В детстве Сенька ни чем не отличался от обычных ребятишек. Как и все, он не давал родителям покоя, когда, лежа в зыбке, сучил ножками и орал, что есть сил. Потом, когда ходить начал да говорить научился, замечено в нем было любопытство недюжее. В общем, ребенок, как ребенок – ничего особенного. Только мать твердила о необычной судьбе, что сыну на роду написана
- С чего ты это взяла? – ругался отец. – Испортишь парня, Оксана.
А взять было с чего. На седьмую ночь от Сенькиного рождения, когда все в доме уже спали, в комнату вошли три женщины в белых одеяниях со свечами в руках. Хотела Оксана закричать, но не посмела, признала Судениц.
Встали сестры-Суденицы вокруг колыбели и заговорили:
- Быть ему всю жизнь вдали от родной земли. Горе и беда за ним по пятам ходить будут. Помрет в нужде и бедности,- сказала старшая.
- За что ты, сестра, так младенцев не любишь?- спросила средняя.- Ведь не так все будет! Жить он станет, как многие живут: семья, дом, хозяйство. Богатства не будет, но и нужда не заест. В старости дети помогут. Единственно, болеть будет часто.
Выслушала младшая сестер и в свой черед разговор повела:
- Удивляюсь я на вас! Гляньте на мальчонку. По всему видать, что необычный удел ему на роду написан. Вырастет, богатырем станет, защитником земли родной. За это простой люд о нем легенды сложит, а власть извести постарается. Все ему пережить предстоит: и любовь, и войну, и разлуку, но обретет он в скитаниях друзей верных и любовь единственную.
Покивали старшие сестры головами, согласились: так у них, у Судениц, заведено, что младшей слово – закон. Поцеловала каждая малыша в лоб. И исчезли, как их и не было вовсе.
Промокший с ног до головы человек сидел привалившись к огромной сосне и обхватив голову руками. Раскачиваясь из стороны в сторону, он страдальчески приговаривал:
- И шо же теперь делать? Делать-то шо? Ой, мамочки, лышенько!!!
Не трудно догадаться, что наш герой попал в передрягу. Этого же мнения придерживались пес и конь, стоявшие неподалеку.
До поры, до времени Сенька спокойно жил в своей деревне. Работать начал рано и так же рано познал ратный труд. В те стародавние времена любителей до дармовщинки было немало, вот деревенским и приходилось ухо востро держать. Еще основателем деревни заповедовано было охрану нести не жалея живота своего. Так и получалось, что сегодня ты с сохой в поле, а завтра с дубиной в засаде.
По-разному бывало: то нет никого, а то кажиный божий день. И ползут, и ползут! И ползут, и ползут! Один страшней другого. Тут уж не зевай, лупи погань по башкам, да свою береги.
С дубиной у Сеньки складно получалось, не то, что с сельским инвентарем: раз стукнул, второго не надо. Зато в мирных делах и Тереха-Косой ему сто очков форы давал. Батька, тот даже близко не подходил, когда отпрыск за работу брался. Это после сенокоса началось. Тогда сына папуле косой чуть ногу не отстриг.
Были в Сеньке и еще таланты: всех животных он понимал и немного по-ихнему лопотал. Соседи надивиться не могли: заболеет коровушка-кормилица – ни один знахарь не поможет, а Сенька рядом с Буренкой постоит, послушает и скажет:
- Животик у вашей Пеструхи болит. Как поела травки, что возле Васькиного дома у ворот растет, так и занедужила.
Проверят хозяева, точно! Трава для коровки в корм непригодная.
Батька, подметив Сенькин талант, почесал бороду и сказал:
- Надо бы тебя, сынок, в ученье отдать. Только вот с тех пор, как нечисть Серапиила-ведуна сгубила, не осталось в наших краях знающих,- и замолк, задумался.
