Это безобразие получилось так: я хотела сочинить сказку, чтобы там была прекрасная принцесса и еще более прекрасный юноша, и чтобы все ходили в красивых старинных одеждах и все это происходило в далекой прекрасной стране. Но сочинение не клеилось, и я пошла в другую комнату, где взрослые чего-то праздновали. У взрослых, кстати, что ни день, то праздник. Чем они заняты? То пиво пьют, то новые платья примеряют. Потому что у них ни экзаменов, ни даже уроков нет. Я просила помочь. Они обрадовались и отправили меня мыть посуду. А сами по очереди подбегали к моему компьютеру и вписывали каждый по фразе. И ржали при этом так, что тряслись люстры. А потом сказали, что я написала шедевр и надо публиковать. И при этом еще громче заржали. Вот я и публикую. Шедевром больше, шедевром меньше, пусть будет больше, мне не жалко.
Менестрель
(сказка из французской жизни)
На дворе стемнело, и кипарисы напротив дома превратились в мрачные угрюмые столбы.
- Жозеф, - проворчала Старуха–Мамаша и поскребла ножом остатки ужина. – Ты полный и окончательный идиот. В этом возрасте твой брат Жан уже не был таким идиотом. Хотя он еще тот идиот, сказать по правде.
- Мамаша, прекратите ворчать. Будете ворчать как последняя Старуха–Мамаша, я не буду разжевывать вам лягушек. Я хотел бы посмотреть, Мамаша, как бы вы ели лягушек сами.
- Жозеф, прекрати называть меня Мамашей! Мне это напоминает о тебе и твоем брате. Это неприятно. Называй меня как-нибудь иначе, например графиней.
- Что я, идиот что ли? Какая же вы графиня, если вы Мамаша?
Милую болтовню близких людей прервал Жан-Жак. Он был простым менестрелем, совершенно никому не известным. Его, надо признаться, вообще никто не знал. Поэтому менестрелем его можно было назвать только условно. С другой стороны, было бы неразумно называть его «неменестрелем».
- А, Жан-Жак! Здравствуй, сын! Пожрать пришел?
- А! Жан! Здорово, братан! Как корки? Мочил? А пенки? Сушил?
- Эх ты, мелкий жеватель лягушек, - вяло огрызнулся Жан и незлобиво стукнул брата поленом по голове. Жозеф неуклюже упал, разбрызгивая слюну, чем вызвал смех Мамаши-Графини.
- Ловко ты его уделал, – прохрипела Старуха, - В самую макушку попал. А если бы топориком, то черепушечку-то надвое расколол. Гы-гы.
- Где ж я, маман, топорик-то возьму? У нас в доме веника паршивого и того нету.
Жан снял деревянные башмаки, стянул куртку, снял галстук, убрал запонки в стол, кинул в камин часы, пнул лежащего на полу брата и уселся за клавесин.
Мощные аккорды раздались в ночной тишине. Две летучие мыши столкнулись в полете, громко запищав от боли и возмущения. Мамаша Жана спряталась в чулане среди связок сушеного чеснока. Менестрель явно был в ударе. Со страшной силой впивались крючкообразные пальцы с немытыми ногтями в хрупкие, редкие клавиши. Ногами, обутыми в кованые сапоги времен Франциска Потливого, Жан изо всех сил колотил клавесин поддых. Жозеф, очнувшись, понял, что еще легко отделался, и потихоньку заполз в погреб.
Не прошло и часа, как клавесин окончательно расстроился и с грохотом упал на пол, придавив собой чету тараканов. Довольный собой менестрель вышел во двор и потянулся.
Под ногами приятно хрустели трупики летучих мышей.
В этот момент мимо неожиданно проехала карета с прекрасной принцессой. Она была в Париже на пьянке, и вовремя поняла, что пора сматывать домой в Бордо, пока не начались крупные неприятности.
- Ух ты! – воскликнул Жан, разглядев в лунном свете чарующий профиль юной прелестницы. В следующее мгновение менестрель схватил полено с невысохшей еще кровью брата и что есть силы зашвырнул его в сторону удалявшейся кареты.
Ближайшее к полену колесо с охотой развалилось на восемь частей. Лошади заржали, потом перевели дыхание и снова заржали.
- Принцесса! – обратился к принцессе ее слуга, - Придется заночевать прямо здесь, мы потеряли колесо, Этьена, Тери, Анри, Трезеге, Анелька и папашу кюре.
- А что случилось? – спросила девушка, высовываясь из окна. В этот момент второе полено брошенное Жаком ударило ей по руке, выбив и разбив бутылку с пивом.
- АААААААААА!- испуганно заорали слуги и дружным отрядом убежали все как один.
- Ну вот, - икнула Принцесса, - неприятности все-таки меня настигли. Как же я теперь без пива и без слуг? И без кареты? Или так: без кареты, слуг и пива. Ой, а это что за урод?
- Принцесса! Позвольте назваться: Жан! То есть, тьфу, Жак! Короче говоря, Жан-Жак. Менестрель. Играю на клавесине. Точнее, играл. Больше не играю. Не могу больше.
- Уууу…как я вас понимаю, - сочувственно кивнула принцесса. – Я тоже, знаете, иной раз выпью пивасика, а потом еще, а потом уже не могу. Совсем не могу. На клавесине играть.
- Позвольте же, - О! Красавица! Богиня! Ангел! - предложить вам для ночлега мой скромный свинарник.
