АНАТОМИЯ ЧЕЛОВЕКА.
Я так до конца никогда и не смог ответить сам себе на вопрос, что подвигнуло меня решить стать врачом-хирургом. Была ли это некая предрасположенность, или в большей степени сказалось влияние родителей – не знаю. Отец говорил, что в детстве я любил резать лягушек и прочих мелких тварей, чтобы посмотреть, что у них внутри. Мать рассказывала, что еще раньше мне нравилось отрывать конечности и головы мягких игрушек – вероятно, с той же целью. Я помню, как меня с самого начала ориентировали на медицинский институт – тем более, что в последнее время эта профессия снова становилась если не престижной, то достаточно доходной, особенно в части пластической и коронарной хирургии.
Что касается меня, то меня всегда притягивала, как магнитом, идея научиться создавать человека собственными руками. Впервые я задумался об этом, прочитав «Франкенштейна».
Значительно позднее, в молодости, я отыскал практические методики Парацельса по выращиванию Гомункулуса, но они показались мне сомнительными и ненаучными, хотя что-то, какое-то зерно истины, в этом, несомненно, было, особенно, если откинуть мистическую составляющую. Читая книги по истории медицины, я не понимал, почему в прошлые века в какой-то момент была запрещена вивисекция – ведь это прямой путь к познанию строения человека и протекающих в нем процессов. Избирательная жестокость, но ведь на благо и в силу необходимости. Я считал это глубоко несправедливым. Часто ходил в кунст-камеру, изумляясь ошибкам природы. Следил за опытными операциями по разделению сиамских близнецов – как удачными, так и с летальным исходом. Да и ошибки ли это? Мне кажется, природа временами устает от своеобразного клонирования и экспериментирует.
Я вообще считал – напрасно мы изучаем строение человека и его реакции, пользуясь скучными атласами и муляжами. Это слишком долгий путь. Теория важна, но главное не в этом. Если человеку отрубить ногу, или вспороть живот, как делали врачи в древности, это даст исследователю такой объем знаний, опыта и ощущений, какой недостижим и годами мертвых занятий по пыльным книгам. Масса народу прыгает с крыш, стреляется, травит себя всем подряд – так почему бы им с пользой не послужить науке и познанию. Кроме того, сейчас наши возможности и познания несравнимы со средневековьем. В своих снах я не раз видел, как из фрагментов тел воссоздаю человека, как демиург, а потом вдыхаю в него жизнь, запуская сердце электрошоком. Но вот его лица мне ни разу не удавалось увидеть – оно всегда было как бы в тумане.
Реальная учеба оказалась, впрочем, значительно труднее и скучнее, чем я мог себе предположить. Пора средневековых исследователей прошла и на место ей пришла эра внешне слаженных, а на самом деле раздираемых внутренними интригами и склоками, медицинских коллективов, работающих над, вероятно, важными, но узкими и скучными темами.
Все началось на третьем курсе мединститута. Я как-то раз шел по улице Пятницкой солнечным апрельским днем. Необычайно яркое солнце слепило глаза, отражаясь в многочисленных лужах. Постепенно все превратилось в один слепящий шар и что-то произошло. Я почувствовал безумный и дикий страх, все завертелось и потемнело в глазах, тело ноги стало ватным и я, судорожно ухватившись за кованую решетку какой-то ограды, начал медленно сползать вниз. Стараясь не потерять жалкие остатки сознания и, ничего не видя, я висел на руке. И в этот момент я услышал тихий и укоряющий голос:
- Ну нельзя же так, молодой человек. Совсем себя губите. В вашем-то возрасте. Добро бы старик, а в двадцать с небольшим. Ну, давайте, дышите глубже, и попытаемся встать. Я помогу. Черт, пульс скверный. Вот эту таблетку под язык… Потихоньку-потихоньку, без резких движений.
- Я медленно встал, жизнь понемногу возвращалась.
- Спасибо, а кто Вы?
- Я? А это важно? Просто прохожий. Идти можете?
- Попробую. Правда, слабость безумная. И все как в тумане.
- Немудрено при Вашем то сердце и образе жизни – не спите, небось, гулянки и так далее. Студент?
