Глава 1. Немного об.
«Хрен тебе! - подумал я, поднимаясь на четвертый этаж. – Веревки из меня вить вздумал?! А вот…»
Я скрутил кукиш и помахал им перед носом воображаемого оппонента. Воображаемый оппонент нахмурился, почесал затылок и исчез, а вместо него появилась подозрительно суетливая Эльвира Павловна. Краем глаза я заметил, что дверь в мою комнату приоткрыта. Эльвира же Павловна, видимо, в свою очередь заметила, что я заметил, что дверь приоткрыта, и вытянулась по стойке смирно.
- Филипп Аркадьевич заходили, - доложила.
- Туда? – Я показал пальцем.
Она помедлила в нерешительности, затем неопределенно мотнула головой и слегка покачнулась.
- Понятно, - сказал я. Мне действительно все стало понятно. – Филипп Аркадьевич водку приносили или коньяк?
Эльвира Павловна встала «вольно» и расплылась в мечтательной улыбке.
- Значит, коньяк…
Об этом случае я вспомнил только…
Глава 2. Пьеса ля мажор для мандолины и контрабаса.
…только тихонько поскуливал изнасилованный замок нижнего ящика письменного стола.
- Кто посмел?! – громко спросил я, но никто не ответил – некому.
Листки определенно были те же самые, это точно, даже номера страниц сохранились, но больше – ничего, ни единой строчки. Кто бы ни посмел, он сделал это очень странным способом.
Записная книжка осталась нетронутой. Я вышел на кухню (точнее, выплелся), поставил на плиту кофе, раскрыл книжку на чистой странице и задумался. Вернее, не задумался, а уставился в ту страницу без какой-либо мысли вообще и долго сидел так, а потом вдруг подумал: «Вот сижу тут, смотрю в чистую страницу и ни о чем не думаю… а в Африке кукрыниксы негров вешают». И как-то стало легко и спокойно, и кофе убежал вовсе безболезненно, и пронумерованные листки бумаги, разбросанные по комнате, стали просто бумагой.
Эльвира Павловна вошла практически бесшумно, выключила газ, вылила остатки кофе в кружку, поставила передо мной и, довольная собой, заявила:
- Вам звонила утром молодая девушка.
Я машинально записал в книжке: «Молодая, румяная, пышногрудая!»
- Может, женитесь, - завела соседка, - за ум возьметесь.
«Молодая девушка» - следующей строкой.
- А то все пьяные ночью приходите…
«Немолодая девушка. Девушка средних лет. Девушка преклонного возраста».
- …не работаете, холодильник вон совсем пустой. Святым духом будете питаться?..
«Пожилая девушка».
- Хорошая жена вам нужна, строгая, чтобы к порядку приучила, лениться бы не дала.
Я внимательно оглядел Эльвиру Павловну с головы до ног и обратно, записал: «Старая карга», и поставил жирную точку.
- Послушайте, - сказал я, - нынче ночью кто-то прокрался ко мне в комнату, взломал ящик стола и загадочным образом уничтожил все мои рукописи. Не знаете, кто бы это мог быть?
Конечно, я не рассчитывал получить хоть какой-нибудь вразумительный ответ, поэтому то, что спокойно и толково поведала соседка, шокировало меня и повергло в отчаянье.
Я позвонил Бледнову.
- Фил, что все это значит?
- Ты о чем?
- О том, что было вчера.
- А, это. Это, друг мой, значит что тебе пора сдаваться в психушку.
Я чуть не расплакался.
- Фил! Я ведь знаю, что писал, там был почти оконченный роман! Это труд почти всей жизни!
- Там была пачка чистых пронумерованных листов – это то, что я знаю. И еще я видел, как ты ломал ящик, размахивал этими листами и орал что-то про нобелевскую. Ты спятил, дорогой мой, тебе пора бросать пить.
Я метал молнии, я орал в трубку матом, я брызгал слюной…
Глава 3. Неожиданный конец.
…через шесть лет и три месяца, когда Филипп Аркадьевич Бледнов внезапно заболел пневмонией и умер, а его жена Лиза молча отдала мне толстую папку, в которой обнаружилась та самая злосчастная рукопись.
Сейчас уже не удастся выяснить, зачем Филу понадобилось красть ее столь изощренным способом, если он не собирался использовать роман в каких-либо своих корыстных целях, но кое-какие догадки у меня есть. Именно поэтому папка доживает теперь свои последние дни в пыли на шкафу, и вряд ли уже когда-нибудь найдет своего читателя.