Илья муромский и депутаты

Тридцать три года и три дня сидел на печи Илья Муромец. И надоело ему сидение сие хуже редьки горькой, да бражки пенной, да телевизора в красном углу.
Взнуздал он своего Сивка да поехал в град-столицу, поглядеть да уразуметь, чем там народ живет, творит чего, разговоры какие бает да дела деет.
Подъезжает он к палатам белокаменным. Народу там тьма, считать не пересчитать всех. Кто по коридорам бегает, по кабинетикам снуют, бумазеи разные с места на место перекладывают. Другие в зале сидят, глотки дерут, воздух сотрясают, портят, значит, кнопки разные пухлыми пальчиками жмут да в трубицы кричат.
Один рыжий, мордатый и вовсе распоясался – водой кого ни попадя поливает. Успокоил его Илья, к стенке прислюнил да взялся речь держать.
- Ну, соколики-депутатики. Штаны да юбки, значитца, протираем. Тэк-с, а работать кто будет? Я вас, бездельники, спрашиваю? – грохнул басом Илья. В сенцах полопались лампочки.
- А ты сам то, кто таков будешь?
- Из какой фракции?
- Гнать с трибуны его!
А подойти, однако ж, боятся. Рыжий-то от стенки еще не отлепился.
- Вы, ядрена вошь, меня-то бранными словами не потчуйте, а то и осерчать  могу, - и, хрясь, палицей по тумбочке, да щепочки от нее по закоулочкам. – А сам я, Илья Муромский. А вы, значит, депутатики, все вопросики задаете, да все позаковыристей норовите. Гнать пааааною метлой работничков таких раз этаких. Или выпороть вожжами для острастки. Ну, кто первый на экзекуцию? Что примолкли, голосистые вы мои? Никто ремнем-то по жопице схлопотать не хочет, значит? Хорошо, по-другому учиться будем!
- Ученые мы! И нечего тут школу с телесными наказаниями устраивать. Мы такое еще в семнадцатом годе отменили и не тебе, Илья, порядки менять. Иди, иди по добру по здорову.
Нахмурился Илья, заслышав речи такие. Стал тучи  темнее и ночи чернее.
- Кто таков будешь?
- Генка это. Коммуняка чертов, - завопил  со стенки рыжий.
- Ну ладно, хорош уж на стеночке-то виснуть, - да и отлепил рыжего, а с ним и всю Думу сгреб, невзирая на лица и фракции. Повез он их в чисто поле к реке Бузине, к мосту Калинову.
А депутаты ершатся, в позу все встали. Мы, мол де, «неприкосновенные», трогать нас, изнеженных да обласканных, никак нельзя, холить и лелеять токи. Судьбу Расеи-матушки, де им, вершить надо, а не в чистом поле разговоры с Ильей разговаривать.
- Негоже так, Илья. Мы ведь дядьку воеводу покличем. Что тогда запоешь, милай ты наш? Отпустил бы ты нас восвояси?
Не стал с ними диспутов Илья водить. Построил всех по росточку. Кому лопату, кому мотыгу, плуг кому всучил. Никто без инструмента не остался.
- Вы туточки, соколики, пока поуправляйтесь. Поле вспашите, да взбороните, пшеницею засейте, а я тут в тенечке посижу. Бражки похлебаю, да на вас, любезных, погляжу. Гля, уму-разума наберетесь, работать научитесь, а не только языки мозолить. Все одно пользы от вас здесь поболе будет. Ну а если кто хитрить вздумает, горемычные вы мои, - и показал тут Илья свой кулак двухпудовый.
Залились депутаты слезами горькими, да делать нечего, принялись пахать да сеять.