Выщелкнуло (имеется в виду переход в состояние вне тела,позволяющее путешествовать в иные миры (не шутка) который происходит именно щелчком) к входу то ли в театр, то ли в музей, поскольку площадка, на которой я оказался, была утыкана рельефными столбами, подпирающими треугольный козырек крыши. На этой площадке хорошо свидания назначать, поскольку эти столбы, уходящие в «бесконечность», навевают афинскую тему и заранее настраивают на романтический лад. Романтичность улетучилась одновременно с появившимся из-за столба толстым клоуном в пятнистой одежде. С совершенно не вяжущимся к внешнему виду, волевым, обветренным и жестким лицом с таким же жестким и сосредоточенным взглядом серых, немигающих глаз.
– Морозов, – протянул мне руку, – в прошлый раз забыл представиться.
– «В прошлый раз»? – повис у меня немой вопрос. Но руку пожал. Рука оказалась теплой, твердой и сильной. Во всем теле этого клоуна чувствовалась необычная сгруппированность и тренированность.
– Ну да в прошлый раз… – по лицу Морозова пробежала легкая тень, – башня, бабы с дитями, чечены… калаш ты еще спереть хотел, – продолжил напоминать.
– А-а-а, вспомнил! – хлопнул себя по лбу и сделал вид, что смутился от своего желания обогатиться воинским арсеналом.
Морозов хмыкнул:
–Не похож ты на смущенного студента, так что не прикидывайся. Говори, чего хотел? – и вопросительно уставился прямо в зрачки.
– Я хотел? – не на шутку удивился. Обычно это от меня чего-то хотят, когда выдергивают на какой либо из планов бытия. А тут… И потом, чтобы дважды в одно и то же место выщелкнуло, это и так уже из ряда вон выходящее событие, а он еще спрашивает чего я хотел.
Из-за столбов появилось еще несколько клоунов, скоморохов с тройными бубенцами на шапках, и, наряженных в матрешки, дамочек с раскрашенными щеками. У всех на рожах были нарисованы яркой краской жизнерадостные улыбки, хотя никто на самом деле улыбаться не собирался.
– Траллирование окончено, – доложил один скоморох Морозову, не прикладывая руку к бубенчатой шапке. – Датчики не выявили ни взрывчатых веществ у гуляющего народа, ни серьезного вооружения.
И только тут я заметил, что на площади перед этим зданием не то театра, не то музея, гуляет полным полно народа. Катаются с огромных горок, специально построенных к этому дню, развлекаются конкурсами с выдачей победителям призов и мягких игрушек, угощаются свежевыпеченными пирожками, шашлыками и многие пьют «чай», незаметно наливая его из принесенных с собой «чайников». Незаметность эта конечно весьма условна, и одетые в форму милиционеры, прогуливающиеся с написанным на лице намерением забрать любого дебошира в участок, создают видимость общей бздительности и контроля над правопорядком. Скоморохи и клоуны снуют туда-сюда в толпе и развлекают гуляющих своими акробатическими этюдами и фокусами с огненным дыханием, жонглированием и прочими атрибутами. Но некоторые клоуны попутно еще и передвигаются в толпе по какому-то незаметному распорядку, заметному только с этой площадки, на которой мы стоим. Видимо они и производят это самое «траллирование». И не клоуны они вовсе, а спецура.
– Что за теракт намечается? – поменял вопрос на более точный Морозов, и я мгновенно понял, как и зачем я здесь очутился. Видимо одно из моих многомерных «Я», живущих в этом измерении, тоже имеет экстрасенсорную подготовку, и здесь попало в неразрешимую ситуацию. А от меня потребовалась энергетическая, или информационная поддержка. Поэтому в измененке меня сюда и выдернул, чтобы я помог решить задачу.
Поняв этот механизм, переключил сознание из состояние ведущего в ведомого и сразу все встало на свои места.
Местное «Я» моментально объяснило Морозову ситуацию о предчувствии готовящегося теракта именно на этом самом гулятельном поприще.
Что касается Морозова, то на его лице не возникло никакого подозрения в психическом заболевании моего тамошнего двойника, и он совершенно серьезно выслушал «меня» и сказал:
– Агенты просканировали весь периметр и не нашли ничего. Зона гулянья оцеплена, и автомобили с серьезным грузом взрывчатых веществ на территорию не попадут. Так что где-то прокол вышел у тебя, сенсорная голова, – ухмыльнулся одними губами.
Подбежал к Морозову еще один «клоун», как я одинаково назвал всех спецназовцев. Но уже в гражданской одежде, с видом стриженого братка, в кожаной куртке и с перекачанными мускулами.
«Браток» неодобрительно на меня зыркнул, и доложил, что периметр проверен полностью и ни взрывчатых веществ, ни, сколько ни будь стоящих внимания приготовлений, к чему-либо относящемуся к вредительству человеческим массам, не обнаружено.
Так же «браток» сообразил, что вся эта суета с «траллированием» и приведением личного состава в боеготовность, связана с моим появлением на этом парапете и спросил у Морозова, который был здесь старшим:
– Зачем он нам? – указав подбородком в мою сторону, и не получив ответа, продолжил, – так это из-за него весь кипиш тут начался? – и сплюнул под ноги, всем своим видом демонстрируя презрение к экстрасенсам и прочей шушере, которую в принципе нужно жалеть и лечить, лечить и лечить, пока насовсем не выздоровеют.
– ****еть команды не было, – коротко обрезал его Морозов, и «качок» выпрямившись, произнес странную фразу:
– Ес сэр! И ушел с довольным выражением на лице. Каблуками не щелкал, руку к виску не прикладывал и даже не пытался этого сделать, но в его выпрямленности явственно читалась субординация и выучка.
– А почему «ес сэр», мы же не турки? – спросил у Морозова.
– Слушаюсь, товарищ капитан, – слишком длинно. – разъяснил капитан Морозов. – Так точно, – слишком сухо. Совсем не отвечать, – не понятно, понял ли боец команду или нет. А так и бойцам приятно и нам, комсоставу понятно.
– Ну что там наверху? – пошутил Морозов через некоторую паузу, приставив указательный палец к макушке в виде антенны, – не сообщают, кто конкретно будет оплачивать вызов отряда быстрого реагирования?
– Администрация местная оплатит, – пытаюсь отшучиваться.
– А причем здесь администрация? Есть хулиганский звонок, есть пойманный хулиган, вот он пусть и платит теперь. Пожизненно, – хохотнул клоун Морозов.
– Не мог я ошибиться, – глухо произнес, – никак не мог. Уж слишком сильный сигнал был.
– Бойцы мои тоже ошибиться не могли. Тем более аппаратура у нас сверхчувствительная и безошибочно определяет все виды взрывчатых веществ на расстоянии до пяти метров. А мальчишки, пятиметровой сеткой, все пространство и площади и зданий прилегающих покрыли. Нет здесь бомбы. Ты не подумай, что я тебе не доверяю. Слишком часто твои «знамения» помогали накрыть бандюков раньше, чем они даже почесаться в направлении задуманного успевали, но сегодня явный прокол вышел.
– Пойду я сам пройдусь по площади, воздуха вдохну, – попытался отодвинуть момент развенчивания своего экстрасенсорного мифа.
