Просто так

Illya
Бывают такие мужики, которые просто жить без своих машин не могут. Им в трех метрах от дома хлеба купить – так они заводят свою красавицу и едут так солидно, со значением. Я не такой. Я, можно сказать,  вообще равнодушен к автотранспорту. Троллейбусы люблю, что есть -  то есть. Но троллейбус это ж совсем другое дело. Это же с людьми вместе, а с людьми знаете как интересно. И в час пик особенно. Вот сейчас без всякого сарказма говорю, мне, в самом деле, с   людьми интересно. Просто я людей люблю и не лишен воображения. Вот еду, допустим,   в Центр с Камчатки. Это район наш Камчатка называется, не знаю даже почему. Еду и людей рассматриваю. Иногда видишь человека и вообще ничего сказать не можешь. Не то чтобы язык отнялся, а просто сказать нечего. Не человек, а пустое место. Я только внешность имею ввиду. Внутренний мир он может и богатый, в душу то не полезешь. А бывает наоборот, с первого взгляда все ясно. Я пару раз проверял, сперва все придумывал в голове, а потом знакомился и проверял. Всегда сходилось. И с замначтранспорта нашим и с Галиной из жилищно-коммунального. Все тютька в тютьку. Но это неважно, совпало, не совпало. Хотя приятно, когда угадываешь. Вот и езжу в троллейбусе, всматриваюсь в лица, судьбы придумываю. Хобби такое.
Как-то в январе, холодно было. Минус много. На Солнечном села женщина, красивая, ничего не скажешь. Даже не столько красивая, сколько глубокая. Лицо, я имею ввиду, выразительное. Ну и красивая тоже. И на этом красивом лице тревога. Проехала женщина эта со своей тревогой ровно шесть остановок и вышла на Детской больнице. Я ни секунды не сомневался: ребенка едет навестить. Ребенок в больнице тоскует без матери, вот она и едет. А дело утром было, я сам то на работу спешил.  Весь день туда сюда, все из головы повылетало. А как    домой после работы ехал, опять она. Веселая уже. Не смеется, не поет. А я вижу - веселая. Ну, думаю, дай тебе Бог. Обошлось и ладно. Через пару дней снова ее встретил. Как в первый раз утром. И опять лица на ней не было. Вечером   не видел, разминулись, наверное. За весь месяц встречал я ее раз, может быть, пять. Точно пять. Два раза утром и три вечером. И с каждым разом ей было все хуже и хуже. Вот бедная, ездит к ребенку как на работу. Весь день у кроватки проводит. И видать не ладится что-то у медицины, раз лицо такое. Пару раз хотел подойти утешить, правда, какое тут утешение. Просто спросить, что врачи говорят. Меня в эти дни тоже фортуна, как говорится, игнорировала. И я, как неприятность очередная, женщину ту вспоминаю. Вот у кого горе. Наконец, вечером села она как всегда на Детской Больнице. Смотрит в окно и плачет. Раньше не плакала, а теперь слезы ручьем. И лицо, что удивительно, не морщит. Смотрит в окно, глаза открыты, а слезы так и катятся. Не помню, как встал со своего места, как подошел. Ничего, говорю, обойдется, мол. И сам понимаю, не то говорю, не так. А она обернулась ко мне. Глаза синие синие. Людка, говорит, ****ь спит с главврачем.  И старшей сестрой эту Людку назначили за таланты постельные. А меня, говорит, сократили на хер. Ничего я не ответил. Сел на свое место, а женщина на Солнечном вышла. К чему я все это? Да ни к чему, просто так. Нельзя жизнь реальную с воображением своим перемешивать, товарищи писатели. А вы говорите, искусство….