливее мы жили последние полгода.
Когда я утром приезжаю с вокзала домой, Елена говорит, что вчера меня искал Коля, у него несчастье с матерью. Я бросаюсь звонить ему, потом сестре, и выясняю, что он вчера срочно улетел домой. Толя, который уже год после окончания университета жил с матерью, сообщил, что она может не дожить до утра. Овдовев, мать их жила только сыновьями и приложила все усилия, чтобы они получили образование. Коля ее очень сильно любил. Коля позвонил мне через неделю, он вернулся сразу после похорон и просил приехать. Елена тут же отослала меня к нему и бровью не повела, когда я предупредила, что возможно, поеду утром прямо в университет.
-Конечно, Лизочка, побудь с ним и передай наши соболезнования.
Он открыл мне дверь непривычно тихий, какой-то отрешенный, сказал: “Заходи” бесцветным голосом и отодвинулся, давая пройти. Мы сели на кухне на табуретки перед столом, на котором стояла початая бутылка коньяка, еще одна, уже пустая, задвинута была под раковину. Я налила себе и ему чуть-чуть, и мы молча выпили. Потом сварила кофе и заставила его проглотить полную чашку. Он пил, обжигаясь, не чувствуя вкуса. Я отвела его в комнату и мы дол-го сидели молча на диване. Потом он рассказал таким же бесцветным голосом, как он опоздал и приехал, когда она была уже мертва: второй инфаркт. Я подсе-ла ближе и гладила его по волосам, шепча всякую ерунду, пока он не разрыдал-ся у меня на плече. Я поняла, что до этого он не плакал. Мы сидели в обнимку в темной уже комнате, не зажигая свет, и я утешала его, как могла. Потом я за ру-ку привела его в ванную и заставила умыться холодной водой, умылась сама, принесла из кухни остатки кофе и коньяк. Мы выпили все, но не были пьяны, наоборот, Коля стал приходить в себя и заметив, что уже стемнело, сказал, что мне пора домой.
-Я останусь. Елена велела быть с тобой. Они тебе очень сочувствуют.
Мы легли на диван и, обнявшись, разговаривали, вспоминая его мать. Ко-ля рассказывал всякие смешные детские эпизоды. Она их очень любила и гор-дилась, что они с Толей оба учились в университете, оба стали физиками. В дет-стве она настояла, чтобы они окончили музыкальную школу. Она дала им от-личное воспитание.
-Знаешь, она одна знала про тебя. Бетси! Бетси!
Он крепче меня обнял и я поглаживала его по волосам, пока он не стал ис-кать мои губы. Я послушно подставила их. Обида на Сергея не прошла еще, но даже если бы он ждал меня дома, я все равно была бы здесь и с Колей, потому что только я сейчас могла утешить, помочь справиться с утратой. Мы любили друг друга отчаянно и нежно, иногда засыпая, потом просыпаясь опять в объ-ятьях. Коля словно боялся выпустить меня из рук. Утром я проспала и уехала только ко второй лекции, мы договорились встретиться в университете и пообе-дать вместе.
В студенческой столовой, как всегда, не протолкнуться. Я заняла очередь, взяла себе салат и стакан сметаны, а Коле суп и шницель, а вместо чая – два стакана сока и оглянулась в поисках свободного места. Подошедший Коля взял из моих рук поднос и, уверенно огибая очередь, повел в угол, где занял столик.
-Бетси, спасибо, ты спасла меня! - говорит он мне, рассеянно ковыряя вил-кой шницель.
-Не преувеличивай, если мне нужна будет помощь, ты ведь поможешь?
-Я все для тебя сделаю, - проникновенно говорит он и добавляет: - Даже забуду тебя.
Он всегда понимал меня без слов. Я благодарно пожала лежащую на столе руку.
-Коля, ты самый близкий для меня человек.
-Ближе Сергея? - ( я киваю головой) - Ты все еще любишь его?
-Да.
Сказав это, я понимаю вдруг, что происходит что-то непоправимое, но соврать не могу. Коля ободряюще мне улыбнулся и заторопился на работу.
Мы опять встречаемся только в филармонии или в театрах. Елена спраши-вает, почему не приходит Коля. Не зная, как ей объяснить, пожимаю плечами. Меня вдруг охватывает внезапный страх: я страшусь узнать, что он меня любит. Боюсь, потому что не знаю, что в таком случае произойдет со мной. Поэтому раз и навсегда убеждаю себя, что никакой любви у нас нет и не может быть, просто нежная дружба. Потом, через много лет, я узнаю о разговоре, который произошел у Коли с Еленой. Она прямо спросила, любит ли он меня.
-Да, - говорит он ей, - Больше жизни.
-Так в чем дело?
-Бетси любит вашего сына.
-Ты уверен?
-Она сама мне сказала недавно.
-Коля, я дам тебе совет. Ты должен попробовать завтра же умыкнуть ее, даже если она будет сначала сопротивляться. С тобой она будет счастливее.
-Нет, я этого не сделаю. Она любит Сергея. Я не буду с ней встречаться.
Я всего этого не знаю и до лета мы просто все реже и реже видимся, лишь разговариваем по телефону, да иногда сталкиваемся в университетском коридо-ре.
Летом, после окончания сессии, я вдруг узнаю, что меня посылают на сле-дующий семестр во Францию, в Сорбонну. Перед этим я должна на десять дней приехать к Сереже в Токио. Все лето я в каком-то сумасшедшем состоянии оформляю документы, потом, словно на чемоданах, сижу в Комарово и жду долгожданного свидания с мужем, как ждут его, наверное, заключенные. Только теперь, накануне скорой встречи, я осознаю, как сильно люблю его и скучаю. Наконец, я в Москве сажусь в самолет, ко мне жмутся три жены, тоже летящие к мужьям, среди них только я говорю по-английски. Самолет японской авиа-компании, летящий из Брюсселя, поднимается в воздух, и я блаженно закрываю глаза, в лихорадке сборов почти сутки не спала. Мои спутницы то и дело будят меня для общения со стюардессой. Когда самолет приземляется в Токийском аэропорту, проведя изнурительные переговоры с таможенниками по поводу ба-гажа моих спутниц, я, наконец, бросаюсь в объятья своего мужа и мы едем в крохотную квартирку, в которой он живет с еще одним сотрудником консуль-ской службы. Я висну у Сережи на шее и, потихоньку расстегивая рубашку, шепчу ему на ухо, чем бы мне хотелось заняться в первую очередь. Он смеется.
-Лиза, ты с ума сошла, сейчас придет Юрий Петрович, что он подумает?
-Ну, мы ведь будем заниматься этим не у него в кровати. Он подумает, что встретились супруги после семимесячной разлуки! - я тяну его прямо на пол.
-Почему бы нам ни дойти до дивана? - еще сопротивляется Сережа.
-Помнишь, как это было в Гурзуфе на берегу, прямо на камнях? – напоми-наю я, и мы со стоном нетерпения сжимаем друг друга в объятьях...
-Лиза, ты стала такой страстной и ненасытной! – замечает позже муж.
-Тебе это не понравилось? – притворно огорчаюсь я, продолжая удержи-вать его в объятиях.
-Нет, отчего же, но что я буду делать через десять дней? – Сергея начинает забавлять разговор.
-Тебе надо пресытиться мной, тогда ты выдержишь еще полгода до отпус-ка. А теперь, может, перейдем на диван? – и это предложение уже не вызывает ничего, кроме одобрительного поцелуя.
Все десять дней в первую очередь мы занимаемся любовью, потом Сергей показывает мне Токио, водит в маленькие ресторанчики и учит есть палочками. Меня восхищает еда, которая подается на красивых черных и красных лаковых подносиках и выглядит, как произведение искусства. Тонкие ломтики рыбы, овощи, соевый сыр тофу, креветки и шарики риса, - все хочется попробовать. Мы бродим по старым кварталам Токио, останавливаясь у витрин, задержива-емся у тележек торговцев, которые продают все: бумажные фонарики, деревян-ные палочки для еды, талисманы, фрукты, магнитофонные кассеты, зонтики, предсказания, написанные на рисовой бумаге. Художник каллиграф пишет из-речения на рисунках с цветком хризантемы, склоненным бамбуком, стрекозой или плывущей уткой. Мы подходим поближе, я наблюдаю, как легко и безу-пречно точно скользит кисть по белой бумаге. Сергей о чем-то говорит с ху-дожником, он кивает и берет чистый лист. Красные иероглифы ложатся на бу-магу, он скатывает ее трубочкой, перевязывает шнурком с кисточками и  подает мне.
-Что там написано? - интересуюсь я.
-Это хокку Басё : 
  Туман и осенний дождь,
  Но пусть невидима Фудзи,
  Как радует сердце она!
Я благодарно целую Сережу прямо на улице. Мне хочется продлить каж-дое мгновение, проведенное с мужем. За полгода я так соскучилась по близости, что даже когда мы выходим из дома, я все время должна касаться его, пожимать руку, чувствовать рядом.
-Лиза, может ты останешься? - предлагает он, - Это можно оформить.
-Что ты, как я могу отказаться от Сорбонны?! – даже пугаюсь я.
-Я не могу так жить, - начинает раздражаться Сережа, - Я начинаю забы-вать, что я женат.
-А сейчас тоже? - прижимаюсь я к нему, тихонько засовывая руки под ру-башку.
-Ты сейчас не жена, а любовница.
-А я разве была женой? - внезапно взрываюсь я, - Что нас связывало, кро-ме постели? Может, ты интересовался моей жизнью, может, мои вкусы и при-страстия стали твоими? Может, ты был счастлив, когда у нас была возможность завести ребенка? Нет, мой милый, - я обличающе тычу в него пальцем, - Мы всегда были только любовниками, причем тогда, когда этого хотелось тебе! Так что теперь жди еще год, пока я не получу диплом.
Меня понесло, я не хотела всего этого говорить, но и остановиться не мог-ла. Сергей молча выслушивает меня, по-моему, он ошеломлен. Я ведь никогда не высказывала ему обиду. Он, наверное, и не подозревал, что я могу быть чем-то недовольна, он знал только о своих желаниях и проблемах. Да, лучше бы мне промолчать, особенно сейчас, когда мы опять расставались на полгода. Мне стало стыдно.
-Прости меня, Сережа, я нервничаю перед разлукой.
Он молча похлопывает меня по плечу. А ведь похоже, что его не очень за-дело то, что я наговорила! Назавтра утром я улетаю в Париж.
Мне хотелось бы сказать небрежно, что Париж не произвел на меня впе-чатления, но я не могу покривить душой. Париж затмил мою маленькую семей-ную трагедию или, по крайней мере, притупил боль от острого коготка тоски, скребущего мне сердце. Группа, в которой я проходила стажировку, была раз-ношерстной и состояла из студентов разных стран и разного уровня подготовки. Я не знала, какие семинары посещать, - мне хотелось все! Наконец, я определи-лась, выбрав то, что я не могла получить дома: современную французскую ли-тературу. И конечно же то, чем я занималась с первого курса, галантную лите-ратуру 18 века. А кроме того, современный французский язык, который так же отличается от литературного, как наша речь от языка Толстого. Я бегала из ау-дитории в аудиторию, стараясь успеть везде. Со мной посещал почти все только студент из Швейцарии Ив Ферри. Скоро мы стали помогать друг другу, делая конспекты, если кто-то из нас был в это время на другой лекции. Однажды он восторженно зашептал мне посреди лекции:
-Лиза (он единственный звал меня так, остальные - Лиз), на следующей неделе приезжает профессор Монтечелли из Болонского университета читать курс итальянской литературы. Как мне хочется!
-Ой, и мне тоже! А ты разве занимаешься и итальянским?
-Итальянский - мой родной, я ведь из Лугано, у нас итало-язычный кантон.
Я и забыла, что Швейцария говорит на четырех языках. Теперь мы болта-ем иногда по-итальянски. Мы вообще очень подружились. Ив напоминает мне чем-то Колю, хотя они внешне не очень похожи. Надо сказать, что он единст-венный, кто сразу же не предложил мне развлечься.
 -Твоя фигура не дает спокойно спать нашим студентам, - говорит он мне однажды, - ты самая красивая девушка, какую я знаю. И самая неприступная. В чем дело, тебе никто не нравится?
-Мне нравится мой муж. Я действительно неприступная.
-И ты никогда не изменяла ему?
-Нет, - говорю я и вдруг вспоминаю, как приходила к Коле после смерти матери.
-Расскажи! - сразу заметив заминку, требует Ив, - пожалуйста, мне очень интересно!
Мы сидим в кафе в Латинском квартале, куда обычно заходим выпить ко-фе. Я беру только кофе и рогалик. Ив знает, что у меня напряженно с деньгами, поэтому часто угощает бокалом вина и второй чашкой кофе. Я рассказываю ему историю своего замужества и дружбы с Колей.
-Так все запутано и сложно может быть только у русских. Как у Достоев-ского. (Ив читал только Достоевского и думает, что познал русскую психоло-гию) Ты любишь мужа, но в постели тебе лучше с другим, - и все-таки ты верна мужу. А кстати, тот второй, Николя, он тебя любит?
-Я не знаю!
-Наверное, любит, я даже уверен. Знаешь, я напишу о вас роман. Нужно только придумать эффектный конец. Например, что вы расходитесь с мужем, а твой Николя не может на тебе жениться.
-Почему? – засмеялась я.
-Ну, какая-то очень уважительная причина. Например, он знает, что смер-тельно болен, и не хочет портить тебе жизнь. Или он женат на женщине, став-шей инвалидом, и не может ее бросить.
-Ну, у тебя и фантазия! Достоевскому до тебя далеко!
-Не смейся, я написал уже два романа, их очень просто писать и можно немного заработать. Знаешь, их печатают  в еженедельных журналах с продол-жениями. Слушай, давай напишем вместе?
-Давай, - смеюсь я, - Я тебе такого насочиняю - читатели будут обливаться слезами! Мыльную оперу.
-Это то, что надо!
И действительно, уже через неделю Ив дает мне прочитать начало, где описывается мое детство и юность, все, что я ему рассказала, но как описывает-ся! Я умираю со смеху:
-Ив, ты представил героиню сексуально-озабоченной идиоткой!
-Дорогая, я же не могу позволить ей вести философские споры. Те, кто их поймут и оценят, читают Кафку или Фриша. Надо следовать законам жанра.
-Тогда я добавлю тебе одну пикантную подробность! - и я рассказываю, как я лишилась невинности.
-Это потрясающе! - разгораются глаза Ива, - Так вот откуда все пошло! Бедный Николя, да ты просто садистка! Я сделаю из этого сюжета конфетку!
-Ив, ты так и будешь зарабатывать на жизнь бульварными романами?
-Нет, конечно, это на карманные расходы. Рано или поздно мне придется взять на себя управление отелем. Мой отец дает мне сроку до тридцати лет - пе-ребеситься.
-Отель?! – поражена я, - Ты - управляющий отелем!
-А что? Неплохой доход. Лугано - лыжная столица. Отели всегда полны. Кстати, ты катаешься на лыжах?
-Да, и неплохо. Я северянка, у нас все катаются.
-Так поехали на рождество к нам?
-Как это, а виза?
-Глупости, у тебя же есть паспорт? Так поедем? Все равно здесь пять дней делать нечего.
-Ну, если это можно, то я с восторгом. Я так давно не каталась.
Утром в сочельник я, нагруженная сумкой с книгами и конспектами, са-жусь с Ивом в самолет.
-Что у тебя такое тяжелое в сумке? – удивляется он, беря у меня из рук вещи.
-Книги.
-Ненормальная! – в сердцах восклицает Ив, - В Рождество ты будешь за-ниматься?!
-Обязательно! Ив, это тебе так просто - побалуешься филологией и зай-мешься отелем. А у нас пробиться в жизни можно только головой, если у тебя нет протекции. Мой муж учился, как проклятый, чтобы получить хорошую ра-боту.
-И разрушить тебе жизнь.
-Ты преувеличиваешь. Он просто такой, какой есть, я знала, на что иду, когда выходила за него замуж. И потом, все не так плохо: я скоро кончу учиться и уеду к нему в Токио. У нас еще будет все хорошо!
-Ты мне напишешь? Я ведь должен узнать, что с тобой будет на самом де-ле. Вдруг то, что я придумал, сбудется.
-О, нет! Пусть уж лучше не сбудется. Твои фантазии меня не вдохновля-ют. Они хороши только в газете за утренним кофе.
Из аэропорта мы едем в прозаическом такси, хотя многие садятся в покры-тые коврами сани с бубенчиками.
-Как здорово! – с завистью поглядываю я на них.
-Это только для богатых туристов. Мы потом обязательно покатаемся, у отца в отеле тоже есть лошади.
Отель представляет целый комплекс двухэтажных домов-шале под чере-пичными крышами на поросшем елями склоне горы прямо над городом. От оте-ля на верхнюю площадку с рестораном проложена канатная дорога, и от нее еще выше, к вершине. Ив ведет меня в квартиру отца, где все семейство радостно бросается ему на шею: две младшие сестры, Симона и Франческа, младший брат и мать, которой должно быть лет сорок пять, но выглядит она очень моло-до. Ив рассказывал, что она была чемпионкой Италии по скоростному спуску, до сих пор отлично катается и тренирует дочерей. Ив тоже подрабатывал у отца лыжным инструктором.  Девочки быстро экипируют меня всем необходимым, одеваются сами, и мы все гурьбой идем к подъемнику. Вид, открывающийся с площадки перед рестораном - изумителен. Панорама гор, между которых в до-лине разбросан город, склоны, поросшие лесом, сверкающий на солнце снег с синими тенями, яркое небо - я ошеломлена этим праздником красок. Ив предла-гает выпить кофе в баре ресторана, но я решаю сначала хоть один раз съехать вниз. Мы поднимаемся выше, и девочки с победным кличем уносятся по самой крутизне вниз.
-Ив, я боюсь, что так не способна. Я переоценила свои силы.
-Конечно, девчонки гоняют почти по отвесному склону. Не бойся, мы по-едем с другой стороны, и потом, я ведь с тобой!
Он дает мне несколько советов и мы, оттолкнувшись, скользим вниз, сна-чала медленно, а  потом все быстрее и быстрее, сворачивая перед несущимися навстречу елями. Когда мы достигаем площадки, он хвалит меня, замечая, что я хорошо держалась на лыжах.
-Я лучше себя чувствую на равнине, как привыкла. Давай наперегонки!
Я стукаю его легонько палкой по спине и бегу по большому кругу вокруг шале. Замешкавшись на старте, Ив догоняет уже на половине круга, но никак не может вырваться вперед. Я кричу на бегу:
-Ив, не поддавайся, давай, давай!
Он начинает бежать в полную силу и чуть вырывается вперед, но я дого-няю его на небольшом подъеме, и мы подлетаем к шале одновременно.
-Отлично! - восхищается Ив, - ты меня загоняла!
Его сестры хлопают нам, стоя у двери, и мы, сбросив лыжи, идем в бар. Ив просит принести всем кофе и булочки и по бокалу вина (Маме мы не скажем!). Оказывается, в сочельник пить нельзя до заката. Я, запыхавшаяся и разрумя-нившаяся на легком морозце, наслаждаюсь отличным вином и кофе.
-Как чудесно, Ив! Как ты, наверное, счастлив здесь жить!
-Ну, здесь довольно скучно, в Париже, конечно, веселей, но я люблю это место. Мы живем здесь уже три поколения.
-Это здорово!
-А нам пора возвращаться. Или скатимся еще разок?
-Давай!
Мы поднимаемся на вершину еще раз и съезжаем вниз.
Вечером все садятся за праздничный стол. Ужин в сочельник - особенный, это семейное торжество. Меня расспрашивают, как он проходит у нас. Мне не-удобно сознаться, что у нас совсем не отмечают рождество. Я рассказываю, как у нас встречают Новый год, не уточняя дат, рассказываю про наш обычай га-дать, и как мы гадали в прошлом году. Девушкам это очень нравится, они рас-спрашивают подробности. Я объясняю, как гадают у зеркала, как подвешивают гребень, как кидают сапожок. Они тут же решают испробовать все. После ужи-на мы идем по узкой деревянной лестнице в глубине дома на чердак, где Симо-на и Франческа вешают на ниточках свои расчески. Потом выходим на улицу и они по очереди кидают туфли, хихикая и комментируя направление броска друг у друга. Они очень довольны, видимо и у одной и у другой есть знакомые моло-дые люди, которые живут в той же стороне, куда удачно падает обувь. Ив заяв-ляет, что тоже хочет попробовать. Пока он прыгает на одной ноге, мы смеемся и подшучиваем над ним, Ив, сориентировавшись на наши голоса, бросает свой сапог прямо к моим ногам.
-Ив, так не честно, ты мошенничал!
-Важен результат! - поднимает палец Ив, - я готов быть претендентом но-мер один, когда ты бросишь своего мужа.
-Спасибо Ив, я не забуду! Это прекрасно, как рождественская сказка.
-Я говорю серьезно! - девочки уже зашли в дом, но Ив чуть задерживает меня, - Лиза, я был бы счастлив! У нас так много общего.
-Да, мы ведь друзья! И я тебе очень благодарна, особенно за прекрасное Рождество, - я, привстав на цыпочки, потому что Ив очень высок, целую его в щеку.
-Это не настоящий рождественский поцелуй! - заявляет Ив, - если не по-целоваться по-настоящему, у тебя не будет счастья весь год! - и он целует меня в губы.
-Ну, за счастье можно еще - и от души! - я притягиваю его к себе и мы це-луемся долго-долго. Вдруг первый звук колокола поднимается вверх из долины и начинают распахиваться окна. Мы быстро входим в дом. Окна гостиной тоже распахнуты, все звонят в маленькие колокольчики, в дом должно войти Рожде-ство. Вот тут и начинается настоящий праздник. Отец Ива разливает всем глинтвейн, начинаются всеобщие поцелуи и поздравления, все вместе мы поем рождественские гимны, потом молодежь бросается к столику, на котором стоит елка, там сложены подарки. К моему изумлению, для меня тоже есть пакеты. Симона и Франческа подарили мне пестрый шарф и перчатки для лыж, а Ив - замечательные пластинки, органную и клавесинную музыку. Я еще в Париже говорила ему, что люблю слушать классическую музыку.
-Спасибо всем! Ив, когда ты успел купить это?!
-Я купил еще в Париже.
-Это то, что я хотела! – боюсь, что из благодарности я смотрю на него нежнее, чем следовало. Ну да ладно! Ведь это единственное мое Рождество за границей!
На другой день, после утренней лыжной пробежки и катания с гор - Рож-дественский обед. Мы едим фондю, национальное швейцарское блюдо. На се-редину стола на специальной подставке с электроподогревом ставятся горшоч-ки, в одном кипит смесь расплавленного сыра, соусов, специй и вина, в другом - масло. Каждый берет специальной вилкой кусочек сырого мяса или булки и опускает в горшочек. Через пару минут это можно есть и брать следующую порцию. Смех и шутки, если у кого-то кусочек падает в соус, придают обеду очень домашнюю, интимную атмосферу. Это намного интересней, чем есть тра-диционного рождественского гуся, уткнувшись в свою тарелку. Когда я роняю свой кусочек мяса с вилки в горшок, все начинают хохотать и заставляют меня всех поцеловать. Такова традиция.
Вечером в отеле костюмированный бал. Пока мы собираемся, Франческа вспоминает, что еще не посмотрела висящий на чердаке гребень, и мы гурьбой бежим по лестнице. Ив и их младший брат Мартин увязываются за нами. Когда девушки снимают гребни, братья начинают хохотать: в обеих расческах белая с черным шерсть их чудесного сенбернара Дигги. Симона набрасывается на Мар-тина с кулаками. Я рассказываю им о сказке Бажова, где мальчишки, подшутив над сестрой, расчесали ее гребнем лошадь.
-Братья все таковы. Просто в этом году вы точно не выйдете замуж.
Мы идем одеваться на бал. Симона и Франческа приносят мне на выбор несколько костюмов: маркизы, гейши, Шехерезады. Я хочу одеть японский кос-тюм, но они уговаривают одеть арабский. Шаровары и блузка из тонкого шелка дополнены парчовым жилетом и золотым поясом и оставляют открытой полос-ку тела выше талии. На голову они мне одевают алый тюрбан и собирают все блестящие украшения, одевая на каждый палец по два кольца. Лицо мое при-крыто тонкой вуалью. Симона одевается маркизой, Франческа - гейшей. Мы со-обща белим ей лицо и делаем румянец и черные брови дугами. Выйдя из комна-ты, мы видим великолепного шейха в белой с золотом одежде и пирата. Пони-маю теперь, почему девочки так настаивали, чтобы я одела арабский костюм.
