Перевал

Кузубов Олег
Заснеженный склон. Повсюду, куда только доставал взгляд, только искрящийся под ослепительным солнцем снег и горные вершины. Тропинка, протоптанная нашей группой, извиваясь, уходит за крутой склон горы. От солнца только ощущение яркого света, но никак не тепла. Пронизывающий ветер проникает сквозь одежду и заставляет тело непроизвольно вздрагивать при каждом порыве. И все это происходит на фоне общей измотанности долгим переходом и переохлаждения от катастрофической нехватки энергии. Вглядевшись в лица всех участников перехода, заметил только состояние крайнего измождения, голода и безразличия, которое выражалось бессмысленным взглядом и автоматическими движениями не столько ног, сколько всего безгранично уставшего тела.
Бодрее всех выглядит только проводник – киргиз, хотя его бодрость тоже, скорее всего, просто печать постоянных и уже привычных преодолений трудностей на волевом обветренном лице. Но в глазах тоже усталость, усталость и усталость. Да еще сказывается отсутствие пищи, утерянной с большей частью походного инвентаря, при поспешном бегстве с одного из предыдущих привалов после нападения нечаянно разбуженной медведицы.
Куда идем, зачем идем, и как теперь, без припасов, без палаток, без оружия, дойти до точки назначения? Не знаю. Мне то конечно проще всего. Научился получать питание, обогрев и обеспечение всех остальных насущных потребностей прямо из воздуха. Точнее не из самого воздуха, а из его энергетических составляющих. Но вот с этими людьми как быть? Отчаяние, раздражение, злость, все эти качества наверняка уже сейчас проявились бы в полной мере, если бы чуть больше сил было. Но их хватает только на то, чтобы кое-как переставлять ноги и не падать. Потому что если упасть, подняться будет практически невозможно. Остатки энергии обволокут все сознание единым приказом – СПАТЬ! А спать – значит умереть, превратившись через совсем непродолжительное время в ледяное изваяние. Все это прекрасно знают и понимают, что если кто упадет, никто из товарищей крайне обессиленных поднимать упавшего не станет. И не потому, что сердце зачерствело. Вовсе нет. Просто закон сохранения энергии не позволит терять далеко нелишние кванты энергии на бесполезное занятие. А так, на автоматизме, когда тело не делает ни единого лишнего движения, можно идти и идти и идти бесконечно долго. Хотя эта бесконечность тоже весьма условна. Однажды батарейки сядут, и тело рухнет само. Уже без одухотворяющего жизненного принципа. Зачастую уже мертвый человек идет на таком автомате несколько километров.
Очередной порыв ветра швырнул в лицо горсть стеклом режущего снега и заставил все тело съежиться.
Сфокусировал все внимание на микрокосмической орбите и глубоким дыханием заставил энергию циркулировать по кругу. Из живота в промежность, из промежности по позвоночнику в макушку на вдохе, из макушки вновь вниз в живот уже по переду тела на выдохе. Уже на седьмом дыхательном цикле тело обдало жаром, и на лбу, не смотря на наружный холод, выступили капли пота. Одновременно с телесным жаром появилась бодрость и сила. Ноги сами стали подпружинивать на каждом шаге. Так бы и пошагал вперед ускоренным темпом, но от коллектива отрываться нельзя. В горах одному путешествовать опасно, если не сказать смертельно. Да и без проводника идти – верная гибель. А что касается йогов, вроде меня, то вечные, безмолвные и гордые в своем величии горы будут конечным пристанищем.
– Круче гор могут быть только горцы, – хохотнул, но вовремя спохватился, и подавил смешок.
Коллектив не поймет подобной жизнерадостности и не одобрит, хотя в таком состоянии полнейшей апатии, наверное, никто и не заметил моего смешка. Люди ведь идут погруженные в самих себя. Даже не в собственные мысли, а в собственное безмолвное внутреннее существо и никого и ничего вокруг не замечают. Только безмолвная команда «привал» исходящая от проводника не столько звуком, или движением тела, сколько просто состоянием команды «привал», улавливается всеми без исключения одновременно.
