- Ааа-пчхи!!!
Уж что-что, а чихать Кляченкова умеет виртуозно. Скользкая стеклянная трубочка, заботливо вставленная медсестрой, вылетает из Ленки и стукается о пластиковую перегородку. Нас на гинекологическом орошении шестеро, и мы все в голос ржем над бедной Кляченковой, потому что "выскакивание трубочки из Ленки" - наш любимый аттракцион в течение дня, который все мы проводим в перебежках с одной процедуры на другую. День в санатории короток и насыщен переживаниями по поводу собственного здоровья, на которое в любое другое время просто машешь рукой.
- Девочки! – Ленка зовет медсестру срывающимся от смеха голосом - Девочки! У меня опять выскочило! Вставьте мне кто-нибудь…
Мы просто валимся от хохота со своих узких металлических топчанчиков. Кляченкова шипит на нас, обзывает дурами, и говорит, что она не виновата, что у нее "аллергия на радон", но аттракцион свершился, и мы с чувством выполненного долга встаем с орошения и шумным табунчиком переходим на новую процедуру.
С Кляченковой я познакомилась на второй день по приезду в Пятигорск. Она оказалась моей соседкой в столовке, и я ничуть не жалела после, что бог свел меня с этой дамой. Ленка остроумна, любознательна, не стесняется задавать вопросы, если чего не знает, и охотно отвечает на мои, если я спрашиваю о чем-то. То есть она просто коммуникабельна, а способность к непринужденному общению – самая лучшая черта характера, которая только может быть у «санаторной подружки». Ей 35 лет, живет в Твери и вот уже почти пятнадцать лет лечится от бесплодия. Ленка зациклена на беременности абсолютно. Любой разговор с нею скатывается на эту тему, и я периодически напоминаю ей, чтоб она не забывала «вынимать голову из малого таза» во время наших бесед.
Еще за столиком в столовой со мной сидят два чеченца – Джалауди и Мовсар. До появления Ленки они все время разговаривали по-чеченски друг с другом, а если переходили на русский, то, значит, хотели, чтоб в разговор включилась и я. После того, как за столик посадили Кляченкову, чеченцы стали говорить исключительно по-русски. За это я ей тоже благодарна от души. А еще она здорово умеет рассказывать анекдоты, и даже чеченцы хохочут в голос над ее ужасно сальными шутками, потому что у нее они выходят совершенно безобидными.
- А вот еще мне нравится анекдот, - обычно вворачивает Кляченкова, пока тележка со вторым не докатилась до нашего столика, - Родила женщина негритенка. Говорит врачу: «Доктор, миленький, там муж под окнами дожидается – так вы ему как-то объясните по научному, почему негритенок родился – мол, мутация, гены.» Доктор выходит к мужу. Видит – амбал здоровенный. Он тогда санитара подзывает – видишь, вон Петров стоит. Объясни ему, что у него негритенок родился – мутация, мол, гены. Санитар подходит к мужу и говорит: «Ты Петров?» - «Ну, я…» - «Ты свою мутацию перед этим делом мыл?» - «Нет…» - «Вот и родился у тебя черный мальчик. Назвали Геной!»
Я этот анекдот знаю, но Ленка так смешно жестикулирует, что я хохочу громче Джала и Мовсара.
Потом мы вместе с Кляченковой бегали «сдавать анализы» к медсестре в гинекологический кабинет – без этого нам не назначили бы ванны. Ленка рассмешила меня до слез, когда, увидев результат моего мазка, где против всевозможных микроорганизмов, какие только могут жить в женщине, было написано крупно "Не обнаружено", сказала загробным тоном: «Боже мой, Ир, просто не-при-лич-но в твоем возрасте иметь такой стерильный мазок – как младенчик плюнул!»
Мы с ней потом еще много раз повторяли «не-при-лич-но», копируя интонации героини Светланы Крючковой из фильма «Родня», и это был лишний повод посмеяться.
На пятый день знакомства мы отправились с ней вокруг Машука до Провала. Дело довольно приятное – десять километров по чудной тропинке. Нежарко. Прохладный ветерок с горы. Достопримечательности опять же. Но Ленка курит. Каждые пятнадцать минут она останавливается и говорит:
- Все, не можу… Ухи опухли…
- Ленка, ты достала уже. Здоровье надо беречь, а то ребеночка никогда не родишь.