- Студент.
- Нужно браться за ум. А то и хвостов, небось, полно?
- Да, хватает. Анатомия проклятая, в особенности.
- Ну отчего же проклятая? Я в некотором роде в этой области специализируюсь. Даже когда-то статьи писал. Постараюсь помочь – свободного времени у меня теперь много. Интерес к предмету зависит, прежде всего, от того, как его преподают. Давайте завтра же и начнем. Я над Вами своего рода шефство возьму. И обещаю – скучно уж точно не будет.
- А, простите, как Вас зовут?
- Называйте просто – профессор. Мне так привычнее. Встречаемся завтра в 16-00 в научной библиотеке около гардероба.
Лекции, а точнее рассказы профессора были действительно чрезвычайно увлекательными – знал он на редкость много. И многое из того, что он рассказывал, я никогда не встречал в учебниках. Незаметно пролетели почти два месяца. Начался июнь. Профессор разошелся и вовсю гонял меня по программе. Наконец настал день, когда мы подошли к концу.
- Итак, молодой человек – начал на этот раз профессор – мы с Вами закончили полный курс анатомической теории. И, должен сказать, Ваши результаты меня весьма порадовали. Можете ведь – когда захотите. Однако, настало время перейти к практическим занятиям. Теория без практического закрепления – пустой звук, дорогой мой. Следуя обычным правилам, следующий этап – анатомические классы. Работа с мертвой плотью. Однако, у меня своя, можно сказать запатентованная, практическая методика. Поэтому занятия мы будем проводить, так сказать, на пленэре. С живым материалом. Ведь химико-биологические процессы, протекающие в живой материи весьма интересны для изучения и познавательны. Я прошу Вас подготовить все необходимые инструменты. Сверх стандартного хирургического набора Вам надлежит иметь с собою прочную веревку, небольшую лопатку, и кое-что еще по списку. Вот он.
Весь остаток дня я готовился к практике и собирал рюкзак.
Утром около девяти мы выдвинулись в лесопарковую зону, отделявшую территорию парка культуры от протяженного лесного массива. Профессор давал вводную:
- Сегодня мы познакомимся с работой органов желудочно-кишечного тракта, печени и смежных систем организма. Нам необходим объект - достаточно молодая особь, желательно женского пола. Это проще - меньше чисто технических проблем. Вот смотрите, здесь проходит тропинка, по которой часто бегает на спортивных занятиях молодежь из соседнего колледжа. Нас интересуют отставшие от других, чтобы остальные не смогли заметить пропажу и поднять тревогу.
Мы заняли позицию в густом кустарнике вдоль тропинки. После получасового ожидания мы, наконец, заметили первых бегунов. Когда мимо нас пробежала основная масса учеников, обычно спокойный профессор вдруг занервничал, засуетился. Я услышал его громкий шепот:
- Вот эта! Она последняя. Хватай ее! Зажимай рот! Тащи в сторону!
Девчонка, видимо, почти парализованная страхом от моего неожиданного появления перед ней, не в состоянии что-либо сказать или крикнуть, в ужасе смотрела на меня, и вяло сопротивлялась, пока я тащил ее в кусты и всовывал кляп.
Мы больше часа шли в сторону леса по лесному массиву. Я вконец обессилел нести ее и в конце просто тащил волоком, не разбирая дороги. Мы выбрали небольшую, хорошо прикрытую со всех сторон прогалину. Развели небольшой костер, так как было довольно прохладно.
Я услышал исходящее от девчонки мычание, она приходила в себя, но ей мешал кляп. Профессор поинтересовался:
- А Вы не забыли хлороформ? Что? Забыли? Ну что же – придется так. Не волнуйтесь – здесь нет ни капли садизма. Все это только ради науки. Настоящий исследователь выше какого-то там садизма и аналогичных психических отклонений. Привязывайте покрепче. Чем меньше степеней свободы, тем лучше. И укрепите кляп – не хотелось бы, чтобы подняла визг. Помехи в работе нам ни к чему.
