Она ехала к НЕМУ на встречу, разделённая надвое. Нет, её не терзали противоречия, она была как всегда сама собой…собой, состоящей из двух женщин: белой и чёрной. Белая - натура светлая, ранимая, правильная в своём чистом цвете, её так и звали – Романтика. Чёрная – была, конечно, полной её противоположностью: свободная, смелая, с угольными всполохами своей раскованности, быстрая на проказы и безобразия, и она сама дала себе имя – Чертеняка. Эти двое - были, не разлей вода, нежно любили друг друга и делились о самом сокровенном. Однако, как обычно это бывает, в женской дружбе, присутствовал между ними некий дух соперничества: случались споры и разногласия, проскальзывала ревность, а иногда и зависть. И всегда и неизменно Чертеняка подтрунивала над Романтикой, на что, впрочем, последняя не обижалась, держалась с достоинством - привыкла….
Накануне встречи, почти ночью, когда ОНА была в своей графической ванной (такой же бело-чёрной), эти двое вели между собой разговор на странном языке, понятным только им обеим. Белая была как всегда в приподнятом романтическом настрое, в грёзах и мечтах о НЁМ. Тёмная – лишь потешалась над фантазиями своей подруги - в беззвучном, хотя впрочем, и в беззлобном смехе.
В один момент ЕЁ рука сама как-то интуитивно потянулась за восковыми полосками для депиляции, на что Белая прямо-таки негодующе взвилась:
- С ума сошла? Это ещё зачем? Вы же в ПЕРВЫЙ раз встречаетесь?! – она голосом специально выделила слово «первый».
На что Чертеняка проказница не преминула съехидничать:
- А как же? А на всякий случай?! Мало ли что?
Романтика ещё раз с недоверием посмотрела на более опытную подругу, та ей в ответ только заговорщески подмигнула. Хотя если честно, сама Тёмная считала, что усилия воска в данной ситуации напрасны, а ожидания - неоправданны.
В итоге, вне всякой логики, полоски победили, а гармония черно-белого не нарушилась…
Итак, она ехала на встречу, - ну так думала белая часть её наивной души, у тёмной было своё собственное мнение на этот счёт: лично она ехала к НЕМУ…
Видимо, переволновавшись накануне, ОНА была в полном согласии сама с собой. Мандраж ЕЁ больше не беспокоил; Чертеняка это, конечно, самоуверенно приписывала на счет собственных побед, но на первом плане сейчас была всё же Романтика. Белая она - даже не летела, а парила, свободно фланировала, отдавшись воздушной, волшебной радости предстоящих ощущений. Отрешённость в движениях и мыслях её никогда не пугали, напротив, погружаясь в их нирвану, она узнавала себя особенную, другую…или в такие моменты она наиболее плотно приближалась к природе своей Тёмной подруги?...Нет сейчас ей меньше всего хотелось что-то анализировать и сопоставлять, она была полностью сосредоточена на предстоящей встрече.
ОНА увидела ЕГО сразу.
В метро, где они договорились встретиться, было не сказать, чтобы мало народа, но его фигуру она вычислила интуитивно: вот он метнулся к перрону, откуда видимо ждал её появления, но она шла с другой стороны, потом вернулся. Приближаясь, Она успела заметить розу в ЕГО руке. «Как банально» - немного разочарованно протянула Романтика, «Да ладно тебе, - оправдывая ЕГО, сказала Чертеняка, - должна же ты его была как-то узнать»…Хотя про себя они одновременно подумали – «Он что? Мог вот так запросто предположить, что я его не узнаю?»…И уже в первый момент, когда только встретились их взгляды, и Он вопросительно назвал Её по имени, надо было вылезти Чертеняке, и опередить Романтику! В свойственной своей нетерпеливой манере Чёрная безопеляционно поставила диагноз своей подруге: «Ну всё, ты пропала! Ты пропала, Рома, ты погибла…!» И поскольку «Рома» не нашлась, что возразить, Чертеняка продолжала: «Потому как глаза ЕГО….ммм..посмотри только какие у него глаза!»