- А я его уже и так не рожу… А ты как предохраняешься?
- Лен, вынь голову из «таза», а? Тебе какая разница, как я предохраняюсь?
Ты лучше посмотри – красотища какая ! Небо фиолетовое!
- Ни фига не фиолетовое… Гляди, кто идет!!
Я озираюсь по сторонам, и Кляченкова, чтоб мне было понятнее, куда смотреть, показывает дымящейся сигаретой в строну кустов шиповника. Оттуда с довольной улыбкой на полностью отрешенном лице в нашу сторону шагает молоденький эксгибиционист. Он вывалил свои причиндалы из штанов и, любовно их поглаживая, демонстрирует себя нам с Ленкой.
- Проходите, товарищ… - шепчет Кляченкова, а я, перегнувшись пополам от хохота, вприпрыжку бегу вверх по тропинке. Меня догоняет Ленка, запыхавшись и шипя:
- Вот гад, докурить не дал…
- Вообще-то, Лен, надо мужика какого-то с собой брать. А то сегодня – мальчик безобидный, а завтра – бог его знает, кто встретится.
- А кого? Чеченцев что ль наших?..
В один из дней мы и правда решили взять с собой на прогулку Джалауди. Тот согласился с неохотой. Ему непонятны наши затеи с беготней по горам или вылазки в город после процедур. Как настоящий горец, он считает, что просто так тратить силы не стоит. Чаще всего он после обеда спит или курит перед санаторием, сидя на корточках. Кроме того, у него больное колено. На наши расспросы по этому поводу он отвечает туманно – отложение солей, мол…
Но на прогулку по городу он согласился. Когда мы втроем вышли на начинающую наполняться тусующейся толпой улицу Кирова, Ленка тут же стала выведывать у Джала про его житье:
- Джалауди, а у тебя дети есть?
- Есть…
- А сколько?
- Шесть…
- Сколько?! – переспрашиваю я чеченца, напрасно стараясь скрыть любопытство в голосе.
- Шесть…
- И что, всех тебе одна женщина родила?!
- Нет. У меня две жены было. Одна умерла. Сейчас со второй живу. Она мне четырех родила… а у тебя сколько детей?
- Один сын…
Джалауди смотрит на меня, как на недоразвитую, а когда узнает, что у Кляченковой и вовсе нет детей, расправляет плечи и говорит с гордостью в голосе:
- Нам много детей рожать надо…. Чтоб нацию восстановить…
- Это да… Это конечно…, - соглашаемся мы с ним.
- Нас у отца двенадцать было. Одного убили.
Меня заинтересовывает выражение «у отца», и Джалауди пространно объясняет мне чеченские обычаи. Все дети в их семьях живут с отцом. Если муж с женой разводятся – из семьи уходит женщина и рожает детей другому мужчине. Если мужчина не признает детей – они остаются с матерью. У них мало шансов удачно выйти замуж или жениться. Даже в тех чеченских семьях, которые не совсем строго придерживаются обычаев, принято, чтоб дети перед свадьбой хоть неделю пожили в доме отца.
- А давайте в филармонию сходим, сегодня оперетта новая, - предлагаю я.
- Не, в театр не хочу. Я б в цирк сходил… - мечтает Джалауди, - я в цирке лет пятнадцать не был…
- Слушай, Джал, а у вас есть поэты, писатели какие-то? – опять подала голос Кляченкова.
- Конечно, есть! У нас алфавит даже на семь букв больше русского!
- Понятненько… А эпос свой есть?
- Что? – переспрашивает Джалауди.
- Ну, эпос, сказки. Жена твоя детям на ночь сказки рассказывает?
- Конечно, рассказывает. Эпос есть, сказки есть! Все у нас есть!
- Понятненько…Слушайте, а пойдемте на танцы! Сегодня танцы в санатории! – не унимается моя подруга. Мне становится интересно наблюдать за Кляченковой и Джалауди. Они явно симпатизируют друг другу. Авторитет Джала в глазах Ленки вырос после того, как она узнала, что у него шестеро детей.
- Точно, - подхватывает чеченец, - пошли на танцы!
Мы движемся в сторону санатория по уже полностью забитой людьми улице.