Я привязал девчонку к паре деревьев, хорошенько растянув тело – в соответствии с традиционными правилами, разложил инструменты на куске ткани и, под аккомпанемент наставлений профессора, начал аккуратный разрез скальпелем от груди вниз по центру, стараясь не повредить желудок и органы брюшной полости. Разрез здорово кровил. Девчонка издавала почти непрерывно какие-то горловые захлебывающиеся звуки, и, уставившись в одну точку, похоже, уже почти ничего не отражала.
- Осторожнее, возможен болевой шок, а скорый летальный исход нам абсолютно нежелателен. Начнет сворачиваться кровь и омертвляться ткани, – профессор беспрестанно щупал ей пульс.
Приходилось постоянно вводить ей разные поддерживающие сердце препараты. Особенно, когда мы работали в районе печени.
Что я еще запомнил – ее безумные и страшные глаза. Мне казалось, что они следят за каждым моим движением. Они как будто пытались встретиться взглядом со мной. Это ведь не стеклянные бусинки домашних игрушек. Они мешали мне, здорово мешали. Поэтому я удалил их с помощью скальпеля.
Наконец, операция была закончена. Профессор отметил, что в целом для первого раза неплохо. Потребовалось еще примерно с полчаса, чтобы устранить признаки нашей деятельности, зарыть тело, упаковать инструменты, и я отправился домой составлять подробный отчет.
Следующую практику мы проводили через неделю, естественно, в другом районе из соображений безопасности. Работа шла, преимущественно, в области мочеполовой системы и костей таза. Через неделю еще одну. Обычно весь следующий день я тратил на составление отчета, затем мы вместе с профессором анализировали полученные материалы. В целом, особых проблем с объектами не было. Хотя….
Есть очень простой закон: человек, в смысле каждый конкретный индивидуум, живет ровно столько, сколько ему отмерено. Однако большинство почему-то считает, что отмерено много. Это заблуждение. И наша высокая миссия в том, чтобы заблуждения эти рассеивать. Но ведь расставаться с иллюзиями очень тяжело и больно. Люди делают все, чтобы продлить сверх срока период судорог, называемых жизнью. Они не понимают, что я – это как раз то, что им уготовила судьба. Они почему-то считают, что в планах всевышнего значится – что вечером они будут, как и раньше, поглощая свой ужин, смотреть латинский сериал по заявкам кретинов, и потом дрыхнуть до утра. Некоторые визжат, как свиньи, и пытаются удрать. Например, один решил, что его каратэ поможет ему обмануть судьбу. Каждый считает, что внутри его вселенная, чуть ли не прямой канал связи с Господом, дух и так далее. Не буду с этим спорить. Это ничего не меняет. Ценность этой самой индивидуальной вселенной уменьшается в точности обратно пропорционально населению планеты, с минимальными, чисто временными, этическими корректировками. Простая арифметика.
Давать, и снова отнимать надежду. Человек всегда считает себя относительно свободным – обычно он может в крайнем случае сбежать. Или хотя бы двинуться. Считает и верит в это, пока его шею не притянут проволокой к соседней березе. И он с ужасом понимает, что то, о чем он до этого читал в книгах и смотрел в фильмах, происходит на самом деле и происходит с ним самим. И пора забыть про все, о чем думал полчаса назад. И жизнь - вот она – уже позади - ее тоже можно забыть. И он уже не субъект, а всего лишь объект. И он, понимая это, в сущности, не интересуется нами – он уже в себе, и говорит, вернее кричит, только сам с собой. Очевидно, корректирует планы. Или видит то, чего не видим мы. Какие-нибудь там туннели со светом в конце.
Практика длилась примерно месяц. И каждая операция была сложна, индивидуальна и неповторима.
Вот только «каратиста» мы попросту сожгли. Нас интересовала реакция достаточно здорового и тренированного организма на мощный болевой раздражитель и продолжительность предшокового состояния. Я впервые видел, как сжигают на костре человека, словно березовое полено. Огонь, разгораясь, подбирается к ногам и лижет, словно гладит, колени и бедра, которые краснеют и прямо на глазах покрываются пузырями. От сумасшедшей боли человек дико кричит и извивается, как заигравшийся мим. Лицо его, искаженное гримасой, уже не узнаваемо. И оно все ближе и ближе. Ни в нем, ни в крике уже нет ничего человеческого. Перед нами – или животное, или чудовище. Почему я не психиатр. Надо было позаботиться о видеокамере.
