История, начавшаяся 27 декабря…
Провинциальный Дом культуры, зал для танцев. Звучала неприятно однообразная музыка. Ритмично двигались женские фигуры разных форматов. Все в купальных костюмах и трико. Женщины стояли в четыре ряда по пять персон в каждом. Перед ними – кричащая дама в зимнем спортивном костюме темно-синего цвета.
Лица – пыхтящие, напряжённые, испуганно старающиеся успеть за ритмом, потные, радостные. На стенах – изображения звезд, знаков зодиака, зависшего в прыжке оленя, девушек, ведущих хоровод вокруг березы.
У нашей героини чуть вытянутая по-японски челюсть, чуть взятый от северных народов разрез глаз, чуть толстоватые по-еврейски губы. Впрочем, может быть, это только кажется. Она поглощена танцевальным упражнением. Она воодушевлена, она довольна, словно совершает важную работу на конвейере.
– Держим бедро! – выкрикивала женщина. - Выше ногу! Живот неподвижно! Диафрагму внутрь! И раз, и раз! Не отставать! Резче рукой! Р-раз! Резче, полный разворот!
Музыка все громче, тела мелькали все быстрее.
Раздевалкой служила бывшая библиотека ДК. В глубине сложены штабеля книг.
Светлана натягивала джинсы. Потная футболка лежала рядом.
– В следующий раз как обычно? В среду? – утвердительно переспросила она у кого-то.
– Я так выматываюсь, – отдуваясь, проговорила полная дама лет 35-и. – наверное, я еще раза два похожу, а потом брошу. У меня после таких скачек больше никаких желаний нет.
– У меня тоже никаких желаний, – быстро отозвалась Светлана, надела короткую кожаную куртку с меховым воротником и металлическими заклепками, перекидывает через плечо сумку походно-спортивного вида и направилась к выходу.
– Как твой? – бросила ей толстушка.
– Пишет контора, – с едва заметным пренебрежением отозвалась Светлана Игоревна.- Зарплату в срок приносит, а что еще от мужа надо.
– От мужчины не только деньги нужны, – возразила ей очкастенькая 26-летняя одетая в хлопок – футболка, трико – девица.
– От мужчины, но не от мужа, – чуть резковатым голосом ответила Светлана Игоревна и вышла.
Светлана брела по зимней улице. Двух-трехэтажные краснокирпичные дома, белые пятиэтажки, много деревянных одно-и двухэтажных домов. Светлана прошла мимо кинотеатра «Юбилейный», мимо школы, зашла в подъезд, поднялась, позвонила в дверь.
Светлана сидела на вращающемся кресле перед компьютером и играла с ним в карты. Почему-то очень часто появлялись короли. Светлана вздохнула и прекратила игру.
Потянулась. Провела ладонями по лицу, по талии и бедрам. Встала и направилась в угол кабинета к велосипедному тренажеру. Уселась и начала крутить педали.
– Мне двадцать лет, мне двадцать лет, – повторяла она название фильма Георгия Данелии. – Раз, два, три, четыре… восемнадцать, девятнадцать, двадцать, – говорила она, нажимая на педали. И снова: – Раз, два три четыре…. Мне двадцать лет…
Остановилась. Слезла с тренажера и забарабанила пальчиками по коже подбородка.
– Я молода, я девочка-подросток, мне двадцать лет, – говорила она и экономно, чтобы не появились морщины, улыбалась. – Я приветлива и приятна окружающим. Я достойна их любви. Я достойна восхищения. Я умна и обаятельна. Я очень умна, тонка и наблюдательна, я люблю себя, и все любят меня.
Она начала мять себе ягодицы и, оставшись довольной их упругостью, проговорила:
– Попка не висит, мышцы ягодиц подтянуты, я молода и свежа, попка упруга, грудь упруга и свежа.
Светлана положила руку на грудь и довольно огладила её.
– Девочка хоть куда, ну кто скажет, что мне тридцать пять? Мне всегда двадцать лет.
Она подошла к креслу и снова села в него. Вздохнув, включила программу стрелялок.
Звонок. Светлана, не отрываясь правой рукой от «мышки», левой сняла трубку.
– Да, помощник начальника коммунальной службы слушает. Да, Степан Исаевич, я, конечно, узнала вас, но мне приятно называть себя вашей помощницей. Конечно, на «вы», разве вы уверены, что аппарат не прослушивается? Хорошо, зайду.