Стоило только шагнуть в сторону площади, как ощутил необычность в движениях. Возникло ощущение, что тело весит раз в пять меньше обычного, и если прыгнуть вверх или в длину, то можно рекорд поставить. Забавные законы на этой Земле действуют. Хотя в остальном все вроде в точности так же, как и у нас. И это странное разделение. У нас, у вас. Двое «Я» в одном теле. Шиза какая-то. И оба мало того что в одном теле, так еще оба же и экстрасенсы. Двойная шиза получается. Или даже в квадрате. Однако отвлекся необычными ощущениями и забыл, зачем собственно пошел в народ. Переключаюсь в режим сверхчувственного восприятия и одновременно ощущаю ненужность этого действия. Террористами здесь не пахнет. Ни их телами, ни их делами. Некоторых мужичков, жаждущих жестоко побить своих подружек после излишне выпитого «чаю», за террористов принимать бессмысленно. А в остальном, на площади царит дух праздника и всеобщего веселья.
Возвращаюсь легкой походкой к колоннам, к, внимательно наблюдающему за мной, клоуну Морозову и он, по моей недовольной физиономии, догадался, что ошибка таки произошла.
Тот же самый качок вопросительно посмотрел на капитана и, дождавшись его утвердительного и почти незаметного кивка, сделал такие же, практически незаметные постороннему наблюдателю знаки, и клоуны, скоморохи и матрешки рассеялись из толпы. И как-то слаженно и опять же незаметно, загрузились в микроавтобусы с веселейшими рекламными надписями на бортах типа: «пейте пиво пенное, будет рожа здоровенная», или «булка с маком три копейки, а без мака три рубля». Все эти надписи вылетали из ртов крайне жизнерадостных, розовощеких человеков и внушали только оптимизм и веру в светлое будущее.
Автобусики разъехались в разные стороны, а на площади, как будто ничего и не изменилось. Сам Морозов уезжать не стал, и качка оставил на всякий случай.
Прохаживаюсь вдоль колонн и размышляю о непонятной ситуации, которая выглядит как прокол, но зачем для прокола нужно было меня выдергивать из моего измерения? Так в задумчивости дошел до самого края здания и вижу, как в этом самом театре, открывается гаражная дверь мастерских, или еще какой подсобки, и, в образовавшуюся щель, входят двое ничем не примечательных молодых парней.
И эти двое, показались мне очень знакомыми, хотя никогда раньше я их не видел. Ни на этой Земле, ни на своей.
В эту же самую щель замечаю две «девятки» с зашпаклеванными капотами и дверцами. Аварийные короче. Цветов темно-зеленого и темно-синего. Но на этих аварийных «девятках» были навешаны совершенно одинаковые номерные знаки - А 777 НН. Если бы не разные цвета корпусов и не разные места зашпаклеванности, то я подумал бы что это отражения зеркальные. И вот, эти ребятки садятся в эти машины, предварительно аккуратно уложив на сиденье по небольшому дипломатику.
Двигатели «девяточные» завелись моментально, что указало на то, что аварийность у этих машин только внешняя. И они стали выезжать в разные стороны. Зеленая, навстречу ко мне, синяя в противоположную сторону.
Перед глазами мгновенно вспыхнула карта этой площади с двумя мерцающими точками, которые в реальности приходились на семиэтажные здания, ко вторым этажам которых, были приделаны эти колоссальные горки, с максимальным количеством гуляющих. И я понял, что эти двое и есть искомые злодеи. И они далеки от глупых киношных бандитов и прекрасно просчитали спецназовцев с их нелепой маскировкой и сверхчувствительной аппаратурой. Дождались их эвакуации и спокойно сейчас подъедут к заранее запланированным местам. И начнется пиротехническая кутерьма с летающими обломками зданий вперемешку со всевозможными частями тел гуляющих пиплов.
Медленно-медленно проезжая мимо, водитель зеленой девятки, через открытое окно, «улыбнулся». От его улыбки неприятное ощущение появилось на всей коже. А скорее всего, от взгляда глазок. А глазки были волчьи. Хищные глазки и холодные как айсберг.
– Мальчик едет убивать, мальчик любит убивать, – читалось в тех глазках.
А улыбнулся он мне скорее всего по очень простой причине. Потому что и меня просчитал.
Проехал он медленно мимо, а как только взгляды наши разошлись, то он на газульку и притопил. Девятка ускоренным темпом рванула к тому самому зданию.
Поворачиваюсь к Морозову, а движения медленные-медленные получаются, как будто в киселе густом двигаюсь, или как в кошмарном сне. А мимо Морозова, мирно беседующего с качком, проезжает синяя девятка и направляется ко второму зданию с горкой и толпой народа.
Также медленно, как и двигаюсь, начинаю орать, делая титанические усилия попыток приблизиться к капитану:
– Ма-ро-за-ффф.
Он мгновенно повернулся вместе с качком в мою сторону и вытаращил глаза, потому что я начал падать на ровном месте. Потому что тело рванулось к нему, а ступни ног как приклеенные остались на том же месте, где и стояли.
Я руки с вытянутыми указательными пальцами в разные стороны разбросал и проорал:
– Де-вят-ки-и-и.
Морозов и качок, одновременно метнулись глазами по машинам и, срисовав номера, мгновенно просекли ситуацию и кинулись бежать вслед за машинами.
Морозов, пинком опрокинув урну, выхватил из нее короткоствольный автомат с глушителем и тотчас спрятал его под клоунский костюм. В принципе мог бы и не прятать. Все равно его с автоматом никто всерьез не воспринял бы. Качок кинулся за зеленой, быстро удаляющейся девяткой, и в этот момент меня отпустило. Да так отпустило, что даже уронило на ступеньки перед колоннами.
– «Видимо этот чувак в машине каким-то, неизвестным мне, видом гипноза владеет, раз так застопорил мастерски», – подумал и побежал вслед за качком. Он на ходу выдернул из подмышечной кобуры необычного вида пистолет тоже с глушителем и, прижав руки плотно к корпусу, очень быстро понесся к зданию, возле которого уже остановилась зеленая, побитая, но быстроходная машина.
Паренек, вполне приличной внешности с дипломатом вышел из нее и вошел в служебный ход, предъявив менту на входе какую-то корочку.
Скопировав качковскую манеру передвигаться, заметил, что скорость бега удвоилась, а, задержав дыхание, и спрессовав его в низ живота, удалось ускориться еще вдвое. Догнал, удивленного моей быстроходностью спецагента, и вякнув на ходу, – он профи, аккуратнее нужно, – подбежал к дежурившему на входе менту, пытаясь придумать на ходу какой ни будь хитрый жест, чтоб попасть внутрь. Жест не понадобился. За стеклянной дверью, ведущей вглубь помещения, появилась ухмыляющаяся рожа водителя, тоже с пистолетом в руке, уже поднимаемого на уровень моей головы.
– ****ь! – вырвалось само собой, и тело автоматически рухнуло в сторону.
– Пдум, – сказал пистолет в руке хозяина дипломата и голова мента, случайно попавшая на пути летящей пули, дернувшись, стерла осмысленность выражения с лица, и все его тело, мгновенно обмякнув, сползло вниз, цепляясь за поручни проходной.
В стекле появилась аккуратненькая круглая дырочка с трещинками, разбегающимися во все стороны.
– Пдум, пдум, – послышалось уже за моей спиной и в стекле появилось еще две дырочки с трещинками. Но эти пули только с хрустом выбили несколько щепочек из деревянной двери, за которой скрылся совершенно неповрежденный злодей.
– За дверью лестница, – даже не сбив дыхания, сообщил подоспевший качок, – на каждом этаже по два выхода с нее. Надо брать немедленно.
И рванулся вперед, перепрыгнув через дохлого охранника.
Поднимаюсь с грязного асфальта и слышу, как с другой стороны площади раздалось негромкое, но очень специфичное, – фр-р-р, фр-р-р, фр-р-р.
Оглянулся и понял, что клоун Морозов сотворил из второго бандюка дуршлаг для отбрасывания макарон.
