Витя Кнутов закончил Томское училище связи.
Томичи, как правило, знанием матчасти не отличались. Связная матчасть повергала их в первобытный ужас.
Личный состав выпускники Томского своим пытливым вниманием тоже не жаловали. Порой казалось, что они ничего такого, эротически пытливого и трепетного, не испытывают ни к одному одушевленному или неодушевленному предмету окружающей действительности.
Были они все, как на подбор, какие-то инертные, заторможенные, - как не от мира сего.
Редкие исключения только подчеркивали общую взаимную похожесть.
О бестолковости томичей ходили легенды. Мало того, – легенды с ними приключались на каждом шагу.
Витя Кнутов был, без сомнения, из той же обоймы.
Чудил он, по обыкновению, в состоянии подпития. Не по злобе, и не из желания самоутвердиться. Просто в пьяном Вите просыпался неутомимый и изобретательный Дух Противоречия. Втравив Витю в очередную историю, Дух раскаивался и ненадолго затихал…
* * *
Как-то Витю взяли третьим в близлежащую корчму.
Ходить по венгерским кабакам в одиночку было скучно, да и как-то не принято.
Мало ли как могут отнестись местные к подвыпившему советскому офицеру. Случаи, когда кто-нибудь подходил к столику, неожиданно отбирал и выливал на его поверхность только что пригубленную кружку пива, а потом пальцем, демонстративно медленно, выводил в образовавшейся луже цифры "56", – были не такой уж и редкостью.
В корчме было хорошо.
С мягким шелестом работала вентиляция.
Негромко играла приятная музыка. Застеленные чистенькими скатерками столики прятались в прохладном полумраке.
Бармен на пивной пене не экономил, и процедура наполнения пузатых кружек выглядела почти ритуалом.
А это, как всякий мало-мальски устоявшийся ритуал, пронимало и обязывало.
Лейтенанты Серега Серых и просто Серега, недавние выпускники-погодки Киевского училища, атмосферой корчмы прониклись. Заказав себе светлого "Виллагошшор" с соленой соломкой, обстоятельно приступили к его дегустации. Если бы не подчеркнутая аккуратность в одежде и нездешняя внятность физиономий лейтенантов, то сторонний наблюдатель, пожалуй, не отличил бы их от аборигенов.
Витя, к неудовольствию своих спутников, взял к пиву не соломки, а водочки, и уже через полчаса чувствовал себя орлом.
Вальяжно откинувшись на спинку стула и далеко отставив правую ногу, он полным презрения взглядом поминутно окидывал сидящих за соседними столиками мадьяр, щурился и вполголоса цедил:
- Су-у-уууки! Хххвашшисты! Вашшего Пиночета маму…
Сказанное Витя запивал светлым пивом. Перед ним уже стояло три опорожненных кружки, и три пустых пятидесятиграммовых рюмочки.
Чаша терпения Серег переполнилась, когда Витя, завидев пожилого мадьяра, направляющегося к своему столику с четырьмя кружками пива в руках, внезапно еще дальше выставил ногу, и таки подсек его.
Мадьяр, выполнив виртуозный пирует, устоял на ногах. Мало того, он еще и извинился перед Витей за допущенную неловкость.
- Так ты, сосок обрыганный, ещё и драться не хочешь? – меланхолично пробормотал Витя.
Сереги знаками показали остановившемуся венгру, что инцидент исчерпан, – товарищ выпил лишнего, и больше не будет.
Так хорошо начавшийся вечер пропал. Надо было срочно сворачивать мероприятие, пока Витя не отмочил чего похлеще.
Пьяно протестующего Витю вывели из корчмы.
С криком, – Пиво подошло к концу, причем сразу всё! – он вырвался, мгновенно расстегнул ширинку, пристроился, и напрудил мадьярам полную урну.
Чадивший доброй полусотней окурков сосуд зашипел, и изошел зловонным аммиачным паром, мгновенно всосавшимся вентиляцией вовнутрь питейного заведения.
Находившиеся внутри любители пива сразу же загалдели.
- Смываемся! – сказал лейтенант Серых, и подхватил оплывающего у приконченной урны Витю.
Второй Серега пристроился с другой стороны, и через четверть минуты вся троица была уже в квартале от растревоженной корчмы.
