Типарепортаж о встрече литературного бомонда столицы на презенцации книги СлАвки Фурты.
* * *
- Презентация? Ох-ти ж меня…, - Тася призадумалась и расстроилась. Ужасно. Во-первых, потому что Тася и презентация – понятия совершенно не совместимые, а, во-вторых, потому что идти всё равно не в чем.
- Третьего июня, - кричал в трубке радостно знакомый голос СлАвки Фурты.
- Ага, я поняла…, - загрустила Тася, вдруг отчётливо поняв, что не сможет отказать этому великолепному танку.
- Отлично, значит, договорились!
- Ага, только мне надо новенькую блузочку сначала прикупить.
Тася обрадовалась, что она такая умная, ведь теперь у неё была отговорка на всякий непредвиденный случай, но мысль уже запала и поход в магазин стал неотвратим. Жадная Тася терпеть не может тратить деньги на тряпки. Вот на книги это таки да, а так… Но теперь появилось оправдание и Тася поехала в магазин, где и приобрела целых две вещицы… Ужасно… Теперь возникла новая проблема – выбора одной вещи из двух.
Тогда Тася позвонила своей подружке Зиночке – самой скромной девушке сайта ПРОЗА.РУ. Зиночка, хоть и хабалка, конечно, но порой даёт очень правильные советы.
- Напяль ту, что с коротким рукавом, которая попроще, - сказала Зиночка, что-то жуя, и Тася поняла, что слушали её невнимательно.
- Прекрати жрать, на ночь глядя, - хмуро сказала Тася, предвкушая Зиночкины стоны о необходимости моментально похудеть килограмм на пять буквально к завтрашнему дню.
- Це ж осетрина с картошкой-фри…
- А тортик? – спросила проницательная Тася, отлично знающая Зиночкины пристрастия.
- Па-а-адумаешь, три кусочка, - протянула Зиночка.
- Фи на тебя, - сказала Тася, - тебе-то хорошо, никаких презентаций, ладно, буду сама выбирать.
* * *
Тася покрутилась перед зеркалом. В обоих нарядах она казалась себе совершенно очаровательной, что, конечно, усугубляло и без того непростую ситуацию. Так и не получив вразумительного совета от Зиночки, она позвонила Элле, но та заявила, что Тася лично ей нравится в любых нарядах, а вот сама она наденет юбочку и такие колготочки, ну, прям такие, что некоторым просто поплохеет от зависти. Тася безропотно согласилась – пусть поплохеет.
Потом Тася – москвичка в пятом поколении - вдруг сообразила, что в доме нет ни одной карты и улица Спиродоновка дом 2/6 может находиться абсолютно везде, например даже в Париже, который Тася знает точно так же хорошо, как и Москву… Сразу оговорюсь, что в Париже Тася никогда ещё не была, а только собирается туда съездить… Последние десять лет. Срочно.
Пришлось воззвать о помощи, и сердобольная Эллочка взялась доставить Тасю к месту назначения. Обещала, что без эксцессов и членовредительства.
* * *
В последний момент, уже намалевав на веках сиреневые разводы и покрыв тушью ресницы, Тася решилась одеться в шифоновый блузон с вертикальными рюшами. Красивенький такой – в цветочек на тёмно-синем фоне…
* * *
Она простояла на платформе минут тридцать, когда, наконец, из-за угла появилась запыханная Эллочка – в алой беретке, красной курточке, коротенькой юбочке и тех самых колготках.
«Ага, - подумала Тася, - цветы на Эллочкиных колготках замечательно сочетаются с моей блузкой». Эта мысль почему-то её очень обрадовала.
Примерно через двадцать минут неспешной прогулки они поняли, что, кажется, начали блудить. В смысле, заблуждаться. В смысле, не знают, куда идти и принялись расспрашивать местное население, которое, как водится, понятия не имело ни о каком таком музее Толстого. Алексея Николаевича.
Ладно, - решили лягушки-путешественницы, - будем спрашивать про улицу и номер дома. Сердобольные аборигены торжественно указали им сначала вперёд, потом направо и ещё раз направо. Второе направо оказалось ложным и пришлось возвращаться.