Светлан встала, провела руками по животу и бёдрам, оглаживая себя, посмотрелась в зеркало, сняла с системного блока дезодорант, аккуратно брызнула себе под блузку, поставила на место, бросила в рот драже «Тик-так» и вышла. Закрыла дверь на ключ, провела пальцам по табличке «Помощник начальника отдела коммунальных платежей Светлана Игоревна Серкова» и, пружиня, двинулась по длинному коридору.
– Можно?
– Входи, Светланочка, – Степан Исаевич со сдержанной лаской кивнул ей на кресло возле стола. – Пришел избавить тебя от томящего безделья. 3асидишься – растолстеешь, фигуру потеряешь, – ну, шучу, шучу. Нужно прогуляться на Свердловский тракт, ты же у меня помощник по особым поручениям, по пустякам не беспокою… Скоро Новый год, нужно неплательщика одного побеспокоить. Там, правда, их семнадцать штук живет, но шестнадцать из них ветераны, отличники народного просвещения, почетные граждане города и прочая неприкасаемая шушера. А вот семнадцатый – особый случай: до пенсии еще лет десять, не меньше, никакой не племянник предгорисполкома, а наглеет, как какой-нибудь бывший областной номенклатурный мандарин. Год, вообрази себе - год не платит за свет, за газ, за теплую воду, за отопление, за жилплощадь, словом, вообще не платит. И три комнаты! Думаю, ему не рассчитаться, так ты ему намекни, что если он обменяет свои хоромы на скромную однокомнатную – причем, в центре, – мы его трогать не будем, даже позволим ещё два года не платить. А если будет брыкаться – к Новому году всё отключим, отрежем, заварим, отсоединим, словом, сама знаешь.
Степан Исаевич положил руку Светлане Игоревне на колено, цокнул от восхищения.
– Давай, Светик, ты у меня умница. Знаешь, как с такими чудиками справляться. Будет ерепениться – завтра же отключим, ты только позвони. Да, и сегодня на работу можешь не возвращаться.
Светлана медленно вошла в подъезд. Ступени высокие, двойные двери, темно. Медленно поднялась по ступеням. Четвертый этаж. На двери прибита бирка «58».
Светлана нажала кнопку звонка. Послушалось глухое дребезжание. Светлана прислушалась. Ей показалось, что из комнаты доносятся какие-то прерывистые звуки. Она повторно нажала кнопку. Снова пауза. Она нажала кнопку и не отпускала с около полуминуты. Повернулась и собралась уходить. Открылась дверь соседней квартиры. Вышла невысокая старушка и промолвила доверительно:
– Там он, сидит в дальней комнате за двумя дверями и не слышит ничего. Надо, чтобы по полу и стенам слышно было, вот так.
Старушка просеменила к двери, повернулась спиной и нанесла ногой по двери три неожиданно сильных удара.
– Сейчас выйдет, подожди, – заговорщически шепнула она, юркнула за свою дверь и притворила её.
Светлана неловко оглянулась. Выходило, что это она так стучала. Дверь отворилась, косматая темная фигура удалялась от двери вглубь квартиры.
Светлана вошла и двинулась вслед за фигурой.
Мужчина, заросший бородой, сел за стол и начал стучать на машинке.
– Я к вам из администрации. Вы не платите за коммунальные услуги.
Мужчина продолжал стучать на машинке.
– Вы не видите, что с вами разговаривают? – раздраженно сказала Светлана.
– Не вижу, я смотрю в текст, – ответил тот еле слышно глухим голосом.
– Вы почему не платите за электричество, тепло и воду? Если вы не заплатите до 27 декабря, 28 декабря вам отключат газ, горячую воду и электричество.
Мужчина печатал, бормоча что-то, видимо, подыскивая нужное слов:
– Медленно села, медленно опустилась, тягуче опустилась, стекающим движением опустилась на стул, на кресло, на сиденье кресла, на мягкую обивку стула, медленным стекающим движением опустилась на мягкую китайскую обивку изящного, нет, деревянного, нет, дубового стула…
– Я вас предупреждаю, я вас предупредила, вы поняли, чем это вам грозит?
Мужчина прервал бормотание и обернулся.
Эту квартиру я купил, и я никуда из неё выезжать не буду. Отключите тепло – буду топить буржуйку, буду в куртке и валенках ходить, но не уйду. И обмен можете мне не предлагать. А теперь идите, я занят.
– Чем, позвольте узнать?