Видимо я впал в какое-то забытье – сказалась-таки физическая и эмоциональная усталость. Мне мерещились какие-то кошмары. Очнулся у догорающего костра. Напротив меня в землю был воткнут необструганный кол, увенчанный головой какой-то девчонки. На ее светлых волосах запеклась кровь. На меня смотрели мертвые и пустые окровавленные глазницы. И я вдруг вспомнил ее глаза. И вспомнил, почему их нет сейчас. Одно непонятно – ведь это было уже давно, в один из первых раз. Почему она снова здесь? Или я сбился со счета?
Голова сказала мне голосом профессора:
- Ваше образование закончено, молодой человек. Теперь Вы сами должны выбирать пути в этой жизни. Я же со своей стороны желаю Вам всяческих успехов в познании мира. Но помните – по-настоящему реальна только чистая наука. Остальное – на самом деле лишь дым, фикция. Иллюзии реальны, реальность же иллюзорна. Все, что требуется Вам из декораций – космос, природа, города, люди, работа – все это и так уже есть в Вашей голове – просто нужно хорошенько поискать. Нет смысла вечно исследовать достаточно примитивный предметный мир–он лишь следствие. Исследуйте себя, то есть первоисточник. И сами конструируйте и меняйте мир. Так же, как Вы создали меня в своем воображении. Но мои лекции окончены. Прощайте.
Практика не осталась незамеченной, и в новостях и газетах появились предостережения по поводу появившегося в городе очередного маньяка. На экранах замелькал фоторобот, в котором я весьма отдаленно узнавал себя.
По телевизионным сообщениям я понял, что преследователи шли буквально по пятам, местам преступлений, так сказать, и мне пришлось в страшной спешке и панике, практически не подготовившись, покидать город и бежать. Слава богу – какие-то деньги у меня были. В итоге я оказался в нескольких тысячах километров к востоку от города, на берегу большой реки в малонаселенной местности, где по лесам раскиданы десятки брошенных гниющих деревень, а один житель приходится на десятки, если не сотни километров.
Там я и обосновался, предварительно запасшись продуктами и кое-какой утварью.
Прошел месяц, и мне стало чертовски не хватать других особей. Женского пола, например. Кроме того, скука смертная. Я часами спал, бродил или читал один и тот же детектив, купленный в поезде по дороге.
Кроме того – проклятая память. Выяснилось, что она может не только забывать. Мне всюду мерещились те, кого мы с профессором исследовали. Я не собирался с ними беседовать - о чем можно беседовать, например, с глупой шестнадцатилетней девчонкой, но они были слишком назойливы и все время пытались рассказать о том, где они сейчас, и что там находится в конце туннеля. Некоторые рассказывали, как им нравится летать над землей, заглядывая в окна домов. Увидеть новые страны, новые планеты и звезды. Некоторые благодарили меня – ибо только благодаря мне поняли, что значит настоящие муки, настоящая страсть и настоящий абсолютный покой и наслаждение.
Как-то мне стало совсем тошно. Тогда я и вылепил первую фигурку из красноватой глины, найденной на склоне небольшой горы, спускающейся к реке. Вместо сердца внутрь ее вставил мелкую гальку. Вместо волос – пучок травы.
- Ты будешь охранять территорию вокруг моей хижины – сказал я фигурке, и поставил ее на небольшой валун. Фигурка, естественно, ничего не ответила, но мне показалось, что она чуть заметно шевельнулась, возможно, от ветра.
Проснулся я от каких-то странных шипящих звуков, кое-как протер глаза, и – мне показалось, что я схожу с ума.
Я увидел следующую картину – мой страж стоял, пригнувшись, спиной ко мне, держа в руке небольшую сухую ветку, а на него, с изогнутым членистым хвостом-жалом, двигался большой черный скорпион.
