Отныне иду один.
На шляпе надпись: «Нас двое»...
Я смою ее росой.
(из японской поэзии)
Я почувствовала, что разлюбил, когда он перестал гладить мои ноги.
Вечерами он брал меня на руки, усаживались в старое кресло в детской, читали сказку сыну. Одной рукой он держал книжку, другой слегка массировал мои уставшие за день ступни. Я очень любила его смех, вкрадчивый голос, неторопливую ленинградскую интонацию.
Сын засыпал, выключали свет. Во тьме белела моя рабочая блузка, повешенная на спинку стула. В нашей спальне луна смотрела в окно. Я очень хотела спать. Мне было достаточно ласки, полученной в кресле. Уже светало, когда проснулась от сотрясания кровати. Я все поняла и лежала с закрытыми глазами до рассвета. Он вздыхал, потом затих. Я ждала, чтобы скорее рассвело, и мы разбежались бы
по своим делам.
Однажды я поставила тазик с водой перед креслом. «Хочу омыть твои ноги», - сказала извиняющимся тоном. Узкие длинные подошвы, белые пальцы с черными волосками, на одном ногте рыжая трещина. Откуда? Я не рассматривала его ног несколько лет. Муж не любил ходить босиком, очень заботился о чистоте и форме ногтей. Кожа его пяток была нежной, с синеватым отливом. Меня он называл толстопятой крестьянкой, потому что я обожала бегать босой по земле. Мои щиколотки широки, кожа на ногах огрубела и потрескалась. Когда-то он целовал мои пальцы, покусывал пятки, шутя, что они напоминают ему швейцарский сыр с дырочками-колечками. Он надавливал на кожу, появлялись белые круги, которые исчезали так же внезапно, как ямочки на щеках.
Теперь настала моя очередь. Склонившись, я пыталась вспомнить его ноги. Вода оказалась слишком холодной, муж нетерпеливо вытащил ступни. «У меня последнее время случаются судороги», - сказал отчужденно.
Сын всхлипнул во сне, мы оба повернулись в его сторону. «Долг – единственная в мире музыка», - вспомнила и насупилась. Никогда не принимала Блока с его городом, который муж любит больше всего на свете.
Мы не говорим друг другу всей правды. Мне кажется, что он выжидает, гонит меня из дома, из страны. Вытерла насухо его ноги полотенцем и сказала: «Я тебя не люблю. Я уезжаю». Он засуетился, осторожно, чтобы не пролить воду, понес таз в ванную. Включил воду, очень долго находился там, видимо, принимал душ. Наконец вышел с мокрыми волосами, красным лицом. Очень чистый, пахнет дезодорантом. Я услужливо подала маникюрный набор. Муж прочистил уши тампонами, подровнял ногти на руках, аккуратно подстриг на ногах, продезинфицировал трещинку. Наконец взглянул на меня и сказал: «Я думал, это произойдет раньше. У меня нет к тебе никаких претензий».
Еще одно ожидание рассвета. Ушла в комнату сына, свернулась калачиком в нашем кресле. В шерстяных носках мне тепло, растертые перцовой мазью пятки почти горят, даже щекотно от грубых волокн. Я выпила коньяку и почти уснула.
**
С этой истории началась моя повесть о предательстве:
http://www.proza.ru/2009/01/07/3