Вечера в весеннем Пятигорске прелестны. Они наполнены тяжелейшим флером всеобщей расслабленности и праздности. Центр городка очень компактен и своеобразен. Его не спутать ни с какими другими центрами никаких других маленьких городков. Я люблю отдыхать именно в Пятигорске. Если отдыхаешь здесь, то обязательно побываешь в Кисловодске, в Железноводске. А вот из Кислого в Пятигорск уже не выберешься. Кисловодск подавит тебя своей европейскостью и цивильностью. Там сразу обмякаешь телом, захочется комфорта, стиль потребует дорого льняного облачения и мягких испанских мокасин, кондиционированного воздуха в номере и сухого мартини в качестве аперитива. Пятигорск проще. Он располагает к пешим прогулкам - кроссовки сами запрыгивают с утра на ноги, а спортивный костюм кажется самым рациональным. Вот и сейчас, не смотря на то, что на город старой черной хозяйской кошкой прыгнул вечер, мы вполне уютно чувствуем себя именно в спортивной одежде.
Подойдя к санаторию, я технично вываливаюсь из компании "Ленка - Джал" и иду к себе в номер, а «сладкая парочка» удаляется в сторону бара «Курортный роман», откуда звучит совершенно истрепанный шансон в исполнении одной из отечественных звезд разряда «грохнуть бы тебя, сволочь, чтоб не выла, да пули жалко».
Вечером хорошо постоять одной на балконе с чашечкой кофе и ни о чем не думать, глядя на чернеющий в сумерках Машук. Гора кажется совершенно живой. У ее подножия понимаешь, как страшно было Одиссею в пещере Циклопа. «Набоявшись» вволю Машука и допив кофе, я иду в номер смотреть по телевизору «Новости». Под ужасную статистику убийств и преступлений в мире и отдельно взятой стране я мирно подремываю где-то до половины первого ночи.
Будят меня скребущиеся звуки в дверь.
- Кто там?.. - я стою в одном тапке под дверью и почему-то отчетливо понимаю, что мое внимание сейчас необходимо именно Джалу.
Я не ошиблась:
- Это я…Джалауди. Я… это… Давай чай попьем?..
Мне становится ужасно смешно, и немного засосало под ложечкой. Причем то, что я могла расхохотаться в этот момент, было для меня гораздо опаснее, чем то, что мне пришлось открыть дверь. Рассмейся я в лицо чеченца, и он бы меня не простил за это. Я бы его обидела.
Но мне удалось сделать «индифферентное» лицо, и я спокойно сказала немного сконфуженному и от этого еще более смешному Джалу:
- Привет... Ну, что? Наплясались?
- Ага... Кстати, Лена не у тебя?
- Нет, я одна, Джалауди. Я буду спать. Чаю не хочу.
Джалауди делает шаг вперед по направлению ко мне, и я собираю в кулак остатки воли, чтоб сдуру не расхохотаться, не сойти с места и не дать повод подумать, будто собираюсь пустить его к себе в номер. Бедный Джал , чуть не стукнувшись со мной лоб в лоб, окончательно смущается, отступает и лопочет:
- В гости не зовешь, сама в гости не ходишь… Злая ты… Негостеприимная… Лена.. она лучше… она добрая…
Последняя фраза сказана им невнятно, и я скорее переспрашиваю:
- Чего-чего Лена?..
- Ничего!.. Спокойной ночи.
- Спокойной, Джал, спокойной…
Утром в столовке Лену я не застала – она уже поела и убежала на массаж. Зато я познакомилась с новой соседкой по столу из Буденновска – Светой. Она только выдержала строгий пост. У нее грустное, бледное лицо. С собой она всегда носит баллончик с лекарством – астма.
- Ой, я столько вина домашнего с собой взяла! - трещит Света за завтраком, - Давайте сегодня за знакомство после обеда накатим?
- А давайте! – я люблю вино, а левокумские виноградники славятся у нас на весь край.
- Да, вина можно выпить, - соглашается Джалауди. Мовсар молчит. Он вообще, как я понимаю, принадлежит к менее знатному тейпу, чем Джал, и без его разрешения голоса лишний раз не подает.
После обеда, прихватив с собой еще влажную после бассейна Ленку, мы все вчетвером собираемся в номере Светы. Вино необыкновенно вкусное. Оно в меру сладкое, градус чувствуется мягко, букет выразителен, но ненавязчив.