Наконец-то, показался какой-то явно угловой дом дореволюционной постройки.
- О! – сказала счастливая Тася, - этот домик с росписью под крышей, наверное, и есть искомый музей, тем более, что предыдущий дом имеет номер четыре, а мы ищем тот, что наоборот – дом два дробь шесть.
- Ага, - почему-то согласилась Эллочка.
Они прошли мимо обшарпанных ворот дома номер четыре, рядом с которыми висела мемориальная доска в честь Толстого и пошли дальше, уже начиная понимать, что тут явно что-то не так.
Дом два дробь шесть оказался запертым музеем Максима Горького. Алексея Максимовича Пешкова. Пришлось возвращаться… И тут, о радость! – они заметили на старой двери (похожей скорее на дверь в сельский туалет) дома номер четыре надпись мелом: «Вход в музей А. Н. Толстого за углом налево. Была, не была – и они пошли за угол!
* * *
Там, около открытой двери на лавочке восседали знакомые люди.
Юрча – нет слов, какой красоты мужчина. Александрович – в кожаной куртке и чему-то радостно улыбающийся. Солопов – стриженный под ёжик и ужасно напоминавший одного американского актёра, фамилию которого Тася не вспомнит никогда и ни за что. Была там ещё красивая девушка с гитарой.
Тася точно помнила, что девушку зовут Леной, но вот фамилия… Выпала из головы и не хотела туда возвращаться. В связи с этим через некоторое время у Таси и Юрчи состоялась занимательная беседа.
- Ты не помнишь, как её фамилия? – спросила Тася.
- Кажется Китаева, - ответил Юрча.
- Ага, - сказала Тася и призадумалась, смутно подозревая, что Юрча ошибается. Но толчок был дан, мозги лихорадочно заработали, и Тася вспомнила.
- Юр, её фамилия не Китаева, а Никитаева.
- Что? Ну, я же и говорю – Китаева.
- Да, нет же! Не Китаева - Никитаева.
- Ну… Не Китаева, а как?
- Её фамилия Никитаева. Понял теперь? Ни-ки-та-ева!
Настоящий анекдот получился. Его потом рассказали нескольким прозайкам, и Дима Владимиров сказал, что история с грузином по имени Авас как раз из того же разряда, с чем все и согласились.
Ох, не просите Тасю вспомнить, кто и в какой момент пришёл на знаменательное мероприятие! Тася уже сама пыталась вспомнить, но ничего не вышло. Правда, появление некоторых было столь ярким, что хочется рассказать.
СлАвка был великолепен в светлом костюме и голубой бабочке. Костюм был модный, льняной и мятый. СлАвкина жена – светловолосая, с короткой стрижкой, стройная и симпатичная с фотоаппаратом на шее.
Яркая, красивая блондинка, приведённая за ручку СлАвкой оказалась Анной Рулевской. Обаятельная женщина и, кажется, совсем "своя". Тася ужасно обрадовалась, потому что эта писательница у Таси в большом фаворе. Тася была уже почти счастлива.
У дверей стоял мужчина в красной такой…, велюровой, кажется, курточке, с милой бородкой цвета соль с перецем. Мужчина тоже кого-то уж-ж-жасно напоминал и вообще был очень симпатичным. Тася даже слегка занервничала.
Ха! Мужчина был похож на Василия-свет-Шимберева. Отдалённо, но всё-таки. Сия похожесть несомненно доказывала, что мужчина свой – из прозайков, но оставались сомнения, потому что стоял он себе у стеночки и вёл себя скромно. Хотя и поглядывал заинтересованно, но не подходил. Уже потом, когда они расселись в маленьком зале, оказалось, что это сам Алексей Колмогоров – очень любимый Тасей писатель. Тася стала ещё счастливее.
Потом во двор пришли двое. Один из них явно был великим писателем! То есть, просто никаких сомнений, о чём Тася и объявила во всеуслышанье. Присутствующие человека не знали, но согласились – непременно великий! Джинсы, футболка навыпуск, курточка, кепочка. Бородка, смешная косичка на затылке и взгляд очень хитрых глаз.
