Хронос, сожравший

Новопашин Сергей
Хронос, сожравший...


- Не бойся смерти, - Вальехо взглянул на побледневшего Шредингера, с некоторой опаской державшего на вытянутых, в просвинцованных перчатках, руках облученную кошку, - не бойся... Ты всегда немного жив, ты всегда немного мертв...
- Я понял, Сесар, - Шредингер с заметным усилием поднял крышку свинцового ящика и взглядом попросил Сесара засунуть в него еще одну кошку. Кошка, догадывающаяся о сомнительном дуализме эксперимента, жутко мяукала и царапалась. – Не бойся смерти, - Вальехо беспристрастно, но с едва уловимой печалью, ласково завернув кошку в остатки плащаницы, сунул кошку в ящик. – Не бойся. Ты всегда немного жива, ты всегда немного мертва...
- Это ничего, как говорят русские, - Сесар затянулся "Black Gold", как обычной сигаретой. – Вот Крис, - он бросил взгляд на фото Кристофера Монро, висевшее в рамке на стене, - пошел дальше. Он оторвал лазерным импульсом у атома гелия один из двух его электронов, а получившийся ион обездвижил, понизив его температуру до абсолютного нуля.
- Пари на пачку "Black Gold", - Шредингер прислушался к возне кошки в ящике, - что оставшийся электрон вынужден был раздвоиться.
- И доказать реальность твоего парадокса, - Вальехо кивнул в сторону ящика, - у электрона не было выбора. Он должен двигаться, вращаться либо по часовой стрелке, либо - против. Монро затормозил тем же лазером оставшийся электрон, лишив его выбора. Тут-то и произошло невероятное: ион гелия раздвоился на глазах у изумленной публики, реализовав себя сразу в двух состояниях. В одном электрон вращался по ходу часовой стрелки, в другом – против... как твоя кошка.
- Одновременно жива и одновременно мертва, - Шредингер приподнял немного крышку, чтобы убедиться в правильности своего тезиса. Так и было. Кошка была и не-была одновременно. Стекло в рамке с фотографией Кристофера Монро сухо треснуло, а Сесар Вальехо тихо растаял, дематериализовался, оставив приятный запах недокуренной сигары.
- Да, мир-любовь это вам не хухры-мухры, - Эрвин внезапно перешел на русский, как будто его что-то торкнуло и он вспомнил фразу из песни некоего Майка.
  Докуривая оставленную Сесаром сигару, он открыл, уже в который раз, книгу в потрепанной, но еще крепкой обложке без названия. На толстом картоне (сейчас такие обложки не делают) по периметру, на некогда зеленом поле вилась лента золотого тиснения. Свастический орнамент был еще заметен. Книга досталась Эрвину случайно, когда он забрел в Париже на распродажу имущества некоего скончавшегося татарина, бывшего офицера русской царской армии.
   Шредингер открыл книгу на заложенной странице и углубился в чтение:
  "Получив задание навечно замерзнуть в просторах Рам, прибывшие с Чигирь-звезды, смешавшись с аборигенами, вынуждены были стать амбивалентными: быть и не-быть одновременно. Расчистив Пространство, они ограничили его, озвучив фонемами с преобладанием "а" и "р". Отныне они спокойно могли посылать "туда, не знаю куда" тех, кто может достать и принести "то, не знаю что". Правда, с наступлением хронократии посылать приходилось просто "на ...", но суть от этого не менялась. "То, не знаю что" по-прежнему добывалось и находилось даже в избытке.
   Ровное Пространство, ставшее их второй родиной, было олицетворением бескрайнего Духа, физическим воплощением сути Шивы Лингама, укротившего спор о крутизне между Брахмой и Вишну. Пространство, несущее в самой фонетике одновременно семантику "странности", "не-отсюдости" и протяженности, - этих основополагающих пластов архетипа Прибывших с Чигирь-звезды. Пространство, где ничего не было, нет, и не будет. Шунья. "Ничего" - именно так отвечают на любой вопрос их потомки, населяющие Пространство до сих пор, повергая в недоумение, испуг и ненависть Других, живущих на теневой стороне мира.
   Другие, рождавшиеся в эпохи отсутствия лун, в силу невозможности постичь суть Пространства и живущих в нем, попытались изменить существующий порядок. Наиболее продвинутые из них, позаимствовав в искаженном виде качества Прибывших, смогли вызвать и внедрить в Пространство новую категорию – Время.
   С его помощью они смогли захватить в постоянный цикл возвращения всех живущих, обрекая их на разделенное бытие и не-бытие. С тех пор Время, проявляющееся в сознании как поступательность, как прогресс, полностью вытеснило пространственное мировидение. Мир рухнул, но никто этого не заметил. Впрягшись в бесконечную череду рождений и смертей, живущим было уже не до того.
   Они вынуждены были придумать Историю и поклоняться ей. Они придумали Прогресс и приносили ему в жертву подобных себе. А также и все то, что нельзя было оцифровать – то, что стало считаться лишним.
   Единственным местом, где еще продолжали существовать иные, изначальные параметры реальности, оставалась вторая родина Прибывших. Ее просторы, в большинстве своем покрытые снегом и льдами, законсервировали их энергии и принципы. И только теплые эманации и флюиды хронократии вытапливают их иногда, чтобы столкнуться с Тем, что пришло на острие зеленого луча Чигирь-звезды..."
   Пепел тлеющей сигары добрался до его пальцев и обжег их. Шредингер закрыл книгу. Ему стало грустно. Грустно от прочитанного в странной книге, грустно от осознания тупиковости всей позитивистской науки, требующей постоянно каких-то доказательств, теорий, которые с течением времени опровергаются, отметаются учеными-конкурентами. "Все пыль и тщета", - вспомнил он Микеланджело Буанаротти, пытавшегося обрести амбивалентность через искусство и свои половые ориентации.
- Хронос сожрал их всех, появившийся из ниоткуда, Вальехо стал оглядываться в поисках недокуренной сигары, – почти всех. Последними остались хранители костей Великого Карлика,- он указал пальцем в шестигранное окно Мельникова, за которым виднелась Красная площадь. – Прикинь картину: "Хронос, пожирающий наследников Маркса и внуков Октября". Холст, масло, конец двадцатого века.
- Не ищи, я ее докурил, - Шредингер подул на обожженные пальцы.
- Ее нельзя выкурить. По причине, которая тебе, как автору парадокса, хорошо известна, - Вальехо изящно материализовал между указательным и средним пальцами правой руки дымящуюся "Black Gold". - На самом деле ничего не закончилось. Ничего. Ты ведь знаешь: ты всегда...

© С.А.Новопашин.2000