-Это заговор?! – грозно поворачиваюсь к ним и грожу кулаком.
Они рассмеялись и повели меня в главное здание отеля, в котором уже иг-рала музыка. Бал был великолепен, мы веселились до двенадцати. Я танцевала со множеством гостей, все наперебой угощали меня вином. Наконец, Ив увел меня от группы англичан, приехавших, как и мы, накануне, с которыми я дели-лась впечатлениями от первых лыжных прогулок.
-Ты говоришь и по-английски? - удивился Ив, - Ты само совершенство. Потанцуй со мной.
Он прижал меня к себе, я чувствовала его теплую руку на талии.
-Как хорошо, что я привез тебя сюда, где бы еще я мог вот так обнимать тебя? - он нежно погладил по обнаженной спине выше талии, - Лиза, я говорил правду, я был бы счастлив жениться на тебе. Имей это в виду. Если вдруг захо-чешь сменить мужа и страну - я к твоим услугам.
-Спасибо, Ив. Вряд ли это когда-нибудь случится, но я тебе очень благо-дарна. Ты мне нравишься! - я ласково провожу по его щеке и он прижимается губами к моей ладони.
В полночь Ив зовет меня кататься. Мы выходим на крыльцо, Симона и Франческа уже садятся со своими кавалерами в сани, мы одни устраиваемся во вторых. Ив закутывает меня в пледы, накрывает ноги мехом и мы уносимся вслед за первыми санями. Оттуда доносятся шутки и смех, наши сани догоняют их и мы летим наперегонки, пока позволяет дорога. На крутом повороте нас за-носит и прижимает друг к другу. Ив крепко обнимает меня и целует. Мы едем по синему, сверкающему в лунном свете снегу, звенят колокольчики в упряжи, раздается визг и смех с саней, где едет молодежь. Ах, эта ночь настолько вол-шебна, что я без зазрения совести отвечаю на поцелуи. В крепких мужских объ-ятьях, по которым так истосковалась, я впадаю в блаженное состояние, когда разум молчит, а чувства отвечают на ласку рук и губ.
-Лиза, какая ты!.. - потрясенно шепчет Ив.
-О, не обращай внимания, мы пьяны и романтичны. Поцелуй меня еще...
Голова моя кружится и только усилием воли можно сохранить контроль над собой. Сани подкатывают к отелю, мы все заходим в бар выпить с мороза глинтвейна, но нам жарко, я вижу чуть подрагивающую руку Ива, крепко сжи-мающую стакан, и прихожу в себя. Мучить его я не собираюсь.
-Рождество проходит, - говорю я, - завтра все будет по-прежнему. Утром идем кататься?
-А ты не... - Ив испытующе смотрит мне в лицо.
-Нет, я не..! Пора спать. И мы хорошие друзья. Не надо все портить мука-ми совести и сожалениями. Я сегодня была счастлива благодаря тебе - пусть этот день так и запомнится.
-Хорошо, Лиза! - Ив целует мне руку и провожает к моей комнате.
Все три дня мы катаемся на лыжах, Ив учит меня слалому. Когда я куба-рем скатываюсь с середины трассы, он, поднимая меня, позволяет себе поцелуй. В самолете, летящем обратно в Париж, Ив с грустью замечает:
-Мне теперь очень трудно будет вести себя как прежде. У меня такое ощущение, что между нами что-то произошло. И родителям ты понравилась...
-Ив, ты мне очень нравишься, но я люблю своего мужа. Если ты не будешь питать иллюзий на этот счет, наши отношения останутся такими же дружески-ми, как и раньше. Через два месяца я уеду. Вряд ли мы когда-нибудь увидимся. Впрочем, ты можешь приехать к нам в гости. Правда, приезжай, я пришлю тебе вызов.
Все время до моего отъезда мы встречались в Сорбонне. Я была очень за-нята, мне надо было написать две работы по французской литературе 18 и 20 века. Ив за это время умудрился закончить “мой” роман.
-Лиза, ты - соавтор, когда он будет выходить, я буду тебе присылать газе-ты.
-А я могу придумывать тебе еще другие сюжеты, хорошо?
Моя стажировка закончена, мне дали отличные характеристики, и я про-щаюсь с Парижем и с Ивом, который остается еще на один семестр. Я лечу до-мой, по которому так соскучилась! Скоро у Сережи отпуск. Дома я бросаюсь в объятья сестры и Елены, радостно приветствует “француженку” Иван Семено-вич. Мы сидим и болтаем до позднего вечера. Я до хрипоты описываю париж-скую жизнь, магазины, достопримечательности. На звонок Елена вскакивает и восклицает: “Сюрприз!” Я иду открывать дверь и висну на шее у Коли.
- Ах, Коко, как я соскучилась! Пол-года я думала, чего же мне не хватает “в большом и радостном Париже”* ? Правда, наметилась там одна кандидатура, я расскажу сейчас.    (*М. Цветаева)
Я отстраняюсь и вижу в дверях молодую женщину с веселыми глазами, которая с интересом наблюдает за происходящим. Коля замечает мой взгляд и говорит:
-Бетси, познакомься, это моя невеста Светлана.
Она мне так нравится, что я бросаюсь обнимать и ее. Мы опять идем в столовую и я снова начинаю рассказывать о Париже, о лекциях, которые я слу-шала в Сорбонне, о студенческой жизни, которая сильно отличается от нашей, наконец, я рассказываю о знакомстве с Ивом Ферри и о Рождестве в Лугано. Я достаю фотографии, которые Симона сделала на горе, запечатлев мои попытки пройти слаломную трассу, наши катания на санях, наши с Ивом соревнования в беге на лыжах.
-Я выиграла! Представляешь, Коко, я пришла одновременно с лыжным инструктором, посмотри, какие у него длинные ноги. И еще очень приятное от-крытие: я там общалась с англичанами, они наговорили мне массу комплимен-тов по поводу моего английского.
-Бетси, признайся, - спрашивает Коля, рассматривая фотографии, - ты вскружила голову парню? Смотрит он тут на тебя с обожанием.
-Есть немного, - смеюсь я, - Он написал про меня роман и решил, что влю-бился. Он сказал, что будет претендентом номер один. Надо будет найти ему тут девушку, он неравнодушен к загадочной русской душе, начитался Достоев-ского и все такое.
-Он что, писатель?
-Ну, это громко сказано. Он пишет любовные романы, надо сказать, очень прилично, в смысле - хорошо, хотя и не очень прилично. Но у них это в порядке вещей. Вы бы прочли, что он там про меня написал - африканские страсти! Как он говорит, это все на карманные расходы, а вообще, он будущий владелец это-го отеля, - я указываю на фотографии, - Вот кому-то достанется муж!
Мы сидим допоздна, все рассматривают фотографии и требуют все новых подробностей. Я рассказываю, где бывала в Париже.
-Чаще всего я ходила в Лувр, там есть дни бесплатных посещений. А во-обще-то, культура в Париже принадлежит богатым: концерты очень дорогое удовольствие, в театр я могла попасть только на галерку, зато зайдешь в воскре-сенье в собор - орган, хор - мессы чуть ли не Баха - для простых смертных. Я уж стала подумывать, не перейти ли мне в католичество. Театр у них очень стран-ный сейчас, в моде абсурд, ничего не понять и нет души. Вообще у французов с душой туго. Господи, как я соскучилась по нашей жизни! Там в магазины зай-дешь, - все есть, денег нет, и делается плохо. У нас - ничего нет, бежишь в фи-лармонию - и пир души!
Пока я рассказываю, я посматриваю на Светлану. Первое впечатление да-же усиливается, она мне ужасно нравится. Очень милое личико, светлые волосы чуть вьются вокруг лица, улыбка - просто прелесть, с ямочками на щеках, и безмятежная уверенность в себе. Она сидит и наслаждается разговором. Елена обращается к ней, как к знакомой.
-Ну, а теперь рассказывайте вы о своей новости номер один!
-Вот, Бетси, женимся, - улыбаясь, разводит руками Коля, - Тебя ждали.
-Так, теперь помолчи, пусть Светлана расскажет. Как вы познакомились?
-В филармонии. Мы с Сашкой пошли на концерт. Сашка - это мой сын. Я не рассчитала, ему Бетховена рано еще в больших количествах давать. Он стал шуметь к концу первого отделения. А мне очень хочется послушать. Мой сосед берет его за руку и ведет из зала. Когда я вышла, они сидели в фойе и Коля рас-сказывал ему, как работает двигатель внутреннего сгорания. Сашка развесил уши, я ведь в технике ничего не понимаю, и пообещал сидеть тихо до конца, а потом еще узнать что-нибудь про автомобили.
-Сколько ему лет? – спрашиваю я с легкой завистью.
-Пять лет. С того дня он только о Коле и говорит.
-Да, Коля всегда любил общаться с маленькими, я ведь в детстве тоже только с ним и говорила. И когда же свадьба?
-Через две недели, - отвечает за Свету Коля и смотрит на меня вопроси-тельно, словно все зависит от моего решения.
-Ну, что ж, тебе повезло, Коко. Я одобряю! Правда, Елена?
Расходимся мы уже около двенадцати, но я еще остаюсь в столовой пого-ворить с Еленой, показываю письма, которые мне писал Сергей. Под конец я рассказываю о ссоре, которая у нас произошла в Токио.
-Я все ждала, когда же ты взбунтуешься и скажешь ему все, - кивает Елена и обнимает меня за плечи, - Ты самая терпеливая и покладистая женщина, ка-кую я знаю. Не переживай, Лизочка, Сережке полезно иногда узнать, что об этом думают другие.
-Нет, я очень переживаю. Уже в Париже я жалела, что не осталась. Пони-маете, я отложила бы диплом на год, если бы не стажировка. Такое дважды не предлагают. Я променяла мужа на Сорбонну! Но уже там я начала сомневаться, стоит ли Париж мессы.
-Глупости, девочка, в вашем браке если ты не подумаешь о себе - никто не подумает, - успокаивает она.
-Да я о себе и думаю. Я так стоически отказывалась от жизни с любимым человеком ради диплома, который сам по себе не даст мне ни капли счастья. После нашей недели в Токио я еще острее переживала одиночество. Знаете, в Лугано в Рождество так и хотелось закрыть глаза и отдаться порыву, да и об-становка очень располагала. Меня это ошеломило и сразу привело в чувство. Я ведь сначала даже не задумалась, что рядом не Сережа!
-Но ведь он тебе нравится, этот Ив?
-Ах, это совсем другое. Мы друзья, ну, как с Колей. Нет, не так, конечно. Но главное, все больше убеждаюсь, что только Сережу вижу рядом с собой и только его люблю. Сейчас месяц отпуска с ним, а потом, через три месяца - на-всегда!
-Ну вот и хорошо, моя дорогая!
Через неделю мы встречаем Сережу. Я висну на нем, не отпуская ни на минуту. Откладываю даже дела в университете. По счастью, моя парижская ра-бота - почти законченная дипломная. Мы ведем светскую жизнь, наносим визи-ты нужным людям, с которыми теперь связан Сергей. Среди них оказывается случайно человек, книги которого я превозносила тогда и читала запоем все, что удавалось достать, в основном самиздат. Даже не мечтала с ним познакомиться, хотя знала, что он тоже из Института востоковедения. Сережа разыскивает нас на кухне, среди стопок грязной посуды перед пепельницей, полной окурков. Мы так увлечены разговором, что я не обращаю внимания на мужа, он силой уводит меня в гостиную.
Через неделю после Сережиного приезда у Коли со Светланой свадьба. Поздравляя их, я говорю: «Я желаю вам такого же счастья, как у нас!», и луче-зарно улыбаясь, оглядываюсь на мужа. Я действительно очень счастлива.
При прощании - всего через двадцать дней! - я говорю Сергею:
-Я буду теперь считать дни. Всего семьдесят восемь дней, и мы будем вместе. Сережа,  а вдруг я уже беременна? Мне так хочется! Теперь ты будешь доволен?
Он обнимает меня за плечи и говорит каким-то сдавленным голосом:
-Посмотрим. Дай мне телеграмму, если что.
-Ах, - говорю я Елене вечером, - я сказала утром Сережке, а вдруг я уже беременна? Вот было бы здорово! По-моему, он обрадовался такой перспекти-ве, у него даже голос перехватило.
-Вот и славно, девочка! – улыбается мне Елена, - Пора!
Мы ближе знакомимся со Светланой и вскоре становимся близкими под-ругами. Ее легкий характер, спокойная жизнерадостность так мне нравятся, так вызывают на откровенность, что вскоре мы делимся всеми секретами. Я расска-зываю Светлане все: и про нашу жизнь с Сережей, и про мои колебания весь этот год, про надежды на будущее. Светлана рассказывает о своем первом увле-чении, об отце Саши. Она на два года старше Коли, ей уже тридцать, в жизни у нее бывало всякое. Я со своей единственной любовью и единственным мужчи-ной, как младенец перед ней. Светлана художник и очень хороший. Живут они чаще в центре, у нее в мастерской, которая просторней, чем Колина квартира. Светлана признается мне, что ждет ребенка и очень боится, потому что у нее отрицательный резус-фактор, да и возраст уже не юный.
-Но все равно, так хочется родить. Девочку, - мечтательно говорит она, - Коля и Сашку-то любит, а от девочки просто сойдет с ума!
Я не выдерживаю и рассказываю, как решала судьбу своего ребенка три года назад.
-Он был бы уже большой, ну, не такой, как Саша, но все-таки... Ой, ты только не рассказывай Коле, он не знает. Он вообще моего Сережу недолюбли-вает.
-Лиза, я все про вас знаю. Коля мне все рассказал.
Я теряюсь: - Ты только не подумай чего-нибудь. Мы просто друзья детст-ва.
-Да уж! Не бойся, я не ревную. Пока. Лиза, ты такая наивная и невинная девочка! Ты что, и мужу ни разу не изменяла?
-Бог уберег, хотя я была близка к этому, - смеюсь я и рассказываю, как мы целовались с Ивом, - Ах, да, был еще один случай, когда у Коли умерла мама. Но ведь это не измена, это акт милосердия?!
Светлана задумчиво смотрит на меня.
-Ты думаешь, он тебя не любит?
-Кто, Коля? Я думаю, он меня очень любит, как сестру. И я его - тоже. Это не такая любовь, как к Сергею. Коля всегда был и всегда будет. Поможет, уте-шит, посоветует. Но любит он - тебя, а я – своего мужа.
-Ты - блаженная! В смысле - верующая, ну, «блажен, кто верует»! – смеет-ся Светлана, - Лиза, я в тебя влюбилась!
Тут пулей влетает Сашка, разрумянившийся на холодном ветру, а вслед за ним идет Коля.
-Бон жур, мсье! - приветствую я мальчика. Он кидается меня обнимать и кричит:
-Бон жур, мадам Бетси!
-Да почему же Бетси, Саша? Это же по-английски. Тогда нужно сказать: гуд ивнинг, миссис Бетси. Нет, не так,  миссис Серж.
Сашка начинает хохотать.
-Почему же ты Серж, ты же девочка?!
-Потому что я жена Сержа, миссис Серж. По-французски все-таки лучше, правда?
Мы начинаем вспоминать все слова, которые он уже выучил. Саша заби-рается ко мне на колени и я прижимаю его к себе, уткнувшись в его макушку, которая пахнет так по особенному, маленьким ребенком.
-Бетси, ты так смотришься с Сашей на руках, - замечает, разглядывая ме-ня, Коля, - Тебе надо завести ребенка!
-Не знаю - не знаю, может быть - может быть, - весело напеваю я.
-Так что, уже?
-Кто знает? - смеюсь я, и по моему довольному виду он решает, что я жду ребенка.
Видимся мы теперь очень часто, ходим вчетвером с Сашей в филармонию или на утренники в театр. Я прихожу регулярно заниматься с Сашей француз-ским и английским. Иногда пораньше захожу за ним в садик и мы идем вдвоем в кафе “кутить”. Мальчик очень восприимчив и быстро учит слова, скоро мы будем разговаривать только по-французски. Ему понравилось, как я называю Колю, и он теперь тоже называет его: мсье Коко. Сидя в кафе и поглощая экле-ры, мы ведем беседы о его жизни в детском саду, о девочке, которая ему нра-вится, о манной каше, которую он терпеть не может, но его заставляют есть почти каждый день, и какие автомобили я видела во Франции. Разговариваем мы совершенно как взрослые, я даже забываю, что передо мной ребенок. Ему я рассказываю, как побывала в Японии и хочу поехать туда жить, рассказываю, как скучаю по мужу и как хочу родить ребенка.
-Роди девочку, когда я выросту, женюсь на ней, - заявляет Сашка, - А по-чему Коко на тебе не женится?
-Потому что он женат на твоей маме.
-Но ведь он тебя любит? Так мама сказала, - доверчиво сообщает он, - И вы дружите с детства?
-Мон шер, я многих люблю: и Коко, и тебя, и Ивана Семеновича, но боль-ше всех я люблю Сережу, потому я и вышла за него замуж, - я обожаю Сашки-ны вопросы и стараюсь отвечать как можно правдивей.
-Разве женятся только на тех, кого больше всех любят?
-Так лучше всего, это большое счастье.
-А что такое счастье? – тут же спрашивает Саша.
-А ты как думаешь?
-Это когда мама смеется все время, и не варит манную кашу, и целуется с Коко и он рассказывает мне, как все устроено. И когда много конфет, и..
-И от них болят зубы! – подсказываю весело.
-А вот и нет!
-Ты все правильно понимаешь. Я тоже счастлива, когда все время смеюсь и целуюсь с Сережей, и много конфет и не надо есть яичницу. И у меня родится дочка, и ты женишься на ней. - (Я уже знаю, что этого не будет)
В конце мая, когда я готовлюсь к защите диплома и почти все уже написа-но, я получаю письмо от Сережи. Я должна бежать в университет, а потом к машинистке, но решаю все-таки прочесть его сначала. Когда я читаю, смысл написанного не сразу доходит до меня. Я читаю и перечитываю, читаю и пере-читываю, я скоро выучу это наизусть, но я не понимаю, что он от меня хочет. Приходит Елена и, увидев у меня в руке письмо, спрашивает:
-Это от Сережи? Какие новости? Он ждет не дождется?
Я молча протягиваю ей листок, а сама остаюсь сидеть, вопросительно гля-дя на нее. Она быстро читает, багровеет и раздраженно спрашивает:
-Что ты так смотришь?
-Я не поняла, что он хочет?
-Что ты не поняла, что твой муж негодяй?
-Елена, не кричите, пожалуйста, на меня. Я не поняла, что он хочет, у меня все перепуталось. Он не хочет, чтобы я приезжала? А почему два года? И что потом?
Она смотрит на меня с жалостью.
-Лизочка, ты посиди, сейчас я дам тебе капли, и не думай об этом. Это ка-кая-то путаница.
Елена приходит с каплями в стакане, заставляет меня выпить и идет зво-нить по телефону. Письмо она уносит с собой, но я недаром прочитала его не меньше двадцати раз. Эти строки стоят у меня перед глазами:
“Лиза, я хотел поговорить с тобой во время отпуска, но не собрался с ду-хом, поэтому решил написать, тем более, что не получил от тебя никакого под-тверждения, что может быть ребенок. Ты, конечно, понимаешь, что наша суп-ружеская жизнь не сложилась. Я ждал от тебя большего понимания моих инте-ресов, но ты слишком легкомысленно отнеслась к своим обязанностям. Твои увлечения музыкой и французской литературой не дают тебе возможности по-святить себя семье и интересам мужа. Я надеюсь найти все это у другой жен-щины, которая уже сейчас много значит для меня. Тебе же я даю полную свобо-ду, но надеюсь, что у тебя хватит благородства и великодушия не портить мне карьеру и не требовать развод сейчас. Года через два, когда положение мое уп-рочится, мы спокойно разведемся. Давай поступим, как цивилизованные люди, и не будем портить друг другу жизнь скандалами и упреками. Я уверен в твоем благоразумии. Сергей”
Я сижу и повторяю письмо еще и еще раз, шевеля губами, пока смысл не становится ясен. От меня ускользает оскорбительный тон, надуманность и глу-пость обвинений. На меня находит затмение, понимаю только, что он встретил другую, которая будет ему лучшей женой. Выходит, что я виновата перед ним: я должна была отказаться от себя или потерять его. Я плохая жена и я потеряла его. Закономерный финал. Елена снова смотрит на меня испуганно, оказывает-ся, все это я говорила вслух. Когда приходит Коля, которого Елена вызвала по телефону, разыскав на лекции по истории искусства, я сижу, уставившись на стену, где висит лист хокку, привезенный мной из Токио. Красные иероглифы расплываются перед глазами, мне кажется, что они шевелятся, как неведомые красные звери, и сейчас убегут с листа, перебирая множеством лапок. Я пока-зываю на них Коле с Еленой:
-Я думала, что это про меня, а это про нее! Вот когда он это сказал: “Но пусть невидима Фудзи, как радует сердце она!”. А я-то, дурочка, не поняла! Я ведь никогда не радовала ему сердце, - вместо смеха губы мои кривит судорож-ная улыбка.
-Пойдем, Бетси, тебе нужно отсюда уйти, - Коля поднимает меня за руки с дивана.
-Коля, я плохая жена? - спрашиваю я.
-Бетси, ты самая лучшая!
Тут я, видимо, отключаюсь, потому что не помню, что было дальше. От-четливо я понимаю только, как позже он спрашивает у Елены:
-Вы уверены, что она не беременна? Мне показалось...
Тут я начинаю хохотать, пока Елена не дает мне пощечину.
-Да я не могу забеременеть, даже если буду спать с ним год без перерыва! Я ведь плохая жена!
-Лиза, что ты говоришь! - кричит Елена в испуге.
-Мне так сказали недавно, - поясняю я отчетливо, как малым детям, - Я ведь приняла тогда, три года назад, неверное решение. Я легкомысленная и... какая еще?
Коля сидит, закрыв лицо руками, потом вскакивает и подхватывает меня под руки.
-Поехали отсюда. Елена Николаевна, завтра утром я должен быть на рабо-те, ее нельзя оставлять одну. Может, Света с ней посидит, или вы? Я привезу ее.
Коля везет меня на такси в мастерскую к Светлане, я, как кукла, даю себя усадить на диван, послушно беру стакан с коньяком, делаю несколько глотков. Светлана идет варить кофе. Сашка вбегает в комнату и с разбега бросается ко мне на колени, я машинально прижимаю его к себе. Он говорит:
-Гуд ивнинг, миссис Серж!
Дальше опять провал в памяти, я не теряю сознания, но впадаю в какое-то странное оцепенение без мыслей и чувств. Коля отправляет Светлану с Сашей домой. Я помню, что мы сидим рядом на диване, и он уговаривает меня еще вы-пить. Я пью коньяк, как воду, и опять сижу, вся сжавшись внутри и думаю о том, что сама разбила себе жизнь, я не сумела сохранить чувства любимого че-ловека, не смогла стать для него единственной и необходимой. Если бы мне да-ли вторую попытку, смогла бы я жить по-другому, любить еще больше? Что я не сделала, чтобы он любил меня по-прежнему? Так, как перед отъездом в Япо-нию? Я сижу, уставившись в одну точку и думаю, думаю. Коля встряхивает ме-ня за плечи и повторяет:
-Бетси, не молчи! Говори что-нибудь, поплачь. Бетси! Бетси!! Лизочка!
Я киваю ему и говорю:
-Не волнуйся, со мной все в порядке. Сейчас я посижу немного и все будет хорошо.
Я сижу, как в трансе, пока Коля не раздевает меня, как ребенка, и не укла-дывает в постель. Он укачивает меня, пока я не засыпаю тяжелым сном, все время просыпаясь. Он словно не спит, сразу начинает успокаивать меня, шеп-тать всякие глупости про то, как я в детстве была влюблена в Толю, и еще в ко-го-то, и еще...
-Бетси, тебе тогда, наверное, тоже казалось, что мир рушится, но ты про-должала жить  и опять влюблялась. Ты так молода. Лиза, ты пугаешь меня! Я так тебя люблю, ты сейчас разрываешь мне сердце!