Сенька, дурная голова, тятины слова выслушал и заплакал:
- Это что же? Всю жизнь за коровами-лошадьми, да бабам рожать помогать? Вы куда меня загнать хотите, на какую каторгу?! Вот это видел?- спросил Сенька и ахнул ладонью по печке.
Отец как глянул – позеленел. Печку еще дед склал. Во всей деревне теплей ее не было. А сынок, преступник, за раз в ней таку дыру проломил, что смело можно голову просунуть. Посмотрел батька на младшенького своего, хотел было драться лезть, но почему-то передумал.
- Филюганства твово простить не могу! Собирай манатки и уматывай. Пока не остепенишься, домой ни ногой. Денег на дорогу в сундуке возьми сколь надобно.
Расстроился молодец. Ничего себе повернулось! Только что папаша о карьере сыниной мечтал и вдруг нате вам: вон из дома! Вышел Сенька на крыльцо, а вокруг такая благодать: птички поют, кузнечики стрекочут, теплый ветер травой скошенной пахнет. Как отсюда уйти? Хотел уж было к отцу идти, виниться, но тот появился раньше:
- Неча время терять! Седлай Буланку! Как закончишь, простись со всеми и скатертью дорога.
Из родного дома Сенька забрал не только Буланку, а еще и Дика прихватил. Дик – пес здоровый. Сенька его еще щенком подобрал. Сам выходил, сам выкормил. Собака других и не признавала. Впрочем, другие к нему и не лезли. Самоубийц в деревне отродясь не было.
Ехал Сенька, А куда и сам не знал. Уже еда кончалась, когда на деревушку в потемках набрел. В крайний домик постучался, не отвечает никто. Сильней постучался, опять тишина. В третий раз постучался, дверь внутрь выпала.
- Хто там на ночь глядя? Християнская ли душа?- робко спросил кто-то из темноты.
- Самая что ни на есть християнская и очень голодная,- ответил Сенька, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте.
- Чаво же ты, ирод, тады двери ломаешь?!- взвизгнул старушечий голос.
- Лучину лучше, мать, зажги. Али не рады добру молодцу?- вместо ответа продолжил стремительное наступление нежданный гость.
Какое-то время еще побранились, потом все друг другу простили, и хозяева принялись потчевать странника.
- Ты скажи, какой детинушка здоровый! Откель такой?- поинтересовался старичок-хозяин.
- Та с Дроздовки я,- скромно улыбнулся Сенька, до отказа набив рот угощением.
- А фамилие твое как же будет?
- Шнеерзоны мы!
- Уж не Марка ли Самуилыча сынок?- догадалась хозяйка.
- Верно! Марка Самуилыча. А ты быдто знаешь батьку-то мово?!
- Был он у нас в том году проездом. Невесту младшому свому искал,- Сенька поперхнулся картофелиной.
- И как? Нашел?
- А ты думал?!! Нашу внученьку, Василису, и сговорили. А ты что же, не знал?- удивился старик.
- Ни!
- Вот чудак-человек Марк! Сам говорил, что, как урожай соберем, так в сентябре и обвенчаем.
- Ну, сейчас-то июль ишшо! Время есть,- у Сеньки даже пятки зачесались в предчувствии дальней дороги.
- Эх, зятек. Смотрю я, не соврал Марк. Самый ты натуральный богатырь. Тебе бы в лыцари самая дорога.
- Что еще за лыцари такие?- насторожился «богатырь».
- Гошподи! Неужто не слышал? Царь приказ издал. Для борьбы с поганцами набирает со всей страны лыцарей. Жалающие обязаны явиться пред светлы очи для освидетельствования годности. С конем и муницией.
- А давно ли приказ объявили?- заволновался Сенька.
- Ну, почитай, аккурат на Паску. А ты никак ужо собрался?
- Успеть бы!- эта мысль так заняла Сеньку, что он даже жевать перестал.
- А свадьба?! Ведь сговорено все?- взвилась старуха.
