Посвящается не тому, кто является героем рассказа, а тем, кто помог выжить...
Ты разрушил все. Не одним щелчком мыши, ты мучил долго. Всем извесно, что можно убить словом. Но еще вернее убивать молчанием. Сначала отмирает нежность, потом уходит желание, следом любовь...
Что ты наделал?!
Ведь ты убил не только чувства и эмоции, ты вырвал у меня и воспоминания. Я помню события, помню слова, взгляды, твое лицо. А голоса не помню. Забыла и твой смех. А манера смеяться - это первое, что я запоминаю в людях и последнее, что забываю.
Ты говорил, что любишь, когда запросто мог промолчать; ты молчал, когда мне так важно было слышать от тебя хоть слово, знать, что все у тебя в порядке и что я все еще нужна тебе.
Черт возьми, я же тебя любила! Говорю "я", но на самом деле любила тебя другая девушка. Говорю "девушка", а на самом деле это был ребенок. Для этого ребенка ты был всем.
Подобно тому, как вторглись советские энтузиасты в девственные, дикие целинные земли, ты вторгся в мою душу. Ты распахал ее вдоль и поперек, но, стоило появиться первым росткам, как ты забросил ее. Энтузиасты получили тысячи тонн зерна, ты получил не меньше любви, которая тебе, оказывается, была не нужна.
И почва долго стояла так, опустошенная и развороченная, безжалостно вывернутая наизнанку душа...
Нелегко представить, как трудно было мне первое время улыбаться друзьям. И еще труднее было им, наверное, понять меня. Даже самые близкие и преданные были поуши сыты разговорами о тебе. Сами того не желая, они заставляли меня чувствовать себя все более и более одинокой. Я не могла даже им пожаловаться - боялась сказать одно - единственное слово, недостойное тебя.
Стоит ли говорить, сколько раз я сжимала в руках кухонный нож, в то время, как в раковину набиралась теплая, ржавая вода? И сколько раз у моего мягкого виска я чувствовала холодный-прехолодный пистолет?
А потом я разряжала его в пустые пластиковые бутылки, делала глоток водки, оставшейся с ужина, и плакала. Я плакала уже не о тебе, а о себе... Плакала оттого, что такие чистые, искренние чувства во мне пропали бесследно. Ближе к концу мои слезы становились не жалобными, а агрессивными.
Я проклинала свою слабость и твою ложь. Я клялась, что никогда больше не буду такой одинокой, жалкой и разбитой. И еще поклялась оглядеться вокруг.
У меня нет больше тебя. Но не тебя одного я люблю на этой планете. И не ты один достоин моей нежности и заботы. Еще я поклялась тогда, что буду любить своих близких так, чтобы не причинить им такой же боли, какую ты причинил мне.
А потом случилось самое страшное. Я не заметила сама, как распаханная душа начала зарастать сорняками - я стала стервой.
Я использовала человека. Использовала, чтобы забыть тебя. Сейчас мне стыдно писать это, стыдно перед ним и еще...противно от того, что я сделала. А что еще мне оставалось?! Когда мы вместе с ним "улетали" от той дряни, наркоты, я не думала о тебе. Как не думала я о тебе и когда он целовал меня.
А потом я забыла его, как и ты когда-то меня. Другой человек уже прижимал меня к себе, держал за руку под столом, расстегивал мои джинсы. И снова я не думала о тебе.
Я же говорила, что одна больше не буду. Никогда. Это то, о чем я говорила вначале - воспоминания из ярко-красных стали бежевыми.
Я меньше всего думала о тебе, хотела тебя, мечтала быть с тобой, когда ты снова появился в моей жизни. Появился, и стал умолять дать тебе второй шанс. А я согласилась, не раздумывая.
...Из зеркала на меня серьезно посмотрела повзрослевшая, уверенная в себе девушка. Но что-то было в ней не так... Сейчас она приблизилась ко мне вплотную. Теперь ясно: апельсиновые веснушки были точь в точь, как у того симпатичного, нежного, любящего ребенка...
...Она почему-то опустила глаза.
PS Я помещаю этот текст не перечитывая. Если я хоть раз еще прочитаю его, то долго еще не смогу улыбаться.