Рак штука неприятная. Вернее, не сам рак, а знание того, что скоро от него умрешь. Не знать когда «дашь дуба», «склеишь ласты» это приятно, люди, которым не сообщили точную дату их смерти, вообще склонны считать что они вечны. И я таким был, пока врач не сказал мне про опухоль и примерную даты подачи комплексного заказа в бюро ритуальных услуг.
«Я не сторонник ложного гуманизма, когда от больных скрывают, что они неизлечимо больны. Мне трудно это говорить, но вас уже почти нет шансов выжить. Простите… ………… ………….. ………….»
Сначала конечно, шок, цепляние за слово «почти», потом депрессия, даже пьянка… Зря пьянку устроил, сокращая то малое, что у меня тогда оставалось. Да и не любитель я возлияний, особенно тогда, когда собутыльник истекает жалостью к тебе, смотрит коровьими глазами.
Нет, знание Этого, это не сплошные минусы, есть и свои плюсы. Плюс. Один. Об этом я понял еще тогда, когда был жив.
И воспользовался, - возможностью исправить то, что было тобою сделано неправильно. Ведь когда у тебя нет Диагноза, ты живешь как вечный, - «умирают другие, а не я», и оставляешь за собой длинный шлейф того, о чем думаешь: «Ничего, потом исправлю». А «потом» не наступает до тех пор, пока не…
В общем, у меня было преимущество.
Я мог исправить ошибки.
Сделать так, чтобы стало хорошо. У всех это есть, - гадство, которое необходимо исправить.
Пожалуй, только один человек не нуждался в этом. Михаил, мой друг, который погиб два года назад. Он любил математику, жизнь и всех людей. Убил его сосед, пьяница и дебошир Саня-Дурак, за то, что у Михаила в тот момент не было денег. А до этого он всегда ему давал на «опохмел» Не потому что боялся, а потому что не мог видеть как человек страдает. Но Саня видимо, считал иначе, пырнул ножом, и Миша, пролежав месяц в коме, умер. Ему не надо было исправлять ошибки, их у него не было.
Отталкиваясь от примерного лимита «полгода», - 183 суток, - 4172 часов, я начал работать над ошибками.
Какие они примерно? Бросил девушку которая «залетела» от меня. Слабое утешение, дал денег на аборт, которые она просила. После никогда не видел, она мне не звонила, я ей. Это раз.
Не здоровался с дядей Юрой, с местным дурачком, который в детстве был хорошим другом. Он до сих пор, увидев меня расползался в улыбке и ковылял в мою сторону с намерением поздороваться. Я, - прятал лицо и торопливо убегал от него. Два.
Украл полторы тысячи у бабушки, - она забывчивая, решила, что вспомнила о потраченных деньгах. Все время думал, что подброшу их «как только, так сразу», было много моментов, но так и не делал этого. Вот так.
Есть конечно и другие. Но эти я решил исправить в первую очередь.
…Катя аборт не сделала. У нее был муж. Дать я ей ничего не мог, у нее все было. Дать могла она, - прощение. И я попросил прощения подкараулив ее около магазина.
- Привет, Катя.
- О. Коля. Привет.
Озабоченная совершенными покупками ее лицо совершенно не походила на ту, которой я ее помнил.
- Как живешь…
Ни о чем говорили сравнительно долго, - у меня все хорошо, у меня тоже.
- Кать. Прости меня, я тогда поступил очень плохо.
- Вот как. Простить? Конечно, Коля, я тебя прощаю.
- ...? Серьезно?
- Да, серьезно, Коль, прощаю. В принципе, все хорошо случилось, мне не о чем жалеть. Проплакала две недели, на аборт не пошла и своего суженого встретила. Я же его люблю. А тебя Коля, извини, я не любила.
- Ага. Значит все хорошо?
- Значит все хорошо.
Когда возвращался от нее, пытался думать о нашем ребенке, не думалось никак. Вообще паршиво было, прощение вроде получил… И тут увидел дядю Юру.
Он сидел на скамейке около теремка, смотрел на свои кроссовки с тремя белыми «адидасовыми» полосками. Подошел, сел около. Он посмотрел на мою сторону улыбнулся:
- А я курить бросил. Но очень хочется. Улыбка обнажила его желтые с черными полосками зубы, слюна медленно и тягуче начала стекать к подбородку.
- Зачем бросил-то?
- Здоровье беречь надо. Не железное. И Люба ругается, что воняю. Денег на табак не дает, - с вздохом сказал Юра, бесхитростно раскрывая истинную причину своего ЗОЖа. Люба, жена его старшего брата являлась патологически скупой женщиной, а Юру она считала своим личным проклятьем, неизбежной оплатой своего благополучия. Только присутствие Михаила, обожаемого ею мужа примиряла с расходами на содержание дяди Юры. Но вне глаз мужа она всячески шпыняла своего нахлебника, люди говорят, даже поколачивала…
- А что у Михаила денег не попросишь?
