Рассвет

На город медленно и неотвратимо наползала ночная тьма.
Еще алеющий запад быстро тускнел, сдаваясь напору темного, наползающего со всех сторон, неба.
С той степенью неумолимости, когда всем вокруг ясно, что иного и быть просто не может, в свои права вступала ночь.
Огромное, во всю стену окно комнаты, как несуразно большой телевизор, начинало поблескивать первыми звездами в темном небе, совсем еще не различимыми, молочно-тусклыми огнями уличных фонарей и ярко-желтыми окнами домов. Очертания города становились все более расплывчатыми и исчезли совсем, накрытые тьмой. Окончил свою жизнь очередной серый, безрадостный, по-зимнему холодный, ноябрьский день.
Сергей, стоя, у окна встречал ночь. Он смотрел на, светящийся во тьме бусинками огней, город. Ему нравилось видеть, как на город медленно сползает ночь и заставляет его светиться огнями. Как фары машин быстрыми росчерками прорезают улицы, еще не спящего, но уже пустынного города. Как светофор, неожиданно яркий в окутавшей его тьме, лениво перемигивается со своими собратьями. Как тут и там в домах вспыхивают окна. Как постепенно затухает, надоевший за день, городской шум.
Мир менялся, менялся настолько, что предметы, такие знакомые днем, ночью преображались, начинали играть новыми, доселе не виденными красками. Фантастична их палитра. Это ни на что не похожие краски, они так сложны и многообразны, что ни один художник, хотя бы отдаленно, не смог бы их повторить.
Сергей наслаждался ночью, он ее боготворил, он ждал ее наступления, едва открыв глаза утром, и он ее ненавидел, едва начинал сгущаться сумрак.
Морозный вечерний воздух вползал в открытую настежь форточку, шевелил волосы Сергея, холодил его лицо и растворялся в жаркой душной комнате.
Над городом уже висело зарево ночных огней, когда Сергей словно бы очнулся от летаргического сна. Он поднял с широкого подоконника пачку сигарет и закурил. Еще несколько минут он курил, пуская дым в открытую форточку и рассматривая ночной город.
 Раздавив сигарету в пепельнице, он включил свет. Ночь отступила и застыла непроницаемо черной стеной за окном. Сергей окинул свое жилище: обыкновенная комната общаги, четыре шага в ширину, шесть в длину. Сколько раз он перемерял ее долгими ночами. В углу  грязно-зеленый встроенный шкаф, вернее то, что от него осталось, давно небеленые стены, потолок в ржавых разводах, облезлый, кое-где даже со следами краски, дощатый пол, секретер с обломанными ножками, их  теперь заменяли четыре, поставленных на попа кирпича, перекошенный стул и сетчатая кровать – вот и вся обстановка.
Сергей вновь обернулся к окну. Ночь и он поменялись местами, теперь она пристально следила за ним.
Ночь с пятницы на субботу, рабочая неделя позади, впереди выходные и… одиночество. Один на один с собой, со своими мыслями, от которых некуда бежать – это страшило и только этим была нелюбима ночь. Днем, когда вокруг свет, люди, кипит жизнь, мысли отступали и лишь к ночи они сбивались в стаи и атаковали со всех сторон.
Из ящика секретера Сергей достал тоненькую пачку фотографий и стал раскладывать в одной только ему известной последовательности. На столе один за другим появлялись кадры одного фильма. С фотографий ему улыбался мальчишка, чем-то неуловимо на него похожий, и девушка с такими же, как у мальчика голубыми глазами. Вот они все вместе, одна семья, она, среди цветущей черемухи, в свадебном платье с букетом роз, она рядом с Сергеем, положила  голову на его плечо, на всех снимках она, такая разная, веселая и грустная, но такая красивая и такая теперь далекая.
О чем-то вспомнив, Сергей метнул фотографию как игральную карту, она заскользила по столу, разрушив ровный ряд. Фотографии лежали на столе  осколками некогда целой жизни, которые уже никак не склеить и не собрать в одно целое.
Дым сигареты стлался по комнате ровными слоями, тускло горела лампочка и ночь смотрела сквозь окно во все свои глаза. Сергей сидел, откинувшись на стуле, скрестив пальцы на затылке, смотрел в потолок. Ночь молча стояла за окном.
 Воспоминания накатывали как волны ласкового и теплого моря. Те счастливые дни, когда вокруг ничего и никого не существовало, весь мир был создан лишь для них, для нее и него. Счастливая и беззаботная молодость, мир, сотканный из тысячи чудес, радовал, пьянил и будил неуемное желание жить и любить.