Скорпиона я прихлопнул примерно с третьего раза – здесь вообще водилось много всякой мелкой живности сомнительного свойства. А мой страж юркнул в кусты. Но значение этого эпизода было для меня огромным – я создал живое существо, которое двигалось и, скорее всего, было разумным. Кроме того, оно охраняло меня, то есть делало в точности то, что я ему велел.
- В моем положении просто прекрасно иметь слуг – сказал я себе, и начал лепить новые фигурки. Причем каждая новая выходила лучше предыдущей – я совершенствовался.
Как только была готова очередная – я ставил ее за землю для подсыхания, и давал необходимые указания, что она должна делать. Через несколько дней в окрестностях моего дома, в высокой траве и кустарнике, стали постоянно мелькать мои охранники.
А затем мне пришла в голову идея. Когда-то, на первых курсах института, я увлекался стратегическими играми. Вспомнив свои навыки в старинной компьютерной игре «Цивилизация», я задумал построить саморазвивающееся общество, выступив в роли, как создателя, так и высшего арбитра.
Исходя из правил игры и элементарной логики, мне требовались для начала исследователи, жители и воины. Но для того, чтобы общество развивалось, ему нужны «соседи» в виде параллельно развивающихся обществ – конкурентов. Поэтому сначала мне пришлось самому излазить все окрестности и найти три подходящих во всех отношениях «очага развития» для трех отдельных народов. А затем искать естественные красители, для того, чтобы добавлять в глину – представители разных народов должны чем-то отличаться – самое простое - цветом «кожи».
Припомнив кое-что из области строения термитов, я сделал воинов более массивными, с удлиненными руками и более крупной головой. Жители – это, по существу, рабочие и крестьяне – им нужна крепкая спина и небольшой рост. Исследователи – это путешественники, картографы и разведчики – следовательно, сильные и длинные ноги.
Кроме того, я дал им вождей. Над ними я трудился с особой тщательностью. Помимо весьма тщательно выполненного тела, я часами беседовал с ними, рассказывая об их высокой миссии и способах управления народом и возможных путях развития. И игра началась. Шел месяц за месяцем. А, может быть, год за годом. Я настолько увлекся, что не замечал течения времени. Мои творения осваивали новые территории, учились строить жилища и стены, создавали письменность. Затем они научились воевать друг с другом. А потом они научились воссоздавать себя. Я знал, что они придут к этому – ведь мои люди должны иметь потомство, чтобы нация росла и развивалась.
Прошло время. Один народ практически полностью подчинил себе два остальных, превратив их в рабов и слуг. Время от времени, чтобы не допускать чрезмерного развития подчиненных поселений, воины метрополии проводили карательные операции в наиболее многочисленных и часто бунтующих поселениях, уменьшая их население в пару-тройку раз, разрушая построенные города и деревни. Но храмы они никогда не трогали, ведь построенные храмы были посвящены мне и, мне кажется, они назывались «Храмами Создателя».
Я конечно не бог, хотя мои народы и боготворили меня. Но некоторые свойства бога понял совершенно четко. Бог непредсказуем, он капризен и ему нравится развлекаться. Но время от времени он совершает поступки, принимаемые нами за добро, хотя он просто следит за нерушимостью определенного баланса – иначе игра становится неинтересной.
Кроме того, бог и дьявол – к сожалению одно и то же лицо, просто не все божественные действия, направленные на поддержание баланса, нравятся нам и временами воспринимаются, как жестокие и необъяснимые. А поскольку трудно ожидать подобных фокусов от любимого всевышнего, человек просто отделяет одно от другого, придумывая новое понятие.
В моем случае все было еще проще – бог всегда был рядом и всегда следил. И временами наказывал, когда равновесие системы нарушалось.
А потом меня ужалил скорпион. Все-таки одна из этих тварей меня достала, несмотря ни на что. Я не знаю, как он пробрался через моих стражей и забрался ко мне в гамак, но как-то, случайно повернувшись во сне, я почувствовал сильное жжение в боку, вскочил, но дело было сделано. Я отчетливо понимал, что мне конец. Разжег костер, пытаясь прижечь место укуса раскаленной головней. Но, похоже, было уже поздно, да и просто бесполезно, как мертвому припарки. У меня начался жар, и стало постепенно неметь все тело. А потом пришел слепой ужас неумолимой смерти.