Дальше следовал полный сумбур (!) настолько невыносимый для Светлой, насколько казался забавным для Тёмной. На его вопрос «Куда идём - в музей или кино?!» опять вылезла на первый план Чёрная, и в мягкой завлекающей манере сказала: «Давай просто пойдём!» Потом на какое-то время реванш взяла Романтика, ну ещё бы! Её волосы ОН назвал светлыми, ну уж точно не тёмными…А когда он взял ЕЁ за руку! – это было такое забытое ощущение, столько в этом было из детства, так неожиданно от этого (!) вдруг поплыла голова, Чертеняка на это только фыркнула! Но и её, бедолажку, успели разглядеть: разговор ни о чём временами переходил в обоюдное созерцание, и в один из таких моментов ОН утвердительно и кажется довольно произнёс: «А глаза у тебя зелёные!» - Чертеняка приятно зарделась, выгнула спинку, сверкнула кошачьими глазами и показала язык своей Светлой подружке.
Они рассматривали друг друга, изучая детали, останавливаясь на чертах и чёрточках, и ЕЙ так хотелось, как можно больше вобрать в себя от его образа, запомнить ЕГО именно такого, каким ОН был сейчас: незнакомый, трепетный в своей осторожности, близкий и далёкий одновременно. «Я смущён» - как бы извиняясь, тихо проговорил ОН.
Наверное, таким ОН уже никогда не будет, хотя это слово «никогда» - Она ненавидела больше всего на свете…
Ещё в метро, когда ОН и ОНА делали бесконечные пересадки на станциях, Романтика беззвучно призналась самой себе, что голова её напрочь отключилась, и мысли совершенно не желают её слушаться. Это было похоже на некий тягучий транс, войдя в который нереально, просто невозможно как (!) не хотелось выходить! Прислушиваясь к новым для себя ощущениям, Светлая безрезультатно пыталась вызвать на диалог Черную:
- Чертё-ё-ё-ё-нок, - звала она на помощь подругу, - Разве так бывает? Ну скажи же хоть, что ни будь….
Тёмная в это время сознательно не шла на контакт: не часто ей предоставлялась такая возможность – помучить свою «наивную Чистюлю», поизводить её собственным молчанием. Молчание, кстати, в данный момент означало согласие с состоянием подруги. Про себя, она язвила: «Девочка потеряла голову?! Глупышка, от чего?...ОН ведь ничего, НИ-ЧЕ-ГО-ШЕНЬКИ ещё не сделал! Однако вслух всё же отозвалась:
- Конечно, бывает, дурёха! Сколько тебя учить в этой жизни?!
Иногда ОНА постукивала своими длинными пальцами по краю сумочки и опускала голову. ЕЙ было уютно в этом волнении, под ЕГО пристальным изучающим взглядом. Похоже, всё, что ОН видел - ему нравилось…Хотя всё же была для него одна
неразрешимая проблема: ему непременно хотелось узнать ЕЁ мнение о нём самом. Он так и спросил с некоторым нетерпением…Этот вопрос удивил её, разве ЕЁ поведение не говорит само за себя? Или это напряжение в её лице понято им в противоположном смысле?
- Странная неуверенность, не свойственная для НЕГО! – прокомментировала забавляющаяся Чертеняка. И потом с самодовольством добавила, обращаясь к Белой с нескрываемой издёвкой:
- Рома, а ведь мы поразили ЕГО, поразили именно внешне, а не дурацкими стишками!
Они выбрали музей, но уже на улице, Он неожиданно предложил заглянуть в Храм:
- Ты там когда-нибудь была?
- Нет.
- Так давай зайдём, ты ходишь в Храмы?
Это было сложно, это было лично, и, мягко говоря, лишнее для неё сейчас.
Эта идея ЕЁ не очень вдохновляла, если не сказать, что совершенно не вдохновила. И Белая и Чёрная женщины на этот счёт были в ней единого мнения: они единодушно не хотели туда идти. Не сказать, что она не верила в Бога, но все эти новые веяния и моды вокруг церкви за последнее время считала сиюминутной блажью, глупой показушностью, ну или вопросом престижа. Она даже с неприязнью думала о тех, которые сначала грешат, а затем идут в храм замаливать свои прегрешения. «А идти с НИМ - так вообще (!)…» - холодок неприятной догадки пробежал по её спине: « Это как – изначально просить у бога - разрешения и прощения своих грехов, в замен на раскаяние!»
Белая сдалась первой, точнее сказать – уступила Ему, для себя, однако, решив, что это будет не обращение к богу, а обычный познавательный поход к памятнику русской культуры. Чёрная, вопиюще кривляясь, осталась мёрзнуть за воротами - нечистую силу не допускают в Храмы.
В этом величественном творении, среди монументальности колонн, множества свечей и икон Романтика ходила, внутренне вся сжавшись. «Познавательный поход, говоришь?!» - сама себя спрашивала она, горько усмехаясь. А потом с сожалением продолжала: «Зачем ТЫ здесь? Здесь невозможно что-то скрыть даже от самой себя: здесь всё становится слишком явным, без фальши, открытым, незащищённым».