– Снайпер твою мать, – восхищенно выругался, – с такого расстояния сквозь дверку чувака порешить…
И развернул голову обратно, сообразив, что у мента убитого, можно стволом разжиться, и, уже на правах полноценного преследователя, влиться в увлекательную, хоть и опасную игру под названием «а ну-ка догони, а ну-ка застрели».
Только нагнулся к телу мента, как качок уже отворил вторую деревянную дверь и, качнувшись внутрь, одновременно со смачным плевком «пдум», шарахнулся обратно и завалился на спину.
– ****ец, – опять непроизвольно вырвалось из меня, – чувак тот, из зеленой девятки, наверное железные нервы имеет. Так спокойно подождать за дверью и свалить спеца…
Толканул стеклянную дверь, роняя на пол, привалившегося к ней качка, и протискиваюсь внутрь помещения.
– Качок, надув кровавый пузырь, попытался что-то сказать, но послышалось только булькающее шипение, и его лицо перекосилось гримасой боли.
Протянул мне руку с пистолетом и, с тоской в глазах, кивнул в сторону двери. Особой надежды на меня, у него в глазах написано не было, но больше в догонялки играть было некому.
– Как звать тебя, боец? – наклонился к самому рту.
– Слафа, – прошипел он.
– Я его достану, Слава, не горюй, – без особого энтузиазма произнес, и прилип к той двери, из-за которой Славу и пригрели. Эфирный двойник мгновенно скакнул за нее, и увидел мужика уже без дипломата, на уровне седьмого этажа, выруливающего на коридор, соединяющийся с еще одной лестницей.
– Сука, куда-то бомбу уже заначил! – выругался, но успокоил себя, тем, что в этом дипломате заряд не может быть особенно большим, судя по габаритам дипломата. Но такие черти могли что-то особое придумать, – подумал и, рванув на себя дверь, помчался наверх, вслед за террористом.
Перед выходом в коридор на седьмом этаже остановился, чтобы перевести дыхание и внимательно рассмотрел врученный раненым Славой пистолет. Глушитель вроде как наш, а вот сам пистолет странный. Там где должна быть прицельная планка, находится вспученный бугор из мягкой, пластичной массы. На кой ляд он здесь нужен? С внутренней стороны на корпусе тускло светится цифра 7, которая, как я понял, показывает количество оставшихся в обойме патронов. Ни курка, ни предохранителя не видно. Спусковой крючок удобный и движется плавно.
Присел на корточки и резко высунул голову в дверной проем. Никого!
Уже целиком выпрыгиваю и, как в кино, прижимаюсь спиной к стене. Снова никого! Ну, что ж пронесло! Где же сейчас моя цель, и вызвал ли Морозов свою банду на помощь?
Вновь выделил двойника из себя и отправил его сканировать все здание.
Две секунды и двойник вернулся с нулевым результатом.
– Террориста в здании нет.
– Что за фигня? Не мог же он исчезнуть так быстро?
В окно выглядываю аккуратно. На улице возле второго выхода стоит черный бумер и вот на него второе «Я» сразу указало. Уходить чувак явно на нем собирался. Но самого чувака нет, и сенсорному обнаружению не поддается.
– А может он владеет еще какой либо неизвестной техникой невидимости? – закралось сомнение в зоркости моего эфирного двойника, но тут парниша вышел из двери и спокойно направился к бээмвухе. Дипломата при нем по-прежнему не было.
– Сейчас бумкнет, – колоколом прогремела в голове мысль, – а я как дурак на самом верху сижу. Надо мочить этого урода! И выбиваю стекло стволом пистолета. Звон насторожил чувака, и пока я пытался разобраться как ловчее прицелиться сквозь эту дутую штуковину на корпусе пистолета, он ловко достал свой пугач и сделал «пдум» в сторону второго охранника, видимо стоящего возле второй двери, а следом, практически не целясь, напугал меня яркой вспышкой с последующим тихим «пдумом» направленным уже в мою сторону. Голову резко обожгло у правого виска, и я от неожиданности присел, так и не успев выстрелить. По щеке побежала теплая струйка.
– Вот гад! Меткий какой! А ведь и не целился совсем.
Вновь высунулся, а он уже ключиком дверь открывает.
Вытянул руку в его направлении и плавно нажал на курок.
Пистолет дернулся, сказав свое любимое «пдум» и чувак, не отрываясь от ключа, выбросил руку в мою сторону и два раза подряд выстрелил из своего меткого пистолета. Но я уже сидел, прикрываясь безопасным подоконником. Пули звонко щелкнули в металлическую раму точно в то место, откуда выглядывала моя голова.
– Ну, как он может так точно стрелять?
На пистолете появилось число 6, и моя догадка о счетчике патронов подтвердилась.
Молнией меня озарила мысль о том, что раз я сам не умею метко стрелять, значит, нужно поместить в себя дух какого ни будь снайпера, и предоставить ему возможность послужить отчизне.
Сразу вспомнился мастер синанджу - древнейшего искусства убивать из любого вида оружия и без оного.
Стоило только настроиться на эту мысль, как в макушке сильно закололо и мастер синанджу явился в то же самое мгновение. Теплой водичкой скользнул по позвоночнику внутрь тела, и из моего же рта донеслось невнятное ругательство.
– Что-то не так, – участливо спрашиваю.
– Да все не так! – злобно ответил мастер. Разве можно так запускать свое тело. Не гнется никуда и как колода деревянная. Как в таком теле мастерство проявлять?
– Да все мастерство какое требуется, это вон того чувака в черной машине застрелить из вот этого пистолета.
Мое тело, в котором теперь обитал еще и мастер, совершенно внезапно, выпрыгнуло из окна седьмого этажа.
– Ты что наделал? – заорал мысленно я.
И резко изменилось мировосприятие. Скорость обмена информацией возросла раз в тридцать при обычном течении окружающего времени.
– Не ори, – спокойно ответил мастер. – я знаю что делаю.
– Тебе конечно может на мое тело и наплевать, поскольку дух, а мне то теперь хана. Седьмой этаж это же… это же из меня лепешка будет.
– Не мешай сосредоточиться, – повторил с ледяным спокойствием мастер, что-то пытаясь сделать с моей рукой, судорожно сжимающей пистолет, – расслабь немного мышцы, управлять совершенно невозможно. И не психуй. Голова болит от твоих воплей. Как баба базарная прямо...
– Сука, – подумал я и заткнулся, – так подставил. Хотя может теперь новый опыт приобрету. Посмертный, – вздохнул как в фильме «бриллиантовая рука».
Мастер хохотнул:
– Не ссы, жив будешь и здоров. Чего с твоим подопечным делать? На мясо? Или с него информацию еще снять нужно?
– Неплохо было бы его поспрашивать кое о чем, – сказал внутреннему мастеру и подумал, что неплохо было бы узнать, куда он дипломат задевал.
Интересная ситуация. Разговариваю мысленно с этим мастером, который внутри, и параллельно могу отстранено думать. И он эти отстраненные мысли не слышит. Как это так получается?
– Мне нужно полное молчание, – серьезно и спокойно попросил древний мастер убивать.
– О кей, – ответил ему и вошел в состояние безмыслия.
Но мастер ожил тут же:
– Тело хреновое у тебя. Не слушается путем. А раз ты его хозяин, то командуй сам то, что я тебе сейчас предложу. Тем более что в будущем это очень может пригодиться…
– Забудь о цели, забудь о пистолете, забудь о теле, забудь о мыслях. Ничего нет! Есть только одно большое ничто. Оно единое и включает все одновременно. Все и ничего сразу! Ничего из того, что ты видишь, слышишь, чувствуешь, думаешь и вообще всего, что ты хоть как-то осознаешь, всего этого не существует. Не существует. Ничего нет!
