Я устала. Больше нет сил. Я их раздарила первым встречным, одиннадцатым и двадцать четвёртым. Я их раздала нищим у церквей и инвалидам в переходах. Я отдавала силы тёмным женщинам в электричках с детьми на руках и справками в карманах.
- Если не верите, у меня есть справка.
Я не верила. Но сил становилось всё меньше. Ищи у них. А я больше не могу. Не знаю, как дальше.
Я устала смешивать краски и не находить ничего нового. Старые оттенки, отдающие запахом радуги, и знакомые баночки с засохшей ещё в школьные годы гуашью. Ощущения повторялись. Я искала новые, но они тщательно прятались в уголках загнутых страниц недочитанных книг и складках тёплой постели. Мне страшно. Я забыла, покроется ли медью гвоздь, если его опустить в раствор CuCl2. Но это уже не важно. Есть ли сейчас что-то важное для тебя? Важнее, чем поиск нужных реактивов?
Все мелодии сыграны давно. Каждая новая вариация всплывает в памяти старым мотивом заслушанной до немоты пластинки. Запавшие клавиши больше не играют. А порванность струн уже стала привычной. Я выбросила колки за ненужностью. Новых мелодий не будет.
В памяти всё ещё живы слова, спетые вместе. Они мелькают в неоновых рекламных щитах, в объявлениях на двери дома культуры, в титрах закончившегося фильма. Я вычленяю парадигму наших с тобой диалогов. Но все обстоятельства оказались лишь дополнением к определению главных членов нашего с тобой предложения. Продолжения не будет. Лексический смысл ограничен. Незаконченность мысли ретируется в наше общее с тобой подсознание. Оно – то единственное, что осталось у нас на двоих.
В диких мучениях вспоминаются запахи. Мне никогда не стать парфюмером. Старания Зюскинда оказались напрасны. Мне не придумать новое благовоние. Я не умею смешивать эфирные масла. А может, я просто устала.
Больше нет чувств. Я их раздарила. Ты помнишь ту коробку с огромным бантом?
(12.05.2004)