- Па-а-а-апрашу без намеков! Не такая я и пьяная. Пока. Пока еще. Понял?
- Без вопросов, о девушка моей мечты! О солнце в ночном небе! О… – Жан задумался.
- О, можно просто О, – подсказала принцесса. – Все думают, что это у меня погоняло такое, а меня так зовут – О. Принцесса О. Здрассте, кстати.
- О?
- О.
- О!
- Да уж!
- Обалдеть. Я весь к вашим услугам. Как мужчина и менестрель. Живу вот тут. Со стaрyхой-мамашей и братом-идиотом. Пойдемте к нам. Доскребем ужин, поедим. Тараканов подавим. Весело будет!
- Тараканов? А пива има? (А пива у тебя есть пару ящиков, придурок? - перев. с болг.)
- Пива няма! (Если бы у меня было столько пива, стал я за девицами по ночам шарить!- перев. с него же).
- Ну пошли. В конце концов, мне теперь уже все равно. И спать охота.
Жан повел прекрасную принцессу О к своему дому, но по дороге заблудился. Рассвет застал их в горах.
- Слушай, дружище менестрель, я, конечно, все понимаю, я вполне современная принцесса О, но какого черта мы тут делаем?
- Да отвяжись ты, без тебя тошно,- огрызнулся Жан. – На кой ляд я снимал ботинки? Сейчас бы шел в ботинках, как белый человек с черными усами и горя не знал. А тебя что понесло из Парижа? Что ты тут забыла в горах? Что, гоблина захотелось? Сейчас, будет тебе гоблин!
- Да большего гоблина чем ты сам еще поискать! Обещал ночлег, еду и жениться, а сам?
- Жениться? Когда это я обещал?
- А что, думаешь, я не видела, как ты на меня смотрел?
- Чего смотрел-то? Я на всех так смотрю! У меня того….врожденное косоглазие!
- Так, приехали. Больше я никуда не пойду. Вот сяду здесь на камень и буду сидеть. Гады. Все гады.
Жан, зло глянув на принцессу, стал забираться на ближайший холм с целью осмотреться и по возможности определить их местоположение. Местность, которая открылась ему взору, не сказала ему абсолютно ни о чем.
- Вот они, принцессы - ругнулся менестрель. – Нет, чтоб дома сидеть, погнался как последний дурак за своим счастьем. И где теперь я? Может и в самом деле жениться? Всё равно больше делать нечего. Когда-нибудь нас найдут здесь, умерших от холода и голода, в этих апельсиновых садах и манговых рощах, под лучами жаркого южного солнца. Обидно, жил, жил, а теперь каюк. Каюк, каюк… А принцессе-то тоже каюк – новая мысль показалась ему забавной, - Ха, ха!
В этот момент Жак увидел, что О тоже решила заняться спортивным ориентированием - она залезла на ближайший эвкалипт и тянула с него шею, в поисках какого-нибудь замка или, на худой конец, рыцаря без страха и упрека. В голову Жака закралась шаловливая мысль, незаметно, прячась за большими валунами, он спустился вниз и, подкравшись к дереву, на котором сидела принцесса, громко рыгнул.
- ААА! - заорала принцесса и рухнула на землю как переспелая груша.
- Есть! – констатировал Жак и скорчил смешную рожицу.
- Человек который смеется! – ругнулась принцесса О и заохала, пытаясь подняться.
- Да лежи ты, так лучше смотрится!!!!
- Вот дебил! - возмутилась О, и почувствовала себя на редкость паршиво.
- Я не дебил, я - менестрель!- гордо пропел Жан на мотив ригодона.
- Попса мерзкая, - продолжала ругаться принцесса, пытаясь вправить себе вывихнутую лодыжку сломанной левой рукой.
Жак почесал себе живот и подумал с грустью: «Мне уже немало лет. Наверное. Судя по всему уже не мало. Да точно не мало. Было бы мало – я бы заметил. Значит не мало. Как пить дать» Стало тоскливо. Захотелось пить. Но Жан был галантен как настоящий француз и первым делом спросил у дамы:
- Эй, принцесса, а ты пить хочешь?
- Очень – из рта принцессы шел утренний пар.
- Вот я и тоже хочу. Сушит, крепс, по самое не могу. Слышь, принцесса, пойду я. Не пара мы. Не ровня. Не чета. Ты аристократка, высший свет, небось и с королями обжималась, а я кто? Простой деревенский пацан, нищий поедатель камамбера и попиватель кальвадоса, бедняк без крыши над головой и куска круассана. Кому какое дело что я поэт, что душа у меня чистая и хрупкая, что я люблю каждый оливок моей родной земли и слагаю стихи, прекраснее которых не слышал свет. А как я пою? Эх вы, аристократы… чтоб вы понимали… провались вы все пропадом… эх цветочная поляна, конопляные луга…пошла ты…
-Я бы пошла, да не могу, – мрачно прохрипела принцесса. Впрочем, Жак уже не слышал её, растворившись в лавандовом тумане. Принцесса осталась лежать одна в неестественной позе. Она жевала коноплю, постепенно боль утихла. «Странные они, мужчины, - думала принцесса, - такие нетерпеливые, как дети…эх… останусь жива, устрою менестрелям Варфоломеевскую ночь-2, а потом ванну….ванну… горячую ванну…о…о…о…о…