Стоило только повторить это внутри себя, как все сразу и исчезло. Вокруг была только переливающаяся цветными сполохами пустота. И в этой пустоте существовало все одновременно как потенциальная возможность. Но это представление возникло в уме потом, при воспоминании. И цвета и наполнение, и переливы и возможности, а когда оно возникло, на самом деле ничего не стало. Ничего.
– Цель – возникло ни из чего утверждение мастера, и появился контур террориста с мерцающими точками внутри контура.
Контур очень медленно шевелился.
– Потребность – парализация, – возникло следующее утверждение из того же ничего, и две точки в плечах, ярко вспыхнули и зафиксировались в пустоте.
– Средство, – следующее утверждение вызвало появление светящейся пули, зажатой в короткой гильзе внутри ствола пистолета и еще одной пули, зажатой в другой гильзе, еще находящейся в обойме.
– Трасса, – и точки соединились с круглыми концами пуль тоненькими мерцающими нитями.
– Механизм, – и вот тут как при ускоренном просмотре фильма на качественном видеомагнитофоне последовательно заморгали: ствол пистолета, порох внутри патрона, капсюль, подпружиненный ударник, курок, механизм спуска курка и сам спусковой крючок. После крючка появился указательный палец, лежащий на гладкой и приятной на ощупь металлической поверхности и голос мастера очень торжественно произнес:
– Я!… – Исполнитель!
И вспыхнула вся картинка целиком. Контур с двумя точками, трасса, механизм, пули, и, светящееся белыми нитями, «Я».
Пистолет коротко сказал :
– Пдум, пдум, – и я моментально понял, что промаха не было. Его просто не могло быть в принципе. Все произошло именно так, как оно должно было произойти. Пули вошли именно в те точки, которые были выбраны, пистолет сработал безукоризненно, проложенная трасса провела пули сквозь пространство согласно указанной программе, и все. Просто все сделано.
– Понял? – спросил мастер.
Я промолчал, поскольку слова были явно лишними.
– Правильный ответ, – хмыкнул мастер, – теперь пора приземлиться мягко и без ушибов, и, направив ствол пистолета вертикально вниз, моментально свернул глушитель со ствола.
– Здорово! – восхитился я, – по резьбе долго свинчивать пришлось бы, а на этом странном оружии видимо байонетное крепление.
Грохот выстрела неожиданно болезненно резанул по ушам, но произошло неожиданное. Тело, падающее с некоторым постоянным ускорением, дернулось назад, то есть вверх, и падение значительно замедлилось, удивив меня беспредельно. А потом я вспомнил, что здесь сила тяжести иная и вспомнил, каким легким показалось это тело в самом начале моего появления, и как быстро обогнал качка Славу в погоне за террористом. Но падение продолжилось все-таки достаточно быстро, и прозвучали еще подряд три грохочущих выстрела, уже почти возле самого асфальта, и произошло совершенно невообразимое. Тело на секунду зависло в воздухе, в тридцати сантиметрах от земли, как на воздушной подушке. А с такой высоты падая, не только разбиться, но и просто ушибиться невозможно.
Мозг, перегруженный такого рода загадками, отказался работать совершенно и мастер, намного вольготнее почувствовав себя внутри, мягко перекатился по земле прямо к двери бумера и, легко открыв ее, выдернул из салона обездвиженное тело убегавшего злодея. Слово «выдернул», подошло как нельзя лучше, поскольку процесса вытаскивания из салона, с многочисленными поворотами, огибающими разные неровности внутренней меблировки не было. Человек сидел за рулем и, через секунду, уже лежал на асфальте лицом вверх. Смешным оказалось то, что он выдернулся не только из салона, но и из ботинок тоже. И на ногах красовались белоснежные носки. На обоих плечах кровоточили два темно-красных пятна. Кровоточили точки вхождения пуль, перебивших некие важные нервные волокна, из-за которых руки сейчас, лежали как две веревки. Взглянув на крышу машины, обнаружил в ней два аккуратных, вогнутых отверстия на расстоянии тридцати сантиметров друг от друга.
– Врут в фильмах, что через корпус машины трудно человека убить, или ранить. Жесть тонкая, а пули настойчивые и быстрые.
– Зачем глушитель понадобилось снимать, – спросил мастера, крайне довольного своей работой и умиротворенно молчащего внутри.
– Если бы глушитель я не снял, ты сейчас был бы либо мертвым, либо сильно поломанным. Физику плохо учил наверное в школе. Звук выстрела, гасимый глушителем, возникает в момент выхода пули, разгоняемой расширяющимся в процессе короткого взрывного горения порохового заряда, из ствола. Как пробка из бутылки шампанского когда вылетает. А конструкция этого глушителя похожа на трубку с просверленными в ней многочисленными отверстиями, вокруг которой еще одна трубка с более тонкими отверстиями, а на ней еще трубка с еще более тонкими отверстиями. Газ, выйдя из ствола, рассеивается в этой системе дырок и промежутков между трубками и от звука выстрела остается только «пдум». А для нашей цели нужен был как раз это резкий выхлоп газа из ствола, который и послужил амортизатором. Так что оружие послужило мирной цели и спасению жизни.
– А чем тебе этот паренек насолил? – спросил мастер, намекая на раненого.
– Он хотел взорвать это здание, и людей покалечить и поубивать. Хотя, наверное, тебе это до лампочки, Ты ведь сам убийца.
– Я асассин! Я не убиваю людей просто так, – гордо и с ноткой оскорбленной невинности произнес мастер. Это целое искусство… убивать. Ради отмщения, ради удовлетворения амбиции, ради чего угодно, но только если кто-то против кого-то конкретно. А взорвать бомбу – удел слабаков. И уж тем более ни в чем не повинных людей убивать просто ради забавы, или детей…, – на последнем слове голос мастера стал стальным и звенящим от гнева, – это преступление перед существованием, и против кодекса чести настоящего асассина.
– Задавай скорее свои вопросы ему, ибо мне хочется причинить ему сильные физические мучения, которые приведут к смерти. Пусть он запомнит напоследок, что значит жить, испытав максимум возможной боли в короткий промежуток времени.
Мастер отошел на задний план и я, наклонившись над неподвижным террористом, спросил:
– Где бомба?
– А ты найди! – с вызовом блеснул волчьими глазками обездвиженный террорист.
Мастер внутри недовольно ожил:
– Он что, не понимает, с кем разговаривает, – намекнул на себя, – и не ценит красоты виртуозного исполнения стрельб?
– У меня мало времени, – с нажимом произнес.
– О-о-о! Ты еще не знаешь насколько у тебя его мало, – криво улыбнулась эта дырявая сволочь. – И с каждой секундой, его становится все меньше и меньше. Сейчас тут все превратится в один большой ба-бах.
– Таймер запущен! – в голове сверкнула мысль.
– Тик-так, – передразнил, уловив мысль, бандит.
– Ты сейчас скажешь где бомба, и как ее отключить.
– О-о-о, – демонстрируя внутреннюю силу и наплевательское отношение к боли, произнес взрывник, – ты знаешь, что я ее включил? А откуда ты это знаешь? Ты что экстрасенс? – он выжидательно уставился пронизывающим взглядом прямо в правый зрачок и я понял, что он на самом деле меня просчитал. Тогда еще, возле театра.
– Вот тогда и найди ее, используя свои возможности, – захохотал.
Но вибрация, вызванная хохотом, видимо заставила напрячься поврежденные пулями связки, и он поморщился, перестав при этом смеяться.
Мастеру надоело слушать наши пререкания, и он нажал пальцем моей руки на какую-то точку прямо посередине живота.