Он покрывает меня поцелуями, но я как мертвая - ничего не чувствую сейчас, кроме тупого оцепенения в мозгу и в сердце. Наконец, проваливаюсь в черную яму сна, как в обморок.
Неделю он, Светлана, моя сестра, которой нельзя волноваться, потому что она скоро должна родить ребенка, и Елена сидят со мной по очереди день и ночь. Я не понимаю, что они от меня хотят. Со мной все в порядке. Я маши-нально хожу, ем, пью, сплю, даже сделала корректуру диплома, и Елена отнесла его в перепечатку. Светлана потихоньку выпытала, что у меня за проблема с детьми, Елена сходила к моему университетскому врачу, проконсультировалась у знакомого профессора, и они немного успокоились: их обнадежили, что после лечения у меня есть шанс все-таки иметь детей.
-Светлана, я не понимаю, почему это вызывает такой ажиотаж. Мне не от кого теперь иметь ребенка. Или вы думаете, что я опять должна бежать к Коле? Он добренький, он мне поможет? Коля, ты мой друг, сделай меня женщиной! – передразниваю я, - Коля, сделай мне ребенка!?
Тут я вижу, как впервые искажается лицо Светланы.
-Ты думаешь, что он тебе откажет? Да если ты прикажешь: Коля, выпрыг-ни в окно, он и то будет счастлив выполнить! Он ради меня не сделает того, что с радостью - для тебя! А уж ребенка!! Но я тебе его не отдам, так и знай, - яро-стным шепотом обещает она, - Пока он мне нужен - он мой!
-Светочка, успокойся, тебе вредно волноваться, - испугавшись страсти в ее голосе, я бросаюсь к ней и прижимаю, обнимая за плечи, - Я никогда не сделаю ничего, чтобы вы пострадали - ты, Сашка и ваш ребенок. И потом, ты преувели-чиваешь его чувства ко мне, мы близкие друзья и только.
-Ты что, прикидываешься, или и правда такая наивная дурочка? Да он на мне женился потому, что у вас с Сергеем была счастливая на первый взгляд се-мья. Я устала так жить.
-Света, хочешь, мы никогда не увидимся больше?
-Чтобы он ходил, как лунатик? Когда ты вернулась из Парижа, я поняла, какая это большая разница - он без тебя и он, когда ты здесь. Он весь засветился и ожил, я-то не знала раньше, каким он может быть.
-Что же нам делать? Светлана, как скажешь.
-А, пусть идет, как идет!
Я вдруг вспоминаю Ива и его роман, и какой конец он придумал отноше-ниям героини с Николя. Я не говорю об этом Светлане, но все-таки замечаю:
-Надо написать Иву. Сюжет для очередного романа.      
-О, господи! - вскрикивает Светлана, и мы вдруг начинаем смеяться.
Так нас и застает Иван Семенович. Он всю эту историю переживает тяже-ло. Со мной он обращается, как с больной, но боится даже заговорить на эту те-му. Однажды только он, покраснев, говорит мне:
-Лизочка, мы с Еленой любим тебя и считаем дочерью. Я надеюсь, что ты и дальше будешь жить с нами?
Теперь он, видя такое веселье, радостно говорит нам, потирая руки:
-А что, девицы, не выпить ли нам по рюмочке за ужином?
Внешне я быстро прихожу в себя, но чувствую себя ужасно, словно из-под ног выбита почва. Даже диплом защищаю, не осознавая важности происходя-щего. Я становлюсь нервной и слезливой, меня мучают головные боли, ночами лежу и думаю о своей жизни, вспоминая прошлое, которое становится теперь необыкновенно притягательным, как всякая утраченная вещь. Защита, несмотря ни на что, проходит отлично. Мне предлагают на выбор работу на кафедре или в Институте языкознания. Советуюсь с Еленой, и она говорит: «Оставайся в университете, тут хоть лица молодые вокруг, в институте ты закиснешь. В сле-дующем году пойдешь в аспирантуру».
Летом Елена устраивает меня в археологическую экспедицию в приазов-ские степи. Мы живем в палатках прямо на раскопках на реке Миус недалеко от Таганрога. Вечерами после работы, пропыленные и прокаленные степным солнцем, загорелые до черноты, мы купаемся в реке и долго сидим у костра, разговаривая, слушая шум цикад и лягушачьи хоры в речной запруде. Обычно я молча сижу, глядя в черное бархатное небо, полное звездного мерцания, куря сигарету за сигаретой, пока археологи откуда-то не узнают, что я училась в Па-риже. Начинаются охи и ахи, расспросы, мне приходится рассказывать им, как я там жила.
-Эх, я бы с удовольствием копнул курган под Парижем! - мечтательно до-носится из темноты.
Однажды, в один из самых жарких дней, когда даже ночь не принесла прохлады, я рассказываю о Рождестве в Швейцарии, о катании в санях по за-снеженной долине в лунном свете.
-Да, у нас от этой роскоши только луна! - говорит кто-то по ту сторону ко-стра, - Счастливая ты, Лизка!
-Да, я очень счастливая!
И вдруг слезы начинают литься у меня из глаз - впервые за эти месяцы. Я встаю тихонько, чтобы никто не заметил, и ухожу в степь. Терпкий полынный запах, когда я растираю машинально стебель в руках, приводит меня в чувство. Выплакавшись, я чувствую такое облегчение, словно снова родилась на свет, потому что осознаю, что уже переболела Сергеем и теперь начну выздоравли-вать. Я возвращаюсь к костру и включаюсь в общий разговор, не заметив, что наш начальник экспедиции Дмитрий Александрович (Митя, как мы все его зва-ли за глаза), ходил за мной, боясь, как бы что-нибудь не случилось. Он один знал от Елены, что произошло, и я иногда замечала его внимательный взгляд.
На другой день мне среди осколков и черепков, которые пока и составляли нашу основную добычу, попалась монетка из серебра, почерневшего от време-ни, полустертая, с трудно-различимым рисунком. Я отнесла ее Мите. Позже он показал мне ее уже отчищенной, рисунок стал заметнее. Выгнутая дугой рыба напоминала дельфина в прыжке. Надпись по-гречески “Танаис” означала, что монетка из колонии Танаис в устье Дона.
-Таких монет много во всех музеях. Возьми ее себе, она принесет тебе удачу, - он положил ее мне на ладонь.
-Это похоже на дельфина.
-Это и есть дельфин. Тогда его считали рыбой, приносящей счастье.
-Да, удачи у меня маловато. Спасибо!
-Лиза, - начал он, но потом махнул рукой, - Ладно. Тебе здесь нравится?
-Да, очень.
-Я рад. Хочешь завтра поехать со мной в Таганрог? Искупаешься в море. Степь не наскучила?
-Искупаться - это здорово. Но степь мне не наскучила, она лечит. Такая первобытность, что все проблемы кажутся ерундой.
Мы едем на экспедиционном газике в Таганрог. Я помогаю Мите получить в банке деньги, и мы закупаем продукты и всякие мелочи по длинному списку, в который каждый вписал что-нибудь необходимое. Это заняло массу времени. Мы скупили все журналы и газеты в киоске, в книжном магазине среди пыль-ных брошюр и книг об ударниках комсомольских строек я увидела вдруг “Сто лет одиночества” Маркеса. Мы взяли все три имеющихся экземпляра, а потом я разглядела среди учебников “Маленького принца” Экзюпери на французском языке с рисунками автора. Я открыла наугад и прочитала по-французски: “Мы в ответе за тех, кого приручили” и перевела Мите, грустно улыбаясь. Он обнял меня за плечи и вдруг сказал:
-Пойдем обедать в ресторан, я ужасно есть хочу. И обязательно выпьем! Гулять, так гулять!
Мы зашли в ресторан на центральной площади и заказали всего, что там было: очень вкусного борща, фаршированного перца, котлеты, салат, компот и отличный крымский мускат. Скоро стало понятно, что котлеты, как и по всей стране, у них несъедобные, зато овощи как домашние. Мы переглянулись и по-просили еще по порции перца. Официантка после наших похвал зарделась и та-инственно сказала: «А хотите мороженого?» Мы ели мороженое и запивали его мускатом.
-Пир души! Я даже в Париже так вкусно не ела! - говорю я официантке, слизывая с ложечки остатки мороженого, - А мороженое, может быть, тоже можно повторить?
-А вы были в Париже? - на одном дыхании спрашивает она.
-Да, я там училась полгода, но питалась сухими корками, денег ведь было в обрез.
-Еще бы! Да я все деньги потратила бы на тряпки, совсем не ела бы!
Она бежит за мороженым, и мы, смеясь, съедаем его, допиваем мускат, я блаженно откидываюсь на спинку стула и говорю:
-Я пьяна! Но это не так страшно, как то, что я объелась!
Митя смотрит на меня и смеется.
-Я никогда не видел тебя такой.
-Какой?
-Беззаботной. Ты всегда была очень замкнутой.
-Ну, теперь ты знаешь рецепт “женщина беззаботная”: хороший обед и полбутылки муската.
-Нет, это произошло раньше. Вчера?
-Позавчера. Понюхала горькой полыни. Помнишь? Горечь, горечь, вечный привкус...* :               
       Я от горечи целую
        Всех, кто молод и хорош,
        Ты от горечи другую...       (* М. Цветаева)
Я запнулась.
- Я не “молод” и уж наверняка не “хорош”, но за “всех” могу, наверное, сойти, - спешно говорит Митя, - Всегда готов выставить свою кандидатуру.
-Тогда ты будешь претендентом номер два. Есть один романист и лыжный инструктор в Лугано, который считает себя номером первым.
-Ну, с романистом из Лугано я, конечно, тягаться не могу, но у меня есть большое преимущество!
-Какое? - не могу удержаться я.
-Тогда как первый претендент благополучно пребывает в Швейцарии, я по счастливому стечению обстоятельств - рядом с тобой.
-Ну так воспользуйся преимуществом, если тебя не смущает обмануть до-верие Елены. Она ведь тебе поручила следить за мной?
-Напротив, я выполняю ее точные инструкции. Она просила встряхнуть и развлечь по обстоятельствам, используя любую возможность и не стесняясь в выборе средств.
-О, господи, узнаю Елену! Она всегда мечтала скинуть меня на любые на-дежные мужские руки, какие подвернутся.
-Я что, не первый?
-Что ты, она предлагает меня на всех углах.
-У тебя замечательная свекровь!
-Да, и что мне больше всего нравится, теперь я люблю ее просто так. Ну, пошли?
-Так что насчет инструкций?
-По обстоятельствам, - пожимаю я плечами.
Мы садимся в наш газик, едем вдоль моря от города к устью Миуса и, найдя пустынный пляж, останавливаем машину прямо у песчаной полосы бере-га под кустами ивы, дающими призрачную тень. Мы долго брели по колено в воде, пока не добрались до глубины, где можно было плавать.
-Лиза, ты не боишься так далеко заплывать? – тревожно спрашивает Митя.
-Нет, я в воде чувствую себя лучше, чем на суше.
-А я вот - нет. Я городской человек, а работаю чаще в степи, а ты похожа на того дельфина, что изображен на твоей монетке, - я смеюсь и быстро плыву к берегу, а Митя кричит вдогонку: - Лиза, а кто же меня будет спасать?!
Я подплываю ближе: - Ты действительно не стесняешься в выборе средств.
-О, боже мой, но я и правда не очень хорошо плаваю!
-Тогда держись, - я подставляю плечо и он кладет на него одну руку, за-гребая другой. Когда мы, почувствовав под ногами песок, становимся в воде, Митя говорит с облегчением:
-Ну вот, теперь я опять чувствую себя мужчиной! А ты устала.
Митя подхватывает меня на руки и несет к берегу, но, не дойдя, начинает целовать, прижимая к себе. И вдруг я чувствую, что мое тело перестает повино-ваться разуму. Бешеное желание закипает во мне, ноги подгибаются и я увле-каю его за собой прямо в воду, которая даже не прикрывает нас на мелководье. Следующие полчаса были безумием. Я не знаю, в каких археологических рас-копках он этому выучился, но то, что он со мной проделал в море, было восхи-тительно. Наши тела скользили в объятьях, почти невесомые в теплой соленой воде, мои волосы колыхались вокруг нас, когда я, откинувшись на спину, под-ставляла свое тело его горячим губам. Мы отдыхали, лежа на кромке воды, обессиленные любовью, Митя положил голову мне на грудь, чуть касаясь губа-ми кожи, что вызывало ответный трепет, и спросил:
-Лиза, почему? Я не ожидал...
-Не знаю, наверное, я почувствовала себя впервые женщиной без мужа. Я свободна и могу изменить только самой себе.
-И как ты себя теперь чувствуешь?
-Отлично! Я чувствую себя отлично! Прекрасно быть свободной и делать то, что хочется. Елена мудрая женщина. Пока я все в очередной раз не вспомню, - я свободна!
Митя кладет обе руки мне на грудь и говорит задумчиво:
-Я с трудом представляю мужчину, который может отказаться от тебя, но что я совершенно не могу представить - так это женщину, на которую можно тебя променять. А уж у меня-то есть с чем сравнивать, в мои-то годы!
-А какие твои годы?
-Тридцать шесть.
-О! В этом есть своя прелесть.
-Какая?
-Опыт.
-У тебя есть с кем сравнивать?
-Нет. Почти нет.
-Как это так?
-А так. Все тебе расскажи!
-Расскажи!! – требует Митя, и я рассказываю о своем небогатом прошлом.
-Ну, насчет твоего мужа я помолчу, - подводит итог Митя, - Но твое сча-стье, что у тебя хватило ума выбрать первого мужчину. Тем, что ты стала такой, как ты есть, ты обязана ему.
-Я ему всем обязана. Он меня создавал и воспитывал с тринадцати лет.
-Почему же ты не с ним?
-У него прелестная жена и скоро должен родиться ребенок.
-Он тебя не любит?
-Мы самые близкие друзья.
-Так в чем же дело?
-В том, что я люблю другого.
-Это  неправда. Сейчас ты его не любишь, - и он опять начинает ласкать меня, пока я действительно не забываю все.
Мы возвращаемся в лагерь на закате, а через неделю я улетаю домой в университет и начинаю работать. Мне дают группу третьекурсников. На первое занятие одеваю строгий костюм и подбираю волосы, чтобы выглядеть солидней, но постепенно опять начинаю одеваться, как привыкла - в брюки и свитера. Зав. кафедрой делает мне время от времени замечания, но я каждый раз рассказываю ей, как мой профессор в Сорбонне приходил в джинсах, запятнанных машин-ным маслом, потому что ездил на работу на мотоцикле.
-Ну, так то - Сорбонна! - с сомнением тянула она, - И что, кстати, за тема у вас была на прошлом занятии? Чуть ли не про презервативы!! - она переходит на шепот.
-Статья из “ Фигаро” о безопасном сексе, специально для молодежи. Они же взрослые люди, а вы знаете, сколько абортов делают студентки за время уче-бы? Тема очень актуальная, и издание солидное.
-Лучше бы вы выбирали более пристойные темы!
-Всякая тема пристойна, если она подана должным образом.
-Я бы все-таки попросила вас, Елизавета Михайловна, быть более ответст-венной на работе.
-Хорошо, я постараюсь.
Однажды я занимаюсь в аудитории  со студентами и внезапно вижу в от-крывшейся двери Колю, который делает мне знаки выйти. Вдруг вперед про-тискивается Сашка и жизнерадостно здоровается:
-Бон жур, мадам Бетси!
-Бон жур, мон шер мсье! - отвечаю я и он бежит ко мне целоваться.
Студенты оживляются. Я выхожу, оставив Сашу, окруженного моими учениками.
-Что случилось?
-Бетси, Светлану увезли в больницу. Очень плохо. Я должен быть там. Можно, я оставлю Сашу у тебя?
-Конечно, пусть он пока поживет у нас. Я потом подъеду в больницу. Бу-дем надеяться, что все в порядке. Не волнуйся так.
Я обнимаю его и целую куда-то возле уха. Когда я вхожу в аудиторию, Сашка сидит на столе и, болтая ногами, поет песенку “Спляшем, Бетси, спля-шем”.
-Ну все, мадам и мсье, закончим веселье. У этого молодого человека, воз-можно, прямо сейчас появляется брат или сестра. Это серьезный момент в жиз-ни. Саша, на тебе бумагу и карандаш, и нарисуй картинку, я передам твоей маме вечером. И напиши что-нибудь, приличное случаю.
-Как это?
-Ну, что-нибудь ласковое.
Саша забирается на стул и прилежно рисует, студенты принимаются за перевод, а я вдруг задумываюсь, что случилось бы, если бы я родила ребенка, какой бы он был, как это все происходит. Мне опять становится плохо. Черная тоска, которая накатывает ночами и о которой никто не знает, так хватает за горло, что у меня выступают слезы на глазах. Вдруг детский голос на всю ауди-торию спрашивает:
-Бетси, почему ты плачешь?
-Я не знаю, Саша, просто стало грустно. Вот у тебя будет маленький бра-тик, а я пока одна.
-Не плачь, - так же звонко утешает он, - Если Коко не может на тебе же-ниться, я вырасту и сам женюсь!
-Хорошо, мон шер, я буду ждать.
Я замечаю, что мои студенты очень серьезно слушают наш диалог. С тех пор они зовут меня за глаза Бетси, а потом и на занятиях - мадам Бетси, когда никто посторонний не может услышать.
После занятий я веду Сашу домой, мы читаем сказки, говорим по-английски и по-французски, играем в детское лото, пока не приходит Елена. Оставив с ней мальчика, я еду в больницу к Коле, прихватив Сашин рисунок и фрукты для Светланы. Мы сидим возле справочного, пока ничего неизвестно. Коля рассказывает, что еще летом ей предлагали прервать беременность, так тяжело она протекала, но ребенок был жив, и Светлана отказывалась. Ее преду-преждали, что кто-то из них может погибнуть, не выдержав борьбы с природой, но Светлана не верила, что с ней что-нибудь может случиться.
-Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо! - твержу я как закли-нание.
Мы держимся за руки, потом начинаем ходить по коридору. Наконец, я не выдерживаю, и пытаюсь пробиться через приемный покой, но меня с позором изгоняют. Мы опять сидим, обнявшись, на жесткой лавке у справочного окош-ка, пока его не закрывают. Я опять иду в приемный покой и умоляю девушку хоть что-то узнать для нас. Она звонит в отделение и говорит, что может разго-варивать только с родственниками.
-Я сестра, - кричу я, - А вот там муж. Но вы скажите только мне, я вас умоляю. Что случилось?
-О ребенке нет и речи. Она очень плоха. Нужно переливание, кровь будет утром. Больше ничего.
-Может, моя подойдет? Я точно знаю группу: “В”, у меня только резус по-ложительный.
-Нет, - говорит она с сожалением, позвонив на отделение, - Не подходит, резус не тот.
-А какая нужна?
-Группа “В” резус отрицательный. Но вы тоже можете помочь, не уходите.
Я бросаюсь к Коле, он начинает звонить знакомым, я звоню сестре, я знаю, что у них обоих резус отрицательный. Она, конечно, исключается, но ее муж может подойти. Он приезжает через полчаса. Гулкими переходами мы бе-жим с ним на отделение.
-Мужчина - прямое переливание, у женщины на всякий случай 350 грамм, - командует врач.
Когда нас вводят в палату реанимации, где лежит Светлана, я в шоке смотрю на совершенно белое лицо, слипшиеся волосы, черные провалы глаз-ниц. Она без сознания.
-Ну теперь, может, до утра доживет, - говорит сестра, быстро укладывая нас на топчаны и втыкая иглы в вену. Меня колотит дрожь, так я нервничаю. Я подзываю сестру и спрашиваю шепотом:
-Кто у нее был?
-Девочка, - говорит сестра, - Недели две назад сделали бы кесарево, обе жили бы.
Слезы текут у меня по щекам. Когда я выхожу, держась за стенку, Коля подхватывает меня, усаживает на скамью, а потом спрашивает:
-Ну, как она? Ты ее видела?
-Сказали, будет жить, - он обнимает меня, прижимаясь лицом к шее, я об-хватываю его за плечи, - Коля, почему мы все так несчастливы? Чем мы прогне-вили бога?
-Тем, что обманываем сами себя! - глухо говорит он.
Через пять минут выходит сестра и сообщает, что до утра мы можем спо-койно ехать домой, хуже не будет.
-Вы ее спасли. Вот справка, завтра не ходите на работу и ешьте хорошень-ко. А молодого человека мы оставляем, он заснул, ему надо лежать до утра.
Я звоню сестре и мы едем домой. Уже двенадцатый час, Елена уложила Сашу на мой диван. Я стелю Коле на диване в кабинете, но он сначала заставля-ет меня съесть бутерброд и выпить молока. Елена приносит початую бутылку водки и наливает всем по рюмке.
-За Светочкино здоровье. А что с ребенком?
Я забыла ее предупредить и делаю большие глаза, но она уже поняла, что спрашивать не стоило. Она подходит к Коле и, обняв, целует в лоб.
-Коля, почему не ты мой сын? Я буду молить бога, чтобы вы все были еще счастливы.
У меня вдруг начинает кружиться голова, и я чуть не падаю со стула. Коля подхватывает меня и, объяснив Елене, что я дала Свете кровь, несет на диван к Сашке. Уложив и укрыв, он еще долго сидит рядом, одной рукой держа меня за руку, другой прикрыв лицо, пока заглянувшая в комнату Елена не уводит его в кабинет спать. У меня на другой день одна пара занятий, и я долго сплю, Коля тихонечко уводит Сашку в садик. На работу я все-таки иду, потом захожу за Сашей и мы с ним роскошно обедаем в ресторане. Я ему рассказываю почти все, он ведь и так узнает, что ребенка не будет. Вижу, как у него кривятся губы, и говорю, что сейчас мы поедем в больницу узнать, как там мама. В справочном сообщают, что у нее состояние средней тяжести, но я требую вызвать врача. Он говорит, что утром привезли еще кровь и теперь почти все в порядке. По край-ней мере, они в хорошем исходе не сомневаются. Мы едем на работу к Коле и он, чуть просветлев лицом, отправляется все-таки в больницу выяснить, что еще нужно достать для Светланы.
 Из больницы ее выписывают через десять дней. Сашка все это время жил у меня. Мы подружились еще больше. Я забирала его из садика пораньше и мы гуляли по городу, иногда пешком шли через мост к нам на Васильевский, Саш-ка бегал между колонн Биржи, клянчил, чтобы я опять повела его в Военно-морской музей, потом мы гуляли между деревьев на Менделеевской линии и мимо БАНа шли домой. Коля забегал из больницы и сообщал, что Светлане все лучше и лучше. Наконец, мы втроем едем за ней. Бледная и печальная, она си-дит на диване и следит, как Коля разливает чай и намазывает ей бутерброд с черной икрой, которую где-то с трудом достал. Она смотрит на Сашку, при-жавшегося ко мне сбоку и слизывающего сахарную пудру с эклера, и внезапно говорит:
-Ты была бы рада, если бы я не выкарабкалась!
-Всю бы кровь отдала! - с чувством говорю я и мы вдруг начинаем рыдать, обнявшись. Сашка смотрит на нас круглыми глазами, а потом потихоньку ухо-дит на кухню к Коле.
-Невезучая я, - говорит, вытирая глаза, Светлана.
-Ничего себе! С двумя-то мужчинами в доме. У тебя же все есть: муж, сын, жизнь, талант! Что же мне тогда делать - утопиться?
-Ну что ты, милая, - гладит она меня по щеке, - Кто кого должен утешать?!
-Да уж, утешать меня и без тебя есть кому.
-Ого! – оживляется Светлана, - Ты мне расскажешь?
-Конечно! На раскопках меня славно утешали, - и я рассказываю ей свое приключение в Таганроге, мы тихонько хихикаем, на щеках у Светланы появ-ляются ямочки. Коля с Сашкой застают нас веселящимися, но она успевает спросить:
-Так ты забыла?
-Нет, конечно, это не заживает.
-Поверь мне, заживет!
Однажды я иду в ректорат по огромному коридору центрального здания университета. Вдруг меня догоняет кто-то и, обняв за талию, разворачивает на месте. Я оказываюсь лицом к лицу с Митей, Дмитрием Александровичем.