Она искренне желала поскорее выбраться отсюда…А может, ей просто физически не хватало своей Тёмной стороны, её отрезвляющего и холодного: «Это всего на всего - жизнь, детка!»
В музее Чертеняка сознательно отделилась от «сладкой парочки милых голубков». И не потому, что завидовала Ромке («Боже упаси!»), и не из-за того, что видела в этих двух только фарс: все эти взгляды друг на друга, движения по залу рука об руку – «сопли с сахаром – скучища только и всего!».
Нет, причина её уединения была отнюдь не в этом! Она всегда придерживалась своей линии поведения, впрочем, это не мешало ей иногда выбирать импровизацию, на то она и была вольной и свободной птицей. Как истинная папина дочка, воспитанная им как принцесса, которой нет равных, она всегда была ведущей в их тандеме с Романтикой. Однако она никогда серьёзно не относилась к своему превосходству над подругой. В своей чёрной душе она просто жила с этим знанием и всё, не считая Ромку при этом хуже себя. Но иногда, эта «бледная дурочка» выводила её из терпения. Вот и сейчас Чёрная случайно увидела «сизокрылых» из соседнего зала. И чуть не прыснула от смеха: только что они стояли рядышком, мило воркуя, но вот ему позвонили на мобильный. «Милая девочка – сама тактичность, - ехидно думала она про Романтику, - Отошла в сторонку, делает вид, что заинтересовалась какой-то мазнёй. Ой, ну убила бы!»
И Чертеняка, решительно развернувшись на острых каблучках, поцокала прочь, туда, где можно подебоширить, и развлечь себя самой, раз уж кавалера отбила подружка. Ничуть не унывая, она прямиком двинулась в Греческий зал и торжественно и любовно начала осматривать мужские достоинства у древних рыцарей, любопытствуя, впрочем, и причиндалами их верных коней. Её всегда удивляла и притягивала животная красота мужского органа, даже в спокойном своём состоянии некоторые экземпляры вселяли в неё священный трепет собственной силой и мощью. Впрочем, в поле её зрения были не только музейные экспонаты. Своим острым кошачьим зрением Чертовка несколько раз успела на себе отметить мокрые взгляды пасущихся тут и там живых самцов. Довольная собой, мягкой поступью дикой пантеры, вышедшей на охоту, она направилась к выходу. Пора было воссоединяться с «противной» Ромой…
Они неспешно выходили из музея. Светлая не шла, и не летела, она нежно плыла в собственном внутреннем свечении. Перед её глазами ещё покачивались пёстрые краски с живых полотен импрессионистов. Очарованная бессознательным опьянением, схожим разве что с гипнотической комой, она слабо фокусировала собственное внимание на происходящем вокруг. И близость к НЕМУ ещё больше усиливала это удивительное аффектное состояние. В мыслях, как облачка, проносились отрывки самых радужных предположений: «Наверное, сейчас будет ресторанчик…. посидим за красным….о том, о сём…станем ближе…».
И тут ОН вновь взял её за руку, и не просто взял, он вложил её узкую кисть в свою ладонь и чуть слышно спросил:
- Ты пьёшь вино? – и далее после её утвердительного ответа более уверенно продолжил – Сейчас возьмём сухой паёк, бутылочку вина и поедем на квартиру моего американского друга…
Она не сразу поняла что произошло…. Ощущение было таким, как будто её ноги в раз стали из старой помятой газеты, и на морозном ветру мгновенно разлетелись в разные стороны безобразными клочьями. Романтика, брошенная таким образом на землю, одними заледенелыми губами выдохнула:
- Я сейчас заплачу!
ОН переспросил, то ли не услышав, то ли, напротив, чтобы утвердиться, что не ослышался. Но Светлая уже не могла ни о чём другом думать, глядя на Храм, который был как раз сейчас напротив, она проклинала себя за свою глупую, чистую романтическую натуру и ещё, наверное, за то, что именно в этой своей наивности она неисправима!
Тёмная всё это время была рядом. Но и она, тоже, не могла предполагать, даже в самых своих смелых мечтах, что всё будет развиваться с такой сверхзвуковой скоростью! Неспешные отношения всегда давали ей фору: она тщательно подготавливалась, через наблюдения могла определить, что наиболее «разукрасит» чувства и ощущения мужчины. И всегда точно знала: когда, где и как применить своё отточенное оружие. Да и в качестве «тяжёлой артиллерии» привыкла выступать под конец «боевых действий».