- Хрен теперь пустят! – с досадой заметил Серых, кивая на бестолково суетящихся у входа корчмы самоназначенных мстителей.
- Да, уж! – не сбавляя шага согласился второй Серега, - Слышь, может возьмем этого дауна за руки и ноги? А то он себе ботинки до дыр протрет.
Пописавший Витя действительно настолько погрузился в "астрал", что совсем не перебирал конечностями.
- Не твои – не жалей! – ответил Серых, – Он же их не жалеет. Впрочем, если есть такое желание, – можешь переть его сам. На горбу…
Второй Серега в ответ только вздохнул, – желания не было.
Ближе к окраине городка надышавшийся свежего воздуха Витя начал подавать признаки жизни. Он завертел головой, прокашлялся, и внезапно заливисто залаял на лениво тявкнувшую из-за ближайшего забора мадьярскую псину.
Пес на секунду опешил, но затем гулким басом возмущенно заухал в ответ. Скоро к нему присоединилось все псиное население мадьярской окраины. Окраина превратилась в один сплошной лающий ад.
Витя тоже не унимался. Его визгливый дискант четко выделялся из общего собачьего хора.
На осветившихся балконах по одному стали появляться встревоженные владельцы прилегающих к дороге особняков.
- Ходь водь? – спрашивали они друг друга.
Успевшие вникнуть в ситуацию отвечали:
- Череди пичаба! Оросул! Совьет лактаньок, курва!
- О чем это они? – полюбопытствовал еще не успевший нахвататься местных идиом Серега.
- Матерятся, - сквозь стиснутые зубы отвечал Серых.
- Лофос кел? – добавил он уже в полный голос, и показал возмущенным жителям окраины средний палец правой руки.
Завидев на одном из балкончиков здоровенного мадьяра, лениво переломившего стволы охотничьего ружья, Сереги прибавили шаг.
- Треснуть его чем тяжелым, что ли? – тоскливо спросил один из них, встряхивая Витю, – Лает, гад, а ног не переставляет…
- Чем треснуть? – отозвался другой, – Разве что моськой об асфальт.
Услыхав про асфальт, Витя замолк, сделал обиженное лицо и укоризненно покосился на обоих Серег.
Оставшиеся до военного городка два километра лейтенанты преодолели без приключений.
При подходе к части Витины ботинки наконец протерлись. Обнажившимися ногтями обеих ног Витя ощутил наждачно твердый быстрый асфальт, и это ему не понравилось.
Он часто заперебирал ногами, вырвался из рук своих товарищей, и, хлопая полуоторванными подошвами, понесся вдоль бетонного забора. Проснувшийся инстинкт подсказывал ему, что вожделенная норка, где его, наконец, оставят в покое, уже близка.
У спортивного городка свежая дорожная насыпь поднималась почти до середины бетонного ограждения. Запыхавшийся Витя остановился в самой верхней её точке, и кулем перевалился через забор. Плиты бетонной дорожки приняли его, отозвавшись фарфоровым звуком.
Перелезшим вослед Серегам явилась идиллия: Витя лежал на спине, широко раскинув руки, и безмятежно спал.
- Вставай, обормот! – буркнул один из Серег, и пнул его в пятку.
Второй ничего не сказал, но тоже пнул.
Витя поджал ноги, перевернулся, и с трудом поднялся.
Ковыляя за Серегами, он добрел до шеренги турников, присел, пукнул, прыгнул и повис на перекладине с недовольным выражением лица.
- Дальше не пойду, тут спать буду! – заявил он.
- Непгавда Ваша, батенька! – ответил ему Серых картавым голосом вождя мирового пролетариата, и сильно дернул за ногу.
- Витя продолжал висеть.
Серых чертыхнулся, подергал упрямца за ремень и повис на нём, уцепившись за ворот куртки и обхватив ногами за бока.
Витя висел.
- Показываю! Кунг-Фу! Школа выпускного клапана! - сказал второй Серега и ткнул Витю в бок жестким пальцем. Тот незамедлительно разжал руки и плюхнулся в опилки поверх висевшего на нем товарища.
Утром на разводе Сереги стояли свежими и бодрыми, смотрели беззаботно и весело.
Витя чадил перегаром, был небрит, пасмурен и ликом скорбен.