-Вы меня компрометируете! Что скажут студенты? - восклицаю я в при-творном гневе, - Мы же не в степи!
-Да наслышан я о твоем авторитете, мадам Бетси! Хочешь, опять в ресто-ран свожу?
-Пожалуй. Почему бы и нет?
Через час мы сидим в “Европейской”.
-Борщ и котлеты! - лихо заказывает он.
-И “Мускат”, - добавляю я, - “Красный камень” урожая шестьдесят пятого года. Ну, можно, пожалуй, шестьдесят восьмого.
Официант смотрит на нас, как на идиотов, а мы веселимся. В конце концов мы делаем заказ и пока ждем его - потягиваем мускат. Я рассматриваю своего визави. В цивилизации он, конечно, смотрится не так живописно, но все-таки очень привлекательно: очень сильный загар и почти белые от солнца волосы, фигура русского богатыря и детски-наивные голубые глаза.
-Ну, и как тебе? - улыбаясь, спрашивает он.
-Вполне. Киногерой. Хотя на раскопках смотришься все-таки эффектнее.
-Лиза, выйдешь за меня замуж?
-Ни за что!
-Как! Я не произвел на тебя впечатления?
-Очень сильное. Но у меня стойкая аллергия на трудовой энтузиазм. И по-том, скоро приезжает претендент номер один. Ты, помнится, был под номером два и лихо использовал все преимущества. Дай теперь и другим проявить себя!
-Лиза, я серьезно! - он сжимает мою руку выше локтя.
-Будет синяк, - освобождаюсь я, - Я ведь тоже серьезно. Ты ради меня бро-сишь свою археологию? - и, заметив, как он даже поперхнулся от изумленного негодования, я царственным жестом машу, - Свободен!
-Как ты можешь!
-Я уже сидела по полгода в ожидании любимого мужа. И сейчас, кстати, мой законный муж тоже продолжает делать карьеру на Востоке. Так что, даже если бы очень хотела - не могу. Если тебя не смущает согрешить с замужней дамой - мы могли бы что-нибудь придумать.
-Грешить с тобой я готов каждый день с утра и до вечера, но я хочу чтобы ты была моей женой. Мне ведь скоро тридцать семь и я понял, что пора поду-мать о вечном.
-Митя, дорогой, о вечном я тебе советую подумать с кем-нибудь другим. Со мной ты останешься последним в роду и умрешь без наследника.
-Лиза, что ты говоришь!?
-Диагноз. Не переживай так, возьми себе девочку с исторического, она бу-дет счастлива копаться с тобой в курганах, а между полевыми сезонами родит тебе кучу детей.
-Но я хочу тебя! Я еле дождался возвращения.
-Ну что ж, пока ты ищешь девочку, будем грешить! - я, улыбаясь, протя-гиваюсь ему руку и он прижимает ее к лицу.
-Лиза, я ведь люблю тебя.
-Мы разве говорим о любви? Слово “Любовь” я навсегда исключаю из своего лексикона. Только так я могу удержать свою психику на грани рассудка. Митя, с меня содрали кожу. Может, через несколько лет я и забуду все оконча-тельно, а сейчас... не говори со мной о чувствах.
Мы допиваем вино и выходим под моросящий осенний дождь.
-Если я не отбила у тебя охоту... Пойдем!
Мы приходим к Светлане в мастерскую, она уже работает, Сашка в сади-ке. Открыв нам дверь, в фартуке, измазанном краской, она с любопытством смотрит на моего спутника. Я знакомлю их.
-О, - улыбается она, - Так это вы так поразили мое воображение?! Надо признаться, что даже мне, с моим богатым опытом, не приходилось переживать такие нетрадиционные ощущения, как любовь в воде!
-Митя, не обращай внимания, - поспешно говорю я, - Светлана имеет обыкновение говорить все, что думает, не задумываясь о впечатлении. Ты не в претензии, что я ей рассказала? Она ведь моя самая близкая подруга.
-Да нет, отчего же, - смеется он, - Я горд тем, что мне удалось хоть чем-то поразить ваше воображение. Теперь это получается все реже. Скорее, это удает-ся женщинам.
-Ха! - довольно восклицает Светлана, - Я всегда была уверена, что наши женщины еще покажут, на что способны!
-Кстати, это одна из причин нашего визита. Ты не дашь мне такую воз-можность сегодня?
-Что-что?
-Показать, на что я способна. Дай ключ от квартиры и придержи своего мужа.
-Конечно, дорогая! – радостно восклицает Светлана, - Желаю всяческих удовольствий!
Когда мы выходим, Митя вытирает воображаемый пот со лба.
-Господи, вы всегда так разговариваете? Иногда я думаю, что лучше ос-таться холостяком. Я бы сошел с ума с такой женщиной.
-Эта женщина только что потеряла ребенка и едва выжила сама, а еще жи-вет в постоянном страхе потерять и мужа. Ее муж - мой друг, о котором я тебе рассказывала. Она убеждена, что он больше любит меня, поэтому она живет, как на вулкане. Никакие мои клятвы не могут переубедить ее в том, что каждый день с ним – последний. А ведь не скажешь по ее виду, правда? У каждого своя рана в сердце, но некоторые это умеют прекрасно скрывать. И у Светланы это получается виртуозно.
Мы едем на такси в Купчино, но настроение как-то незаметно меняется.
-Ты загрустил, отчего? – беру я его за руку.
-Последнее время я только и мечтал о том, как женюсь на тебе, - жалобно сообщает он.
-Ну, а тебе ни на минуту не приходило в голову, что я, например, уже бе-зумно полюбила кого-нибудь другого?
-Нет, я надеялся, что заставлю тебя полюбить меня.
-Разве так можно?
-Не знаю. Но я хотел попробовать!
-Бедный Митя! Мне тебя жалко.
-Тебе тоже не позавидуешь. Лиза, может, я могу чем-нибудь помочь тебе? Хочешь, я отдам тебе свою кожу?
Я обнимаю его, и мы сидим некоторое время молча, между нами возника-ет какая-то связь, словно настроение и эмоции друг друга мы слышим внутрен-ним слухом. Я чувствую его растерянность и разочарование, вызванное моим отказом, его опасение, что может быть отвергнут как мужчина, и еще я пони-маю, что он впервые в женщине чувствует душевную боль и стремится часть ее взять на себя.
-У хозяина есть тайничок, где всегда хранится на всякий пожарный случай бутылка коньяка. Давай воспользуемся его предусмотрительностью?
-Ты хорошо знаешь тайны этой квартиры?
-Я здесь очень редко бываю. Но я очень хорошо знаю хозяина этой квар-тиры. - я разливаю коньяк, - На этом диване я рассталась со своей невинностью.
-О! Я не знаю, как на это реагировать...
-А никак! –
 я отпила глоток, - если хочешь, подбери то, что осталось. Больше некому.
Он еще некоторое время приходит в себя, обретая утраченное равновесие, я это тоже чувствую. Глотнув еще и отставив стакан, я беру его руку и провожу губами по мощной широкой ладони, потом по пальцам, которые могут так неж-но орудовать кисточкой, расчищая на раскопках хрупкие черепки.
-Приласкай меня, - прошу я.
Митя начинает легко касаться кончиками пальцев моих щек, трогает рес-ницы, проводит по губам, скользит по шее вниз, чувствует, как начинает беше-но колотиться мое сердце, но не торопится, с удовольствием наблюдая, как я перестаю владеть собой, полностью отдаваясь наслаждению.
-Ты сейчас замурлычешь, как кошечка, - радостно констатирует он.
-Я уже мурлычу про себя. Но мне хочется орать, как дикой мартовской кошке. Ты удивительно можешь разбудить первобытные чувственные инстинк-ты.
-Ну, так кричи, надо подчиняться первым побуждениям!
-Хорошо! - шепчу я.
-Лиза, может, ты передумаешь? - говорит он при прощании.
-Как ты думаешь, за что я тебе больше благодарна, за предложение или за то, что я этим вечером забыла о том, что меня бросил муж? Ответь с первой по-пытки!
-Как только ты захочешь еще раз все забыть - разыщи меня, - галантно предлагает Митя, поднося мою руку к губам.
 -Спасибо, дорогой! 
Через полгода Дмитрий Александрович женится на аспирантке с истори-ческого факультета. Но до этого мы еще несколько раз встречаемся в Колиной квартире.
Весь год я, кроме работы со студентами, готовлюсь и сдаю кандидатский минимум. Все остальное время я провожу у Коли со Светланой, играя и занима-ясь с Сашей. Он готовится в первый класс, мы с ним учим все, что ему приго-дится в школе. Он задает мне самые неожиданные вопросы, и я стараюсь отве-тить на все. Особенно его интересует, откуда берутся дети, и как все происхо-дит. Я иду на факультет психологии и получаю подробные инструкции, как все объяснить маленькому ребенку. На другой день после нашего с Сашей разгово-ра на эту тему прибегает Коля.
-Бетси, Светка хохочет, а я возмущен. Как ты можешь, это же ребенок! Он вчера пришел домой и предложил нам рассказать, откуда он появился, как и по-чему. Тебе не кажется, что ты должна была  спросить наше мнение?
-А еще лучше - родить своего и развращать его, как угодно. А не можешь, так и не суйся! Коля, когда и где ты сам узнал об этом? А я объяснила все Саше, следуя точным инструкциям наших детских психологов.
Коля сидит, изменившись в лице.
-Прости, Бетси, я был бестактен. И потом, я не то хотел сказать...
-Ладно, обсудите дома приглашение заниматься по ускоренной програм-ме. Саша талантлив, надо развивать это. Я отведу его на кафедру психологии на тестирование?
-Конечно, Лиза. Как считаешь нужным. Прости меня. Я и сам не понимаю, почему завелся... Вернее, знаю, - он прямо смотрит на меня, - я спросил у Свет-ланы, куда пропала бутылка коньяка из моей квартиры и она сказала, что давала тебе ключ.
-Да, извини, я забыла принести другую. Я бы попросила ключ у тебя, но тебя не было дома. Я больше не буду!
-Бетси, ты мне больше не доверяешь?
-Помнишь, ты как-то сказал, что я уже не твоя девочка, а чужая жена. Ты хочешь знать обо мне все?
-Ты права, мне не хочется знать о тебе все. Я хочу знать только, что ты счастлива.
-Ты будешь первым, кто узнает об этом.
Вскоре я начинаю помогать Коле работать над дипломом, его тема - рабо-та Бакста для Дягилевских “Русских сезонов” в Париже - требует перевода большого количества статей и рецензий из французской прессы. В это же время у меня идет активная переписка с Ивом. Он, как и обещал, присылает мне стра-нички газет со своим романом обо мне. Я критикую и даю советы, потом пишу, как я бы сама придумала сюжет этой истории. Мы постепенно начинаем писать друг другу о себе. Так, Ив узнает о моем муже, о женитьбе Коли, об их ребенке, о нашей дружбе со Светланой. Он пишет, что после стажировки вернулся домой и теперь опять работает инструктором и пишет, но после встречи со мной начал менять стиль. Получается не так легкомысленно и уже почти не для газеты. Вдруг в начале весны я получаю письмо, в котором Ив пишет, что купил тури-стическую путевку, единственный способ попасть в нашу страну, и будет в на-чале лета в Москве и пять дней в Ленинграде. Я очень рада, хочется увидеть старого друга. Мы так славно занимались вместе итальянской и французской литературой! Светлана потирает руки в предвкушении.
-Светик, ты так стремишься спихнуть меня с рук! – поддразниваю я.
-И чем дальше - тем лучше. Швейцария - это оптимальный вариант, -подтверждает Светлана.
-Ты считаешь это делом решенным?
-Конечно! Зачем бы он приехал еще?
-Ну, посмотреть страну, увидеться со старой знакомой.
-Господи, ты как младенец! Когда ты поумнеешь?
Я подозреваю, что Светлана поговорила с Еленой, потому что та вдруг предлагает мне поехать в Москву, чтобы там встретить Ива. Прямо накануне сессии я бросаю своих студентов на три дня и уезжаю. Оставив вещи у старень-кой родственницы, у которой всегда останавливаюсь в Москве, я начинаю разы-скивать группу туристов из Швейцарии, поднимаю на ноги Интурист, и наконец мне сообщают, в какой гостинице они живут и их маршрут. Не дожидаясь их возвращения, я еду в Третьяковскую галерею, и там, на глазах у всех посетите-лей, Ив хватает меня на руки и кружит по залу. Я так рада его видеть, что даже не сопротивляюсь. Все с интересом наблюдают за этим. Я, смеясь, прошу по-ставить меня на пол и, подойдя к экскурсоводу, спрашиваю нет ли тут какого-нибудь укромного уголка, потому что мы не виделись полтора года и нам не до живописи. Молодая женщина очень сочувственно к этому относится и показы-вает, как пройти к служебным помещениям, отделенным бархатной портьерой. Прямо за портьерой Ив заключает меня в объятья и мы целуемся, как в рожде-ственскую ночь.
-Ив, ты меня еще не забыл? - смеюсь я.
-Я хочу тебя еще больше. Ведь ты теперь свободна? Какое счастье! - и он опять принимается меня целовать.
Следующие два дня мы проводим вместе, разъезжая по экскурсиям, часть туристов, говорящая по-итальянски и по-французски, охотнее общается со мной, чем с переводчиком, знающим немецкий и английский. Ив уже всем со-общил, что приехал свататься, и нас очень деликатно стараются оставить на-едине, где только можно. Когда мы садимся в “Красную стрелу”, оказывается, что у нас купе на двоих. Закрыв за собой дверь, я говорю:
-Ив, не думаешь же ты...
-Думаю, - перебивает он меня, - Я думаю сделать тебе нескромное пред-ложение, и надеюсь, что теперь у тебя нет причин отказывать, - он начинает ме-ня раздевать, приговаривая, -Вот наконец я увижу тебя такой, как ты есть. Каж-дый раз, когда я писал любовную сцену, я представлял тебя и описывал все, что мысленно делал с тобой. Мне сказали, что я стал лучше писать.
Я начинаю смеяться: - Значит, я стимулирую твой творческий процесс?!
-Ты стимулируешь меня! - шепчет он, отрываясь на минутку от поцелуев.
Этой ночью мы почти не спим. Утром, не выспавшаяся, но с новым чувст-вом внутренней свободы и уверенности, я иду в университет, потом разыскиваю в Институте этнографии Колю. Он смотрит на меня, разглядывая, словно впер-вые.
-Бетси, ты светишься изнутри. Что с тобой?
-Разве так заметно?
-Мне - очень.
-Знаешь, я впервые за это время забыла, что со мной произошло. Я живу только сегодняшним днем.
-А что у тебя на сегодняшний день?
-Приехал человек, который два года твердит, что хочет быть со мной, что я нужна ему. Понимаешь, я, брошенная за ненадобностью, оказывается, кому-то нужна!
-Но ведь ты нужна нам всем!
-Ах, это не то. Я нужна ему, как женщина. Вчера мы провели вместе ночь в “Красной стреле” - представляешь? - и он говорит, что хочет на мне жениться, - я в каком-то изумлении подняв брови, смотрю на Колю.
-Бетси, ты будешь счастлива с ним?
-Счастлива? Не знаю. Я не люблю его так, как любила Сергея. Но он твер-дит, что любит меня. Я хочу попробовать жить наоборот.
-Как это?
-Ну, раньше сильнее любила я, может, когда сильнее любят меня - тоже хорошо? По крайней мере, это так приятно!
-Бетси, я желаю тебе счастья!
-Может быть, я и буду счастлива? Можно, мы придем сегодня к вам? И еще, Ив живет в гостинице Интуриста...
-Ты хочешь взять ключ? - Я киваю головой, - Надолго он?
-На пять дней.
-Господи, а что же потом?
-Коко, я ведь еще замужем, ты знаешь. Я обещала еще год не разводиться.
-Ты ничего не обещала. Что же будет?
-Не знаю, мы еще не говорили об этом. И вообще, проблем много. Какая разница!
Он обнимает меня за плечи и притягивает к себе, мы стоим несколько се-кунд, прижавшись друг к другу, положив голову на плечо.
-Коко, - шепчу я, - С тобой так хорошо всегда...
Он отстраняет меня и треплет по волосам.
-Мне нужно работать, Бетси. Приходите вечером, - он садится к столу и склоняется над книгами.
-До вечера, Коко!
Я иду на встречу с Ивом.
-Ты спала? - шепчет он, целуя меня куда-то возле уха, - Я проспал в авто-бусе всю экскурсию.
-Мне не так повезло, - улыбаюсь я, - Я не могла спать на занятиях перед студентами. Я думаю, что сегодня, когда мы ляжем в кровать в квартире, ключ от которой я только что получила, я спокойно высплюсь.
-Черта с два, моя дорогая! Придется все-таки спать на занятиях.
-Сегодня я познакомлю тебя с Николя, его женой и с моим самым люби-мым мужчиной.
-Это еще кто? – ревниво интересуется Ив.
-Увидишь!
Когда мы входим в мастерскую, Сашка бросается мне на шею с криком:
-Бон жур, мадам Бетси!
-Вот этот мужчина вне конкуренции, мы только ждем, когда он подрастет. Он дал слово, что женится на мне. Бон жур, мсье Саша!
Ив знакомится со Светланой и Колей. Светлана тут же интересуется, по-нимает ли Ив по-русски. На мой отрицательный жест она говорит:
-Он чем-то напоминает мне Колю. Обаятельный парень.
-Это комплимент Коле? - смеюсь я.
Ив вопросительно смотрит на нас и я говорю, что Светлана считает его обаятельным. Он тут же галантно целует ей руку. Мы сидим за столом, который Светлана накрыла, как на праздник. Она вся светится. Я знаю, что у нее идея-фикс пристроить меня и тем самым завладеть Колей полностью. Я перевожу во-просы и ответы, которые Коля и Светлана обрушивают на Ива. Колю интересу-ет Ив, Светлану - жизнь за границей. Наконец, Коля выясняет, что Ив немного говорит по-английски, и они о чем-то тихо говорят, пока мы со Светланой уби-раем со стола.
-Лиза, бери его, он просто прелесть, - тихо уговаривает она, поглядывая на Ива, - А какой высокий! Вот уж будет на руках носить! А как в постели? Ты вы-глядишь такой удовлетворенной!
-Ну, - смеюсь я, - Если постелью с натяжкой можно назвать вагонное купе - тогда выше всяких ожиданий.
-Неужели лучше Мити? - всплескивает руками Светлана.
-Митя вне конкуренции! - я задумываюсь, - Нет, тут другое. Ему кажется, что он влюблен, и это придает особую прелесть.
-Да, я знаю, у нас так было, пока ты не приехала. Вернее, пока... Ну, ты знаешь.
-Светлана, когда ты успокоишься?
-Когда ты уедешь с мужем в Швейцарию.
-Ну что ж, придется, - вздыхаю я, - Если он меня возьмет, когда узнает, что я рожать не могу.
-А ты не говори! - советует Светлана, - прикинься дурочкой.
-Я так не могу.
Когда мы приезжаем в Колину квартиру, заехав в Елисеевский магазин за продуктами на завтрак, Ив не дает мне сказать ни слова. С его ласками и поце-луями я выбрасываю свои проблемы из головы. Утром, еле проснувшись, жа-луюсь:
-Все пять дней в таком режиме я не выдержу. Сегодня беру тайм-аут. При-ходи ко мне в гости, но и все.
Ив пытается возражать, обещая, что даст выспаться, но что-то не верится. Позавтракав, мы едем прямо в университет, у меня последнее занятие перед эк-заменом. Я знакомлю Ива с моими студентами и пока я ставлю последние заче-ты, остальные окружают и расспрашивают его о чем-то. Я слышу только хихи-канье и возгласы восхищения, ведь у меня в основном студентки.
-О чем вы говорили? - интересуюсь я потом.
-О тебе.
-И что же ты им рассказывал?
-О том, что ты была самая серьезная студентка в Сорбонне. И как ты при-везла на Рождество с собой несколько килограммов книг, и как целовалась со мной после бала.
-Ив, ты невозможен! – сержусь я, - Про меня и так ходят истории на фа-культете.
-Ничего, дорогая, мы дадим им повод говорить еще больше! – обещает Ив, закрепляя это поцелуем.
Мы гуляем по набережным, сидим в Румянцевском садике, потом идем пешком домой. Елена и Иван Семенович, владеющие английским, сами знако-мятся с Ивом. Я замечаю, что Елена присматривается к нему. С моей помощью беседа идет оживленно. Вдруг Ив встает и объявляет:
-Лиза, перед твоей семьей я прошу тебя стать моей женой.
И он достает кольцо, собираясь надеть его мне на палец. Спрятав руку за спину, я быстро перехожу на итальянский:
-Ив, сядь, пожалуйста, и послушай. Я хочу внести ясность. Я не могу вый-ти за тебя по нескольким причинам. Первая - я еще год не могу оформить раз-вод с мужем. Вторая - я не смогу родить тебе ребенка. Правда, врачи говорят, что это поддается лечению, но ничего не гарантируют. Давай больше не будем говорить об этом.
-Нет уж, давай поговорим, первый и последний раз, - с улыбкой спокойно говорит он, - Во-первых, я все это знаю, твой Николя мне все рассказал и про-сил быть с тобой бережным. Во-вторых, я буду ждать тебя, сколько ты скажешь. А вот теперь не будем больше говорить об этом. Иди ко мне.
Я стою неподвижно.
-А как же дети?
-Лиза, я люблю тебя. И есть надежда на лечение, зачем же все портить? И потом, мы ведь можем усыновить ребенка. Это не проблема.
-Ах, Ив, у тебя нет проблем! - я растерянно поворачиваюсь к Елене и Ива-ну Семеновичу, которые с интересом следят за нашим быстрым диалогом, - Он говорит, что можно усыновить ребенка! Ну, я не знаю, что еще ему сказать.
-Не надо ничего больше говорить, - советует Елена, - Если ты хочешь с ним жить, скажи “да”.
-Я не знаю! Я боюсь выходить замуж!
-Лиза! Приди в себя! – одергивает Елена, пресекая глупые страхи, о кото-рых слышала не один раз.
Я поворачиваюсь к Иву и протягиваю ему руку. Надев кольцо, он опять подхватывает меня и кружит по комнате, а поставив на пол, сообщает:
-Лиза просила подождать еще год. Я согласен на все ее условия. Я приеду в это же время. Зимой отец не отпускает меня с работы, много туристов. Может, Лиза сможет приехать на Рождество?
-Посмотрим, - остужаю я его пыл, - Не надо загадывать так далеко.
Иван Семенович несет рюмки и бутылку вина и, налив всем, говорит:
-Лиза очень дорога нам. Мы отдадим ее только в хорошие руки. Сделай ее счастливой!
Мы медленно идем по Стрелке Васильевского острова, и красота перспек-тивы за Невой в серебристом сумраке белой ночи так гармонирует с нашим на-строением. Ив все время придерживает за плечи, чтобы поцеловать.
-Ив, о чем вы еще говорили с Колей?
-Это был мужской разговор, я тебе об этом не скажу.
-Ты веришь, что у нас с тобой получится?
-Да!
-Ну, хорошо, давай попробуем, - вздохнув, говорю я.
На два дня я просто переселяюсь в Купчино. Из постели мы встаем только поесть, да я езжу на факультет принимать экзамены по французской литературе. Мы начинаем обсуждать, как мы будем жить. Ив предлагает попробовать пи-сать вместе романы, потом я могу работать в отеле в службе приема и размеще-ния клиентов. И еще заниматься итальянской и французской литературой.
-Ив, ты рисуешь радужные перспективы.
-А я и хочу сделать твою жизнь радужной! – обещает он.
Когда я, проводив его в аэропорт, возвращаюсь домой, Елена садится на-против меня с чашкой чая и спрашивает:
-Лиза, в ком ты сомневаешься, в нем или в себе? Почему у тебя такой не-счастный вид?
-Я сомневаюсь, можно ли жить с человеком, не испытывая к нему страст-ной любви, а только страсть. То, что мы подходим друг другу в постели - безус-ловно. То, что мы имеем общие интересы - я убедилась в Париже, мне не при-дется насиловать себя. Но чувства! Тут я разобраться пока не могу. Может, я привыкну и полюблю его? Или наоборот, привыкну и даже то, что есть сейчас, став привычкой, утратит силу? Я боюсь остаться у разбитого корыта. И то, что это будет где-то далеко - лучше это или хуже? Другая бы радовалась, что выхо-дит замуж за иностранца, а я боюсь.