Только-только позади остались два года армии, проведенные на дальней таежной точке, где лишь ветер в вершинах сосен и письма из дома напоминали о существовании мира. Родной же город, такой далекий от всех столиц, показался центром Вселенной, здесь кипела и бурлила жизнь. Сергея подхватил этот бешеный водоворот, вовлек в бурлящий поток жизни и вынес к ней.
Жизнь заблистала еще более яркими красками. И без того чудесный мир, становился еще более прекрасным, когда рядом была Она, ее глаза, волосы, руки, ее голос, такой родной и… как же давно он его не слышал, не чувствовал прикосновение Ее рук, не касался Ее волос. Казалось, что все это было в прошлой жизни.
 «Все было так хорошо,  что бесконечно долго не могло продолжаться», - подумал Сергей. 
Волны памяти становились темнее. Они били в берег памяти и со змеиным шипением отступали, что бы вновь и вновь вернуться.
Менялась жизнь и их отношения, как курс рубля, катились под откос. С каждым прожитым днем накапливалась усталость, злость на всех и вся, на свою неустроенную жизнь, на свое бессилие что-либо изменить и все это выплескивалось на нее. Сергей не мог поверить, как он мог произносить слова, бившие жестоко, наотмашь, безо всякой жалости.
«Боже, как же я был жесток. Ей было больно, еще сложнее, чем мне, а я не видел этого, не мог этого понять. Бил и бил по больному, резал по живому…» - глубокая тень легла на лицо Сергея.
Жизнь как погода на море – шторм, штиль. Непогода кончилась, прошли неурядицы, снова  ровными волнами покатились воспоминания грянувшего, но уже былого счастья.
Появилась престижная работа, с ней пришли деньги, легкие и большие. С деньгами жизнь быстро наладилась. Съемные углы  заменила собой квартира, не ахти какая, но своя, машина, не первой молодости, но еще достаточно крепкая. Она поступила в университет, на заочный, получать второе высшее, получила очень перспективную работу по выбранной специальности, которая к тому же очень неплохо оплачивалась. Сын Никита подрастал и на радость родителям в свои четыре года уже читал, немного писал и очень смешно считал до десяти.
Тонкая нить жизни обрастала массой удобств и благ, так радовавших глаз и так мешавших жить. С каждым прожитым днем Сергей чувствовал, что что-то очень важное в их отношениях уходило, таяло как весенний снег. Жизнь неумолимо требовала плату за приобретенное благополучие. 
Завитки дыма таяли  в застоявшемся воздухе комнаты. Сергей перебирал на столе осколки былой жизни, которые  уже никак не сделать одним целым.
У каждого из них вместе с новой работой появились новые друзья, новые интересы, но у каждого свои. Сергей стал замечать, что его уже не тянет вечерами домой, он придумывал тысячи отговорок, что много работы, необходимо задержаться, сам же проводил вечера и ночи в компаниях с коллегами за кружкой пива, за бутылочкой коньяка. Внешне она не была против, не роптала на то,  что Сергей  выходные дни  проводил на работе, а попросту пил. Он даже не заметил как мир, некогда огромный, светлый, полный чудес и любви, сузился до диаметра мутного дна стакана. Утром, едва очнувшись от вчерашнего, он возвращал себя в русло жизни водкой, потом еще, еще… Снова утро… Все слилось в одну сплошную пьянку без начала и, главное, без конца. Совсем незаметно для себя Сергей стал пропивать и деньги фирмы. Тогда это не казалось большой проблемой, денег было много, с одной зарплаты он легко мог покрыть любую недостачу, но постоянно откладывал это на потом, предпочитая тратить деньги в веселых компаниях. Когда все открылось, получилась очень крупная сумма. Пришлось расстаться не только с работой, но и со всеми сбережениями, машиной. Она помогла ему расплатиться с долгами, но после этого сказала «Уходи!». Будучи и тогда пьяным, он даже не пытался возражать, лишь злорадно сказал, что все равно попросит вернуться. Но Она молчала, уже целый год.
Одиночество не просто пугало, оно лишало сил, селило в голове предательские мысли о никчемности его существования. Он сам оттолкнул Ее и теперь жестоко расплачивался за это. Вместе с ней из жизни ушло все, благополучие, покой, удача, деньги, ничего не осталось. Он был один среди выжженной пустыни и эту пустыню создал он сам. Сначала он винил всех вокруг себя, топил горе в водке, все ниже и ниже опускаясь по лестнице жизни. Он коротал ночи в вокзальном кресле зала ожидания, дни похожие друг на друга своей безысходностью и пустотой. Ночь, день, ночь как день, день страшнее самой кошмарной ночи, все слилось в один, продолжающийся до сих пор ирреальный фильм.