Так и случилось. Стоило только выйти на относительно ровное место, которое вроде называется плато (жаль, что я не знаю этих географических понятий и не могу правильно назвать место, куда мы вышли), на котором росло небольшое количество полу занесенных снегом деревцев, как это случилось. Ни единого лишнего звука, ни единого дополнительного движения со стороны киргиза не было сделано, но вся группа, как один человек повалилась на снег, повинуясь мысленному приказу проводника. Сам же он просто присел на снег, скрестив ноги и, закрыв глаза, погрузился в глубокое расслабление.
Только я один продолжил бродить вокруг лежащих членов группы и стаскивать их в одну кучу, чтобы создать общее энергетическое поле, которое восстанавливает быстрее и не позволяет утомленному духу выскочить из тела и смыться пред всевидящие очи всемогущего отца, оставив тело распадаться на микроэлементы.
Люди, потеряв всякую волю, потяжелели на порядок и таскать их довольно утомительно, но тружусь как заведенный, получая странное удовлетворение от физической усталости, которая проходит быстрее чем за пятнадцать минут интенсивной медитации.
Изможденные переходом тела, наконец, образовали интересующий меня звездчатый круг, и я подсел к киргизу, в точности скопировав его позу, и настроился в резонанс с его мыслями.
В голове у него была пустота, но не коматозная, как у тех полутрупов, что приятно порадовало. Природная способность к высшей ступени медитации – вещь крайне редкая.
– Далеко ли еще? – спросил мысленно.
Он нисколько не удивился, видимо знаком с подобными феноменами, когда в состоянии пустоты приходят пообщаться духи, но вот для духа вопрос весьма странен.
– Очень далеко, и им не дойти, да и мне не известно еще, получится ли преодолеть невзгоды этого похода.
Интересно! Я по киргизки ни тяти ни мамы не понимаю, а тут целая связная фраза сама собой в голову въехала и расшифровалась. Или, скорее всего в духе человек общается на всеобщем языке.
Спрашивать мне его больше было не о чем, поэтому отключился. Отошел подальше и окинул взглядом картину лежащих в круге путников, рисунок из тел, выложенных моими заботливыми усилиями, составил восьмиконечную свастику. Голубоватый поток праны в виде столба, ограниченного рисунком, постепенно восстанавливал энергетические запасы путешественников. Но они, из-за отсутствия специальной подготовки, не понимали каким образом усваивать и накапливать эту тонкоматериальную субстанцию и зря тратили время, просто валяясь в полубессознательном состоянии.
– «Эдак они долго будут заряжаться», – подумал и взглянул в небо. Черная точка, неподвижно висящая на одном месте, привлекла внимание, и второе «я» щелчками понеслось навстречу этому объекту.  Объектом оказался парящий в высоте гордый птиц марки орел, который мгновенно почувствовал созданные мной, ограничивающие рамки и стал крайне недовольным по этому поводу.
– Здравствуй брат орел, – дружественно поприветствовал его.
– Какой я тебе брат? Волки в лесах под Тамбовом тебе братья и сестры. А я вольная птица и сильная, и в обществе себе подобных не нуждаюсь, – озлобленно ответил орел.
Я понял, что слишком грубо его зафиксировал своим полем и теперь каши с ним не сваришь.
– Извини гордый и свободный король гор, я просто очень боялся потерять тебя из виду, поэтому причинил небольшое неудобство.
Орел блеснул глазом, видимо подхалимаж в виде царя гор понравился, но по-прежнему корчит независимую репу.
Пауза затянулась, и вскоре он уже менее строго спросил:
– Ну и чего тебе надо странный человечек?
– Ты высоко летишь, далеко глядишь, скажи, долго ли нам еще добираться до точки прибытия?
Пленка скользнула по глазам громадной птицы и он ответил:
– Вам добираться туда вечно. То есть никогда вы туда не дойдете слабаки.
– Может, можешь помочь, чем ни будь?
– А чего ради я вам должен помогать, червяки наземные? Срать я на вас хотел с высоты птичьего полета. И буду срать, пока жив, и могу летать. Сдохнете всей толпой, зато мне еды надолго хватит.