-Я понимаю тебя, девочка, - кивает Елена, - Я всегда знала, что ты не лег-комысленная. У тебя год впереди. И я, кажется, знаю, что еще нужно сделать, чтобы ты чувствовала себя уверенней.
 Этот год я прожила, прощаясь. Не так, как если бы уезжала навсегда, а так, словно знала, что в начале лета - умру. Я много времени проводила у сест-ры, играя с ее крошечной дочерью. Сашку я вместе со Светой отвела в школу. После занятий на кафедре его сразу рекомендовали в третий класс, и мы со Светланой, взявшись за руки, со слезами на глазах смотрели, как он стоял в ше-ренге самый маленький, с огромным букетом цветов, с красивым ранцем, кото-рый ему прислал в подарок Ив. Саша отыскал нас в толпе родителей и помахал букетом, улыбаясь. Коля защитил диплом и работал в Русском музее. Виделись мы теперь довольно часто в филармонии, куда они с подросшим Сашкой ходи-ли два раза в неделю, или когда я приходила заниматься с Сашей языками. Мы строили планы Сашиного будущего. Светлана мечтала приехать ко мне в Швей-царию рисовать Альпы. Мы разговаривали обо всем, только не о моем замуже-стве. Я не могла говорить об этом. Однажды я поссорилась с сестрой, когда она, чтобы успокоить и убедить меня, заявила:
-Тысячи женщин выходят замуж по расчету: за деньги, обеспеченность, уверенность в будущем, и счастливы, даже если сами не любят. Считай, что у тебя тоже брак по расчету, но у тебя расчет в том, что твой муж будет любить тебя.
-Я не могу жить, как вампир, только поглощая блага и любовь. Так жил со мной Сергей. Я почти ничего от него не получала и знаю, как это тяжело. Я не могу так бессовестно обмануть Ива, я поговорю с ним. Это надо прекратить.
-Ты блаженная, - всплеснула руками сестра, - Ты такая же сумасшедшая идеалистка, как твой Коко. Если тебе до слез жалко твоего преуспевающего Ива, то почему ты ни разу не пожалела Колю?
-А что с ним такое, почему я должна жалеть его?
-Раз ты такая непроходимая дура, что не понимаешь, уходи, глаза бы мои на тебя не смотрели!
-Ну, так скоро и не будут! - и я ушла рассерженная и расстроенная.
Среди всех этих душевных волнений я написала работу по современной французской литературе, дополнив ту, что защитила в Сорбонне, и она была принята как кандидатская. Защищала я ее в январе, а в феврале приехал Сергей. Я хотела пожить это время у сестры, но Елена, улыбаясь, предложила мне пере-ехать в свою квартиру и протянула ключи. Оказывается, они с Иваном Семено-вичем тайком построили мне кооперативную квартиру и заплатили почти все деньги за нее. Я была растроганна и расстроена. Елена сказала, что это надо бы-ло сделать раньше, с ними у меня не было никакой личной жизни, но зато те-перь эта квартира даст мне уверенность, что я всегда смогу вернуться к себе до-мой. Я бросилась к Елене на шею.
-Знаешь, мне почему-то кажется, что я обязательно вернусь. Я не верю, что приживусь там.
-Лизочка, даже несколько лет благополучной жизни тебе необходимы, - Елена как маленькую погладила меня по голове, - Ты приобретешь уверенность в себе. Ведь ты до сих пор чувствуешь себя брошенной женой? - я киваю.
Я покупаю немного мебели и с удовольствием привожу в порядок кварти-ру, словно собираюсь жить в ней всю жизнь. Сестра дарит мне посуду, а Елена красивый китайский ковер и безделушки.
Когда мы встречаемся с Сергеем, я бесстрастна. Я сразу прошу оформить развод и ни о чем постороннем с ним не говорю. Но он дома узнает, что я соби-раюсь замуж за иностранца, и приходит в неистовство.
-Ты делаешь это назло! И ты наверняка изменяла мне с ним в Париже, иначе откуда бы он так хорошо знал тебя, чтобы жениться! Ты и раньше изме-няла мне, ведь ты была далеко не невинна, когда жила со мной до свадьбы в Комарово!
Я сижу с пылающими щеками. Иван Семенович встряхивает Сергея за плечи и говорит:
-Мне стыдно, что ты мой сын. Ты оскорбляешь близкого нам человека.
-Сергей, я прошу только об одном – тихо вставляю я, - давай оформим бы-стрее развод.
-Если ты возьмешь вину на себя, - зло говорит Сергей.
-С удовольствием. Я и чувствовала вину все эти два года, - и я быстро ухожу. Не хочу его видеть! И что это он так разозлился? Словно не он был ини-циатором нашего развода.
 Встречаемся мы только в ЗАГСе.
Чтобы немного развеять гнетущее впечатление, я устраиваю новоселье. Светлана дарит мне несколько своих картин и мой портрет, нарисованный год назад. Мужчины тут же начинают вбивать гвозди, чтобы развесить их. Комната сразу становится жилой и обретает стиль. Я целую Елену и прошу:
-Вы мне разрешите до свадьбы побыть у вас? Я так привыкла жить с вами.
-Лизочка, мы без тебя тоже не можем. Вчера Иван сел за стол и говорит: что-то Лиза запаздывает!
Как только уезжает Сергей, я сразу перебираюсь обратно в нашу (теперь уже - только его) комнату. Первую ночь, лежа на тахте, где вчера еще спал мой теперь уже бывший муж, я проплакала от обиды на его несправедливость и от воспоминаний, как мы спали здесь вместе. Неуловимый мужской запах в ком-нате напоминал мне о нем и было очень тоскливо. Я уже не любила его, как первые годы, но знала, что навсегда останусь под магическим влиянием этого человека, который принес мне боли больше, чем счастья, но был первой на-стоящей любовью в моей жизни. Я задумалась, была ли я по-настоящему счаст-лива с тех пор, как уехала из дома, и не могла решить - да или нет.
В Лугано я конечно не поехала, слишком сложно было оформлять вызов, Ив не понял, что я не могу просто купить билет и прилететь навестить жениха. Но мы переписывались, иногда я получала по нескольку писем сразу. Он писал мне о работе, о сестрах, писал, что делает сам ремонт в той части дома, которую отец нам выделил, у нас будет три комнаты. Ив спрашивал, какого цвета сде-лать обои в спальне, и гостиной, сообщал, что начал покупать для меня фоноте-ку, чтобы я не чувствовала себя оторванной от культуры, к которой привыкла. Эта трогательная забота удивляла меня и примиряла с необходимостью отъезда. Наконец, наступила весна. Я ходила почти в невменяемом состоянии, ожидая и страшась момента, когда мое “да” сделает все неотвратимым. Елена, моя сестра, Светлана, замечая лихорадочное состояние и панику в глазах, старались убе-дить меня в том, что нет причин для страха и все будет отлично, но я не могла успокоиться. За две недели до приезда Ива я уже ходила как в трансе и приду-мывала всяческие предлоги для отступления, в то же время замечая, что думая об этом замужестве так много, я привыкла к этой мысли и почти хочу этого. Да, я хочу выйти замуж за Ива, уехать далеко и начать новую жизнь, где не будет места воспоминаниям и оскорбленному самолюбию, всему, что не дает покоя мне здесь.
В это время мне позвонил Коля и попросил заехать к нему на работу. Я подъехала на площадь Искусств и мы встретились у памятника Пушкину. Коля был очень напряжен и как-то черен лицом, меня это поразило, я взяла его за ру-ку и спросила, не болен ли он. Он мотнул головой, глядя куда-то в сторону.
-Бетси, ты ведь скоро уезжаешь навсегда. Не могла бы ты исполнить одну мою просьбу, последнюю.
-Конечно! Все, что попросишь! - вопросительно взглянув на него, ответи-ла я.
-Пожалуйста, позволь мне провести с тобой одну ночь, на прощание, - и быстро добавил, - Если бы ты не уезжала так далеко, и я мог бы видеть тебя - я бы не просил.
У меня темнеет в глазах от страдальческих ноток, которые прорываются у него в голосе, горло сдавливает и я просто киваю головой. Мы идем к Невско-му.
-У меня дома нечего есть, - вспоминаю вдруг, словно он напросился на ужин.
Мы заходим в кафетерий “Европейской”, берем бутерброды и пирожные, садимся в автобус и едем ко мне в Гавань. Мы молчим. Я не удивлена Колиной просьбой. Я поняла вдруг, что все эти годы закрывала глаза на очевидную исти-ну, на которую намекала сестра, о которой мне кричала Светлана, но я предпо-читала находиться в блаженном неведении, твердя всем о братской любви и детской привязанности. И самого близкого и дорогого человека я мучила все эти годы в святой уверенности, что он счастлив наблюдать мои любовные удачи или помогать в неурядицах. Собственная жестокость, пусть и невольная, ужаса-ет меня. Если бы он сейчас сказал - не уезжай, выходи за меня замуж, или про-сто приди ко мне и живи любовницей - я тут же согласилась бы, но я знала, что он ни за что не скажет так, потому что страдать будут два человека, жена и сын, а он предпочитал страдать сам. И он знал, что я не страдаю. Я страдаю от мно-жества других, выдуманных и истинных причин, но я не страдаю оттого, что уезжаю от него на край света и, наверное, навсегда! Это повергает меня в такое отчаяние, что мне хочется плакать и кричать, колотя руками по спинке сидения. Я судорожно вздыхаю, сжав руки.
-Бетси, что с тобой?
-Ничего, - шепчу я, - Прости меня.   
Мы выходим из автобуса. Постояв на остановке, идем к дому, замедляя шаги, словно боимся дойти до квартиры и в ней - до постели. Мне кажется, Ко-ля уже жалеет о своей просьбе... Войдя домой, я сразу отправляюсь на кухню, ставлю чайник, варю кофе и зову Колю. Мы рассеянно жуем бутерброды, я оживляюсь только когда начинаю есть эклеры, которые очень люблю. Коля зна-ет об этом и раньше всегда поддразнивал, теперь же просто смотрит на меня, но не выдерживает, когда я, впившись в эклер зубами, пачкаю сахарной пудрой половину лица и фыркаю. Он, улыбаясь, стирает сахар вокруг рта, потом режет остаток эклера на кусочки и по одному подает мне. Я беру их губами, и это не-много разряжает обстановку. Следующее пирожное мы съедаем пополам и он целует меня, слизывая остатки сахарной пудры.
-Ах, какая ты сладкая, Бетси.
-Не может быть! Значит, это только для тебя.
Я иду постелить постель и, проходя в ванную, вижу его с сигаретой у ок-на.
-Я никогда не видела тебя курящим.
-Значит, пришла пора. Мне уже тридцать.
Я стою под струями воды, глотая подступающие к горлу слезы. Мне ка-жется, что мою душу режут на кусочки.
-Мне можно войти? - доносится из-за двери.
-Входи. Тебе все теперь можно.
Коля берет из моих рук мочалку и моет меня, осторожно намыливая. Я, стоя в ванне, стала выше и мое лицо прямо напротив его глаз, но он не смотрит мне в глаза, сосредоточенно и бережно проводя мочалкой по моему телу. Полу-чается это у него совсем не сексуально. Я вспоминаю, как отец мыл меня так, когда я была совсем маленькой и стояла перед ним в большом тазу на табурет-ке. Потом Коля надевает на меня махровый халат и помогает выйти из ванны. Когда мы подходим к постели, он укладывает меня, заботливо укрывает, вешает халат аккуратно на спинку стула и, сев на край, смотрит на меня. Я ошеломлена этим больше, чем если бы он напился и грубо повалил в кровать. В комнате по-лумрак, из-за задернутых штор льется свет белой ночи.
-Не смотри на меня так! - прошу я жалобно, - Иди ко мне.
Он еще какое-то время неподвижен, потом машинально начинает разде-ваться и ложится рядом. Я, прильнув к нему, всматриваюсь в застывшее лицо.
-Коко, что с тобой? Обними меня.
Коля так крепко прижимает меня к себе, что у меня перехватывает дыха-ние.
-Прости, - опомнившись, говорит он, - Я сделал тебе больно.
-Ну, что ты, разве ты можешь  причинить мне боль!
Коля начинает нежно гладить и целовать мое тело, слышно только его взволнованное дыхание и мои вздохи, похожие на всхлипы. Ах, я уже и забыла, как прекрасно быть в его руках. Я вздрагиваю, когда его губы касаются кожи, в голове начинает стучать кровь, я уже ничего не соображаю, крепко держа его за плечи и притягивая к себе. Вдруг он говорит отчаянным голосом:
-Лиза, я не могу! Я так безумно тебя люблю - и не могу... Господи, я меч-тал об этом все эти годы, когда ты была с другими, а я - я тоже изменял тебе каждый день...
Я ошеломлена этим не меньше его, и совсем не потому, что надеялась на большее. Его боль пронзает мое сердце и заставляет  сделать что-нибудь, чтобы утешить и облегчить страдание, которое я переживаю, как свое.
-Ну что ты, Коля, бог с ним. Не надо ничего. Просто держи меня в своих объятьях, - я уютно устраиваюсь в кольце его рук и ласково провожу пальцем по его губам, - Почему ты никогда не говорил, что любишь меня?
-Я не хотел, чтобы ты страдала еще и от этого. Ведь ты жалела бы меня?
-Ах, почему все так получилось! Я никогда не верила Светлане, думала, что она мнительная и придумала все.
-А она тебе об этом говорила? Значит она все знает!
-Да, она все время твердила, что ты меня любишь больше. Она ждет - не дождется, когда я уеду...
-Когда я увидел тебя здесь первый раз, помнишь, на свадьбе, и ты броси-лась мне на шею,  меня словно ударило током. Я понял, что - все, это уже на всю жизнь. Ночь, которую ты провела у меня тогда, первый раз, а потом день, когда я узнал, что ты выходишь замуж за другого - это и есть моя судьба: снача-ла невероятное счастье, а потом уже я стал несчастен навсегда! Твоя Елена со-ветовала силой увезти тебя от мужа, она, наверное, предчувствовала, что у вас долго все не продлится.
-Елена? – растерялась я, - Она тоже знала?
-Она спросила - и я ответил. Тогда она и предложила увезти тебя, она счи-тала, что со мной ты будешь счастливее, чем с Сергеем.
-А ты?
-А я накануне услышал, как ты говорила, что очень любишь его. Ты все время любила не меня! Боже, какое мучение было видеть тебя с другими...
-А ты все время был женат, когда я была свободна!
-Знаешь, когда Светлана умирала в больнице, у меня мелькнула страшная мысль, что я стану свободен и смогу на тебе жениться. Я ужаснулся тогда.
Мы крепче прижимаемся друг к другу и разговариваем некоторое время, вспоминая детство, когда мы оба еще жили с ясной душой.
-Помнишь, ты еще девочкой сказала мне, что я когда-нибудь встречу женщину и чувства станут для меня важнее всего. Этой женщиной стала ты.
-Не только я, - поправляю я, стараясь перевести все в шутку.
-Да, пожалуй, но благодаря тебе.
-За это стоит выпить! Там в шкафчике есть итальянский вермут. О, хо-чешь, я сделаю коктейль по всем правилам?
Я вскакиваю, освобождаясь из его объятий, но он не отпускает и идет за мной, обняв за талию. Взяв бутылку, мы достаем на кухне стаканы и лед из хо-лодильника, полузасохший лимон, из которого я выжимаю сок.
-Слушай, теперь нужно добавить что-то: сухое вино или водку, но вина нет... О, водки немного осталось с новоселья. Но это ведь будет очень крепко?
-Лей! – командует Коля.
Я щедро лью водку, смешиваю все в одном стакане, прикрыв его сверху ладонью, и разливаю эту гремучую смесь в два стакана, пока он облизывает мою мокрую ладонь, чтобы ничего не пропало. Мне щекотно и я вырываю руку, но Коля хватает меня и опять целует, но уже в губы. Мы идем в обнимку в по-стель, отпивая по глотку и целуясь.
-Крепко! - замечаю я.
-И горько! – жалуется Коля.
Я висну у него на шее, смеясь: - Допивай скорее и заешь чем-нибудь сла-деньким.
-Тобой, например? – коварно предлагает он.
Я смеюсь с полным ртом, вермут струйками стекает по шее и груди, Коля начинает слизывать его, и мы, хохоча, падаем на постель, разливая остатки и забыв обо всем: о его жене, о моей свадьбе через десять дней, о нашем расста-вании, может быть навсегда. Сегодняшняя ночь даже лучше, чем та, первая. Временами мы засыпаем, но и во сне я продолжаю его обнимать, и стоит мне чуть шевельнуться, проведя рукой по его прижатому ко мне телу, он тут же от-вечает мне поцелуем и лаской, словно не спит совсем и только ждет моего зна-ка. Утром, проснувшись поздно, потому что суббота и у меня занятия с двух ча-сов, я включаю магнитофон и мы лежим еще некоторое время, слушая музыку: старого и любимого Тома Джонса и входящего в моду Демиса Руссоса и Джо Дассена. Мы пьем кофе в постели.
-Бетси, дай мне слово, что если я тебе буду нужен, то ты приедешь.
-Если ты будешь свободен, Коля.
Он быстро одевается и уходит, крепко поцеловав меня.
-Спасибо тебе, Бетси, за все. Прощай!

Через неделю приезжает Ив, и вскоре мы стоим в ЗАГСе, оба в белых брючных костюмах, о чем договорились заранее. Все восхищаются, какая мы красивая пара - молодые, улыбающиеся. Ив, высокий и очень западный в белом костюме, склоняется ко мне и, надев обручальное кольцо, опять подхватывает на руки и кружит по залу под растерянным взглядом работницы Дворца брако-сочетаний, не успевшей сказать прочувствованных слов. Только потом я имею возможность надеть кольцо ему. С этими кольцами тоже произошла история. Когда Ив узнал, что у нас обычай надевать кольцо не во время помолвки, а при заключении брака, он бросился в магазин, но золото купить было невозможно. Моя знакомая, которая тоже вскоре выходила замуж, отмечалась в очереди ме-сяц, чтобы купить обручальные кольца. Ив пошел к директору ювелирной мас-терской и на смеси французского и английского языков, которыми директор почти не владел, умолил сделать ему эти кольца. Директор обалдел от такого напора. Ив заплатил умопомрачительную сумму за эти кольца, они, конечно, того не стоили, простые тонкие ободки с выгравированными именами внутри, в то время как в моде были массивные широкие кольца. Как бы то ни было, мадам и мсье, вернее синьора и синьор Ферри принимали поздравления. Светлана по-дарила нам еще две картины, мне - пейзаж Васильевского острова, Иву - мой портрет. Самый красивый букет белых роз был от Коли, где он их достал - неиз-вестно, для них еще был не сезон. Мы отправились на Васильевский пешком по набережной через мост. Нас все время фотографировали. Когда мы подошли к университету, нас уже ждали все мои студенты, устроившие шумную овацию. Вышедшая с ними моя заведующая кафедрой всплеснула руками и воскликну-ла: “Господи, она и умирать будет в брюках!” Шум, поднятый молодежью по-французски привлек всеобщее внимание. Ко мне протолкался Дмитрий Алек-сандрович и, разведя руками, воскликнул:
-А поцеловать-то тебя можно, мадам Бетси? - и под общий смех заключил в свои медвежьи объятья, а потом сказал Иву, - Владей нашим сокровищем, да смотри, не урони!
Мы приходим в теперь уже не мою квартиру, где Елена приготовила бу-терброды и шампанское, и вдруг Ив ставит на стол коробку, в которой оказа-лось отличное итальянское вино, икра и огромный торт. Банку икры мы просто поставили на стол и Елена принесла две столовые ложки. Мы с Ивом первые зачерпнули и съели по ложке, а потом разрезали торт. Все веселились и кричали “горько”, Ив все время целовал меня, я не заметила, что Коля уже ушел. Потом нас усадили в такси, завалили цветами и отправили в Гавань.
 Последующий месяц, который принято считать медовым, был приправлен изрядной ложкой дегтя, поскольку я спешно оформляла выездные документы. Нужно было отказаться от всего: от гражданства, от квартиры, в которую я за-ранее прописала сестру. Родители отказались от меня, это было самое ужасное, когда они подписывали документы, что не имеют ко мне претензий. Иногда мне хотелось бросить все, но я прошла через это. Ив все время был рядом, хотя не понимал всей унизительности этих процедур. И вот, за несколько дней до отле-та я стала просто женой иностранного гражданина - без паспорта, без граждан-ства, без работы, без прописки - это было кошмарное ощущение. Это могут по-нять только старые люди или мое поколение. Нынешняя молодежь, спокойно проводящая отпуск на Канарах, даже не осознает, как крепко мы были привяза-ны к государству и его системе. Брали мы с собой только картины, подаренные Светланой, фотографии и книги. Провожали нас все. Когда в аэропорту я всех обняла и стала оглядываться в поисках Коли, я встретила его отрешенный взгляд, каким смотрят на покойников, пытаясь разглядеть незримо витающую душу. Я не выдержала. Бросившись ему на грудь, я так зарыдала, как не плакала никогда. Он стоял, опустив руки, боясь до меня дотронуться, и беспомощно смотрел на Ива, пока тот не подхватил меня, вытирая слезы. Последний, с кем я простилась, был Сашка. Он тоже всхлипывал и повторял:
-Почему ты не дождалась, пока я вырасту?
Я обняла его и попросила:
-Не забудь меня. Я еще вернусь, как раз, когда ты вырастешь. Заботься о маме и Коко, ладно? Люби его за меня.
Прилетели мы в Цюрих и сразу же поехали в Лозанну, где провели неде-лю, уже настоящую, медовую. Бродили по городу, по берегу Женевского озера, жили в роскошном отеле. Ив баловал меня, заставил купить массу вещей, одеж-ды и белья. На мои протесты заявил, что это мои деньги - за “мой” роман. Все это чуть подсластило горькую пилюлю отъезда. Когда мы, наконец, приехали в Лугано, встречало нас все семейство. За прошедшие почти три года Симона ус-пела выйти замуж, Франческа тоже собиралась и сообщила мне тут же, что за того самого парня, что вышел ей по гаданию, когда они бросали сапоги в Рож-дество. Мартин стал взрослым юношей, похожим на Ива. Нам тут же заявили, что завтра будет наша свадьба, все уже готово. На другой день, после ночи, проведенной в одиночестве в девичьей комнате Симоны, в которой я останав-ливалась раньше, меня одевают в прелестное платье - подарок семьи, и мы едем в мэрию, где опять проходит церемония бракосочетания, уже по законам Швей-царской республики. Мэр говорит прочувствованную речь, в которой отмечает заслуги семьи Ферри перед городом и выражает надежду, что и в дальнейшем все поколения и проч... Нас усаживают в коляску, запряженную парой лошадей, всю украшенную лентами и цветами, и мы едем впереди вереницы машин к ка-натной дороге, где в таком же нарядном вагончике поднимаемся к ресторану. Столы расположены под цветными тентами на зеленой лужайке, все невероятно красиво и сделано поистине с итальянским размахом. Собрались родственники со всей Италии. Я представляю, что эта свадьба влетит отцу Ива в копеечку. Ив говорит, что так положено, он, все-таки - старший сын и наследник. Гости вос-хищаются моим знанием языка, желают счастья, процветания и детишек. Ив сжимает мою руку и шепчет:
-Спокойно, не слушай их, мы с этим сами разберемся.