- Знакомьтесь – Сергей Алов, - сказал нам пробегавший мимо по делам именинник, и все вздохнули с облегчением – догадка оказалась верной! Великий! Тасиному счастью уже не было предела.
Алов подошел самолично, и узнал Тасю в лицо. Тася польщена до сих пор.
Когда появился Дима Владимиров, Тася не помнит, но совершенно точно – она обрадовалась при виде его, потому что таких замечательных людей ещё поискать. Сладкоголосая птица высокой эротики и не только. Вот.
Ещё во дворе маячил мужчина с оригинальной внешностью. Лысый, смуглый и сексуальный, как и должно быть всем лысым. Мужчина был не то чтобы молод, но и не стар. Он тоже поглядывал и тоже не подходил. Когда Тасе сообщили, что это сам Сайбербонд…, Тася чуть не сомлела от удивления, так с тех пор и не прошедшего. Сайбербонд представлялся ей непременно юным волюнтаристом и нигилистом из Питера…
Мужчина Каринберг (визитка покоится у Таси в сумке, идти за ней лень, поэтому имя и отчество оповещено так и не будет). Кудряв, весел и общителен.
* * *
Потом позвали наверх – торжество начиналось. Вешалка, на которую все быстренько понавешивали свои кофтёнки и куртёнки оказалась очень мемориальной и пришлось вещички снимать.
В зале почти не оставалось свободных мест и концерт, посвящённый СлАвке и его книге, начался.
Тася огляделась по сторонам и поразилась, в какой пошленькой обстановочке проживал, оказывается, писатель Толстой… Золочённые канделябры на стенах, плохонькие картины – потемневшие, невнятного авторства, с голыми тётками, ухмыляющимися всем присутствующим без разбору. Тасе не понравилось.
Зато рояль, скрипка и виолончель в этом зальце звучали просто завораживающе. В особенности, когда они исполняли что-то из Глинки. Современный композитор Тасе не глянулся. Его пьеска, называвшаяся «Завтра будет лучше, чем вчера», не оставляла этому самому будующему абсолютно никаких надежд, а вчера вообще было просто ужасающим. Грустный Алов повернулся к Тасе и мрачно выразил всеобщее мнение о трагичности завтрашнего дня. Александрович, только благодаря Тасе не усевшийся по старой привычке в первый ряд, корчил смешные рожи и тяжело вздыхал. В середине пьесы на фоне нарастающего гула не то приближающейся грозы, не то военных действий вдруг завизжали струнные. Совсем, как две истерички на базаре. Тася и Эллочка засмеялись тихонько и увидели, что бедный Александрович уже на грани. Он и так с самого начала представления заскучал и ёрзал на стуле, как напроказничавший пацан, а тут…
Алексей Колмогоров сказал замечательную фразу: «Интересно, а почему на презентации музыкальных альбомов прозаики не читают своих произведений?» Тася прошептала это гениальное изречение классика на ухо Эллочке, и они призадумались. А, и правда – почему??? Не справедливо это и совершенно безответственно по отношению к несчастным, обделённым прозой, любителям музыки.
Отмучившись в так и не состоявшемся светлом будущем, все стали слушать бледную девушку в черном с блёстками. Прислонившись к роялю она сложила руки и сказала нараспев «Слууушаююю…» Это слово девушка загадочно повторила несколько раз и Тася испугалась, что она забыла слова, но тут певица встрепенулась, потянулась и запела о Леле. Тася вздохнула с облегчением – Римский-Корсаков – Снегурочка.
У-у-у-у… Тася напрочь забыла, кто и в какой последовательности выступал, пусть старшие товарищи поправят, если что не так.
Итак, выступал главный редактор журнала «Литучеба» - хвалил именинника и пел ему дифирамбы.
Главный редактор журнала «Кольцо А» Татьяна Кузовлёва – известная поэтесса, красивая, милая женщина. Тоже хвалила и пела.
Девочка Валечка шестнадцати лет – очаровательное существо одна из СлАвкиных подопечных, сирота из Калужского детского дома. Она читала свои стихи. На удивление взрослые и почти профессиональные. Тасе особенно понравился то стихотворение, которое было о «Мастере и Маргарите».