Боже мой, как страшно умирать. Никогда не думал, что это так страшно. Все будет также – новая весна, новые лица. Будет все, но уже без меня. Новый год, елка, кто-то будет с хохотом валиться в сугроб, роняя шапку. Врут все – нет там ничего дальше, одна чернота. Пустота и холод. И неважно – под землей или в глубинах космоса. Кого-то ты любил больше всего на свете – они уже много лет там. Они стремительно мчатся вперед. Но их никогда не догнать – слишком далеко они.
Пламя костра постепенно угасало. Раскаленные угли переливались волнами жара – то темнея, то разгораясь вновь. К этому времени я уже абсолютно не чувствовал своего тела, и постепенно гасло сознание. Но я еще почему-то продолжал видеть и слышать. В этот момент я увидел, что напротив меня стоит одно из вылепленных мной существ и пристально смотрит мне в закрывающиеся и слезящиеся глаза. Оно подошло еще ближе, и я услышал его голос:
- Мы знаем, что ты навсегда уходишь. И сейчас я думаю, пришло время рассказать тебе историю нашего народа. Когда-то мы были богами этой земли. Мы появились вместе с ее рождением. Много тысячелетий назад мы строили мосты и дороги, и умели летать по воздуху. Мы были любознательны и стремились к знаниям. И мы в свое время, экспериментируя, построили вас, а точнее, дали толчок вашему развитию. Очень давно нас не стало, но ты помог нам снова появиться в этом мире. Поэтому мы поможем тебе. Наши древние знания почти полностью утрачены, но кое-что удалось восстановить. Мы поняли тебя – ведь ты часто рассказывал нам о своем мире. Ты прав - принципы исследований и познания выше любых норм морали, этики совместного проживания и подотчетности, ведь это несвобода. Но помни, что еще выше стоят принципы и правила игры, ибо это и принципы Вселенной, живущей только по законам статистики. А настоящая игра, как форма существования, свободная от азарта – это всегда статистика. А теперь тебе пора в путь.
Предварительно обернув белыми суконными тканями, меня положили на плот, сколоченный из необструганных бревен, рядом положили мои личные вещи. Голова моя легла на огромный мягкий букет полевых цветов. По углам плота закрепили и подожгли смоляные факелы. Теперь они сигнализировали, что на плоте - я.
Отвязали от берега, и я поплыл вниз по течению.
Меня провожали птицы, кружащие в небе надо мной. Я слышал приветливые всплески волн, постукивающих о бревна. Маленькие жители окрестных селений выходили на берег и приветствовали меня печальными песнями. В них пелось, что в дальний путь уходит старый друг и покровитель, но через много кругов он вернется, и все пойдет по-прежнему. Я долго плыл, любуясь прекрасной землей. Все сменялось. Светило яркое солнце, шли проливные дожди, вставала как гигантский сказочный мост радуга. Ночью становилось прохладней, и в темноте ярко сияли звезды. А дни были все короче, и река к устью становилась шире. Давно погасли факелы, от ветров истрепалось сукно, бревна, подтачиваемые ударами волн, отделялись друг от друга, пока от плота ничего не осталось. Но я по-прежнему плыл над волнами все дальше и дальше, становясь все более прозрачным и эфемерным. На меня уже не обращали внимания пролетавшие птицы, а легкий бриз несся сквозь мои плечи.
Пришел момент, и я почувствовал, что движение мое замедлилось, а затем поверхность реки стала постепенно уходить вверх. Темнота и холод окружили меня. Темнота наступила и в сознании.
Я очнулся, как от удара. Сознание медленно возвращалось. Я почувствовал, что держусь рукой за что-то твердое и судорожно подтянулся, попытавшись открыть глаза. В глаза хлынул яркий солнечный свет, в уши ворвались звуки – я стоял, прислонившись боком к решетке ограды на какой-то улице, а мимо меня проносились автомобили и шли прохожие.