Уверенность, что новая жизнь будет лучше прежней, дает мне лучезарное предчувствие осуществленной сказки. Так я и получаюсь на всех фотографиях - сияющая счастьем рядом с влюбленным Ивом. Целую пачку фотографий, запе-чатлевших все эпизоды этого дня, я посылаю домой с подробным описанием свадебных торжеств. После свадебного обеда Ив ведет меня в наши комнаты и с гордостью ждет похвал, показывая, как он все устроил. Мы сразу выбираем, где развесить привезенные картины и мои портреты, как мы устроимся вдвоем в кабинете, где у кого будет свое рабочее место. Я пододвигаю свой маленький письменный стол ближе к камину, чтобы видеть огонь. Мои книги разложены на полках под рукой. У нас получается очень уютное гнездышко. Все наши дни заполнены поездками по городу и окрестностям, вечерами я сажусь читать все романы Ива, интересно прослеживать постепенное превращение конъюнктур-ных бульварных романов в маленькие лирические истории, написанные легким и поэтическим языком. Мне это очень нравится. Я постоянно хвалю Ива, делая небольшие замечания или говоря, как бы я изменила сюжет, чтобы придать большую глубину и остроту происходящему. Я понимаю, что мой муж по-своему талантлив, и горжусь этим. Я не устаю это ему повторять. Любви отдано все остальное время. То, что я люблю любовь, а Ив - меня, очень мне нравится. Я принимаю его поклонение и он счастлив этим. Он признается, что в Сорбонне всегда чувствовал мое “недоступное совершенство ума” и преклонялся перед этим. Мне это кажется сильным преувеличением, но я горда такой оценкой. В общем, наша супружеская жизнь начинается с чудесных открытий друг друга. Конечно, я долго привыкаю к новой жизни, но быт здесь настолько устроен, что очень легко, не напрягаясь, вести наше маленькое хозяйство.
Ив садится писать новый роман. Это история любви, очень трагическая, но с хорошим концом. Мы много говорим вечерами о чувствах и отношениях лю-дей, спорим иногда, потому что мне его толкования кажутся упрощенными. Не-которые эпизоды мы пишем по отдельности и сравниваем потом. Ив всегда признает, что у меня получилось лучше, но добавляет какой-нибудь незначи-тельный эпизод, какую-нибудь деталь, которая и создает настроение момента и становится тем стержнем, вокруг которого вращается все остальное. Этим я не перестаю восхищаться. Я создаю картину чувств, а он - блестящую оправу для них, тот фон, на котором они могут или засверкать или угаснуть. На романе, ко-торый мы таким образом пишем, стоит уже два имени: Лиза и Ив Ферри. Кроме этого, я, скоро соскучившись по настоящей работе, начинаю писать о влиянии женского творчества на национальную культуру. Такое влияние оказало эпи-столярное и мемуарное наследие француженок в восемнадцатом веке. Благодаря Сергею я знаю о целой эпохе женского литературного творчества в Японии де-сятого - одиннадцатого веков, когда фрейлины Хэйанского императорского двора писали утонченные и поэтические романы и записки. Взлет женского творчества в России - Серебряный век. Никогда такого количества женщин, проявивших свой талант в искусстве, не было, да и не будет, наверное. О Се-ребряном веке в русском искусстве я много читала в свое время, помогая Коле в работе над дипломом.
Зимой, конечно, не до таких утонченных занятий, Ив работает с туриста-ми, меня тоже привлекают к работе в отеле. Все англоязычные туристы под мо-ей опекой, все переговоры с туристскими фирмами. Особенно много работы, когда проходят соревнования и чемпионаты. Отель Ферри входит в списки ме-ждународных лыжных баз. Мне эта работа нравится, я все время в контакте с людьми. Зимой работает вся семья. Симона руководит поставками продуктов, Франческа командует горничными, моя свекровь Лючия помогает вести мужу бухгалтерию. Руководит всем, вникает во все мелочи и работает 24 часа в сутки сам хозяин Макс Ферри. Мартин под присмотром Ива тоже работает на лыжах. Я говорю Иву, понаблюдав за работой Макса:
-Ив, разве ты сможешь заменить отца? Ведь у него такая ответственная работа, и нужно так много знать.
Ив смеется: - Я кончил бизнес-курс и знаю все об управлении отелями.
-Не хвастай. Все знать невозможно.
-Все знать нужно! Хотя я все-таки буду настаивать, что бы Мартин тоже учился этому. Я не хочу бросать писать. Мы с тобой еще создадим свой шедевр, правда?
Когда поток любителей лыжного спорта иссякает, мы с Ивом опять прово-дим дни в нашем кабинете. У меня теперь появились свои деньги, заработанные зимой в отеле, кроме того, весь гонорар за последний роман Ив дарит мне, как “музе-вдохновительнице”. Когда у меня возникает необходимость работать в библиотеке, я несколько раз летаю в Женеву, но мне еще нужны некоторые ма-териалы из Парижа. Ив предлагает слетать в Париж на первую годовщину на-шей свадьбы. Он заодно посещает французские издательства, я работаю в архи-вах и библиотеке. Вдвоем в Париже мы наслаждаемся всем, чего я была лишена, когда училась здесь. Я хожу по магазинам и могу позволить себе купить все, что мне понравится, мы вечерами сидим в кафе или ресторане, ездим по окрестно-стям и - о, радость! - бываем на концертах и в Гранд Опера. В Париже я знаком-люсь с родственниками Зинаиды Серебряковой, которые разрешают мне озна-комиться с ее архивом, работаю с записками Зинаиды Гиппиус и читаю, нако-нец, Дневник Марии Башкирцевой, о котором дома знала только понаслышке. От Ирины Одоевцевой я узнаю о Петербургской поэтической жизни начала ве-ка, интересные подробности о жизни Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Бо-гатейший материал собран в Сорбонне о Глебовой-Судейкиной, которой Ахма-това посвятила “Поэму без героя”. Лавина сведений о женщинах Серебряного века обрушивается на меня. В Париже есть произведения, сведения и имена, ко-торые раньше попадались мне лишь в каких-нибудь литературоведческих стать-ях. Впервые я читаю прозу Евдокии Нагродской, стихи Мирры Лохвицкой и за-мечательные стихи Елизаветы Дмитриевой, из которой Макс Волошин создал великую мистификацию: прекрасную и загадочную Чарубину де Габриак. Я чувствую, начатое мной маленькое эссе обрастает таким количеством материала и исторических подробностей эпохи расцвета женского творчества, что получа-ется книга.
 Все лето я пишу, отвлекаясь только на помощь Иву и ежедневные прогул-ки в горы. В горах мы находим чудесные местечки, где кончается граница лесов и начинаются альпийские луга. Красота природы так завораживает меня, что я могу, замерев, рассматривать прелестные куртинки лиловых альпийских коло-кольчиков среди камней, или нагромождения скал, чуть дымящихся в мареве нагретого воздуха. Он здесь так прозрачен и чист, что видно далеко-далеко. Снежные вершины Альп кажутся еще белее на фоне удивительно синего неба. Все это каждый раз удивляет меня совершенным неправдоподобием, как фанта-стический пейзаж. Мы берем с собой бутерброды, бутылку вина и устраиваем пикник, который кончается всегда объятиями. Мы долго лежим на подстилке, подставляя обнаженные тела солнцу. Горный загар очень сильный, мое тело становится ровного бронзового цвета, а волосы, которые я теперь чуть осветляю на концах, выгорают. Ив зовет меня горной феей. Он по-прежнему влюблен, и его обожание доставляет мне такое чувство блаженной уверенности в своей ис-ключительности и значимости, что я действительно ощущаю себя счастливой. Это было недолгое время любви и гармонии между нами, позднее я сполна оце-нила это.
Кое-какие материалы мне нужно было получить из Москвы и Ленинграда. Я начинаю переписку с Колей, он помогает мне, чем только может: присылает томик воспоминаний Анастасии Цветаевой и письмо от нее с бесценными све-дениями о сестре. Марина Цветаева, которую я всегда боготворила, становится вместе с Анной Ахматовой центральной фигурой русской части моей книги. Наша переписка начинает носить более общий характер, мы пишем друг другу о себе, своей работе, своей жизни. Я знаю все, что происходит без меня в Ленин-граде. Мне пишут сестра, Светлана, Елена и Сашка. Он пишет мне много о Ко-ле. Я знаю от него, когда он болеет, когда он ссорится со Светланой или когда у него неприятности на работе. Коля, как историк искусства, прекрасно знающий период конца 19 - начала 20 века, не может себе позволить серьезно заниматься любимой темой. Оценка “упаднического” направления “Мира искусства” долж-на иметь весьма определенный характер. Его статьи лежат в ящике стола. Я его хорошо понимаю. Я сама сдерживаю себя, когда пишу русскую часть книги: я хочу быть лояльной, хотя очевидно, что революция уничтожила феномен твор-ческого взлета русских женщин, разорвав жемчужное ожерелье, а остатки втоп-тав в навоз.
Ив немного ревнует к моим занятиям, стараясь всегда отвлечь меня и со-блазнить совместной работой над его романом. Но зимой по вечерам я все-таки заканчиваю книгу и предлагаю ее к изданию. Она выходит в Женеве после Рож-дества на двух языках, итальянском и французском, и сразу после этого - во Франции и Англии. Весной, когда я собираюсь первый раз ехать домой навес-тить родных, мне поступает предложение перевести книгу на японский язык. К моему глубокому удивлению, меня приглашают прочитать лекции в феминист-ских организациях Франции и Англии, но я откладываю все на август и еду до-мой. Мысленно я всегда считала “домом” Ленинград.
Господи, я чуть не плакала, выходя из самолета. Как я соскучилась по до-му, по нашей дурной жизни, которую мы всегда считали счастливой, да она та-кой и была: мы думали, что хотели, на последние деньги покупали билеты в те-атр, разговаривали и спорили ночами до рассвета за бутылкой сухого вина - мы внутренне всегда были свободны. А все наши бытовые неурядицы тогда, по мо-лодости, не стоили выеденного яйца, и благополучие считалось предосудитель-ным. Теперь я, благополучная жена состоятельного человека, обожаемая им и получившая возможность заниматься любимой работой так, как всегда хотела, стояла у таможенного контроля, и рыдания подступали к горлу от предвкуше-ния того, что я почти не имела там: общения с моими дорогими людьми. Я опять мечтала сесть всем вместе за столом на кухне за бутылкой вина и гово-рить, говорить, обсуждать то, что никому в Швейцарии не придет в голову об-суждать во время вечеринки...
Я бросилась в объятия сестры, расцеловала мою подросшую племянницу, лепечущую приветствия сквозь букет ранних ромашек, которые она, зажав в ку-лаке, не хотела отдавать мне, несмотря на уговоры матери. Мы едем на Василь-евский и останавливаемся на Стрелке. Я выхожу из машины и стою на моем любимом месте, где видна вся панорама Петропавловки и Зимнего дворца, и Нева широка и спокойна, отражая золоченый шпиль.
-Как Елена? - спрашиваю я, когда мы проезжаем мимо знакомого дома.
-Она ждет тебя. Знаешь, она ведь уже бабушка, у нее внук, но она еще его не видела, - и сестра переводит разговор на другое, - Как твой муж, все еще лю-бит тебя?
-“Все еще”? Ты думаешь, что это может кончиться?
-Поверь моему опыту. Фейерверк не может длиться вечно.
-Ты ворчишь, как желчная старуха. Сейчас я развеселю тебя подарками.
И мы начинаем увлеченно болтать о тряпках.
К вечеру я собираюсь к Елене, привожу себя в порядок и варю кофе, но звонок в дверь отвлекает меня от плиты. Я открываю дверь и висну на шее у Коли.
-Коко, дорогой, вот и ты! - говорю я, поднимая к нему лицо.
Наш поцелуй длится долго-долго. Он не может оторваться от меня, мне тоже этого не хочется.
-Лиза, у тебя что-то горит на кухне, - его настойчивый голос возвращает меня в действительность из мгновения двухлетней давности.
-Это кофе! - я не делаю попыток оторваться от него и навести порядок на кухне, - Поцелуй меня еще!
Он целует мое лицо короткими нежными поцелуями и несколько раз - по-лураскрытые губы.
-Пошли спасать кофе. И еще - я голодный после работы.
-Ну, я не знаю, что есть в холодильнике, сестра что-то купила.
-Я забежал в “Европейскую”.
-И эклеры есть?! - я в восторге, - Пир души!
Я варю свежий кофе, наливаю в чашки, пододвигаю Коле тарелку с бутер-бродами, сама беру эклер и в следующую минуту нос и губы мои в сахарной пудре.
-Бетси, ты делаешь это нарочно! Ты ведь уже большая девочка! - он вни-мательно смотрит на меня, - Хотя ты сейчас, как никогда, похожа на девочку. Ты молодеешь.
-Легкая жизнь, - легко соглашаюсь я, - Хотя я очень много работаю. Я привезла тебе наши книги. Они, правда, на французском, но моя - в английском переводе. Я тебе потом расскажу. Да, знаешь, меня теперь записали в фемини-стки, осенью поеду читать лекции в Лондон. Я - и в синих чулках, представля-ешь?! - я говорю это, а сама подставляю ему лицо и он, вздыхая, вытирает его.
-Ты какая-то чужая. Что в тебе изменилось? Раньше у тебя было очень одухотворенное выражение и очень печальное, что ли. А сейчас словно маска, очень красивая, но непроницаемая.
-Там никому моя душа не нужна. Там нужна молодость. Сплошной сыр.
-Что-что?
-Ну, чиз. Знаешь, когда фотографируют, говорят: скажите “чи-и-из!” Зна-чит - улыбнитесь.
-Как тебе там живется?
-Ты знаешь, очень неплохо. Когда мне нужны материалы для работы - я лечу в Женеву или Париж. Писать могу о чем угодно. Нет проблем. Хотя все стремятся найти тему для бестселлера, то есть обреченную на успех.
-Я не про то, - останавливает Коля.
-А... Сначала было интересно. Потом тоскливо. Домой все время хочется. Господи, как я по вас скучаю!
-А муж?
-А муж - он только в постели. Днем это соавтор или партнер по бизнесу. Мы написали три романа, последний - почти целиком я сама. Жаль, что ты по-французски не читаешь. Я тебе здесь переведу. Пишем мы на разных языках, Ив по-итальянски, я - на французском, мне так проще. У кого лучше получилось, тот текст и оставляем за основной.
-Бетси, ты опять не о том. Ты счастлива?
-Я устала любить любовь, Коля. Я хочу любить кого-нибудь.
-А его?
Я пожимаю плечами: - Я люблю его любовь ко мне. Вернее - его страсть ко мне, его вожделение. Это не такая любовь. Не знаю, я наверное очень требо-вательна? С Сергеем я не была такой. Я не получала сотой доли того, но я так его любила, что прощала все. А с Ивом - наоборот. Знаешь, там я об этом не ду-маю, - и я легкомысленно машу рукой, - Ну что, пошли к Елене?
Я беру сумку с подарками и мы едем к Тучкову мосту. Этот дом не пере-менился. Все так же доброжелательно они меня встречают, так же вкусен чай в китайском фарфоре. Расцеловавшись с Еленой и Иваном Семеновичем, я по-здравляю их с внуком. Елена машет рукой.
-Ах, Лизочка, Сережка был у нас зимой и признался, что ни о чем так не жалеет, как о том, что потерял тебя. Что-то не сложилось у них. А ты? Ты сча-стлива?
Опять рассказываю о своей работе, о наших с Ивом романах, о приглаше-нии в Англию, о том, что мою книгу переводят на японский язык... Когда мы выходим в белую ночь, я прошу:
-Давай погуляем еще? Так соскучилась по этому! - я делаю широкий жест.
Мы бродим по набережным, я впитываю в себя эту белую ночь, родной пейзаж, который мне иногда там снился.
-Боже, как я могла жить без этого!? – шепчу я в удивлении.
Все два месяца я целыми днями хожу по городу и не могу налюбоваться. Вечерами мы собираемся за кофе и бутылкой сухого вина и говорим обо всем. Примчавшаяся из Сосново Светлана бросается меня обнимать. Перебивая друг друга мы говорим обо всем, что произошло с нами. Встреча с Сашкой очень трогательна. Ему уже десять лет и он перешел в шестой класс. Сперва он под-ходит ко мне очень сдержанно, как взрослый, но я раскрываю объятья и он вле-тает в них, восторженно крича:
-Бон жур, мадам Бетси!
-Мсье, как вы выросли!
Весь зардевшись, он рассматривает мои подарки: набор маленьких гоноч-ных автомобилей, кроссовки, которые здесь еще не вошли в моду, спортивный костюм, маленький магнитофон с наушниками. Я потихоньку благодарю Сашу за письма и обещаю, что в этом году на Рождество он обязательно приедет ко мне в гости.
Собравшись втроем с сестрой и Светланой, мы делимся женскими ново-стями и секретами. Я рассказываю о своей жизни с Ивом.
-Какая ты счастливая, Лиза. Как он тебя любит! – подводит итог Светлана.
-Да, - вздыхаю я.
Когда я здесь - вся жизнь там, вся любовь Ива кажутся какими-то нереаль-ными, словно цветное кино. Здесь я пережила самые сильные чувства, здесь все люди, которых я люблю и все, кто любит меня. Здесь мужчина, для которого я составляю смысл жизни, и эта жизнь проходит вдали от меня. Пусть это эгои-стично, но я, вернувшись, осознала, как мне не хватало эти годы Коли. Как мне не хватало наших разговоров и молчания, когда и без слов понятно все, что мы могли сказать друг другу. Чем ближе подходил день отъезда, тем сильнее охва-тывала меня тоска. Коля сразу замечает перемену.
-Вот теперь ты стала прежней Бетси, - сказал он мне, проводя кончиками пальцев по бровям, вокруг глаз, спускаясь вдоль щек к губам.
-Неужели так заметно, что я опять затосковала?
-Нет, ты опять стала одухотворенной.
-Как мне тебя не хватает, Коко! – тихо жалуюсь я, взяв его руку и прижи-маясь к ней лбом.
-Ты всегда можешь вернуться, но мне кажется, что это не повод, правда? – спокойно говорит он, легко похлопывая по плечу, - То что тебе не хватает ста-рого друга, не должно мешать в выборе пути. Все, что ты сказала мне о любви в первый день - тебе нужно хорошо подумать об этом, может ты не права, Ив все-таки очень тебя любит и это нужно уважать.
-Как ты смешно говоришь - уважать! А ты? Ты все-таки тоже меня лю-бишь? Как быть с тобой? Тоже уважать?
Коля глубоко вздыхает.
-Бетси, не будем говорить обо мне. Я сам выбрал эту жизнь. Разве ты не уважала мои чувства все эти годы?
Я вдруг села и расплакалась. Коля обнял меня за плечи и гладил по воло-сам, пока рыдания не перешли во всхлипывания.
-Мне тоже иногда так хочется зарыдать!
-Тогда давай плакать вместе!
Мы сидим на диване, обнявшись, пока я не успокаиваюсь полностью.
Улетаю я в проливной дождь, словно город тоже плачет при расставании. Я приеду через год! Этот год несет столько заманчивых обещаний, интересной работы и увлекательных поездок - будет чем заняться, чтобы пережить его до следующего возвращения домой. Ив встречает меня в Цюрихе и мы опять едем в Лозанну. Как два года назад, мы проводим счастливую неделю на берегу Же-невского озера. Ив наблюдает, с каким наслаждением я плаваю, и обещает, что следующим летом повезет меня в Италию на средиземноморское побережье. Дома я включаюсь в работу, помогая закончить роман, начатый без меня.
Через две недели я еду в Лондон. Встречи с членами феминистской орга-низации меня необыкновенно заинтересовали. Я представляла себе этаких во-инствующих старых дев и брошенных жен, истерически доказывающих миру и себе, что они отлично проживут без мужчин, но мои слушательницы имеют прекрасное образование, интеллигентны и интересуются, прежде всего, местом женщины в мире, как самостоятельного и отличного от мужчины по психофи-зиологии существа. Врачи, социологи, адвокаты, психологи, они занимались самостоятельными исследованиями в этой области. Наши беседы, в которые очень быстро переходила моя лекция, были интересны и содержательны. Ино-гда они ставили меня в тупик, иногда давали более точное и расширенное тол-кование моим выводам. На прощание я сказала, что теперь написала бы свою книгу по-другому. С двумя дамами мы очень подружились, одна была психоло-гом, другая - социальным работником. Обе старше меня, очаровательные жен-щины, очень разные в жизни и судьбе, но похожие складом ума, они натолкну-ли меня на новую тему: женщина в любви глазами писателя-мужчины и жен-щина-писатель о любви. Для этого я должна была заняться основами психоло-гии. Сара Фергюссон дала целый список литературы, которую нужно было про-честь прежде всего. С тех пор мы переписывались, сначала только по интере-сующей меня теме, но постепенно начали писать друг другу о себе. Вскоре Сара знала обо мне все. Ее суждения обо всех этапах моей жизни сначала изумляли категоричностью и нелицеприятными оценками, но на мою возмущенную реак-цию Сара отвечает, что я занималась всю жизнь самообманом, как гусыня пряча голову под крыло, боясь разобраться в своих чувствах и оценить чувства окру-жающих мужчин. Но я еще не готова сделать это. Так и пишу Саре: я боюсь то-го, что может открыться передо мной, как готовой разверзнуться у ног бездны.
Вскоре Ив начинает проявлять недовольство самостоятельной работой, которой я все больше увлекаюсь. Ему не нравится, что я все меньше времени уделяю совместному творчеству. Наши разговоры о любви часто теперь конча-ются спорами, когда я говорю ему, что чувства героинь его романов слишком однобоки и отражают только личные представления о том, что должна чувство-вать женщина. Это приводит его в раздражение. Зимний сезон, когда мы рабо-таем в отеле, несколько разряжает обстановку, но ненадолго. Я начинаю заме-чать, что Ив чаще заходит в центральное здание отеля, где я работаю. Он словно наблюдает за мной. Потом по вечерам он начинает сначала шутя, потом все бо-лее серьезно и горячо упрекать, что вокруг меня всегда много туристов, что мужчины по всякому поводу и без повода обращаются ко мне с разными вопро-сами. Сначала это забавляет, я не прочь даже пококетничать, замечая Иву, что его жена пользуется вниманием мужчин, но наконец это начинает надоедать.
-Ив, будь серьезней, - пытаюсь я урезонить его, - Я совершенно равно-душна ко всем этим мужчинам. Я просто выполняю свою работу.
Но Ив не слушает никакие доводы:
-Поклянись, что ты любишь только меня!
-Клянусь, что никого больше я не люблю!
Ив не замечает двусмысленности моего ответа. После таких легких ссор Ив всегда очень трогательно просит прощения за свои подозрения, делает мне подарки и примирение в постели обычно бывает необыкновенно страстным. Так проходит зима. В конце сезона разражается грандиозный скандал. Английский горнолыжник, который приехал тренироваться перед чемпионатом, всерьез ув-лекся мной. Привлекательный блондин с очень мужественным лицом, загоре-лым и обветренным, на котором светятся серые умные глаза, старается после тренировок попасться в поле зрения, приглашает в бар или в ресторан, и на все объяснения, что я на работе и не могу поощрять излишнее внимание клиентов, просто не обращает внимания. Я чувствую, как начинает закипать Ив, и стара-юсь как-то сгладить ситуацию, не дав развиться скандалу. Он все-таки происхо-дит, но уже после отъезда англичанина. В день, когда он выезжает из отеля, расплатившись по счетам, он подходит ко мне и приглашает в ресторан.
-Мадам, я теперь не ваш клиент. Не будьте так жестоки. Я всего лишь прошу вас провести со мной два часа на глазах у всех посетителей ресторана, это вас не скомпрометирует.
Я понимаю, что отказавшись, теперь выглядела бы смешной. Пришлось согласиться. Ива я смогла предупредить уже перед вечером на трассе, где он работал  с группой юнцов, за которыми нужен был глаз да глаз. Он буркнул: “Хорошо” и помчался догонять их, несущихся со свистом и криками прямо на деревья. Я понимаю, конечно, что это тоже внесло свою долю в его раздражен-ное настроение. Вечер начался прекрасно, мой визави, Томас, оказался интерес-ным собеседником, и мы с удовольствием разговаривали за ужином, рассказы-вая друг другу, чем занимаемся, когда он не тренируется, а я не работаю в оте-ле. Узнав о моих книгах, он клянется все их прочитать, а потом начинает рас-спрашивать о моей жизни до замужества. Услышав, что я тоже катаюсь на лы-жах, Томас жалеет, что не знал этого раньше. Я замечаю, что в любом случае трассы у нас разные и не пересекаются.
-Очень жаль, - огорченно говорит он, - я  хотел бы скользить с вами по од-ной лыжне!