Одна бутылка оказывается с сильно притертой пробкой, и Джалауди уходит искать горничную, чтоб попросить у нее штопор. Пока Лена курит на балконе, я расспрашиваю Свету за жизнь:
- Свет, а чего ты грустная такая?
- Ой, Ир, у меня сыночек в Ханкале снайпером служит… второй год…
Уж как я бога молю, чтоб живой вернулся! – у Светы начинает мелко трястись подбородок, и я кляну себя за свой вопрос. Тут меня осеняет:
- Свет, ты того… при Джалауди особо не распространяйся про сына.
- Он что – чеченец?!
- Да. Ты что, не поняла сразу?
- Тьфу ты!.. Я ж думала, что они – татары! Господи, а я ему тут винишка подливаю… пока мой сыночек… - Светка начинает плакать всерьез.
С балкона заходит Кляченкова и в недоумении спрашивает :
- Об чем ревем?.. – я машу на нее рукой, Ленка присаживается на краешек кровати и упирается выпрямленными руками в колени. Взгляд ее делается тяжелым, кончики рта прогибаются книзу, и я понимаю, что и она сейчас кинется в рев.
- Эх, девоньки, у вас хоть детки у обеих – есть об ком плакать. А вот я уже никогда ребеночка не заведу…
- Это почему еще? Вот подлечишься - и заведешь…
- Да уж, хер тут с моим мужиком детей заведешь. Он всю жизнь велоспортом занимался. Анаболиков обожрался – теперь у него , видите ли, сперма вялая… А как понял, что дети у нас не получатся, так и вовсе запил по черному. Я ему говорю – лечись, а он пьет…
- Лен, ну так ведь банк спермы есть…
- Да пошла ты со своим банком!.. Не с моими бабками…
Ленка плачет навзрыд, и я кладу ее голову себе на плечо. Света ревет уткнувшись лицом в подушку и всхлипывая, как ребенок. Она начинает хрипеть, и я подаю ей баллончик с лекарством. По всем законам жанра в этот момент в комнату входит радостный Джал, держа в руках штопор. Оценив мизансцену, он кладет железку на тумбочку и тихо пятится к выходу. Когда за ним закрылась дверь, и девчонки, выплакавшись, успокаиваются, я предлагаю выпить за детей.
- Да. За детей!.. - Кляченкова с яростью глотает вино, ставит стакан на стол и молча уходит. Я помогла Свете прибраться, поблагодарила и тоже ушла к себе.
Через несколько дней мы тем же составом сажали Ленку в трамвай, который должен был везти ее на железнодорожный вокзал. Срок ее путевки кончился. Света совала ей бутылку красного вина в сумку и причитала:
- Да божечки, Лена, возьми, у меня много еще, на работе с подружками выпьешь за сыночка моего , за меня, добрым словом нас вспомнишь!
Кляченкова хохотала и отнекивалась:
- Да у меня и так сумки неподъемные. Встречать меня все равно некому! Как сама допру-то?
Джалауди стоял рядом сбоку и все порывался взять Ленкины сумки и предлагал ей проводить ее до вокзала. Пару раз Ленка промолчала на его предложение, а когда он назвался третий раз, она преувеличенно громко рявкнула:
- Я сказала - не надо!!
Над нашей компанией на несколько секунд зависла тишина, Света воспользовалась паузой и все же запихнула Кляченковой в сумку бутыль.
- Спасибо, Джалауди… Не надо провожать. – Тише произнесла Ленка, - Ты лучше купи мне, пожалуйста, минеральной воды вон там в магазине….
- Хорошо! Я сейчас... – Джал отошел за водой, а Кляченкова сказала, опустив глаза в землю:
- Ой, девоньки, вот родится у меня черный мальчик… Назову Джалом…
- Кто-кто у тебя родится, Лен?
- Конь в пальто! – Ленка рассмеялась и повернула голову в сторону звякающего по рельсам трамвая.
- Мой… ну, все - пока…
- Пока, Лена. Счастливого пути!
Трамвай с Кляченковой медленно тронулся, освещая фосфорическим светом своего нутра маленький участок тротуара, по которому к нам шел чеченец Джалауди, растерянно размахивая зажатой в руке бутылкой минеральной воды.
...А недавно Кляченкова прислала мне "на мыло" письмо. Пишет, что ее тошнит по утрам, и она горстями ест квашенную капусту.
Я за нее рада. Очень.