– «Злобный какой-то орел попался и раздражительный», – подумал, – «может орлиха не дает вторую пятилетку подряд».
– Как такой гордый и великий царь гор может падалью питаться? – поддернул его, поняв, что консенсуса все равно не достигну.
Орел сверкнул своим злым глазом и отвернулся.
А я скачками вернулся в сидящее тело, удивляясь тому феномену, что выходил я из него, когда стоял вертикально, а как оно умудрилось сесть и ноги скрестить, уму непостижимо. Ну, да некогда сейчас удивляться, надо выход искать из создавшейся ситуации. И в голове яркой молнией вспыхнула мысль:
– Ветер!
И тут же вскочил на ноги от воодушевления:
– Ну, как же мне раньше не пришла в голову эта гениальная мысль. Могущество у ветра великое и он никогда не отказывает в помощи.
Взметнув руки вверх и поворачиваясь вокруг своей оси, прокричал на все четыре стороны света:
– Ве-е-тер! Брат южный ве-е-тер! Мне нужна твоя помощь! Где бы ты ни был, помоги!
Десяти секунд не прошло, как огромный вихрь, разрывая пространство и, взметая вверх тонны снега, очищая горы до скальных пород, примчался и, остановившись поодаль, направил ко мне  своего меньшего посланца, который горячим дыханием, коснулся лица и принес с собой запах раскаленного песка и восточных сладостей.
Я сорвал с себя вязаную шапку и, размахивая ей в воздухе, поприветствовал вихрь, чувствуя, как по лицу потекли слезы радости оттого, что помощь пришла:
– Ты пришел брат! Как же хорошо, что ты пришел! – прошептал не столько словами, сколько чувствами.
– Как же я мог не прийти мой маленький брат, когда твое сердце зовет. У него такая красивая песня и я так счастлив, когда ты меня зовешь, когда ты вспоминаешь меня, когда ты нуждаешься в помощи, мой такой радостный и…– тут он коснулся легким дуновением моей щеки и добавил – и такой соленый брат. Кстати ты довольно сильно подрос и окреп. Много нового узнал об этой жизни?
– Да Атагханг, – внезапно для самого себя произнес, – но видимо пределов для познавания не существует.
– О-о-о, ты узнал мое имя! Откуда?
– Не знаю брат. Я сейчас внезапно сказал его и не знаю откуда  оно взялось.
– А-а-а! Ты наконец понял как не думать. Когда не думаешь, вселенная разговаривает с тобой на языке вечности. И все знания, тайные и явные, прошлое и будущее, открываются перед не думающим. Ты действительно научился важной вещи. Одной из действительно важных вещей в жизни.
– Я еще не понимаю, как это происходит, но оно случается иногда.
– Практика! Только практика поможет тебе думать меньше и меньше, а Быть все больше и больше. Пока ты думаешь, ты мертв, а когда ты Есть, ты живешь и лишь только тогда ты живешь. Однако хватит разговоров. Что ты хочешь? Какая нужна тебе помощь? Куда тебя унести?
– Понимаешь, брат, тут такая проблема, – понизил я голос и повернулся к лежащей по-прежнему без движения группе, – помощь на самом деле нужна им.
– Ага! Значит тебе уже не все равно, что будет с другими людьми?
– Не знаю брат, что-то новое появилось в моих чувствах. Вот смотрю я на них. Они обессилены, голодны, подавлены, практически разбиты, но они все равно хотят идти к своей цели. А у меня нет никакой цели, и я не хочу идти куда-то конкретно. Я просто так иду, просто потому что хочется идти. Просто идти. Без цели, без плана. Идти себе и идти. А с ними мне было интересно. В них есть что-то особенное. Какое-то странное безрассудное упорство. Наверное, это и есть цель.
– Цель это ерунда. Она не стоит того чтобы жить и страдать. Цели постоянно меняются. И достижение одной цели приносит только кратковременное удовольствие, за которым немедленно появляется другая цель и трудности в ее достижении. И чем труднее цель, тем довольнее чувствует себя человеческий ум. Но ум – это злейший враг человека. Он заставляет растрачивать жизненные силы и отведенное время на достижение совершенно бесполезных целей.
