детсадовские байки

Марина Симонова
похождения трёхлетнего Simа,
 или
детсадовские байки

Когда я была совсем маленькой девочкой, мне очень хотелось быть большой. А теперь – так хочется быть маленькой... Спрашивается, в чём логика?
М.С.

ПРО КРЕПКОЕ МУЖСКОЕ ПЛЕЧО,
ЧУЖОЙ ТРУД
И СОБСТВЕННЫЕ СИЛЫ

@@@

Когда я была совсем маленькой девочкой, я постоянно капризничала за обедом.
С негодованием я отворачивалась от маминого супика, давилась бабушкиной кашкой, иногда милостиво снисходила до десерта.
Но однажды меня отдали в руки мудрых педагогов, и с этого момента я отсчитываю свою жизнь как жизнь существа, неспособного к социальной адаптации.
Прежде всего, меня убедили в моей аморальности – скорее тоном, нежели смыслом произносимых речей (поскольку по своей глупости и неопытности в два года я ещё не вполне владела всем богатством Великого и Могучего).
Далее, мне выдали смачный подзатыльник за отказ от борща и отходили половой тряпкой по лицу за протест против второго, отняли третье, и, рыдающую, выдворили из-за стола, а также пригрозили, что даже накажут меня, если я не исправлюсь.
Так меня учили уважать чужой труд и ценить хлеб свой насущный.


@@@

Когда я была совсем маленькой девочкой, я постоянно находилась под присмотром бдительных родственников.
Но однажды меня отдали в руки мудрых педагогов, и с этого момента я отсчитываю свою жизнь как жизнь самостоятельного человека.
Для начала мне объявили, что, собственно говоря, никто не собирается мне помогать в вопросах одевания и раздевания, вследствие чего, меня, замешкавшуюся со снятием шубы, в течение нескольких дней забывали в детсадовской раздевалке, закрывавшейся на ключ и со стороны группы, и со стороны выхода.
Таким образом, я сидела в этой маленькой тюрьме среди деревянных шкафчиков с переводилками, - плача, крича, стучась и жалобно скребя в запертую дверь группы – в мучительно тяжёлой жаркой шубе, коричневых овечьих валенках и шерстяной шапке, всё ещё надеясь на помощь и милосердие взрослых и сильных людей, но краем сознания уже понимая шаткость своих наивных убеждений.
Так меня учили во всём полагаться на собственные силы.

@@@

Когда я была совсем маленькой девочкой, я постоянно болела. И даже бдительность моих родственников не уберегла меня от воспаления лёгких и больницы.
В больнице я сразу попала в руки мудрых врачей и нянек.
Они, обычное дело, ненавидели детей, и поэтому нет ничего предосудительного в том, что надо мной издевался весь младший медперсонал отделения.
Для начала меня, от высокой температуры еле держащуюся на своих детских ножках, провели босиком по кафельному полу до моей палаты.
Затем, гостинцы, оставленные моими заботливыми родителями, за моё бессовестное нытьё по этому поводу в назидание сожрали у меня на глазах.
В завершение нашего знакомства меня назвали нехорошим словом и оставили, наконец, в покое.
В палате было шесть кроватей, из которых четыре занимали полуторагодовалые дети; об общении с ними не могло быть и речи, потому что они всё время только писались и плакали.
У меня была похожая на клетку кровать с вертикальными прутьями, синий железный горшок и непрерывно кашляющий сосед. Правда, он, не то что я, был уже совсем большим и сильным, наверное, ему было года 4, и поэтому на его кровати не было этих жутких прутьев.
Кормили гнусно, постоянно орали, и я с каким-то наслаждением вспоминаю, как меня вырвало этой гадкой баландой прямо на няньку.
Горшки в палате не выносились, они стояли заполненные на две трети и пахли. Младший медперсонал говорил по этому поводу: влажность, на фиг, чтоб вы не кашляли, и горло своё тут не драли, всё для вас, заткнитесь только!
Ночью дуло из всех щелей, но спали мы все почему-то под одними тонкими пододеяльниками, и ужасно мёрзли, особенно маленькие.
В одну из ночей вечно кашляющий сосед перелез через прутья моей кровати, обнял меня, и, согревшись, мы наконец-то, впервые за долгий срок, уснули. Он даже перестал кашлять.
Мы спали, обнявшись, до утра.
Так я училась искать в жизни крепкое мужское плечо.