МИНА
Была зима. Мы наступали на этой странной войне. Артиллерия, поддерживая батальоны, била сначала на половину заряда, потом поднимала стволы выше и выше, переходила на штатные, от залпа которых, в нашей автоперевязочной, сыпались со звоном посуда и инструменты. Затем артиллерия переставала доставать, мы свёртывались и шли за батальонами. Опять стреляли артиллеристы, опять мы перемещались. Духов тогда били и били хорошо, но доводилось видеть и другую сторону войны.
Стояли в горах, заняв высоту. На равнину вела одна единственная узкая, обледенелая дорога, которая ночами минировалась, а утром на ней подрывались. Наши.
В одно такое утро сообщили: подорвалась «Бэшка» соседнего полка, к нам везут раненных. Привезли четверых. Погибших на подрыве не было и я зло радовался: «Зря, зря душары старались. Нет прока от мины. А раненных мы спасём, во что бы-то ни стало, спасём». Раненные (с первого взгляда) - двое легких, двое тяжёлых, все в сознании, и я утвердился окончательно – спасём. У одного - механика-водителя, была забинтована голова и, решив, как анестезиолог, что он самый тяжёлый взял в перевязочную его первым. Повязка была чистая, снимая слой за слоем, мы удивлялись, что же ему бинтовали? Сняв бинт, обнаружили на верхних веках две «царапины» и всё, свободно вздохнули: ещё «лёгкий». «Открой глаза, солдат». Он поднял веки, радости нашей не стало; чтобы понять наши чувства это надо хоть раз увидеть: здоровый молодой пацан, а глаз нет: минуты как их вырезало осколками триплекса. Хирург дрожащими руками вновь наложила повязки. Солдата как сумели, успокоили, дескать, не видишь потому, что укол тебе такой сделали, временно.
Второй тяжёлый – старший лейтенант Н. У него было повреждено бедро и обе берцовые кости на правой ноге, огромная кровопотеря. Состояние его быстро становилось критическим, он порывался встать, мешал нам работать. Ввели его в наркоз, очень долго выводили из шока, накладывали повязки и шины, снимали и вновь накладывали жгут. На полу кровь смешалась с грязью, и пол сделался липким; такое же ощущение как вышел из бани на хваткий лёд, – каждый раз подошва тапок отлеплялась с лёгким треском. За него боролись долго, сделали всё, вплоть до переливания крови. Единственный шанс у него был – скорейшая эвакуация. Погода, как на грех, была нелётная - туман и вертушка села лишь на ЦБУ километров за сорок от нас. Надо было везти. На санитарном автобусе приехал анестезиолог соседнего полка, он и повёз раненных. Мы с надеждой на лучшее их проводили. В сопровождение с ними пошла БМД с ребятами со взвода этого старшего лейтенанта, они очень переживали: «Он будет жить?»
Не прошло и десяти минут после их отъезда, вызывают доктора: «Авария есть пострадавшие. Взять носилки, людей, лопаты (?) и срочно выехать на место». Хватаем укладки, носилки, лопаты прыгаем на БТР и едем. Издалека видим на самом узком участке дороги, в двух-трех метровом кювете, вверх брюхом БМД. На месте выясняется, ехали зря – поздно. Двоих ребят, тех самых, что ещё пятнадцать минут назад беспокоились за командира, раздавило машиной. Один погиб мгновенно, второй хрипел, под тяжестью стали, ещё минут десять …
Суета вокруг машины то да сё… В это же время, по дороге идет колонна, огромная, на замену этого соседнего полка, на замену этих ребят… Колонну останавливают – опасный участок, людей спешивают. Машины идут порожние, люди пешком мимо того места, все смотрят на тех, кого они чуть-чуть не успели заменить…
Через два дня на этом же месте перевернулась БМД наших, уже новых, соседей; один из тех, кто шел, спешившись в тот злополучный день, погиб, одного покалечило, и их снова привезли к нам…
В этот же день в госпитале, скончался ст. л-т. Н. Об этом мы узнали чуть позже.