– А как жить без цели?
– Когда человек понимает абсурдность и нелепость достижения целей тогда в его жизни появляется СМЫСЛ. А смысл жизни в том, чтобы узнать самого себя. Узнать чем ты являешься и где границы твоих возможностей. А границ на самом деле не существует. Вот твои спутники, если они конечно дойдут до своей цели, что они получат?
– Ну-у-у… Наверное удовлетворение от того, что смогли испытать себя на предельную прочность….
– Вот именно! У-до-влет-во-ре-ни-е!
– За этим удовлетворением последует другое, а за ним третье, пятое, десятое и так до бесконечности. Пока не придет час встречи с реальностью. И какой смысл тогда будет в их удовлетворениях? Нулевой! Они попусту потратили свой жизненный запас. Бездарно и никчемно. Вот сейчас они приблизились к реальности так близко, как никогда не приближались и ты хочешь продлить их агонию самоудовлетворения?
– Так ведь они как раз и узнают границы своих возможностей через преодоление трудностей.
– Это только отчасти. И эти границы являются только внешними и такими же бесполезными, как и сами цели.
– А как же впечатления? Неужели они ничего не стоят?
– Конечно стоят, но ценность их пользы не принесет никому из твоих спутников. Впечатления это тоже самое что шкура у барана. Барана выращивают только ради того, чтобы в нужный срок содрать с него шкуру. Вопрос только в том, кому нужны эти шкуры, и кто определяет сроки. Но об этом еще не время говорить. Ты сам можешь им помочь. Научи их дышать так как умеешь сам. Они получат и тепло и силу.
– Не могу! Для этого требуется время. Я ведь сам три полных лунных цикла подряд учился, учился и до самого последнего момента не верил, что что-то получится.
– Если бы ты не верил ты бы ничего и не делал. Но ты позволил себе довериться предложению и получил обещанное. А что касается их, то они зря тратили свое время на достижение своих целей вместо того чтобы учиться жить. Только один из них, тот, который сидит, умеет жить.
– Я слушал его! Он умеет молчать!
– Ты хорошо научился излагать мысли мой меньший брат. Умеет молчать! Как это правильно сказано! Он человек гор и горы научили его молчать. Действительно! Кто же еще может молчать лучше самих гор? А когда человек умеет молчать, тогда существование начинает говорить с ним и открывает свои секреты. Но я похоже уже повторяюсь. Да он действительно научился жить, но познания его более чем скромны. Океан знаний велик и мало кто черпает из его бездны. Тебе океан понравился, и ты иногда окунаешь  в него свою любопытную физиономию. Ваш проводник умеет очень хорошо экономить свою энергию, но не знает как жить совсем без пищи. Источника у него нет. И он не прилагает усилий к его получению. Да и вообще мало кто из людей прилагает усилия для получения чего либо действительно стоящего. Ослепленный «целями» разум упускает возможности включиться в жизнь. А возможности стучатся к каждому, и причем каждую секунду. А иногда они просто ломятся. Вон, созданный тобой поток силы практически растворяет их в своем могуществе, а они даже рот раскрыть не могут, чтобы испить жизненной силы. Они его НЕ ВИДЯТ!
– Они просто уже ничего не соображают от предельной усталости.
– Неужели открыть глаза стоит таких больших усилий?
– Я понимаю тебя, но прояви снисхождение. У тебя сила и у них. Разница то огромна!
– Ну наконец! Дождался я от тебя дельной мысли. Это брат, уже проявление сострадания. Сострадание это тоже одна из наиважнейших составляющих ЖИЗНИ! Что ты хочешь, чтобы я сделал для них?
– Я не знаю как это правильно сказать, но… Ты можешь сделать здесь тепло и добыть еды?
– Не требуй от меня невозможного. Я ведь просто сила. Я просто ветер. Положись на самого себя. У тебя огромный потенциал. Ты можешь делать чудеса. Если поверишь конечно. Но кое-что я все-таки сделаю. Приготовь своих друзей к встрече с силой. Пусть прячут животы. И… вот еще что. Ты, наверное, этого еще не знаешь, но после того как мы кое-что сделаем, они перестанут быть твоими друзьями.