Ещё одна оперная певица. Пела, конечно.
СлАвкин издатель – крупный мужчина без галстука. Хвалил и хвалился.
Елена Никитаева с гитарой. Она пела, гитара играла. Красиво. Сильным голосом. Стихи и музыка автора. Здорово!
Потом ещё выступал, конечно, сам СлАвка. Читал то самое произведение, написанное им за сорок минут, посвященное некоей N, в которой все узнали Эллочку Дерзай. Эллочка смущалась, Тася ревновала, СлАвкина жена хихикала.
Во время торжественной части нашего полку прибыло. Появилась: Шурочка Борисова – тихая, романтичная, весёлая и улыбчивая; Оля Чука – восторженная, всех любящая и как всегда красивая; Борис Гайдук – серьёзный и в очках; Юлия Алёхина – симпатичная и быстро уехавшая к младенцу-сыну; Геннадий Генераленко – знаменитый, гениальный художник, крупный мужчина, весь в синем, ужасно смешной и весёлый; и... Тася просит прощения, если о ком-то позабыла вследствие крепчающего маразма, а вовсе не врождённой стервозности, как могут подумать некоторые.
* * *
Халяву подавали на первом этаже. Гы! Тася вспоминает и смеётся. Таких голодных писателей Тася прежде не встречала. Скромным, очаровательным прозайкам почти ничего не досталось. Больше всех умяла дама с рыжеватыми кудрями, которой нас пугал вредный Александрович. Он ещё в зале, якобы для поддержания нас в тонусе, сообщил шепотом, что эта дама – Ольга Чернорицкая, и Тася чуть не сбежала, испугавшись мордобития. Драться в этот чудесный день Тасе не хотелось. За Тасин испуг Александрович, конечно, в своё время расплатится. Тася ещё не придумала как именно.
- Вы не видели Солопова? – спросили совсем рядом.
- Солопов там, где вино разливают, - ответил кто-то очень компетентный. Все посмотрели вокруг, нашли Солоповский ёжик и рванули за вином. Компетентный товарищ не обманул. Теперь Тася знает, где искать Солопова, если вдруг что.
- Простите, а вы не покажете мне Александровича? – спросил Тасю милейший молодой человек. Стройный, симпатичный блондин с тихим голосом.
- Э…, да вот же он.
- Спасибо.
- А ему вас показать не надо?
- Нет, пока не надо - он отошел в сторонку и стал беседовать с классиком Аловым, видимо решив оставить Александровича-великолепного на закуску.
И тут Тася услышала…
- Я – Кодрайона, - сказал милейший.
Не может этого быть! Тася остолбенела. Второй раз за вечер. Сначала такой не похожий на созданный ею образ Сайбербонд, теперь вот Кодрайона. Тася думала, что это солидный, мрачноватый человек… из Питера, конечно… Удивительно.
-Тася, а ты что вообще не пьёшь? – спросил вдруг писатель Алов.
- Нет, - ответила Тася и чуть не поперхнулась белым вином, заедаемым бутербродом с кусочком свиной сырокопчёной.
- У нас дома дети маленькие, - назидательно пояснила Эллочка, - они не должны видеть своих мам пьяными.
- Вот именно, - немедленно согласилась Тася и стала кушать водку, потому что не выпить именную «Аловку» с самим Аловым было бы верхом неприличия. За знакомство. Ещё раз за знакомство. И ещё раз. Огурец с Аловской тарелки. Тасе стало очень весело. Теперь, конечно, её можно причислить к лику посвящённых.
Курили много и со вкусом. Мёрзли на ветру, мокли под дождичком. О чём-то беспрерывно смеялись. У Таси до сих пор побаливают скулы и не разглаживаются морщинки около глаз. Эти морщинки Тасе нравятся.
Вечер близился к концу. Смеркалось, как пишут в серьёзных романах.
Тасе поймали машину. Джентльмен Юрча открыл дверцу, положил на колени чуть не забытую в суматохе сумку, и Тася поехала домой.
Дома было всё тихо...