Сенька виновато молчал, не зная, что ответить.
- Никаких тебе лыцарей! Ишь, удумал! Василисоньку нашу позорить!.. А ты, старой, куда лезешь? Подзуживаешь!- в порыве чувств старушка пару раз съездила супруга ухватом по загривку.
- Прости ты меня, бабушка!- душещипательные нотки наполнили избенку.- Свадьба - свадьбой, а должон я посмотреть, что там при дворе деется. Коли бог даст, вернусь по осени лыцарем, тогда и поговорим.
Ночью Сенька ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть.
- Ловко батя придумал. Свадьба! А меня-то кто спросил! Надо завтра еще посмотреть, что за Василиса. Без ентого нельзя – такого каркатила подсунут, что с под венца сбегишь.
С такими мыслями Сенька под самое утро провалился в сон.
- Здоров ты, зятек спать! Еле добудился,- шамкал хозяин, улыбаясь в густую бороду.
- Что? Утро уже?- поинтересовался Сенька, зевая.
- Утро! За полдень уже. Умойся да позавтракай иди, тетеря сонная.
- Давай кА без оскорблениев,- пробурчал в ответ зятек, нацеливаясь ногой в лапоть.
До самого города Сенька мчался как от чумы. «Каркатил» не подкачал.
- Ай, да батя! Как углядел «красоту» - то такую?!
Городская жизнь шумела и бурлила. Люди сновали по своим, Сеньке неизвестным, делам.
- Чудные какие-то. Ишь, носятся, как угорелые! Что за жизнь такая в городах?!
С жизнью и обычаями городов парень успел познакомиться при самом въезде, когда схлопотал по шее.
- Куды ты прешь, рожа деревенская. Слезай со своего одра, анчихрист, пачпорт кажи. Слезай! Кому говорю?! И собаку убери… Ай! Шельма! Кусила ведь! Робяты, на помощь!!!
Добровольные помощники закрутили Сеньке ласты, а укушенный Диком детина с досады отвесил здоровенного «леща».
- Будешь знать, как властям не подчиняться!
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы в этот момент на мосту не показалась царская телега. Толпа вокруг Сеньки расступилась. В воздух взвились шапки, приветствуя императора. Придерживая сползающую корону, император слез на землю и разбушевался:
- Городовой! ГОРОДОВО-О-ОЙ!!!- тонко заорал его величество, призывая блюстителя порядка.
Подбежал городовой:
- Чем могу служить, Ваше Величество?
- Форменные беспорядки! Не следите за народом! А тут, между прочим, леворюция назревает! Вот они,- царь ткнул пальцем в толпу,- меня обижали. Шапки подкидывали вяло, без энтузиазма. Троекратное ура не кричали. Веди всех в кутузку и оформляй под протокол.
- Слушаюсь, Ваше Величество.
Тут государственный взгляд остановился на Сеньке.
- Ты кто таков, смутьян? Пачпорт присутствует?
- Царь Батюшка!- завопил Сенька, как полагается в таких ситуациях.- Не вели казнить, вели слово молвить! Я из Дроздовки. Сенька Шнеерзон. А пачпортов в нашей глуши отродясь не водилось. Я к Вашему Величеству вот по какому делу…
Царь, услышав фамилию, вздрогнул, взял Сеньку под руку и отвел в сторонку:
- Ладно, ладно, голубь. Все знаю! Все понимаю! Скажи папеньке, что Царь-Батюшка извиняется, но денег отдать не может. Год, сам знаешь, неурожайный, налоги плохо собираются, кругом бунты, заговоры и прочая недоимка. Сам с воды на хлеб перебиваюсь. Ну, а если чего надо будет или так, поболтать, ты заходи, не стесняйся. До дворца дойдешь, царя спросишь. Тебе любой покажет, как меня найти. Все-все, спешу, покедова.
Сенька ничего не понял из услышанного.