– Почему?
– Они будут тебя бояться!
– Почему?
– Потому что ты еще больше станешь отличаться от них. А человек способен общаться, дружить только с равными себе и любить только равных себе или чуть менее развитых. Все, что выходит за рамки его понимания, он будет либо отрицать как «несуществующее», либо панически бояться.
– А-а-а! Так вот почему они меня недолюбливают. Я ведь не устаю, так как они, и есть не хочу.
– Правильно! Проводник тоже отличается от них, но они относятся к нему как к проводнику и считают его просто низшим существом. Необразованным, грязным и вонючим, но на данный момент необходимым. И это в то время, когда он на самом деле выше всех их вместе взятых. Чего стоят их знания и манеры когда нужно просто выживать?  Пылинка в бархане песка. А что касается тебя, я не понимаю, что ты с ними вообще делаешь.
– Так я же уже объяснял, что мне интересна их устремленность  к чему-то, а я просто люблю экстрим.
– Ладно, хватит слов, пора действовать. Я не могу долго находиться в статическом состоянии. Мне так хочется из вихря развернуться в ленту и устремиться вперед. В полет.
– Еще один последний вопрос можно? Он меня давно интересовал, но я не знал, как спросить.
– Валяй!
– Почему вихри крутятся в разные стороны и откуда они берутся?
– Привычка! Еще когда мы были людьми, направление усилий прикладываемых к окружающим  было у каждого разным. Причинение пользы или вреда в зависимости от характера раскручивало силовое магнитное поле вокруг тела в ту или иную сторону. А после того как срок жизни окончился, а сила осталась, она продолжает вращаться в ту же самую сторону.  И хотя теперь людям от нас причиняются разрушения независимо от направления вращения, оно все равно имеет свой характер, но теперь уже классифицируемое по температуре. Тепло-холод. Циклон-антициклон. Мощность циклона зависит от накопленной, точнее раскрытой при жизни личной силы. А направление движения циклонов зависят от личных вкусов, или вот таких ситуаций как у нас с тобой. Синоптикам лишнюю задачку подкинул с твоей подачи. Я из пустыни Гоби в Сахару дрейфовал никуда не спеша, но твое сердце позвало и я сюда примчался. Представляешь, какие изменения происходили на планете. Хорошо еще, что приборы у них очень инерционные. Фиксируют медленно изменяющиеся параметры. А то бы наткнулись бы на правду. Кто такой ветер и с чем его едят. Ладно, иди помоги своим попутчикам, да я пожалуй начну. Свой живот тоже не забудь спрятать. Ведь тебя не нужно  отсюда уносить в дематериализованном состоянии?
– Нет, не нужно меня уносить, – прокричал уже на бегу, проваливаясь в снег.
Стал поспешно тормошить своих спутников и сразу осознал бесполезность своих попыток. Все как один уже смирились с неизбежной смертью и начали впадать в коматозоподобное состояние. Пришлось собственноручно усаживать их на пятки и, сложив тело вперед, охватывать их же руками колени и прижимать голову как можно ниже. Изрядно запыхавшись от этих титанических усилий, потормошил за плечо проводника, и он встал достаточно  отдохнувший. Показываю ему на всю компанию, расположившихся по кругу в позах зародышей, потом на вихрь, от вида которого у киргиза расширились глаза от благоговейного ужаса, потом знаками показал, что нужно принять точно такую же позу. А когда убедился, что все в порядке, сам плюхнулся на приготовленное место и уткнулся носом в колени.
Во что трансформировался вихрь, я не знаю, но во что-то весьма масштабное, поскольку сразу отовсюду раздался ужасающий рев, и  всех нас мгновенно занесло снегом. Но всего лишь на несколько секунд. Снег исчез так же внезапно, как и появился. Причем исчез везде. Даже под нашими скрюченными телами. А вот на спину что-то стало давить с ужасной силой. Так что, если бы в желудке была еда, она неминуемо оказалась бы снаружи вся до единого кусочка и капельки. Чуть позже еще и прыгать кто-то по спине начал подобно орангутангу в брачный период. Мне-то смешно от этих приколов, а вот моим спутникам похоже не очень, поскольку некоторые из них стали, забыв про слабость, выть от ужаса и стараться вкопаться в землю всем телом. А потом все прекратилось как по мановению волшебной палочки и стало необычайно жарко. Как в тропиках. Я понял, что процесс завершен и с опаской приподнял голову.