За этот год Сергей редко видел Ее и сына, только украдкой, стоя у их когда-то общего дома, он караулил, когда они пройдут по двору взявшись за руки. До слез хотелось выйти из своего укрытия, подхватить сынишку на руки, обнять Ее и быть вместе, никогда не разлучаясь. Но он оставался в своем укрытии, не в силах и не вправе подойти. Когда-нибудь они снова будут вместе, вернется утерянное счастье, но ни думать, ни загадывать об этом он не мог, было больно, оттого что счастье такое близкое и столь различимое, невозможно. Оно призраком манило к себе, а сделай шаг, растворялось и вновь проступало полупрозрачным облачком чуть дальше. Оно указывало дорогу, вело за собой, как слепого поводырь, надо только шагать за ним, никуда не сворачивая.
Сергей открыл глаза. Перед глазами плыл дым, тлеющей сигареты, подслеповато мигала лампочка под потолком, было тихо. За окном царила ночь. Она поглощала все звуки, ничему не позволяя нарушать свое царственное величие. Моргнув последний раз, гасли окна домов, уступая ночи новые пространства, весельчак светофор перестал перемигиваться и уставился во тьму, немигающим желтым глазом. Дальние звезды с холодным спокойствием оглядывали царство ночи.
Во тьме еще кое-где светились огоньки окон, их осталось совсем мало, этих островков света в безбрежном океане тьмы, и потому свет их был необычайно ярок. И где-то там , за одним из этих окон, Она.  Быть может, уже спит или читает. Никитка-то точно уже спит, уютно свернувшись под одеялом в своей кроватке. Наверное, горит только ночная лампа и льет мягкий,  теплый свет из-под цветастого абажура. В комнате уютно, пахнет чем-то домашним, до боли знакомым и совсем  забытым.
 Сергей включил свет и смотрел в ночь. Что-то непознанное и незнакомое, но давно ожидаемое шло к нему сквозь ночь. Неожиданно, со всей отчетливостью, он понял, что эта ночь не обыкновенная , она таит в себе что-то такое, что он ни в коем случае не должен пропустить.
Редкие огни вдали за городом начали разрастаться в огромное зарево, поражающее своей фантастической феерией. Огни звали к себе, настойчиво и неодолимо.

Дверь общаги лязгнула тяжелым засовом и тут же отозвалась матом проснувшейся вахтерши.
За порогом ночь сомкнула вокруг Сергея свои объятия и обдала оглушительной тишиной.
Зарево разрасталось и занимало уже полнеба.
«А они все спят», - без сожаления подумал Сергей, посмотрев на темные глазницы окон, и зашагал в ночь.
Неожиданно густо повалил снег. Огромные его хлопья раскачивались в морозном воздухе, будто вели меж собой неторопливый и долгий разговор. Свет теперь был в каждой снежинке. «Маленькие бумажные  фонарики, - подумал Сергей. – Они не хотят падать на землю, они плывут над ней, они освещают мне дорогу».
- Я пойду за вами, - сказал он одними губами. Снег ответил ему едва заметным качанием.
- Я иду, иду, не торопите меня, - он остановился и еще раз посмотрел на эту завораживающую картину. Снег мягко ложился на лицо, легкий, почти невесомый пух.
Снег продолжал свой танец.

Среди сотен темных окон, Ее окно, как маяк на диком и безлюдном берегу, светило спасительным светом, самым светлым и теплым что когда-либо он видел.
Густой снег скрадывал шаги, но с каждой секундой все громче становились удары сердца. Оно бухало колоколом в груди то обрываясь, то возносясь ввысь. Сергей сдерживал дыхание, ему казалось, что он сейчас перебудит весь дом.
Дверь беззвучно распахнулась.
На пороге стояла Она, небесно-голубые глаза, золотые волосы, ниспадающие до плеч и голос:
- Я ждала тебя! Я знала ты – придешь! Я люблю тебя! – шепнули сами небеса.
- Я люблю тебя! – эхом ответила ночь.

Ночь покидала свое царство.
Уходили ночные краски, оставался белый свет.
Белое небо, белая земля, белые дома, белые деревья,  чистый белый лист бумаги. Рука тянется к перу вывести первую и самую важную фразу.