- Вот тебе и неожиданный повортец сюжета! Значит, игра не по моим правилам? – рассуждала заинтригованная Чертеняка, - Ну что ж – это более чем интересно!
Однако её очень волновала Светлая. Сейчас она была скорее Бледная, даже Прозрачная. Тревожить подругу ей не хотелось, она и так знала все её мысли в настоящую минуту: «Как всё тривиально! Да ОН меня просто склеил! Как низко я пала!» Но и опровергать терзания Романтики она не думала - что есть, то есть… а в слух осторожно спросила: «Но ОН же тебе нравится, Рома?» А потом попробовала достучаться до сознания подруги: «Ты же взрослая женщина! Ну, так и веди себя соответственно!»
В такси, мчавшем их к дому «американского друга», повисло гнетущее молчание.
ОН был похож на умелого и уверенного штурмана, давая команды водителю - где лучше свернуть и какой стороны держаться, и всё также её рука находилась в его ладони.
Только вот эта её рука…
Она больше не была живой, а скорее походила на картонную, в своей сухой неодушевлённости. Наверное, её злило сейчас всё: и то, что винный магазин удачно (!) располагался рядом с домом, и то, что она была беспомощна без его поддержки на льду, и то, как он подчеркнуто заметил:
- Смотри-ка, а соседнего здания здесь ещё не было, как быстро они его построили!
«Да что он хочет этим сказать? – решила своим недоумением разрядить обстановку Чертяка, - Что Он давненько здесь не был? Или что у него давно уже не было девчонок?» - «Да какая фиг разница, - отстранённо шептала Романтика, - Я не могу, Чертёнок, я т а к не могу…»
«Я так не могу» - непослушными губами лепетала ОНА. Мысль о том, что ничего не будет, отлетела в сторону и разбилась где-то в глубине тёмной кухни, где он впервые привлёк ЕЁ к себе. ЕГО движение было уверенное и даже спокойное, и в иной ситуации она непременно позавидовала бы его умению скрывать собственные чувства. Да уж, это шло в абсолютный разрез с тем, что сейчас происходило у неё внутри, с тем, что она знала о себе и кем была до этой встречи. Оставаясь в одежде, тем не менее, она уже была полностью обнажена перед ним, открыта, и эта незащищённость пугала и манила её одновременно. Она мягко отстранилась от его первых поцелуев, но успела поймать себя на приятном ощущении трепещущей беззащитности перед нависающей широкоплечей фигурой. Его предложение выпить - было сейчас как нельзя кстати: сухие губы жадно прильнули к живительному напитку, но она совершенно не почувствовала ни вкуса, ни запаха и похоже, что сейчас ничто не могло затуманить её сознания. Напротив, оно было настолько прозрачным, ясным и осторовоспринимающим, что в какой-то момент она даже испугалась: «А не помешает ли оно происходящему?»
А происходило таинство – в движениях старых, как этот мир, в покачиваниях и трениях, то приближаясь, то отстраняясь, Романтика рождалась вновь: в лёгких руках-птицах, в прохладных прикосновениях, в нежных изгибах невесомого тела, которое в один миг оторвалось от земли и взмыло в тёмное зимнее небо.
Она не чувствовала опустошения, напротив, ОНА была сама - наполненность новыми щедрыми красками, палитрой радуги: от светлого свечения до тёмной глубины…
И не было никакого смущения в свершённом и никакого беспокойства за произведённое на него впечатление. Она вообще не думала и не осуждала себя: «Почему? Зачем?» «Как ты могла?». Она была новой, другой, такой ОНА была с НИМ…
Всё это время… и после, когда Он расточал неуклюжие комплименты её «профилю богини», восторгался её «аристократическими» узкими ступнями и тонкой талией, Чёрная была рядом с Белой. Что скрывать? Любила Чертеняка подсматривать, следить, созерцать акт любви, пропуская всё увиденное через свою нервную чувственность. И сейчас она не могла не восхищаться своей нежной светлой подругой: «Ах, ты, Ромка, серая мышка, и кто бы мог только подумать?!» Преображение было видно невооруженным глазом: «Но в оргазме ли дело?!» - рассуждала Чертеняка.