– Ого себе! – присвистнул, ибо удивляться было чему. В радиусе приблизительно полукилометра не было ни единой снежинки и от земли, покрытой мелкой зеленой травкой (она что, все время под снегом зеленая?) поднимался пар. Деревья были окутаны голубоватой дымкой и жарко необычайно. Градусов 30 по Цельсию, если не больше. Пот градом катится. Так что пришлось раздеваться. Народ стаскивает с себя одежку, переваливаясь из стороны в сторону, поскольку сил встать или сесть нет. Без верхней, тяжелой одежды двигаться стало значительно легче. Да и жара сил добавила. Все оглядываются по сторонам, не понимая этих феноменальных изменений.
Киргиз только один не стал снимать свой толстенный ватный халат, ожидая такого же внезапного возвращения холода. Он, внимательно посмотрев вдаль, вновь расширил глаза и потыкал пальцем, привлекая мое внимание. Я пригляделся и заметил, что граница, отделяющая нашу теплую зону  от остального мира, колеблется и постоянно перемещается в одну сторону. Как будто стена прозрачная и по ней нечто ездит. Интересный фортель выкинул вихрь. Как это он так умудрился в кольцевую стену превратиться?
Оголодавшие путешественники набросились щипать траву как истинные вегетарианцы, а у меня от этого зрелища даже слезы на глаза навернулись и в груди защемило:
– «Как же накормить спутников моих?» – вопрос стал колокольным звоном перекатываться в голове.
И когда я вспомнил, что все нерешаемые обычным путем вопросы нужно отпускать на волю в поисках ответа и выстрелил его через макушку, ответ пришел мгновенно. Но ответ был весьма необычен. Колоссальной силы поток блаженства усадил меня в позу лотоса так запросто, что не пришлось даже ноги складывать при помощи рук. Они свернулись сами собой, будто были сделаны из пластилина. Спина распрямилась точно также самостоятельно, а головой я покрутил сам, встраиваясь в еще большее блаженство, заполняющее все существо, и непрекращающейся вибрацией  рвущейся наружу сразу из тысячи точек по всему телу.
– Полюби! – беззвучно шепнуло существование.
– Да! – ответило сердце.
– Полюби их как самого себя!
– Конечно!
– Полюби их больше чем самого себя!
– Как?
– Просто! Отдай себя им без остатка!
– Но ведь меня сейчас как будто нет!
– Вот и отдай, то чего как будто нет!
– А как же потом?
– Не думай! Будь! Отпусти то, что просится на волю! Отпусти себя! Слейся своим существом со всем существованием.
– А вдруг?
– Не бойся! Я есть! Ты есть! Все есть и будет всегда. Любовь дает пищу и исцеляет недуги. Любовь дарует крылья и рождает в сердце песню. Любовь освобождает и открывает путь в вечность. Не думай! Люби и будь!
– Я чувствую, что это так, но мне страшно. Вдруг я не смогу вновь стать тем, кем был.
– Никто никогда не остается тем же самым. Мир изменяется каждую секунду. Все изменяется. Изменение и есть жизнь. Попытка что-либо остановить или сделать стабильным и контролируемым есть смерть. Чем быстрее движение в мыслях, в чувствах, тем интенсивнее жизнь, а когда интенсивность достигает предела,  существо способно родить новую вселенную.
– Здорово!
– Не останавливайся, не бойся, не думай! Люби с максимально возможной силой. С максимально возможной наполненностью и самоотречением. И тогда произойдут чудеса.
– Как достичь максимума любви?
– Нет больше той любви, когда кто ни будь, душу свою отдает за друзей своих.
– А-а-а-х-х – блаженство переполнило настолько, что  сердце вывернулось изнутри наружу, и ярчайшим светом полыхнуло во все стороны разом. И те точки, в которых ощущалось внутреннее давление, тоже раскрылись подобно створкам раковин, и наружу полился радужный свет.