Террорист заорал как недорезанный поросенок:
– А-а-а, мои яйца, а-а-а, мои ноги, а-а-а, скажу, я все скажу…
Мастер отнял мою руку от точки, и пренебрежительно прочел целую лекцию:
– Если хочешь быстро получить нужную тебе информацию в предельно правдивом варианте и в предельно короткий промежуток времени, просто причини собеседнику сильную физическую боль. Каким бы тренированным человеком не был тот, кого спрашивают подобным образом, он расскажет все, что знает, особенно, если боль будет медленно, но неуклонно нарастать. Но и здесь требуется искусство причинения боли. Пациента нужно держать на тонкой грани потери сознания. И качать болевой сгусток, доводя сознание до термического шока и отпуская, совсем на чуть-чуть. В обычных, не боевых условиях, тренировки лучше проводить, предварительно залепив уши жевательной резинкой, чтобы вопли жертвы не резали своими децибелами барабанные перепонки. Но и через жвачку звук все равно проходит, поэтому хорошо помогает кляп, или современный скотч. Но он же мешает уловить момент, когда испытуемый готов рассказать всю правду матку. Так что рот лучше не затыкать. В ваших, современных, условиях очень удобно использовать сиди плеер с наушниками, врубив энергичную музыку погромче. Но есть и минус. Музыка не позволяет отслеживать момента наступления болевого шок енда. Сердце пациента останавливается, и приходится начинать все заново, уже с новым подопытным. Так что лучше сразу подготовить свою психику ко всем отрицательным моментам этой крайне неприятной, но очень эффективной процедуры.
– Где бомба? – снова спросил я.
– На первом этаже, под лестницей, под четвертой ступенькой, считая снизу, откидывается доска, если повернуть гвоздь справа. Но бомба активирована, и извлечь ее не получится. В ней стоят ртутные датчики горизонтального и вертикального качания, акустический синхронизатор и таймер обратного отсчета. Все датчики активированы с пульта дистанционного управления, который я сломал ногой, когда пули парализовали руки, а потом и все тело.
– А у твоего напарника есть пульт?
– Да, но пульт уже не поможет. Он отключает только часть датчиков, чтобы можно было переносить детонатор. Внутренний таймер, однажды запустившись, уже не отключается никаким способом. Только отключением питания, а оно отключается изнутри, а открыть чемодан нельзя, оставшиеся датчики сразу же передадут сигнал на детонатор. Бомба рванет в любом случае, – глаза у террориста потеряли всю былую наглость, и стали похожи на глаза школьника, который поджег в школьном туалете дымовуху и был пойман за руку строгим завучем.
– В дипломате не может быть сильного заряда, учитывая такое количество хитроумных датчиков, поэтому сильно не рванет, – начал вслух рассуждать.
– Основной заряд в виде ста шестидесяти килограммов тротила, по восемьдесят в каждом здании, уложен заранее по всем правилам саперного дела, и от зданий останется только мелкая пыль. В дипломатах только детонирующий заряд.
– Спецура обнаружила бы ваш тротил. Они прошмонали весь периметр с высокочувствительными приборами.
– Их приборы ограничены радиусом пяти метров. Минирование проводилось с учетом этого расстояния, так что при всем старании никто ничего обнаружить бы не смог. От обнаружения специально обученными собаками, мины также защищены специальными реппелентами.
– Отключив с пульта часть датчиков, можно унести детонаторы подальше от бомб?
– Нельзя унести. Бомбы оснащены дополнительными вибрационными детонаторами, реагирующими на сотрясения земной поверхности локального характера. Того расстояния, на которое вы успеете унести детонаторы за оставшееся время, все равно хватит для срабатывания основного заряда. На машине увезти дипломаты, даже если отключить основные датчики тоже нельзя, поскольку внутри установлен особый датчик, который активируется после включения, схожий по конструкции с динамометром и он реагирует на ускорение и настроен на скорость движения неторопливо идущего человека. Чуть больше скорость, контакты замыкаются ртутным шариком. Точно таким же, как и в датчиках на горизонтальность. Бомба должна рвануть при любом раскладе.
– Весьма удивившись действенности «су-джок терапии», эффективность которой, судя по необычайной разговорчивости террориста, на деле продемонстрировал мне мастер синанджу, понял, что этот парализант больше ничего важного не сообщит.
Мастер спросил внутри:
– Он не нужен больше? – надеясь, что я ему сейчас позволю замучить беднягу своими зверскими пытками.
– Не нужен, но пытать его некогда. Бомбу нужно как-то обезвреживать.
– В ваших современных электронных штучках я ничего не соображаю, – буркнул мастер. – Вот если бы нож, пистолет, струна, или, на худой конец, автомат, а лучше всего открытые руки, то я показал бы всем вашим спецназовцам, где собака порылась. Так что сами разбирайтесь со своими бомбами. Дай хоть я его убью, иначе обидно не завершив работы возвращаться.
– Руки мои мазать кровью ни к чему, а патронов в пистолете больше нет, так что звиняй братку, – собрался я бежать к бомбе.
– А патроны и ни к чему. Это ведь ты знаешь, что их нет. Он то этого не знает.
И подняв пистолет к лицу террориста, прищелкнул на его глазах глушитель и упер ствол в левый глаз.
– Почему ты за ментов? – спросил террорист, вернув себе вновь волчий взгляд, – у тебя ведь даже глаза как у наших. Тебе же ведь тоже должно быть наплевать на этих тупых, размазанных, безвольных людишек?
– Я не за ментов! Я за справедливость и за порядок. Что касается людишек, то я их хоть и не люблю, но и не ненавижу. Мне до них ровно. Есть они, ну и пусть себе существуют. Все существует для чего-либо. Ты похож на волка и по взгляду и по характеру. А я чувствую себя ястребом. Глаза у меня может быть и такие же. Холодные и расчетливые, но повадки разные. А ты даже волчий характер не держишь. Зачем тебе взрывать столько людей? Какая тебе с этого польза? Если пользы нет, то убивать нельзя. Никого и никогда. Просто так, ради забавы существование не позволит себя перекраивать. Поэтому я здесь. Я это понял прямо сейчас, пока тебе говорил. И раз так захотело существование, значит оно мне поможет и бомбу обезвредить.
– Две бомбы! Две, – усмехнулся мерзко злодей, и я уступил место духу мастера синанджу.
Одновременно со сменой руководящего телом, сменился и тембр голоса. Моего голоса.
– Ты плохой человек, – сказал мастер таким непререкаемым тоном, что даже я внутри съежился, а террорист вновь утратил жесткость взгляда и вновь стал шкодным пацаном.
– Твой дух – сильный дух. Дух воина. Но душа мертва, уже давно мертва. Теперь пора умереть и телу, а духу вернуться к общему духу великого воина. Ты готов?
Парализованный человек коротко кивнул головой, принимая приговор.
Мой палец, управляемый силой духа мастера синанджу, нажал на курок. Рука дернулась, имитируя выстрел из разряженного пистолета и…
Террорист, дернув головой, замер.
– Что с ним? – спросил мастера.
– Умер! – торжественно и гордо произнес мастер.
– Но пистолет не заряжен!
– Он умер не от выстрела, которого не было. Он умер, потому что я изъявил свою волю к его смерти.
– Но как?
– Просто потому что я мастер, – скромно ответил мастер и добавил, – торопись, времени у тебя действительно осталось очень мало. И будь очень осторожен. Эти штуковины, как я их чувствую, очень хитрые, а ты мне успел понравиться. Сильный человек со слабым телом, – подколол, – ты действительно очень похож на ястреба, твой дух такой летучий. Мне было приятно быть с тобой рядом, но мое место в этом безграничном мире другое. Прощай, – и он так же легко и изящно как вошел, выскользнул из тела.