- Ваше Величество, я к Вам сам по себе, а не от папеньки. Хочу лыцарем стать.
- А!- вздохнул с облегчением самодержец.- Ничем помочь не могу. На сей год прием окончен. В следующем – добро пожаловать! Как приедешь, сразу ко мне. Ты только не затягивай. Знаю я вас, сиволапых: то у вас покос, то подой, то разбой и поджог барской усадьбы. Все в делах!
- Неужто совсем никак нельзя?- расстроился Сенька. Все его мечты рушились на глазах.
- Я-то не против, но не могу. Генерал – брательник мой, не простит. Он всем лыцарством заведует. Знал бы ты, какие ему взятки давали, чтобы детишек на екзаменах не резал! У-у-у!!! Престижный, вишь ты, институт оказался. Куда ни плюнь, везде боярская детка.
Сенька на секунду задумался, потом полез за пазуху и достал кошель.
- Вы бы, государь, за меня генералу слово сказали по-сродственному. Я не обижу…- Сенька достал золотой и повертел им перед самым царским шнобелем.
- За один-то золотой?! Да, я пальцем не пошевельну!
Сенька прибавил еще пару – торг разгорался.
- Шантрапа, на арапа пролезть хочешь?! Вот тебе лыцарство!- царь ловко скрутил фигу и продемонстрировал ее Сеньке.
- Сам не лучше, жулик плешивый,- выдал в запале Сенька, увеличивая гонорар.
Кое-как сторговались.
- Весь в отца,- не то с осуждением, не то с восхищением сказал царь.- Завтра с утра приезжай во дворец, с братом познакомлю. Да, смотри, оденься по приличнее – не к теще на блины зван!
Гостиницу Сенька нашел быстро. Расторопный хозяин, получив за постой, показал гостю комнату и отправил мальчика накормить коня.
- А вот где собачку пристроить - ума не приложу. Дюже здоровый кобелек.
- Ничего, Дик в комнате на полу поспит.
- А он не блохастый?- поинтересовался хозяин, но, услышав утробное рычание «собачки» предпочел перевести разговоры на менее щекотливые темы.
Найти дворец оказалось совсем не сложно. Покосившаяся, с облетевшей штукатуркой трехэтажная постройка нарочито подчеркивала торжественный архитектурный ансамбль главной городской площади. Караула у входа не было – боялись, что массивный балкон, по ветхости своей, может сверзиться на головы караульных. По сей же причине и сам вход был заколочен досками крест на крест.
- Эй, малохольный, чего башкой крутишь? Сбоку вход!- закричал, увидев Сеньку, высунувшийся из окна анператор, по привычке придерживая корону.
Генерал оказался совсем не таким, каким представлял его Сенька. Статный, с окладистой бородой и шальным огоньком в глазах он даже отдаленно не походил на брата. На вид ему можно было дать лет 35-40.
- В лыцари захотел? Похвально. Садись, молодец, выпей с нами чарку,- так приговаривая, генерал нацедил Сеньке литровую кружку самопальной бурды жуткого свекольного цвета.- Давай одним махом! Посмотрим, что ты за птица?!
Сенька с сомнением повертел кружку, понюхал поднесенный «нектар» и сказал:
- Может, не стоит? Я, выпимши, дурею.
- Давай-давай, пей,- приказал царь.- Ей-богу, как нерусский.
Сенька выдохнул и мужественно проглотил все содержимое.
Проснулся он утром, связанный по рукам и ногам, с ужасной головной болью. Еле-еле открыл один глаз, потом второй, огляделся и присвистнул, от чего в глазах потемнело:
- Кажись, в конюшне проспался. Вот, мать чесна, что делают, злодеи! Чтоб я еще хоть раз с каким царем за стол сел!..- в своем порыве он был чист, как андел.