И пустота обрушилась……………………………
Сколько прошло времени неизвестно, но я возник из ничего. Полностью. С руками, с ногами, с головой.
– Живой, – со вздохом облегчения вырвалось, а стоило открыть глаза, как следом вырвался вопль изумления:
– Ёу!
Деревца оказались сплошь усеянными всевозможными фруктами. Тут и персики, и вишни, и яблоки с грушами, и финики. Кустарники появились неизвестно откуда, усеянные виноградными гроздьями.
Киргиз сидит, закусив зубами кулак, и с ужасом смотрит на все эти сверхъестественные проявления. Видимо даже при всей его уравновешенности и невозмутимости, произошедшее рвет карту сознания напрочь.
Да я и сам тоже никак не могу сообразить, как произошли такие «катастрофические» изменения. Туристическая, или правильнее будет сказать исследовательская группа, сидит, развалившись под деревьями, и никто из членов даже не пытается руку протянуть, чтобы сорвать хоть один из плодов. А на физиономиях написана даже не сытость а пресыщение. Глаза соловые, рожи довольные, на губах ленивые улыбки.
– «Травы что ли так обожрались», – вылез мой сарказм.
Подхожу поближе к деревьям, чтобы убедиться в том, что плоды настоящие и не являются плодами галлюцинаторного бреда и убеждаюсь. Все настоящее и полновесное. Сочное и вкусное. На-ту-раль-но-е!
– Ни хрена себе! Но как? – вслух брякнул.
Михаил, сидящий ближе всех, вышел на этих словах из блаженного транса и спросил:
– Это ты нас спрашиваешь? А мы хотели у тебя тоже самое спросить. Я специально наблюдал за тобой. Ты как уперся в ту сторону, стоял замечтавшись о чем-то, а потом как подкошенный рухнул и мгновенно в лотос свернулся. А потом сидел, сидел, да как вспыхнул белым светом и полупрозрачным стал. Лучи во все стороны, извиваясь, простреливают и шар светящийся, от того места, где ты сидел, во все стороны расширяется. А как до нас докатился, так сразу такой кайф навалился, что не передать. А еще через несколько секунд, на деревьях листья из почек полезли прямо на глазах. А потом цветы появились и тут же осыпались. А взамен них вот эти фрукты появились на глазах растущие в объеме. Из земли кусты полезли, прямо как в ужастиках, и также покрылись листьями, цветами и виноградом. Самое прикольное, что деревья на вид одинаковые, а фрукты разные. Офигеть можно от этих галов.
– Галы говоришь…  А ты попробуй эти галы на вкус, – грушу ему протягиваю, – я тоже подумал что маленько того, умом тронулся, пока не сорвал и не откусил.
Михаил грушу взял, но откусывать не стал.
– Тут еще одна непонятная штуковина произошла. Есть то совсем не хочется. Несколько минут назад такой голод долбил, что хотелось кору с деревьев обглодать, а сейчас впечатление, что сытость переполняет, и кушать нет ни необходимости, ни желания. И это все связано с твоими перетурбациями. Как у тебя это получилось?
– Я еще толком не понял как именно. Надо будет при случае попробовать повторить. Если эффект будет устойчивым и повторяемым, тогда и поговорим насчет сверхвозможностей человека. Однако надо собираться в путь, внешние силы не могут нас бесконечно долго поддерживать. Наберем с собой даров природы и к конечной цели стартанем.
На проводника-киргиза перевел взгляд, а он сидит по-прежнему с вытаращенными глазами и периодически лицо ладонями закрывает, а потом руки резко отнимает от лица, пытаясь прогнать это наваждение, но, увидев ту же самую картинку, шепчет что-то на своем языке. Духов защитников, наверное, призывает.  Подхожу к нему и, сорвав несколько спелых и сочных абрикосов, с ветки, раскачивающейся почти перед его носом, протягиваю с доброжелательной улыбкой.
Киргиз отшатнулся и отрицательно замотал головой, будто я ему расплавленного свинца предложил выпить, а руки перед собой скрестил, защищаясь от джинна искусителя.