Я пошевелил ногой валяющееся, без всяких признаков жизни, тело террориста и убедился, что мертвее не бывают, и побежал искать заветную ступеньку, размышляя на ходу, как вытащить дипломат оттуда, и не пошатнуть его сразу в двух координатах. Задачка!
Из-за стеклянных дверей, навстречу мне, выскочил Морозов, в своем дурацком клоунском костюме, и, наступив на тело убитого охранника, вопросительно уставился мне в рожу.
– Этот кончился, – ответил на немой вопрос, но пульт от бомбы успел сломать.
На лице Морозова отобразилась необычайная тоска:
– И я нечаянно продырявил второй пульт у своего…
И протянул мне обычный с виду пульт. Как две капли воды похожий на обычный, телевизионный пульт дистанционного управления.
В его пластмассовом корпусе зияла дыра, расколовшая нижнюю часть пульта, и растрескавшая его корпус. Задняя крышка, прикрывавшая отсек с батарейками, отсутствовала полностью, вышибленная автоматной пулей и также отсутствовали батарейки.
– М-да, – почесал я в затылке, – попали мы как кур в ощип.
– Ты дипломат не трогал? – спросил Морозова и тут же понял, что ничего он не трогал, потому что мы пока еще с ним разговариваем.
– Не трогал, – ответил Морозов, я спецов вызвал по рации, а дипломат как стоял на сиденье, так и стоит.
– Стоит? – удивление меня заполнило. У него же датчики отслеживания координат встроены. Как он может стоять? Хотя может пульты на разных частотах работают и он не активировался моим подопечным…
– Не-е-е, – встрял Морозов, – там шкала под замком вдруг засветилась, когда я рассматривал все, что в машине находится. Так что у чемоданчика курок взведен. Вопрос только кто и когда его спустит.
– Он сам спустится очень скоро, если мы ему не помешаем. Только как его теперь отключать, если оба пульта навернулись?
Еще раз взглянул на раскуроченный душник и внезапно обрадовался, сообразив, что пуля продырявила пульт в том месте, где электронной схемы нет, а батарейки можно и другие вставить, если их найти.
– Морозов! – радостно заорал, – будь другом, срочно разыщи две пальчиковые батарейки. Половину проблем снимешь.
И забежал внутрь помещения к заветной лестнице к ступеньке с гвоздиком. Откидываю доску и вижу аккуратно лежащий дипломат со светящейся зеленым цветом шкалой под левым замком. Шкала показалась живой, потому что шевельнулась в красный спектр, когда шибко радостный Морозов подбежал, и прямо в ухо гаркнул:
– У мента-охранника плэер валялся на столе, я из него выковырнул батарейки, – и протягивает на своей громадной ладошке два тоненьких цилиндрика.
– Батарейки то еще ладно, а вот на какую из кнопок нажимать, чтобы выключить датчики? – возник вопрос в голове.
Расщелкнув на две половины корпус, поразился конструкции, собранной похоже ребенком. Передатчик, спаян ножками деталей напрямую между собой, без применения печатных плат, на скорую руку. Два проводка ведут к батарейному отсеку, и три к кнопкам.
– Так-так, похоже, система проще не бывает. Один проводок общий, второй включение, третий выключение. Куда они припаяны? И перевернув пластину, к которой прижималась резинка с самими кнопками, еще раз удивился незатейливости конструкции. Верхняя половина кнопок, причем вся половина, выполняла одну функцию, пока непонятно какую, а вторая половина кнопок, нижняя, другую функцию. Осталось выяснить, какая половина что делает.
– Морозов, – повернулся к спецназовцу, – ты можешь снять этот дурацкий костюм? – внезапно появилось раздражение от его внешнего вида. – Мне сейчас не до смеха. Или сними эту хрень, или уши заячьи на шапку добавь. И улыбка твоя клоунская, сейчас совсем не к месту. И вообще иди второй чемодан карауль. Если шкала погаснет, тащи его сюда. Но медленно неси, как будто по парку с девушкой прогуливаешься, иначе весь мир в труху превратится. Вокруг тебя и меня, во всяком случае, точно. А саперы могут и не успеть подъехать к тому времени. Мой подопечный, перед тем как ласты склеить, успел сказать, что времени у нас почти уже нет.
Морозов затопал к выходу, а я стал размышлять, какая же половина кнопок, какую функцию может логически выполнять? По идее, когда пульт в руку берешь, удобнее на верхние кнопки давить, поэтому они вполне могут функцию включения выполнять, – собирая корпус в одно разболтанное целое, рассуждаю, – это раз. Если я второй раз попытаюсь включить, то просто ничего не произойдет, потому что такую сложность, как систему отслеживание количества нажатий на кнопки, вряд ли сюда, эти школьники, изготовившие дистанционное управление, добавляли. Тем более, что они должны были соображать, что активировать заряд, возможно, придется в условиях стресса. И многократное нажатие на одну и ту же кнопку – вещь вполне нормальная. Поэтому ничего не случится, если я нажму не на ту кнопку. А если нажму на ту, на какую надо, то детонатор отключится. Вот и все.
Батарейки установил и, придерживая их пальцами, держу указательный палец над одной из верхних кнопок. Но нажать не могу. Боюсь потому что. Логически понял, что ничего особенного не должно произойти, но хрен его знает.
– А впрочем пан или пропал, – зажмурив глаза, будто это может помешать взрыву лишить меня тела, даванул, для надежности, на две верхних кнопки сразу.
Ничего не произошло, и я осторожно открыл глаза. Шкала продолжала светиться, как ни в чем не бывало, и изредка смещалась на одну тоненькую красную полосочку, когда с улицы доносился слишком громкий возглас кого-то из веселящихся людей.
– Или батарейки севшие, или моя догадка верная, – прошептал самому себе. И хотел, снова зажмурившись, нажать уже на нижнюю кнопку, как рассмеялся над своим глупым страхом.
– Ну, прямо как страус себя веду! Как врага видит, так голову в песок прячет. Раз врага не видно, то и опасности не существует, а то, что враг уже готовится жопу обгрызть, то это ничего особенного. И, уже не зажмуриваясь, нажал на кнопку из нижнего ряда.
Шкала молча погасла, и ни единого звука из дипломата не донеслось.
– А в кино бы музыкой напряжения нагнали бы в похожей ситуации, – подумал, – и обязательно из дипломата что-то или пискнуло бы, или щелкнуло. А в реальности все не так красиво и не так трагично. Все обыденно и просто. Исключая конечно внутренние переживания. Вот где адреналиновый шторм бушует.
Осторожно вытягиваю дипломат из ниши и внимательно рассматриваю его со всех сторон, понимая, что открывать его все равно придется, чтобы отключить питание от всей системы. Это только в тех же самых фильмах показывают саперов, которые думают, какой именно провод перекусывать. Красный или синий? Вот дилемма то. Какой провод ни перекусишь, напряжение со схемы будет снято и она перестанет функционировать. То же самое с детонатором. Любой провод, ведущий к нему, перекуси и он уже не бабахнет, и заряд не подорвет, даже если вся система сработает, и напряжение по проводу пустит.
Дипломат с виду обычный, школьный, с алюминиевой окантовкой. Кроме окошка, через которое шкалу видно, вроде никаких прибамбасов больше не наблюдается.
– Стоп! А это что за фигня? – возник вопрос, когда взгляд наткнулся на пластиковые шайбы между половинками шарниров, и явно не железный стержень в самом шарнире. Зачем изолировать половинки корпуса дипломата друг от друга? Ну конечно, чтобы при открывании алюминиевые окантовки потеряли электрический контакт, и схема мгновенно сработала на «бумц».