Два часа молчаливой борьбы с веревками ни к чему не привели и Сенька взвыл дурным голосом:
- Эй, сатрапы! Пить давай! Пить давай!!! ПИТЬ Д-А-В-А-Й!!!- ни на секунду не смолкавшие вопли проникали в самые дальние закутки дворца и будили живое воображение придворных дам:
- Вы не знаете, Лизавет, кто так страшно кричит в вытрезвителе?- поинтересовалась у фрейлины принцесса.
- Оу! Вшера Ваш папьенька исволиль пьйить с один мюжик. Вот он и мучается.
- КАК? Батюшку заперли в трезвяк?!!
- Ноу. Не его, мюжика.
В дверном проеме показалась свеча, а вслед за ней вплыли две фигуры в белом. По зубчатому силуэту головы одной из них, Сенька предположил, что с высоким визитом пожаловали государь с брательником.
- Умолкни, бандитская рожа! Без тебя тошно,- простонал тот, на ком красовалась корона.- Хмель прошел?
- …?
- Хмель, я спрашиваю, прошел у тебя? Протрезвел?
- А, в этом смысле. Протрезвел. Водицы бы,- прохрипел замогильным голосом Сенька.
- Развяжи его, Петруха. Уже можно.
Когда сняли последнюю веревку и Сенька смог подняться, царь приблизил к нему лицо, освещенное тусклым огоньком, и прошипел:
- Любуйся, ирод, как ты царскую личность спортил. Да, за такое не в лыцари, а в острог без права переписки! Мне же теперь из дворца показаться, никакой возможности нет. В кабак и то не сунешься! А ты не хихикай!- повернулся самодержец к генералу.- У тебя такой же подарок.
- Мамочки! Это что же, я все натворил?!- испугался Сенька.
- Ты! Кому же еще?- подтвердил генерал.- Пришлось дворника звать, чтобы тебя утихомирил. Справным лыцарем будешь.
- Не бывать ему лыцарем. В острог, я сказал,- взвился царь, но генерал что-то пошептал ему на ухо и анператор в конце концов согласился подписать Сенькин лыцарский патент.
«Предъявитель сего патента является нашим царским лыцарем. Приказываю содействовать и обеспечивать».
ГОСУДАРЬ-АНПЕРАТОР.
Сенька еще раз перечитал грамоту, перекрестился, убрал ее в кошель и вздохнул:
- Свезло! В кои-то веки свезло!
На прощание генерал провел небольшой инструктаж:
- Поедешь в Волчий Угол. Мужички сказывают, что вся нечисть оттуда по свету разбредается. Ты на месте посмотри, что к чему. Смогешь сам справиться-отлично, не смогешь-вертайся за подмогой. Мы тебя ждать будем. Я завтра свечку поставлю.
- Так я ж на лыцаря не учен!- возразил Сенька.- Вдруг знаниев не хватит?
- Ничего. Не престало тебе с младых ногтей шаркуном паркетным заделываться. Все! Отчаливай. Времени у меня нет. Разве только в оружейную зайди. Негоже царскому лыцарю с дубиной таскаться.
В оружейной глаза у Сеньки разбежались – чего только нет!
- Руками все не хватай, может руки оторвать,- предупредил хмурый дядька, недобрым взглядом окинув молодца.- Куда едешь-то?
- Да, чепуха, в Волчий Угол. Туда-обратно быстро управлюсь. Покоцаю там всех и вернусь. Мне задерживаться нельзя – свадьба в сентябре.
- Ну-ну! Скорострел какой нашелся… Отвинтят буйну головушку, не так запоешь. Ладно, что у нас тут для тебя есть?..
До постоялого двора Сенька еле добрался, не переставая проклинать себя за то, что не взял Буланку, а пошел пешком. Прохожие, завидев Сеньку, останавливались и провожали изумленными взглядами: кольчуга, поножи, поручни, шишак с бармицей, щит, меч, кистепер, арбалет, зерцало и детская подарочная алебарда. Оружейник не поскупился.