Мы мило болтаем, немного танцуем, я вижу, что он сдерживает себя, что-бы не казаться навязчивым, мне это очень нравится. Наверное, девушки на нем так и виснут, с его-то внешностью киногероя, но он понимает, что со мной он не может позволить себе лишнего. Мы выходим из ресторана и садимся в вагончик канатной дороги. Я вижу, что там уже сидит Ив с очень напряженным лицом. Я улыбаюсь ему и продолжаю разговаривать с Томасом. Спустившись к отелю, он спрашивает, не хочу ли я покататься в санях и заодно проводить его в аэропорт, но я отрицательно качаю головой. Я иду домой и там-то происходит первый серьезный скандал в нашей жизни. Самое мягкое, в чем Ив меня упрекнул - это в том, что я осенью в Лондоне специально договорилась с Томасом встретиться в Лугано. Сначала мне было смешно, потом я пришла в ужас от буйной фанта-зии и святой веры в то, что все бредовые предположения есть свершившийся факт. Никогда в жизни я не видела такой бешеной ревности. Я растерялась, что послужило для Ива признаком смущения, виновности и раскаяния. Полночи я убеждала его в беспочвенности подозрений, а он обрушивал на меня все новые упреки. Наконец, я выставила его за дверь спальни, потому что безумно устала и хотела спать. Утром я ушла на работу, пройдя на цыпочках мимо Ива, спяще-го, не раздеваясь, на диване. Мне было тогда его очень жалко. Я решила, что причина ревности в том, что он чувствует недостаток моей любви и страдает от этого. Опять мой характер сыграл со мной шутку, и я взяла вину на себя. Сара, которой я все описала, ответила только: “Мне тебя жалко. Не допусти, чтобы жизнь твоя по собственной глупости превратилась в ад” Днем Ив опять застал меня окруженной туристами, которым я, улыбаясь, объясняла, какими услугами они могут у нас пользоваться..
В моем кабинетике, схватив меня за плечи и встряхивая, он шипит:
 -Ты улыбаешься каждому мужчине, который приближается к тебе!
-Ив, не мешай мне работать. Я обязана улыбаться всем, тебя ведь этому учили.
Он выскакивает за дверь. Вечером я сразу предупреждаю - второй ночи скандала я не выдержу, лучше сразу разойтись по разным комнатам. Я сажусь к письменному столу, Ив ходит кругами по комнате. Вдруг я чувствую его губы на своей шее.
-Лиза, я дурак, прости меня!
Он падает передо мной на колени и, обняв за талию, начинает целовать со все нарастающей страстью, тянет со стула, и мы уже катаемся по полу, захле-бываясь в экстазе обладания друг другом. На другой день он дарит мне кольцо с бриллиантом. Его извинения и раскаяние искренни и трогательны.
-Лиза, ты же не думаешь, что я верю в твою измену! Мне просто невыно-сима мысль, что кто-то еще может наслаждаться улыбкой и теплотой, которые ты так бездумно раздаешь.
-Ив, я раздаю их строго дозировано и для пользы дела, - уверяю я, не очень-то надеясь на его благоразумие. И правильно делаю: это первая, но не по-следняя вспышка ревности.
Когда сезон окончен, Ив убеждает писать только с ним:
-Я ревную к твоей работе, в которой мне нет места.
-Но я должна закончить книгу, - пытаюсь защищаться я, - Ив, не будь ре-бенком. Не можешь же ты требовать от меня каждую минуту моей жизни и все мои мысли!
Я, сама того не ведая, заронила в него зерно того кошмара, котором обер-нется наша жизнь в скором будущем. Единственным приятным эпизодом этой зимы был приезд ко мне Светланы с Сашкой и моей сестры. Первое, что я гово-рю Светлане при встрече: “Какое счастье, что вы приехали без Коли. Ив ревнует меня к придорожным столбам!”
-Ну, вот ты и узнала, что это такое!
-Светлана, я до сих пор не понимаю, почему человек, который очень лю-бит другого, вдруг сходит с ума и начинает мучить его.
Но больше мы об этом не говорим. Я выкраиваю время, чтобы покататься с Сашкой на лыжах, устраиваю катанье на санях, Сашка получает кучу подар-ков на Рождество. Бал их просто ошеломляет. Сашка тоже в костюме благород-ного разбойника, и его невозможно оттащить в постель. Целыми днями он во-зится в снегу с сенбернаром Дигги. Светлана рисует отель, горы, покрытые ело-вым лесом, одну акварель, очень удачную, она дарит Максу, и он вешает ее у стойки администрации. Он очарован Светланой, ее светлыми кудрями и ямоч-ками на щеках. Мы договариваемся, что к лету она подготовит картины к вы-ставке-продаже, которую мы устроим здесь в отеле. Макс галантно предлагает развесить картины в большом центральном холле.
До лета у Ива было еще несколько вспышек ревности. Безобразные сцены всегда заканчивались уверениями в любви и искренней нежностью. Я не могу сомневаться в том, что он и правда сильно меня любит. Когда приходит время ехать домой навестить родственников, он полон решимости сопровождать меня, но я в ужасе от перспективы таких же скандалов. Я хочу отдохнуть. После дли-тельных споров и упреков мы приходим к компромиссу: я еду одна, но только на месяц. Последняя ссора происходит прямо перед отъездом.
-Ты рада скорее уехать к любовнику! - кричит мне Ив.
-У меня нет любовников, - бесстрастно парирую я.
-Ах, ну прости меня, я все время боюсь, что ты меня променяешь на кого-то другого.
-Если ты не прекратишь эту глупую ревность, я и правда уйду от тебя. Ты выматываешь меня, Ив, я все время в напряжении, как бы ты самую безобидную сцену не воспринял, как криминал. Я начинаю шарахаться от мужчин, скоро бу-ду переходить на другую сторону улицы при встрече с незнакомыми людьми.
-Лиза прости меня. Не принимай все так близко к сердцу. Я ведь страдаю.
-Но почему ты раньше был другим? – удивляюсь я.
-Я был уверен, что ты любишь меня, но ведь прошло три года, я тебе надо-ел.
-О Боже, Ив, разве это зависит от времени? Если ты и дальше будешь му-чить меня, - возненавижу.
-Ах, так! Ты и сейчас, наверное, ненавидишь!
-Ив, не начинай все сначала. Ты повторяешься.
-Докажи, что ты любишь меня! - он бросается меня целовать.
-Ив, я не хочу ничего доказывать. Я хочу, чтобы мы просто любили друг друга, как раньше, - я вижу, что он набирает воздуха, чтобы разразиться оче-редными упреками и, вздохнув, говорю устало: - Ну хорошо, иди ко мне. Поце-луй меня и не будем больше ругаться.
Я лежу в его объятьях и, несмотря на то, что мне по-прежнему доставляет невероятное удовольствие его близость, чувствую, что тоска накатывает на сердце, лишая его каких-либо эмоций. Мне уже не нужна его любовь, которая выливается в такую извращенную форму. Да ведь Ив скоро начнет ревновать меня к самой себе! В то же время я чувствую вину. Он-то и не подозревает, что мог бы мне устраивать настоящие скандалы, упрекая в отсутствии любви, хо-лодном сердце и притворстве. Получив “доказательства” моей любви, Ив уми-ротворенно обсуждает планы на лето, предлагает поехать в Италию или Грецию вместо второго месяца в Ленинграде, которого он меня лишил.
-Хорошо, Ив, там посмотрим. Если ты решишь, что выдержишь зрелище моего присутствия на пляже, в купальнике среди десятков незнакомых мужчин, то поедем.
Ив опять вспыхивает. Шутить на эту тему нельзя.
-Ты думаешь, что я - чудовище! Я же буду все время рядом! Пусть тобой любуются издали, - и он опять начинает целовать меня, - Как я выдержу месяц без тебя! Лиза, может ты останешься?
-Нет уж, дорогой, - твердо пресекаю я все попытки уговорить отказаться от поездки, - Я хочу увидеть родителей!
В самолете я пытаюсь привести мысли в порядок и сделать какие-то выво-ды, но не могу. Мне очень хочется поговорить с Сарой, но я знаю, что после ис-тории с Томасом в Англию я поехать без скандала не могу. Я решаю послать Саре приглашение навестить меня, или встретиться еще где-нибудь, тем более, что мне хочется показать, что получилось из ее темы о женщине в литературе, книга почти готова. Это единственная отдушина в жизни, отравленной ревно-стью мужа. Я пишу о женской душе, о чувствах, которыми полна влюбленная женщина, о тех мужчинах, которые могут настолько понять глубину женских переживаний, что их произведения становятся подлинными шедеврами взаимо-понимания, такими, как у Флобера, воскликнувшего: “Эмма - это я!”. Я пишу тем эмоциональней, чем больше страдаю от мужской ревности. Я чувствую, что она разрушает даже то немногое, что связывало нас. Меня захлестывает обида на злую судьбу, толкнувшую меня к человеку, каждый день ревнивыми подоз-рениями разрушающему свою же любовь, которая казалась мне вечной и пре-красной, которой я наслаждалась, гордилась и была благодарна за это. В народе говорят: ревнует, значит любит. Упаси меня Бог от такой любви! Я поняла вне-запно, что осталась у разбитого корыта надежд на счастье. Это расплата за то, что я обманула Ива и решила жить его любовью, не платя за это своей. Доигра-лась, птичка! Жалость к мужу, который все теряет из-за ревности, мешает при-нять верное решение. Я не знаю, что мне делать, но подозреваю, что и дальше буду терпеть все это из чувства вины за обман. Мне не надо было выходить за-муж. Себя мне не жалко.
В Пулково меня опять встречает сестра. Расцеловавшись, она замечает, что я плохо выгляжу, и спрашивает, как дела у Ива.
-Спасибо, у него все хорошо. Как вы тут без меня?
Сестра начинает рассказывать подробно обо всех знакомых, выкладывая все новости - о свадьбах, разводах, детях, работе.
-А Коля?
-Коля здесь, - вздыхает сестра.
-Что случилось?
-Ничего. Но мне кажется, что Светлана... Ну, в общем, не знаю. Мне не нравится, как он живет. Мне вообще все не нравится. И ты.
-А что я?
-Уехала в такую даль от него.
-А ты считаешь, что было бы лучше, если бы я маячила у него перед гла-зами? - засмеялась я.
-Ну да, вы такие порядочные оба, - вдруг язвительно заявляет сестра, - Бу-дете уступать дорогу и делать реверансы, пока не состаритесь. Вот тогда вы до-ковыляете по жизни вместе, поддерживая друг друга. Жила бы ты рядом - хоть встречались бы изредка. Ведь вы созданы друг для друга!
-Милая моя, я сегодня утром встала из объятий мужа, а к вечеру уже слы-шу совет завести любовника!
-Да я не об этом, я о любви, - вздыхает она.
-Не трави мне душу любовью. И так плохо.
-Что случилось, у тебя ссора с Ивом? – тут же  испугалась сестра.
-Это перманентно. Я тебе расскажу, когда немного приду в себя Мне надо восстановить душевное равновесие. Или восстановить душу? В общем, дай мне время.
-Я начинаю беспокоиться!
-Ладно, не бери в голову. Но Коле, пожалуй, об этом лучше не знать. Уви-димся завтра? Я хочу отлежаться в тишине. И спать хочется, сегодня ночью не пришлось. Кто знает, что я здесь?
-Коля, конечно. Светлана в Сосново. Больше никто. Спи спокойно, - целу-ет меня на прощание встревоженная сестричка, - До завтра.
Я остаюсь одна и через час мне уже хочется завыть от тоски и одиночест-ва. Я решаю пойти погулять. Звонок раздается, когда я уже выхожу. Звонить может только один человек, поэтому бегу к телефону,.
-С приездом, Бетси! Я заеду к тебе? – слышу я взволнованный голос.
-Может, встретимся у Летнего сада? Я как раз хотела пойти побродить.
-Через пол часа? Беру машину.
Я тоже останавливаю такси и еду к Летнему саду, но выбираю дорогу че-рез Тучков мост, вдоль Кронверкской набережной, мимо Петропавловки, через Неву по Кировскому мосту, с которого открывается самое прекрасное зрелище в нашем городе, от него у меня всегда захватывает дух: за широким разливом Не-вы - Стрелка Васильевского острова с подстриженными деревьями и величест-венной белоснежной колоннадой Биржи меж двух терракотовых Ростральных колонн. Машина подлетает по набережной к воротам Летнего сада и навстречу уже спешит Коля, помогая мне выйти из машины. Опять, как всегда, я бросаюсь к нему на шею. Он, обняв меня одной рукой, похлопывает другой по спине.
-Ну, Бетси, люди смотрят, давай хоть отойдем в сад, с глаз долой.
Он пытается разжать мои руки, но я, оказавшись у него на груди, как у во-ды среди пустыни, не могу оторваться. Год я не вспоминала о нашей близости, но сейчас понимаю, что жила без него, как без души, блуждая по чужим стра-нам в поисках иллюзий, а он здесь ждал и любил меня каждую минуту.
-Как я без тебя могла жить!? – шепчу я, заглядывая в глаза, полные нежно-сти.
Он все-таки уводит меня в сад, и я падаю на первую же скамейку, потому что у меня дрожат ноги. Какая же я была дура! Коля смотрит на меня внима-тельно и вопрошающе.
-Что произошло, Бетси? Ты какая-то странная. Все в порядке?
-Теперь - да. Теперь в порядке, - мы смотрим в лицо друг другу, и я чувст-вую его всей кожей так отчетливо, словно нахожусь в его объятиях, - Ты меня не поцелуешь?
-Ты еще спрашиваешь! - усмехается он, придвигаясь ближе.
Замерев в его руках, ощущаю только его губы на своих.
-О, как мне этого не хватало, - я нежно глажу ладонью его лицо, трогаю пальцем брови и касаюсь губ, - Коко, можно, я попрошу тебя выполнить одну мою просьбу?
Его пальцы сильнее сжимают мои плечи и он недоверчиво смотрит на ме-ня.
-Не шути так.
-Какие уж тут шутки! Ничего мне не хочется больше, чем это. Пошли?
Мы медленно идем по набережной. Колина рука лежит у меня на плече, а я тесно прижимаюсь к нему, обняв за талию. Слышу его глубокое дыхание, все чувства сосредоточились только на этой близости, я уже не воспринимаю окру-жающее. Мы спускаемся к Неве напротив Петропавловской крепости, и я со стоном тянусь к его губам. Задохнувшись, мы отрываемся на минутку друг от друга. Услышав мой шепот, он резко отстраняется и встряхивает меня за плечи:
-Бетси, что ты сказала?!
-Что люблю тебя.
-Этого не может быть!
-Я люблю тебя. Когда я сегодня увидела тебя, поняла, что без тебя жила так, словно у меня вынули душу, она оставалась с тобой.
-Ты разрываешь мне сердце! Я мог пережить разлуку, зная, что ты не лю-бишь меня. Но если это правда - как же мы теперь будем?
-Я не знаю. Но это правда!
-Спасибо, милая, - шепчет он, бережно обнимая меня, - ты сделала меня самым счастливым. Но как все теперь усложнится!
-Не надо об этом думать. Возьмем такси? Хочу скорее в постель.
Он смеется и у меня темнеет в глазах от чувственной хрипотцы, которую придает его смеху желание.
Три дня до субботы мы расстаемся только на то время, когда Коле надо идти на работу. Я днем встречаюсь со старыми знакомыми, захожу в универси-тет и к Елене. К шести часам я спешу в скверик у Русского музея, и мы снова и снова встречаемся у Пушкина, ужинаем в “Европейской” и опять едем ко мне в Гавань. Мы похожи на двух сумасшедших из театра абсурда, потому что поры-вы страсти перемежаются бесконечными разговорами на самые разные темы, как в юности. Но среди рассказа о моей новой книге, или о знакомстве с Сарой я начинаю задумчиво проводить по Колиной шее, просунув руку за ворот рубаш-ки, расстегиваю мешающие пуговки, забываю в тот же миг, о чем говорила, и вся уже сосредоточена на том, чтобы лаской полнее выразить ему свою любовь
-Бетси, - говорит он счастливым голосом, - ты меня вознаграждаешь за все десять лет! Это невероятное счастье - быть тобой любимым, это так отличается от всего, что было раньше.
Я радостно улыбаюсь ему и продолжаю прерванный рассказ.
В субботу Коля едет в Сосново за Светланой и Сашкой. Я осторожно рас-спрашиваю Светлану, как они живут, но она отмахивается. Ее больше интересу-ет, как лучше подобрать картины для обещанной выставки. Сашка мне поти-хоньку рассказывает, что они стали чаще ссориться, но почему - он не знает. Когда Светлана опять увозит Сашку на дачу, взяв слово, что я приеду к ним хоть на несколько дней, мы опять бросаемся в объятья.
-Коко, мне совсем не стыдно обманывать Светлану, и наплевать на своего мужа! Я негодяйка?
-Разве мы не заслужили хоть неделю счастья за десять лет?! Бетси, как я тебя люблю! Боже мой, если бы ты знала, как я тебя люблю!
-Я знаю, - шепчу я, - теперь и я тебя так же. Как долго я не могла понять, что без тебя не могу жить...
-Ты вернешься?
-Нет еще. Я виновата перед Ивом. Ты ведь не бросил Светлану?
-Но я не знал, что ты полюбишь меня!
Наш шепот то затихает, прерванный поцелуями, то возобновляется.
-Чувствую себя, как в пятнадцать лет, и ты моя первая любовь, - заявляю я, улыбнувшись воспоминаниям.
-Бетси, ты лукавишь, ты и в четырнадцать была влюблена в другого.
Я легко шлепаю его по спине и тут же крепче прижимаю к себе.
-Ну, значит - в четырнадцать. Ты не понимаешь? Просто все, что со мной было за эти годы - исчезло из памяти, и на первой чистой странице - ты и эти дни.
-А помнишь, как я тебя первый раз поцеловал?
-А помнишь?..
Этот месяц был фантастически нереален, и в то же время я ощутила, что вернулась к разуму и чувствам, составляющим гармонию с ясной душой. Как я буду жить дальше, я не задумывалась, я была счастлива нашей любовью и тем миром, который обрела сама в себе. Я пыталась объяснить это Коле, но он толь-ко грустно и понимающе улыбался.
-Бетси, я теперь боюсь за тебя. Будет ли по силам выдержать такую жизнь? Ведь мы опять расстаемся на год?
-Я что-нибудь придумаю. Хочешь, я сделаю тебе вызов, например в Па-риж, и сама приеду туда на неделю? Я, кстати, приглашена в Токио на симпози-ум “Место Японии в мировой культуре”. Но туда, к сожалению, я быстро вы-звать тебя не смогу.
-Бетси, как у тебя все просто! Ты стала совершенно западным человеком: ни проблем, ни границ.
-Ну, проблем-то стало больше! И есть одна граница, которую очень слож-но преодолеть.
-Ты думаешь, тебе не удастся вернуться?
-Посмотрим, - легкомысленно пожимаю я плечами, не представляя еще, что готовит нам судьба.
-Знаешь, - говорю я ему однажды, лежа на диване и ероша волосы, его го-лова прижата к моей груди и я время от времени глубоко вздыхаю, когда он ка-сается губами нежной кожи, проводя по ней языком, - Знаешь, о чем я жалею сейчас больше всего? Что не могу родить тебе ребенка. Вот сейчас он получил-ся бы такой чудный! Дитя любви.
Коля судорожно сжимает руки, но говорит ласково и спокойно:
-Не печалься пока об этом. Я так полон тобой, что не могу думать ни о чем другом.
Все хорошее когда-нибудь кончается. Месяц пролетел, как один день. Се-стра сказала мне на прощание:
-Я и не думала, что ты так буквально воспримешь мои слова. Но я рада за вас. Ты так мне и не рассказала, что там у вас с Ивом. И как вы теперь будете?
-Это все пустяки. Через год я приеду опять, а там посмотрим.
Я везу с собой картины Светланы. Она сама приезжает меня провожать. Коля стоит, держа Сашку за руку. Я целую мальчика и быстро целую Колю в щеку. Я ничего ему не говорю, все уже сказано и выплакано накануне.
Возвращаюсь в Лугано, как на каторгу, и силы выдержать все мне придает чувство вины перед Ивом. Ах, если бы я могла любить его так же, как любила Колю! Был бы он счастливее от этого, перестал бы ревновать меня? Сейчас-то я дала ему настоящий повод для ревности и должна теперь терпеть его вспышки безропотно. Встреча наша была очень нежна. Ив, словно не веря, что я верну-лась к нему, не отпускал ни на шаг, будто бы только осязая меня в своих руках, убеждался в моем присутствии.
Приехав, я две недели приводила свои дела в порядок, отвечая на письма и приглашения. Получив, как и предполагала, запрет на посещение очередной встречи феминисток в Лондоне, но сделанный в такой просительной форме, что не обиделась, я пригласила Сару приехать осенью в Лугано, или в другое место Европы, объяснив причину. Я послала согласие прочитать доклад по своей кни-ге на симпозиуме в Токио, и наконец мы смогли уехать в Грецию. Я рвалась ос-мотреть все, но проведя три дня в раскаленном автобусе со слабым кондицио-нером, я согласилась, что конец июля - не самое удачное время для осмотра достопримечательностей. Мы поехали на остров Кея, и Ив снял виллу на берегу со своей крохотной бухточкой и песчаным пляжем среди скал. Я наслаждалась морем и солнцем, которого было более чем достаточно, питалась маслинами, виноградом и очень вкусными помидорами, которые терпко пахли и напомина-ли мне такие же под Таганрогом. Вообще, все напоминало мне ту жизнь. Сердце мое было так же ранено, рядом со мной был не тот, о ком я тосковала, но Ив доставлял мне все такое же наслаждение своей страстной любовью. Это был са-мый безоблачный месяц в чреде последующих.
Когда мы вернулись в Лугано, я села заканчивать книгу. Посвятила я ее Саре Фергюссон и сама начала переводить на английский. Ив все время соблаз-нял своим романом и сердился, когда я не хотела оторваться от своей работы. Когда я, закончив перевод, предложила помочь ему, он гордо отказался, заявив, что почти закончил без моей помощи. Улетала в Токио я после очередного скандала. Ив вспомнил, что в Японии работает мой первый муж. Этого было достаточно для предположения, что я специально еду, чтобы увидеться с ним. Опять он кричал, что я разлюбила его, что готова променять на любого мужчи-ну. Это слово “любого” показалось таким оскорбительным, что я вдруг разры-далась в искренней обиде за свою любовь. Ив тут же бросился утешать меня, долго носил на руках, просил прощения. Утром перед отлетом он подарил мне необыкновенно красивые серьги с сапфирами и бриллиантами. Моя коллекция драгоценностей начала расти.
В Токио я встретила профессора-япониста из Женевы, который консуль-тировал меня в работе, и мы везде бывали вместе, он с удовольствием служил гидом и переводчиком. Мы побывали в магазинчиках, где можно было купить старинные произведения искусства, я купила несколько гравюр 18 века с изо-бражениями красавиц того времени и чудные фигурки из кости - нэцке. Не-сколько раз я чуть было не попала впросак, принимая подделки за старинные вещи, но профессор всякий раз останавливал меня, объясняя ошибку. Несколько фигурок из кости так мне понравились, что я не понимала, какая разница, когда они сделаны. Тогда профессор, поторговавшись, все-таки сговорился с продав-цом на половине первоначальной цены. Так я получила фигурку сидящей на корточках, глядящей исподлобья девочки с длинной челкой. Держа ее на ладо-ни, я процитировала «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон: “То, что умиляет: де-вочка, подстриженная на манер монахини, не отбрасывает со лба длинную чел-ку, которая мешает ей рассмотреть что-то, но наклоняет голову набок. Это пре-лестно !”
-О! Вы правы, - соглашается профессор, присмотревшись, - У вас поэтиче-ский взгляд на вещи.
На симпозиуме я говорила о значении женщины в японской культуре. За-канчиваю я так: «Возможно я скажу крамольную для современного японца мысль. Япония гордится своим феноменальным чувством коллективизма на-столько, что считает за грех проявления индивидуальности. Между тем, инди-видуализм - это крайность. Однообразие и единомыслие хороши на производст-ве, на поле брани, но есть области человеческого бытия, где творческая непо-вторимость - благо и счастье нации. Японцы должны вспомнить о времени, ко-гда творчество подчеркивало уникальность каждого отдельного человека. Со-ревнования в поэтическом творчестве дали миру удивительные стихотворные шедевры. Так было в средневековой Японии, нашедшей золотую середину меж двух крайностей. В природе заложено, что мужчины стремятся все унифициро-вать, а женщина всегда живет, мечтая стать самой красивой, самой модной, са-мой обаятельной, а значит не похожей на других. Читая жемчужины женского творчества, такие, как “Сказание о принце Гэндзи”, “Записки у изголовья” и чу-десные хокку японских поэтесс, хочется сказать: какое счастье, что они не загу-били в себе индивидуальность и не лишили нас наслаждения их гением. Стоит подумать стране, вырастившей в средние века такую плеяду талантливых жен-щин и в двадцатом веке поразившей мир своим экономическим чудом, не пора-зить ли мир снова блистательным расцветом женского творчества, дав ему бла-годатную почву!»