– Значит нам нужен провод и скотч, – четко уяснил для себя задачу, – но наверняка внутри есть еще какие либо ловушки, но их можно будет разъяснить только после ликвидации этой.
Тут за спиной послышался звук открываемой двери, и появился Морозов, так и не избавившийся от костюма клоуна, но стерший со своей рожи эту дурацкую улыбку, бережно неся в руках заветный чемоданчик.
– Получилось! – обрадовано сообщил.
– Еще пока только часть получилась, – поспешил убавить ему радости. – Нужны провода и скотч, или лейкопластырь.
– Так у этого же самого мента, на столике, как раз лейкопластырь валяется, а провода можно от его же наушников раздербанить, – на этот раз меня порадовал капитан.
– Тащи быстрее, – скомандовал военному и стал рассматривать второй дипломат.
Он оказался точной копией первого. И половинки дипломата были точно также подготовлены к использованию в качестве контактных поверхностей.
Морозов, на ходу отрывая наушники, а точнее внутриушники от проводов и оплавляя изоляцию зажигалкой на краях, принес лейкопластырь и вручил мне.
Разорвав провода на две неравные части, показал удивленному капитану козу из двух пальцев:
– Дипломатов у нас два! – и оплавил изоляцию морозовской зажигалкой на свежеобразованных концах.
Приклеил концы провода лейкопластырем к алюминиевой окантовке верхней крышки, затем к нижней, образовав петлю из провода.
– Хоть тут от мента польза оказалась, – холодно подумал.
– Что же ждет нас там, внутри? – пропел себе под нос. И услышал негромкое Морозовское:
– Может второй пока унести подальше?
– Знаешь капитан, у нас под ногами восемьдесят килограммов тротила. Если этот дипломат рванет, от дома останется труха. От нас впрочем тоже. Так какая тебе на хрен разница, испортится обшивка второго дипломата или нет? – мрачно пошутил и откинул защелки обоих замков вверх, придерживая верхнюю крышку. –Иди лучше помогай.
Морозов, с предельно сосредоточенным лицом, присел возле меня.
– Смерти боишься, Павлик? – пошутил, удерживая стабильно мрачные тона.
– Я ей уже много раз в глаза заглядывал, так что не боюсь. И меня не Павликом зовут, а Андреем, – ответил капитан, а я понял, что на этой Земле в истории не было пионера-героя Павлика Морозова, продавшего коммунистам своего родного папу. Возможно и такого кошмарного понятия как коммунист здесь тоже не было, хотя раз есть террористы, значит должны быть и идеологические структуры, их порождающие. А как они здесь называются, капитализм, коммунизм, социализм, или еще какой либо изм, уже неважно.
– Ну, тогда если смерти не боишься, свети зажигалкой прямо в алюминиевую окантовку, а я чуть приоткрою крышку, гляну, что там и как.
Морозов чиркнул зажигалкой и поднес пламя к дипломату. Пламя горело ровно, и огонек не колебался.
– И вправду не боится, раз руки даже чуть-чуть не дрожат.
Положив ладони на верхнюю крышку, стал постепенно ослаблять нажимное усилие, чтобы проверить, нет ли внутри пружинного контакта.
Пружинка была, потому что крышка начала снизу очень легко подпирать ладони.
Коротко глянул на Морозова, отрешенно глядящего на пламя зажигалки.
– «Медитируй дальше боец, а мне нужно увидеть какая именно конструкция у этого датчика», – мысленно благословил себя, и стал медленно ослаблять нажим.
Крышка по долям миллиметра стала подниматься и я, практически глазом, приник к образовывающейся щели. Огонек с той стороны, высветил пружину, упертую в миниатюрную кнопочку, и механизм мгновенно прояснился.
Прикрываю крышку обратно и кручу головой по сторонам в поисках куска картона или фанеры.
Прислоненный к стене, стоял свежеизготовленный рекламный щит из пластика.
– «Ну что ж, пластик тоже подойдет», – сказал самому себе, и, попросив жестом, Морозова придержать крышку, оценив на глаз прочность листа, саданул по нему ногой. Прямо в середину листа, в счастливо улыбающееся лицо порядочного семьянина, держащего в руке коробочку апельсинового сока. Лист прогнулся, приклеенная пленка сморщилась, исказив гримасой, лицо рекламного агента, но щит удар выдержал.
Оттаскиваю щит от стены, чтобы угол больше сделать, и замечаю удивленное лицо капитана.
– Потом объясню, – отмахнулся от него, – некогда сейчас.
И прыгнул обеими ногами в ту же самую рожу.
Щит со звоном лопнул, предоставив на выбор несколько необходимых, хоть и неровных, но, как и требовалось, плоских пластин.
Отрываю кусок пленки с одним глазом любителя сока, и поворачиваюсь к дипломату.
– Ну, Морозов, пришло время «Ч». Готовься к встрече с ангелами, если я не так понял этот механизм.
Приоткрываю крышку дипломата и пропихиваю пластину между крышкой и пружиной. А потом, удерживая пластину, продолжаю открывать дипломат, ожидая еще одной пружины.
Слава аллаху датчик был только один, и крышка откинулась без осложнений.
– Морозов при виде начинки присвистнул. И было от чего. В дипломате, плотно прижимаясь друг к другу, лежали, расположившись в два слоя четырехсотграммовые тротиловые шашки, опутанные тонкими проводками, присоединенными к схеме взрывного устройства. К этой же схеме подходили провода от восьми круглых и толстых батареек, провода от двух детонаторов, вставленных в шашки с разных сторон, провода от нескольких плоских датчиков (ртутных, как я сообразил), провода от кнопки с пружинкой и два провода от крышек дипломата. Точнее от пластин, приделанных к этим крышкам. Короче, много проводов и все одного цвета. Радикально розового цвета. Вот и решай вопрос, какого именно цвета провод нужно перекусывать первым? Тем более, что кусачек у нас нет и в помине.
Переплавив изоляцию на проводах, ведущих к кнопке, скрутил их вместе и только после этого мозг с запозданием сообразил, что так поступать было слишком самонадеянно, поскольку датчик мог работать не на разрыв, а, наоборот, на замыкание. Но мы пока еще живы, так что интуиция не подвела. Отбросил ненужную уже пластину в сторону и тут Морозов открыл, наконец, рот:
– Опасный ты чувак, Артем.
– Ого! Меня, оказывается, Артем зовут, а я уж было, подумал, что имена сохраняются неизменными в измерениях.
– В смысле опасный?
– Да вот так дипломат вскрывать. Наши спецы, аккуратную дырочку просверлили бы в корпусе, и микрокамеру внутрь просунули, чтобы посмотреть, что и как.
– Ваши спецы уже были бы мертвыми в таком случае, – показал на пластины, приделанные к обеим крышкам. Сверло железное. Просверлив крышку, уперлось бы в одну из этих пластин. Замкнуло бы собой контакт и «бумц»! Кердык вашей Америке. Так что, кто не рискует, тот не пьет шампанского, – пошутил весело, и потянулся оборвать провод, соединяющий батарейки друг с другом.
Только прикоснулся к проводу, как тут же руку и отдернул, увидев на плате с деталями небольшой аккумуляторик. В долю секунды спина и лоб покрылись испариной, а глаза у Морозова расширились от этого превращения.
– Что там? – почему-то шепотом спросил он.
– Чуть харакири не сделал обоим. Тут какой-то хитрый электронщик гавна столько навалил, что любое неверное действие вызовет сработку. Батарейки нельзя отключать. Как только напряжение исчезнет, то вон тот аккумулятор отдаст весь свой заряд во взрыватель. Чуешь, чем пахнет?
– Да-а-а! – протянул Морозов, –фаршированная бомба, а время все еще не кончилось. Вытаскивай взрыватели из шашек, и дело с концом, или провода от них оторви.