– Балда! Даже если я и искуситель, то я же абрикосы предлагаю, а не яблоки. Бог яблоки запрещал хавать и то только с одного единственного дерева. Смотри! – абрикосину в рот отправил и, насладившись брызнувшим соком и нежной мякотью, выплюнул косточку в другую ладошку, – косточка в абрикосе, значит он настоящий.
Киргиз сделал птичье лицо и, повернув голову, одним глазом внимательно рассмотрел косточку.
– На! Возьми, – еще ближе протянул руку с абрикосами.
Проводник опасливо прикоснулся к абрикосам, и напряженность с лица пропала, когда он почувствовал их велюровую поверхность. Взял одну абрикосину, взвесил ее на ладони, головой покачав, разломил пополам и улыбка на лице заиграла. Осторожно в рот ее положил и, ощутив вкус, рассмеялся жизнерадостно.
Вся группа обернулась на его смех, поскольку за все время путешествия на суровом обветренном лице проводника даже улыбки не появлялось. А тут смех. И какой смех! Сильный, смелый, настоящий, исходящий изнутри, из сердца.
Вскочил он  на ноги и к деревцам бросился. Дотрагивается бережно, как до женской груди, до спелых плодов, но не срывает, а просто наслаждается прикосновениями. И лопочет что-то на своем. Но так искренне разговаривает с деревьями, обнимая их, целуя листья, а потом падает на колени на землю, и распластывается на ней, снова вскакивает, руки в небо воздевает и шепчет, шепчет что-то. И снова к деревцам бросается. Как с людьми с ними разговаривает. Мы все рты пораскрывали от этого священного танца. Потому что иначе, чем танцем это представление нельзя назвать. Уж очень он весь в движения вовлечен, и экстаз прямо-таки физически ощущается. Понял, видимо, что это не колдовские чары, наведенные злыми духами, и благодарит своего бога за чудесное проявление. Эх, знать бы какому богу он молится, можно было бы укрепить его в вере, сказав как бы невзначай, что великие чудеса Аллах творит, или не Аллах, а кто там, у киргизов богом является. А впрочем, лучше не вмешиваться, не имея точных координат, а то только хуже сделаешь.
Набрали прочных фруктов в импровизированные котомки, надели теплую одежду, уже основательно просушенную под солнцем и собрались продолжить путь.
Я снова в сторону отошел и обратился к ветру:
– Мы уже уходим. Спасибо тебе за помощь брат! Вот только не знаю, как с деревцами быть. Погибнут они теперь от холода.
– Не беспокойся мой младший брат. Я возьму эту заботу на себя. Температуру снижу постепенно. Движение соков по тканям замедлится и остановится, а потом я укутаю их толстым снежным одеялом, и они будут спать до весны. Тот, который умеет молчать, придет по весне на это место. А он обязательно придет попытаться разгадать эту загадку и увидит, что это был не сон и не обман. Здесь этот оазис останется навсегда загадкой для любого ученого и неуча. А вам удачного пути и попутного ветра. Ха-ха! Меня то есть.
Вернулся к группе и пошли навстречу сужающейся прозрачной стене. А как только пересекли эту невидимую границу, холод сразу ощутился на лице. И, как бы не доверяя ощущениям, обернулись мы посмотреть на райский уголок, приютивший нас, а он уже начал заноситься мелкими снежными пылинками. И все одновременно потрогали свои фруктовые запасы, убеждаясь, что они не исчезли как наваждение.
Я голову задрал вверх и увидел того же самого орла, который нагло спустился в зону прямого попадания из охотничьих ружей, которых у нас не было. И чувствуя свою безнаказанность, стал на бреющем полете  раскраивать небо прямо над нашими головами.
Погрозил ему кулаком:
– Врешь птичка! Человека не так-то просто поломать и глаза ему выклевать.
Человек это сила!
Если конечно он знает свою силу.
И мы дойдем.
Обязательно дойдем!
Куда бы, и когда бы, нам не пришлось идти, мы всегда дойдем.
Потому что мы люди!
Мы человеки!
И мы Боги.
Главное идти!