Отклик на мои слова ошеломил меня. Меня пригласили на телевидение, журналисты атаковали просьбами дать интервью. Неожиданно для себя я вдруг оказалась в центре внимания. Результатом этого было то, что меня разыскал Сергей. Удивительно, но мы очень хорошо поговорили. Прошло больше четы-рех лет с нашей последней встречи. Когда он не заражен эгоизмом, то и раньше был полон обаяния, сейчас же ему хотелось произвести впечатление на меня. Но я думаю еще, что он просто стал взрослее и разумнее. Наговорив мне кучу комплиментов по поводу книги, которую он читал в японском переводе, он от-кровенно рассказал о своей неудачной женитьбе. Его жена, настоявшая на браке из карьерных соображений, оказалась женщиной жесткой и властной. Принимая во внимание, что она не любила Сергея, ему было очень тяжело.
-А ты, Лиза, ты счастлива? Я очень раскаиваюсь, что принес тебе столько зла, - признается он и добавляет в раскаянии: - Ах, если бы можно было начать все сначала.
Я так расчувствовалась, что слегка пожаловалась на ревность Ива.
-Ну, я его понимаю. Ты сейчас выглядишь роскошно. Сколько тебе сей-час? Можешь смело называть свой возраст, выглядишь ты года на 22 - 23.
-Мне только что исполнилось 28. Я желаю тебе счастья, или по крайней мере удачи, Сережа.
Я возвращаюсь в Лугано и некоторое время опять все идет отлично. Мы пишем с Ивом новый роман, все время вместе, много гуляем в горах и я уже на-чинаю надеяться, что черная полоса прошла и дальше нам будет спокойно вдво-ем. Эту идиллию застает Сара. Мило побеседовав с нами на отвлеченные темы, осведомившись у Ива, почему я не смогла приехать в Лондон и спокойно вы-слушав ответ, Сара просит меня показать магазины, чтобы купить сувениры приятельницам. Как она и предполагала, ни один мужчина не вызовется добро-вольно сопровождать женщину в такой поход. Когда мы едем вниз в долину, в город, Сара расспрашивает меня о нашей жизни последнее время, но я машу ру-кой и рассказываю о Коле.
-Поздравляю, девочка моя, ты становишься взрослой и начинаешь смот-реть правде в глаза. Что же теперь? - но когда я начинаю говорить о своей вине перед Ивом, Сара хватается за голову, - Нет, я тебя перехвалила. Знаешь, что самое страшное в твоем муже? Он не даст тебе свободно работать. Он попыта-ется контролировать даже твои мысли. Мне знаком такой тип ревнивцев. Они интеллектуалы и переживают измену их взглядам и мыслям острее, чем адюль-тер. Я советую тебе не доводить до этого, уйди от него сразу.
-Я не могу. Я должна расплатиться за то, что легкомысленно вышла за не-го замуж. Он меня любит.
-А ты любишь другого. Ты насилуешь себя.
-Сара, я не насилую себя. Я законченная шлюха, Ив мне доставляет столь-ко же наслаждения, сколько и я ему.
-Столько же, сколько и другой?
-Нет! Там ведь совсем другое. Там наслаждается моя душа.
-Бетси, - Сара тоже так меня зовет, - как только ты решишься уйти, дай мне знать. Я помогу тебе, у меня большие связи.
-Если я уйду, я постараюсь вернуться домой и быть рядом с Колей.
-Это реально?
-Я не знаю! – растерянно отвечаю я, - Боже, я никогда не думала об этом с практической стороны!
-Ну так подумай. И выясни все заранее.
Я даю Саре английский вариант своей новой книги. Сара обещает напеча-тать ее в Англии независимо от наших издательств. Быстро пробежав несколько глав, она восклицает:
-Это замечательно! То, о чем я всегда мечтала. Бетси, у тебя талант не только филолога, но и писателя. Попробуй написать свой роман, только свой и не конъюнктурный. Пусть это будет попытка анализа женских чувств и потреб-ностей души и тела. У тебя это получится отлично.
-Ну ладно, хватит говорить обо мне, - перевожу я разговор, - Что твое по-следнее увлечение? И расскажи о своей работе.
Мы начинаем увлеченно сплетничать  обо всем. Когда я с Сарой, я не за-мечаю, что она старше меня почти на десять лет. И врут те, кто говорит о сдер-жанных и чопорных англичанках. Сара очень похожа на русских женщин тем-пераментом, открытостью, веселым нравом. Даже ее круглое веснушчатое лицо очень напоминает тип русской женщины, тот, который у нас называют деревен-ским. Ее отлично можно представить кормящей кур или достающей воду из ко-лодца. Но я знаю, что она профессионал высокого класса и за консультации по психологии берет очень высокие гонорары.
Мы много гуляем по окрестностям, иногда к нам присоединяется Ив и мы устраиваем пикник. Тогда я наблюдаю, как Сара начинает задавать ему невин-ные на первый взгляд вопросы, или обсуждает с ним сюжеты его романов. Я чувствую, что диагноз свой она уже поставила. На прощание она еще раз сове-тует мне не затягивать этот брак. Я не слушаюсь ее, о чем потом очень жалею.
Я начинаю обдумывать роман, тему которого мне предложила Сара. Я так и назову его: “Попытка анализа женской души, блуждающей в потёмках”. Но когда я сажусь за письменный стол, Ив интересуется, что я собираюсь писать, и, услышав о моих планах, начинает отговаривать, убеждая, что это никого не ин-тересует. Это длится не один день, наконец он выдвигает последний аргумент:
-Ты хочешь написать о себе? Тебе доставит удовольствие выставить напо-каз все свои грешки! Я не хочу знать, как ты изменяешь мне в помыслах, мне хватает волнений от твоих постоянных интрижек с мужчинами! Если бы ты ме-ня любила, ты пощадила бы меня!
Мне становится ясно, что писать он мне не даст. Даже когда мы обсужда-ем его работу, любое мое предложение об изменении сюжета подвергается кри-тике.
-Да, ты в совершенстве знаешь извращенный женский ум. Он направлен только на мысли об адюльтере и планы предательства любящего мужчины.
-Ив, перестань, давай тогда напишем роман о верной и счастливой любви, и он будет последним в твоей карьере писателя.
-Почему?
-Потому что Лев Толстой в прошлом веке сказал: “Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему”. И я хочу тебе заметить, что когда дело касается твоих личных мыслей по поводу нашего брака, весь твой талант куда-то уходит, и ты становишься уныло одно-образен со своей беспочвенной ревностью.
Но Ив не признает разговоров на эту тему. Когда он не ревнует, он не ве-рит, что последний скандал был безобразен, все прошедшее словно подернуто дымкой забытья. Когда он ослеплен подозрениями - он тем более не может объ-ективно оценить свое состояние. Как только начинается сезон работы в отеле, скандал следует за скандалом. Ив в этом году работает все время в администра-ции, почти заменяя отца, значит мы все чаще встречаемся на работе, и у него больше возможностей придраться ко мне, когда я общаюсь с туристами. Я так устаю от напряжения, вынужденная постоянно следить, чтобы мое общение с мужчинами-клиентами, и так не выходящее за рамки необходимости, еще и вы-глядело бы очень невинно. Я действительно начинаю сторониться мужчин. Ив, с искаженным от ярости лицом кричащий мне очередные нелепости, вызывает чувство щемящей жалости. Я воспринимаю его ревность как тяжелую болезнь, которая стремительно развивается, изменяет знакомые черты, превращая близ-кого человека в чудовище.
Однажды, не выспавшись после дикого скандала и бурного примирения, которое утомляет меня еще сильнее, потому что я не могу так быстро перестро-иться и перейти от напряжения ссоры к умиротворенной любви, я сижу с до-вольно жалким видом за стойкой администрации, когда ко мне подходит моя свекровь Лючия и предлагает выпить кофе. Мы садимся в уголке бара и она го-ворит:
-Лиза, в нашем доме трудно что-нибудь утаить, у тебя начались ссоры с Ивом?
Я киваю головой и у меня из глаз начинают капать слезы.
-Лючия, я не даю ему повода, все его обвинения вздорны.
-Не беспокойся, дорогая, я не обвиняю тебя. Ив пошел в отца. Макс, слу-чается, и теперь устраивает такие же скандалы, а когда я была моложе - не про-ходило и дня, чтобы он не закатывал дикой сцены. Надо сказать, что у него бы-ли на это причины, но я старалась, чтобы он о моих настоящих изменах не знал, хватало и выдуманных предлогов.
-Как же ты все это выносишь?!
-Привыкла. Но судя по тому, что вчера, да и раньше, слышен только голос Ива, у тебя не хватает темперамента, это значит, что тебе еще хуже, чем мне. Ты все воспринимаешь серьезней и принимаешь ближе к сердцу. Я дам тебе один совет: устрой ему такой же грандиозный скандал, да не один. Присмотрись к нему и ты сразу найдешь повод. Он до женитьбы всегда был окружен женщи-нами, они на нем так и виснут. Думаю, что и теперь их не меньше, просто он стал осторожнее.
Я в изумлении смотрю на нее:
-Лючия, этого не может быть! Он ведь так любит меня!
-Глупая, Макс обожает меня до сих пор. Это не значит, что он не упустит свой шанс. Мужчины все одинаковы! Последи за Ивом и устрой ему хорошую встряску. Это может помочь и уж безусловно, доставит тебе массу удовольст-вия!
-Я не могу. Это так... - я даже не могу сразу подыскать слово, - гадко! Пусть уж лучше ревнует он. Я-то знаю, что не изменяю ему.
-Бедная глупая девочка, мне тебя жалко!
Я не делаю этого специально, но теперь действительно начинаю замечать, как Ив улыбается молодым женщинам. Его жесты, кивки, взгляды иногда так выразительны, что я какое-то время хожу в шоке от невольного открытия. На-конец, однажды я наблюдаю, как Ив выходит из номера, и невольный быстрый жест, как бы проверяющий, все ли в порядке в одежде, выдает его с головой. Мне становится плохо. У меня не укладывается в голове, как можно искренне клясться в вечной любви, и тут же изменять любимой жене, и опять бежать к ней, чтобы снова уверять в неизменности чувств и изводить ревностью. Мне это кажется чудовищным. Я не могу воспользоваться советом Лючии. Я решаю, что поделом мне, я это заслужила. Когда я пишу об этом Саре, она объясняет, что такое поведение не выходит за рамки типичного поведения влюбленного и рев-нивого человека, и еще раз предлагает уйти от него. Но я надеюсь, что с окон-чанием сезона все опять утрясется. Эта зима очень тяжело мне далась. Я чувст-вую, что начинаю утрачивать душевное равновесие, всегда позволявшее мне с чувством собственного достоинства воспринимать все несчастья. Никогда я раньше не позволяла себе повысить голос в споре или как аргумент использо-вать традиционное: “ах, ты так!..”
Наконец, наступил тот момент, который я теперь вспоминаю с содрогани-ем. Доведенная до истерики, я заорала в ответ. Это ошеломило Ива своей не-ожиданностью. Я перечисляла всех девиц, которые висли на нем со дня свадьбы и до нее, всех, кого он навещал в номерах и не могла остановиться. Говорила я все это по-французски, пересыпая русскими ругательствами и “негодяй” и “по-донок” - это самое мягкое, что я ему сказала. Меня трясло. В конце концов, я вытолкала обалдевшего мужа из спальни и с грохотом захлопнула дверь. Лежа в постели и унимая дрожь, я с ужасом думала, что преступила ту черту, за кото-рой я могла бы себя уважать. Когда я кричала на Ива, я уже не вспоминала, что изменила ему сама и люблю другого. Это уже было несущественно, я требовала верности от него. Это поразило меня больше всего и я испугалась. Меня затяги-вало в трясину, но скандал, который я устроила, принес мне некоторое облегче-ние. На другой день я с Ивом не разговаривала. Вечером следующего дня, когда я демонстративно села писать свой роман, он буквально рухнул передо мной на колени и, покрывая мои руки поцелуями,  умолял простить его. Мне было не-выносимо стыдно. Но со временем стыд прошел, и когда Иву опять показалось, что я нежно смотрю на молодого немецкого слаломиста, я опять использовала испытанные приемы. В общем, об этом не интересно рассказывать. До лета мы скандалили постоянно. И я все более непринужденно отвечала обвинениями на обвинения, упреками на упреки. Весной Ив уговорил меня писать вместе. Он всячески старался не дать мне самостоятельно работать. Сара была права: Иву была невыносима мысль, что я в своем творчестве отдаляюсь от него и, пока сижу за письменным столом, живу своей, независимой от него жизнью.
 К лету обычно его ревность утихала, но в этом году он изводил меня своими фантазиями все время. Кончилось тем, что он запретил мне ехать домой. Скандал был грандиозный, потому что я,  всю зиму ожидая этой поездки, как паломничества к святым местам, пришла в неистовство. Я вопила как базарная баба, это было ужасно, но для меня главным было добиться поездки. Так вот, я ее не получила. Вместо этого Ив повез меня в Испанию, оттуда мы уехали, как только ему показалось, что темпераментные испанцы с вожделением на меня проглядывают. Опять мы сняли виллу на Кее и я немного отдохнула. Поскольку ревновать на пустынном берегу было не к кому, мы мирно прожили там месяц. Я очень загорела, похудела, плавала, как дельфин, на пляже загорала голой, что обычно кончалось одним и тем же. Ив был счастлив здесь: я в полном его рас-поряжении. Я думала о том, ревновал бы он меня, если бы мы жили на необи-таемом острове? Если бы он знал, о чем я думаю, лежа на самой кромке прибоя, он бы убил меня. А думала я только о Коле: о том, как же нам теперь увидеться, о том, как здорово было бы сейчас лежать с ним вот так под неистовым среди-земноморским солнцем, наслаждаясь шуршанием волн совсем рядом, а лучше - на травке на Карельском перешейке, где-нибудь в Кавголово, или, спрятавшись от моросящего дождика, - на веранде старой деревянной дачи, и чувствовать его теплую руку на теле... Я вздрагиваю от голоса Ива и от его ласкового прикосно-вения к обнаженной спине.
-Лиза, ты обгоришь на солнце, давай, я смажу тебя маслом для загара.
Он начинает втирать масло и это опять превращается в эротическую игру. Я еще какое-то время цепляюсь за свои мысли о Коле, но Ив отвлекает меня своими ласками. С каждым разом внутренне мне все труднее поддаваться его желанию. Меня примиряет только мысль, что Коля много лет любит меня, но старается, чтобы Светлана не чувствовала этого ни днем, ни ночью. Что выдер-жал он, то смогу и я.
Мы возвращаемся в Лугано, там меня ждет пачка писем. Родственники удивлены, почему я не приехала. Сестра пишет о всех новостях и одна приводит меня в шок. Устроенная мной Светлане выставка картин привела к неожидан-ным результатам: несколько картин у меня купил турист из Германии и попро-сил адрес Светланы, чтобы заказать ей еще  что-нибудь. Ее работы ему очень понравились. Он написал ей, потом приехал в Ленинград, и сейчас она разво-дится с Колей, чтобы осенью выйти замуж и уехать в Германию. Сашка этому противится изо всех сил, потому что хочет жить с Колей. Он ведь уже перешел в восьмой класс. Чем это все закончится, неизвестно, но Светлана вполне может оставить Сашку на первое время, чтобы он не мешал ей устраиваться. Когда я узнаю это, мне становится плохо. Если бы меня не понесло в эту Швейцарию, я была бы рядом с ним! Мы, как двое проклятых, постоянно делаем ошибки, ко-торые приводят нас к трагическому несовпадению наших желаний и возможно-стей. Больше всего я хотела бы быть с Колей. Я знала, что ему сейчас тяжело: восемь лет с женщиной в горе и радости, что бы там ни было, трудно перечерк-нуть. И Сашка много для него значил, в 34 года этот мальчик был у него един-ственным ребенком, и любил он его, как родного. А я здесь - и начинаю полу-чать удовольствие от скандалов, Коля меня просто не узнает! Я уже не та, что уезжала от него. Боже мой! Я начинаю паниковать. Тут же даю себе слово, что никогда больше не отвечу в ссоре оскорблением и криком на любые обвинения.
Я пытаюсь писать свой роман, мысленно я уже представляю себе сюжет, он будет незамысловатым, просто история женщины на протяжении десяти лет, ее жизнь и любовь. Писать я могу урывками, когда Ив занят в отеле. Но чтобы я больше была у него перед глазами, Ив предлагает мне пройти вместе с ним курс работы на компьютере, они с отцом решили компьютеризировать обслуживание отеля. Я соглашаюсь, потому что мне самой интересно, и я понимаю преимуще-ства такого нововведения. Для работы времени почти не остается и это самое тяжелое кроме лихорадочного стремления домой. Следующие полгода были са-мыми трудными в моей жизни. Невозможность заниматься любимым делом, любовь и недосягаемость любимого человека, ревность мужа, его измены и клятвы в вечной любви, скандалы - все это изматывало меня. Мое решение не ввязываться в споры с мужем во время сцен ревности тяжело давалось. Я стала нервной, вздрагивала и сжималась, когда Ив входил в комнату, ночами часто плакала. Я была на грани нервного срыва, но Коле я писала спокойные и ласко-вые письма. Все, что со мной происходит, знала только Сара и очень беспокои-лась. Она считала, что я довожу себя до психического заболевания, не давая вы-хода эмоциям и не устраняя главный раздражитель – ревнивого мужа. В каждом письме она уговаривала уйти от Ива и продолжить работу над романом. Нако-нец, после тяжелой сцены, когда Ив больше часа бушевал и мое молчание еще больше распаляло его, я сказала как можно спокойнее, что хочу разойтись с ним. Ив смолк, пораженный, и мы долго сидели, не глядя друг на друга, в на-пряженных позах, я - в страхе от его непредсказуемой реакции на мои слова. Наконец он тихим и бесцветным голосом говорит, что в таком случае убьет ме-ня и себя. Я в раздражении машу рукой:
-Не глупи, Ив, ты утешишься с первой же красоткой, которая поселится в отеле. Моя жизнь разрушена. Я не могу заниматься, чем хочу, мои нервы измо-таны твоей ревностью. Я не люблю тебя. Ты не тот Ив, за которого я выходила замуж. Я постоянно насилую себя, пытаясь жить этой противоестественной жизнью. Отпусти меня, или я сойду с ума. У меня нет больше сил, ты разве не замечаешь, как я изменилась? - вид у меня последнее время действительно был неважный, я плохо спала, но не хотела пить снотворное.
-Я убью себя, - повторяет он.
-Пока ты медленно убиваешь меня. Отпусти меня, я тебя прошу!
-Отдать тебя другому? Ни за что, - взвился он.
-Ты ведь разумный человек! – но доводы тут бесполезны.
Я чувствую, разойтись нам будет очень сложно. Я иду за помощью к Лю-чии. Она очень мне сочувствует, замечая, как я изменилась за последнее время. Она предлагает сначала уехать на лечение в клинику нервных болезней. Может, с диагнозом врачей Ив смирится? Макс оплачивает дорогой санаторий под Же-невой, в который я переезжаю в конце ноября. Месяц я отдыхаю душой и телом, много гуляю, плаваю в бассейне и пишу, пишу, пишу. Получив полную свобо-ду, изголодавшись по работе, я кроме романа пишу еще небольшое филологиче-ское исследование по французской поэзии. Ива по моей просьбе ко мне не пус-кают. В Женеве я встречаюсь с адвокатом. Мое нежелание скандала и отказ от имущественных претензий очень затрудняют мое положение, много заплатить я не могу, мои гонорары за книги не так велики. Все усложняется отказом Ива дать развод. Адвокат убеждает меня, что хотя бы все расходы необходимо отне-сти на счет мужа и предоставить доказательства его неверности. Я же не хочу трясти грязное белье, мне невыносимо противно, хотя я знаю, что решаться все будет цивилизованно между  адвокатами и судьей, за закрытыми дверями. Я бы хотела причиной выставить мое нервное заболевание и мое бесплодие. Адвокат в ужасе, но потом соглашается, что в таком случае у Ива меньше причин для сопротивления. Я решаю, что в Лугано не вернусь. Сара зовет меня в Лондон, но я должна пережить все это сама. После окончания лечения я уезжаю в Тонон, небольшой городок на французском берегу Женевского озера и, поселившись в крохотном пансионе, совершенно пустом зимой, продолжаю писать роман. Кроме того, по просьбе Сары пишу несколько статей о женщинах в мировой ли-тературе. Адвокат звонит время от времени и сообщает, как идут переговоры, и об атаках Ива с целью узнать мой адрес. Умоляю его сохранить это в тайне. Я боюсь разговора с Ивом, опять вернулось ко мне ощущение вины за обман и его разбитые надежды на счастливую жизнь. Больше всего мне хочется сейчас уе-хать домой к Коле. Я пока не выясняю, как это можно сделать, ожидая развод. Наконец, адвокат сообщает, что я свободна. Я еду в Женеву, чтобы завершить все дела в Швейцарии, в которую больше не вернусь, и там впервые за три ме-сяца вижу Ива. Эта встреча мучительна для нас обоих. Ив умоляет вернуться, я не могу без слез смотреть на его страдающее лицо. Когда оно не искажено рев-ностью, это лицо любящего человека. С ним я прожила почти пять лет, и быва-ли минуты, когда мы чувствовали себя невероятно счастливыми. Мы сидим в номере отеля и вспоминаем нашу жизнь вместе. Ив так нежен со мной, когда умоляет подарить ему последнюю неделю перед расставанием, что я не в силах отказать. Он прощается, словно при расставании из него уйдет жизнь. Господи, почему мы не могли бы жить вот так, без ревности и подозрений! Мне так жаль его, что я начинаю колебаться, правильно ли я поступила,  разорвав наши отно-шения. Все так же чудесны наши ночи, наполненные ласками... Но неделя под-ходит к концу. В последний день Ив сообщает, что перевел на мой банковский счет все свои деньги от книг, написанных вместе, это мои деньги по праву, и настаивает, чтобы я взяла все свои драгоценности. Кроме того Макс, удивлен-ный моим бескорыстием, выделил приличную сумму, которая поможет некото-рое время жить пристойно в любой стране.
Ив отвез меня в Берн, где я должна в посольстве выяснить возможность возвращения домой. Разговор в посольстве меня обескуражил. Условием воз-вращения было сотрудничество с КГБ. Их лица долго снились мне ночами: по-стные, холодноглазые, преувеличенно сочувственные. Скрывая презрение и ра-дость в глубине глаз, они были похожи на кота, держащего в когтях мышонка, и получали удовольствие от своей власти над глупенькой девочкой, неосмотри-тельно выскочившей замуж. Они, должно быть, думали, что я позарилась на красивую заграничную жизнь, и радовались неудаче. Мягко и настойчиво меня уговаривали не возвращаться, а устроиться работать в редакцию одной из ра-диостанций, ведущих трансляцию на СССР, и передавать сведения о ее работе. Я пришла в ужас, но возмущаться не стала. Пока есть хоть какая-то надежда вернуться,  нужно оставаться лояльной. Я сказала, что как только закончу все издательские хлопоты, обязательно приду к ним для более подробной беседы. Выйдя из дверей посольства, с шумом в голове, едва переставляя ставшие ват-ными ноги, я ничего не сказала ожидавшему меня Иву. Но он, конечно, заметил мрачное отчаянье на лице и вновь принялся уговаривать остаться с ним. Выпла-каться я смогла в отеле, запершись в ванной и включив воду. Легче от этого не стало. Мне хотелось разбить что-нибудь, расколотить всю эту гостиницу. А больше всего – послать подальше эту дурацкую, ни в чем не виноватую Швей-царию, Лондон и весь остальной мир. Все, все, чтобы остался на свете лишь один Ленинград, один только Васильевский остров, где я могу быть счастливой.
Мое письмо Коле перед вылетом в Лондон было полно тоски.  Увидимся ли мы когда-нибудь еще?