– Да, похоже это единственный выход.
Потянулся к карандашикам взрывателей и заметил тоненькие, подобные паутинкам, проводки перехлестывающие взрыватель и ведущие под шашку.
– Да ёрш твою меть, изобретатель херов, – выругался. – Зачем же так издеваться над сапером самоучкой.
Показал капитану кулак за смертельный совет, и полез с зажигалкой к детонатору. Морозов отвернулся, чтобы не наблюдать такого безрассудного дилетантства. Переплавляю провода, ведущие к первому взрывателю и скручиваю их вместе, полагая, что закон ома для полной цепи в этом измерении работает так же, как и в нашем. И при подаче напряжения на взрыватель, ток пойдет по пути наименьшего сопротивления, то есть по этой самой скрутке и взрыватель порох не подпалит в своей железной трубке и шашку не подорвет. Точно также переплавляю провода на втором взрывателе и тоже скручиваю их вместе. Прикалываясь над спецназовским клоуном, спрашиваю:
– Морозов, у тебя по физике какая оценка в школе была?
– Пятерка! – буркнул капитан.
– А почему тогда ты до сих пор капитан?
– По кочану да по капусте, – огрызнулся Морозов, но расслабился и ответил, – слишком правильному по служебной лестнице тяжело подниматься, потому и капитан.
– Тогда скажи мне отличник, преподавали ли вам такой закон как закон ома в школе?
– А вам? – съязвил капитан.
– Я плохо учился, потому что анашу любил курить и не помню, есть ли вообще такой закон.
– А как же ты тогда во всей этой холере разбираешься?
– А вот это как раз самое простое дело. В электронике существует только две неисправности: есть контакт, где его не должно быть, и нет контакта там, где он должен быть. На этих двух слонах и держится весь электронный мир. И починка любой техники заключается только в наблюдательности и чистой логике, – просветил капитана, поняв, что закон здесь работает.
– Нам осталась одна забота, – напевая, дернул за провод, соединяющий батарейки.
Провод оторвался и ничего не произошло. Только провод, ведущий к взрывателю, чуть нагрелся, подтверждая дедуктированную версию о запрете отключения батареек. Ну, оно и понятно. Заряд в маленькой батареечке маленький был и быстро кончился. Никаких пшиков, никакого дыма, никаких лопающихся деталей. Бомба, тихо и мирно, превратилась в безвредный набор опасных запчастей.
Сложив руки ладонями вместе над головой, пропел «ом мани падме хум», немеренно удивив капитана. И, отодвинув небрежно, дипломат в сторону, с видом профессионального врача пропел:
– Следующая пациентка, входите, не стесняйтесь, больно не будет, – прогундосил, прилепляя лейкопластырем второй кусок провода от наушников убитого мента.
Морозов взглянул на полураскрытый дипломат спросил:
– А этот что, уже все?
– Легче легкого, – самоуверенно вякнул, отщелкивая замки на втором дипломате, и тут же чуть не поплатился за беспечность. Пружина во втором чемоданчике оказалась намного сильнее, и чуть было не откинула крышку, вызывая размыкание контактов.
Серьезность и сосредоточенность вернулась в то же самое мгновение. С такими игрушками шутить – своему здоровью вредить.
– И далее процедура повторилась в точности. Пластина, провода, батарейки, нагрев. И все.
Откинулся спиной на поломанный щит и мгновенно накатила такая огромная усталость, что возникло ощущение, что встать отсюда не получится в ближайшие несколько дней.
– Морозов! У тебя сигаретки не будет?
– А ты что куришь? – брови у клоуна взметнулись на лоб.
– Нет! Но сейчас бы покурил с огромным удовольствием.
– Так я сейчас стрельну, у кого ни будь на улице, – подорвался он наружу.
– Не надо Морозов, момент уже ушел. Если бы сигаретка у тебя была, был бы кайф, а раз нет, так значит нет. Как же ты не понимаешь?
– Да я понимаю тебя, сам сколько раз после операции хотел вот так покурить, да все никак не получалось. Ну оно и к лучшему, что сигарет нет. Легкие здоровее будут.
– Кстати как там Славич? У него легкое по ходу продырявлено.
– Его уже в больницу наверное везут. Я ведь когда своего чпокнул, сюда кинулся, и на него наткнулся. Так мужика на улице с мобилой, напряг скорую вызвать. И проследить, чтобы героя очень быстро доставили в операционную.
– Стволом автоматным, поди напрягал?
– А то! – хохотнул Морозов, – наш народ хорошо понимает доброе слово, но доброе слово, поверх огнестрельного оружия, понимает в сотни раз лучше.
– А кстати, раз уж заговорили об оружии, зачем на ваших спецуровских пистолетах эта пластиковая хреновина приделана, которая целиться мешает?
– А это специально для скорострельности сделано, чтобы стрелять по ощущениям. Наши ребятки специально тренируются стрелять из всевозможных положений тела совершенно не целясь. Мне совершенно не понятно, как тебе, гражданскому человеку, удалось так точно, и так симметрично, попасть второму бандюку в плечи.
– А это дух мастера синанджу через мое тело действовал, – неосторожно ляпнул я.
Морозов, будучи хоть и достаточно доверчивым, но все-таки далеким от мистики человеком, перекосил физиономию:
– У меня за плечами два верхних образования, три года посвященных углубленному изучению психологии человека и твои духи – это не кто иные как ты сам. Твои неосознаваемые страхи, комплексы и прочие отрицаемые черты характера. Это был не я! Это кто-то другой моими руками действовал! Я не понимал что делаю! – такими отмазками 80 процентов преступников пытаются от срока избавиться. Так что давай, не будем про духов тут растирать.
– Ах так, – разозлился я, – значит это мои неосознаваемые части? Три года психологической образованности значит! Тогда ты сейчас, наверное, думаешь, что у меня целая куча психических сдвигов. Тогда припиши мне и скрытую гомосексуальную наклонность за то, что я, стреляя из пистолета, пытался проникнуть в тело другого мужчины пулями, которые имеют фаллическую символику. И желание избежать зачатия ребенка, путем контроля за эякуляцией, припиши за разминирование. Ведь взрыв бомбы по вашим психотерапевтическим канонам наверняка символизирует оргазм с семяизвержением. А части тел разорванных людей, среди которых находились бы и наши с тобой ошметки, вполне можно принять за сперматозоиды, устремляющиеся после оргазма во все стороны. А террористам можешь впарить неосознанное желание оплодотворения максимально возможное количество объектов теми же самыми сперматозоидами, разлетающимися после взрыва. А всех психотерапевтов оптом и в розницу я просто недолюбливаю, потому что они, козлы драные, пытаются из пальца высосать проблему, создавая всякие небылицы, и проводя параллели перпендикулярными линиями. Какой смысл от того, что ты сможешь просчитать мотивацию действий того или иного человека в той или иной ситуации? Пустая трата времени. Жить нужно и получать впечатления от многообразных проявлений всего сущего вокруг, а не рассуждать почему это проявляется так, а не иначе. Так что пошел ты, Морозов, к такой-то матери. Может когда ни будь повзрослеешь, и будешь шире на мир смотреть и понимать станешь больше. А я домой хочу! К себе, в родной мир, где меня не пытаются посчитать и поставить на заранее определенное место.
И не стал дожидаться ни опровержений, ни оправданий, а свернулся спиральной пружиной внутри тела, и, точно так же, как и некоторое время назад из тела выскользнул мастер синанджу, выскользнул сам. И, свернув сознание в кольцо без начала и конца, вщелкнулся в свою обычную реальность, как обычно не успев отследить самого момента перехода между измерениями.