Вообще её отношение к оргазму было в общепринятых рамках «более чем странным». «Почему все так стремятся к тому, что ломает, рушит, останавливает сам восхитительный процесс любви?» - она не понимала и не принимала эту сиюминутную частность. Желание «Кончить» - примитивное упрощение, сводящее на нет все острейшие чувства и тончайшие эмоции, как оно могло вообще сравниться с тем, ОГРОМНЫМ, что происходит в течение всего времени перед самим финалом?! Это как естественное завершение – не более того, а вот сам процесс…
Но долгие размышления не были свойственны искромётной бестии, уже в следующий момент, вся насквозь пронизанная острым чувством предвкушения, она точно знала, что сейчас устроит. Второй раз – это будет её выступление: «Не показательное, конечно, - думала Чёрная, - но произвольная программа вполне подойдёт!»
Ещё когда Он был с Романтикой, Чёртеняка успела рассмотреть его внимательно: отмечая мягкую пушистость сильной груди, уверенные руки и множество веснушек на спине. Но влекло её совсем другое: первая встреча, самое знакомство и затем, трепетное проникновение в тайну плоти мужчины. Возведя однажды в фетиш, собственное отношение к мужскому члену, она каждый раз как будто заново проходила через волнительные ощущения первых прикосновений и поглаживаний.
В его орган она влюбилась с первого взгляда: он был удивительно аккуратный, нежный в своей абрикосовой кожице, но с тем гордый, и не вульгарный. Он был любопытным, ищущим, и как ей показалось, затейником по своей натуре. Она даже не сразу поняла, что он обрезан.
- Как его зовут? – игриво спросила у него Чертяка.
- У него нет имени, – в некотором замешательстве ответил он.
- Но он же твой друг? – полу утвердительно спросила она, - у него обязательно должно быть имя.
- Пока мы с ним дружим, - вторил он ей в дурашливой манере.
Она решительно запрокинула его тело назад и отправилась в захватывающее путешествие: руки-змеи медленно ползли: то, пощипывая, то покусывая; волосы, как языки пламени на ветру: то вспыхивали, то гасли в рваных движениях. Иногда Она касалась его воздушными губами-бабочками, порхая по всему телу, потом же, сменяя ритм, безжалостно вонзала в его дрожащую плоть острое заточенное жало собственного языка. Она растягивала его удовольствие среди разлитого полумрака комнаты, плотно захватив своими губами, что-то узнавая или только угадывая интуитивно. И лишь одно она знала точно: как сейчас потемнеют его глаза и станут цветом горького шоколада, как будут трепетать крылья носа, как он замрёт на мгновение, а потом обрушиться вниз со всё сметающей волной наслаждения. Его голос, срывающийся на высокие ноты, ударами стал отдаваться в её гортани. За мгновение «до…» он отстранил ее голову от себя и в радостном неверии спросил:
- Ты именно так хочешь? Ты хочешь внутрь? Ах, ты хулиганка!
А потом она увидела его настоящего. Невесомым облаком, она легла поверх его тела, и с беспокойной радостью начала рассматривать его улетевшее лицо.
«Улыбка Чеширского кота» - спрашивала она про себя – «Да нет, скорее улыбка всего тела», а в слух она произнесла:
- Бог мой, какой ты красивый!
Тем же вечером, она вновь уютно устроилась в душистой пене своей графической ванны. И не узнавала себя, и не верила, что ещё каких-то 24 часа назад она была совершенно иной. Как всё просто, и как всё сложно, и в этой сладкой неге воспоминаний, растекающейся по всему телу, она вдруг сделала неожиданное для себя открытие: «Да это же - пространство любви, которое мы сами выдумали для себя. Здесь нет ни расчёта, ни здравого смысла, ни вечного «надо» и «должен», ни тяжести и занудливости будней, нет вымученной работы. Нет никакого «завтра» - его вообще нет, а есть только растянутое во времени сегодня - полное и всеобъемлющее, пронизанное лёгкостью, живостью, новизной и приятным волнением. Мы там, где случается всё прямо сейчас!».
Озарённая новой мыслью она по-новому взглянула на него, а через него и на себя.
Всё имело другой смысл, точнее смысл всего вообще менялся…
Как-то он сам сказал:
- ….и только воздушные существа, такие как ты, делают этот мир хоть немного осмысленным и пригодным для жизни.
Ещё бы! – кому, как не ей было это лучше всего знать, - лёгкость привлекает людей своей беспечностью, ведёт за собой радость и удачу, и только обременённость жизнью – всё губит. Но она чувствовала некую незавершенность, или недосказанность: она затронула поверхностные, пускай и чувствительные части его тела, а вот, сумеет ли затронуть удалённые уголки его души и сознания, всколыхнёт ли фантазию – именно этому глубинному искусству любви она стремилась научиться в своей жизни!
06.02.2004г.