- В командировку уехал. На полгода. Вот оно что. Значит «зожевать» Юре еще долго. До того как… Дал десятку.
- Смотри, сразу купи сигарет и спрячь от Любы, а то деньги отберет и поколотит. Засветившиеся радостью глаза дяди Юры при мысли о жене брата потухли, и он, сутулясь, суетливо зашаркал в сторону ларька.
- Эй, дядь Юр! – окликнул вспоминая о своей задаче.
- Чево? Он оглянулся довольно неохотно, видимо, спешил покурить.
- Ты эта, в общем у меня всегда спрашивай денег, на курево-то, если будет, дам.
- Ага. Спасибо.
- И это… в общем, прости меня! – он отреагировал спокойно. Посмотрел серьезно и сказал:
- Ага. Прощаю. И ты меня, прости.
- Тебя-то за что? - стал понимать, что в то время пока я с ним не общался (да бегал от него! бегал!), Юра еще меньше стал понимать окружающий мир.
- Пока дядя Юра…
- Пока.
И когда довольно долго посидев около дома, заходил в подъезд, меня окликнули:
- Колюшка? - Дядя Юра стоял с очень довольным лицом. Курил.
- Чего?
- Ты вылечишься. Не унывай.
Никто не знал о моей болезни. Только врач и мой отец. Если кто-то сказал Юре о моей болезни, то значит, слухи, достигли всех ушей.
Оказалось, - нет. Юродивый узнал сам.
Врал? Насчет «вылечишься»?
Оказалось, - да.
Две первые задачи, которых я больше всего боялся, были сделаны с пугающей быстротой и легкостью. Суеверие, пришедшее вместе с недугом, делало эти факты каким-то зловещим предзнаменованием. Спеши, спеши, можешь опоздать, можешь опоздать.
Рвота, потери сознания, истощение, - последний месяц я не мог ходить вообще.
А между тем, та ошибка, которую я думал смогу исправить легко, оказалось неразрешимой.
У меня не было денег. Даже тех, которые я обещал Юре, у бати мог бы просить, но зачем? Зачем лежачему человеку деньги, и зачем использовать деньги выпрошенные у родителя в исправление своей ошибки?
А работать я не мог. В долг просить по понятным причинам не мог. Продавать было нечего.
Да и вообще, лежал и блевал, я не знал, что будет так плохо и больно.
Однажды после долгого впадения в липкий сон, обнаружил, что около меня сидит бабушка. Плакала, не могла не плакать.
- Бабушка. Привет, не плачь.
- А не могу Колюшка, я уж пыталась, не хотела тебя расстраивать.
- Что, очень плохо выгляжу?
- Да, - бабушка снова начала плакать и ее отец увел из комнаты. Там шептались: «Ты что ему говоришь, что плохо выглядит?» - «Ой не жилец мой Колюшка, не жилец, ой, горюшко-то какое!» - «Тихо! Тихо! Услышит же!»
Знаю, что не жилец. Но как деньги бабушке отдать? Зашел отец:
- О чем думаешь, сын?
- Ни о чем.
- Бабушка расстроила?
Странно, почему про больных думают что они впадают в раннее детство, - не могут услышать разговоры шепотом при открытых дверях, начинают вновь обижаться на правду? На отца смотреть не мог, он прямо таки подгибался под тяжестью жалости накопившейся в нем. Уж лучше бабушка, она хоть не врет как маленькому, что я поправлюсь.
- Да что ты пап, нормально все, просто…
- Что просто? Может чего надо?
- Да нет. – полежал молча и решился, - позови бабушку.
Отец посмотрел с мукой и молча вышел. Скорее всего, он с нетерпением ожидал Конца, ведь надежды не было, чего уж. Только даже себе самому в этом не мог признаться. ............... ....... ........ .......... ..
Зашла бабушка. Стоит вопросительно.
- Ба, я…
- Что Колюшка, что маленький?
Э бля, так не получится, - подумал я тогда и отвернулся к стене…
Через несколько дней я умер.
Смерть раскрыла некоторые неточности в суждениях при жизни.
Например, то что я считал «ошибками» требующими исправления, называются иначе. Грех.
Тот который отвечал на мои вопросы объяснял просто и ясно.
Но многое было непонятно. Сначала.
Первым кого я увидел среди Прощенных, был Саня-Дурак. Тот, который зарезал Мишу, человека без Ошибок.
«Почему?»
«Потому что, сидя в тюрьме он искренне раскаялся в содеянном, и пока туберкулез не изгрыз его легкие, очистился от греха.
«Они с Михаилом виделись?»
«Нет».
«Почему?»
«Пока Михаил лежал в коме, мысли о несправедливости совратили его Душу. Умирал он с ненавистью»...
Я не знаю, - Прощен ли я, или моя «работа над ошибками» была неудачной.
Преимущество обреченного оказалось не таким уж большим.
До встречи.