– Я работаю, – отрезал мужчина и продолжил печатать, бормоча: «Её струящиеся волосы, нет, шелк её блестящих волос, нет, шелк её смуглых, словно нитяных, локонов…»
Светлана Игоревна оглядела комнату, её взгляд скользнул по стенам. Стены были обрамлены деревянными самостругаными полками. Названия на немецком: Hegel, Heidegger, на французском (Руссо, Вольтер, Лавуазье) латинском (Абеляр, Августин), тома из стотомного издания «Медицинской энциклопедии», тома «Философской энциклопедии», русские дореволюционные тома Ф. Ницше, Л. Толстого, Василия Немировича-Данченко, А. Чехова, папки, журналы «Нива», «Задушевное слово», Э.В. Ильенков, Л.С. Выготский…
– Вы… это все читали? – стараясь казаться уверенной, спросила Светлана.
– Конечно, нет. Чтобы понять, что писатель дрянь, не обязательно читать все его произведения до конца. Достаточно нескольких страниц. Но кое-что читал. Не мешайте.
– Вы, может, хоть бы сесть предложили.
– Я вас в гости не звал, а если вы набрались наглости прийти, то наберитесь нахальства сесть. Вот, на кровать.
– Я, между прочим, когда-то два года на философском училась, а потом истфак закончила, – сообщила зачем-то Светлана. – Правда, всё забыла.
– Вы мне мешаете. Хотите отогреться – грейтесь и отправляйтесь. Я работаю, вы – дурью маетесь...
– Вы работаете? – возмутилась Светлана. – Наверное, писателем себя мните? Настоящие писатели так себя не ведут. Булгаков не сказал бы даме: «дурью маетесь».
– Вы, наверное, поклонница этого родоначальника советского китча? Этой воинствующей бездарности, пересказавшего, как пошлый анекдот, священную книгу человечества?!
– Замолчите, вы! Тунеядец! «Мастер и Маргарита» – мой любимый роман. Это лучший роман столетия! Вы жалкий завистник! Если бы вы могли написать хотя бы наполовину, на десятую часть от того, как он написал! Я не только отключу вам воду и газ, я всё сделаю, чтобы выселить вас отсюда! Графоман!
– Номенклатурная сорока! Сразу видно, что вы пошли в университет для карьеры, получили корочки и устроились на теплое место – на чужом горе наживаться. Мужа не любите, с начальником спите по старой дружбе.
– А-а-атку-да вы знаете? – обомлела Света.
– У вас лицо замужней женщины, и у вас лицо женщины не любящей. А то, что спите с начальником – тоже видно. Вон как фигуру на шейпинге накачали, а для нелюбимого мужа этим никто не занимается. Разве у нормальной женщины такие мускулы на животе будут? А ноги на тренажере накачаны, скорее всего, велосипедном – группы икроножных мышц слишком раздуты. Начальник вам, наверное в свое время что-нибудь романтическое наплел, и вы по университетской памяти ему отдались. Точнее, наоборот: вы ему отдались по старой памяти, а он вас как бы в благодарность устроил себе в секретари, нет, в референты, нет даже в заместители. Теперь вы ходите на работу и выполняете всякого рода его мерзкие поручения.
– Я… я не понимаю, почему вы так решили и почему вы вообще так со мной говорите… Это, может, и так, но зачем вы? Какое вы имеете право лезть в мою личную жизнь?
– А вы ведь лезете? Грязными номенклатурными лапами! Вы ходите на шейпинг, имеете дома ванну с горячей водой, муж вам из горисполкома приносит хорошие деньги, на которые вы покупаете эти поддельные импортные шмотки и ублажаете своего начальника. И при этом рассуждаете о жизни незнакомого вам человека, говорите с ним хамским тоном, учите понимать Булгакова… Учите понимать того человека, который работал с рукописями и читал в подлиннике первый вариант романа. Он был великолепен. Потом Булгаков заключил сделку с Мефистофелем и изготовил посредственный бытовой роман с мелочными выпадами в адрес своих литературных противников. А сейчас отправляйтесь из моего дома, вы уже достаточно отогрелись.
Бородатый мужчина подошел к Светлане Игоревне и попытался взять ее за руку. Та вскочила и сама быстро пошла к выходу.
– Я не понимаю, – говорила она растерянно. – Кто вы и зачем так говорите…
Она не заметила, как оказалась на площадке перед закрытой дверью. Она сердито занесла ногу для удара, но после раздумала и медленно пошла вниз…