- Куда же Вы собрались? Такой хороший постоялец и на тебе!- хлопотал вокруг лыцаря хозяин гостиницы.- Может еще недельку побудете? Со скидкой…
- Рад бы, да не могу,- сказал Сенька сваливая амуницию в углу комнаты.
Еще солнце не встало, когда Сенька подскочил на кровати. Он умылся ледяной водой, пофыркал, разгоняя мурашки и начал собираться. На выезде с постоялого двора его окликнул какой-то оголец.
- Ты кто таков?- спросил Сенька.
- Его анператорского величества посыльный,- отрапортовал шкет и шаркнул босой ногой по пыли.
Сенька критически осмотрел посыльного:
- И чего надо?
- Бандероль Вам велено передать.
- Кого?
- Посылку.
- А! Это можно,- протянул новоиспеченный лыцарь, скрывая смущение – до этого ему никогда не приходилось получать ни бандеролей, ни, тем более, посылок. От этого разворачивать обертку было вдвойне приятно.- Давай ее сюда.
- Малой, это чавой-то такое?- спросил Сенька, так и сяк вертя здоровенный лист с непонятными рисунками.
- Карта это,- пацан презрительно сплюнул сквозь зубы и отвернулся.
- Ты не зазнавайся. Все таки лыцарь – это я, а ты знай свое место. Где здесь Волчий Угол?
Посыльный с неохотой ткнул пальцем в место назначения, вдруг резко сорвался с места, отбежал в сторону, кинул подобранным камнем в Сеньку и скрылся из вида.
- Обиделся посыльный,- прокомментировал лыцарь и направил коня в путь.
В дороге обошлось почти без приключений. Чем дальше от столицы, тем бедней и бедней становились деревеньки. В некоторых уже и не жил никто. Избы стояли заколоченные, в огородах бурьян и давящая тишина.
- Еще бы здесь нечисти не завестись, когда людей никого,- думал Сенька.
Подъезжая к Волчьему Углу, наткнулся лыцарь на домишку лесника.
- Дома кто есть?- позвал Сенька, слезая с Буланки.- Всю секретную часть себе растер, пока доскакал.
Вышел лесничий. Немолодой, с выгоревшими на солнце волосами, здоровенными мозолистыми руками и твердым взглядом серых с прищуром глаз он выглядел истинным хозяином здешних суровых мест.
- Ищешь кого? Или так – заблудился?- вместо приветствия спросил лесничий.
- Ищу,- ответил Сенька и предъявил для пущей солидности царскую грамоту.
- Лыцарь? Впервые о таких слышу. Может ты шпиен и прочая контра? Документы сварганил и снимаешь планы секретных укреплениев. За это сам знаешь, что полагается.
- Да, какие здесь укрепления?- в сердцах сплюнул Сенька.
- Верно. Никаких. Только откуда тебе это известно?
Юный путешественник понял, что если не схитрить, то сей милый человек выведет из него такую Антанту, что расстрел покажется божецкой карой.
- Сам государь-анператор в интимной беседе рассказали. Так и описал: «Укреплениев там отродясь не было за исключением Ферапонтыча. Он и есть наш самый большой государственный секрет в тех краях». Я даже представить себе не мог, что когда-нибудь смогу лично удостоиться чести познакомиться с Вами,- как зовут лесника Сенька догадался, прочитав название на карте: «Ферапонтычева заимка». Кстати, рядом были еще «Ферапонтычев лог», речка «Ферапонтовка» и «Большой Ферапонтычевский лес», а сам разговор происходил на «Ферапонтычевском тракте».
- Так прям и говорил? И про укрепления, и про секрет?- растаял лесник.
- Так и говорил,- солидно подтвердил Сенька.
- Что же ты в таком случае стоишь? Так бы сразу и сказал, что из столицы, прямо от государя. Значит так и сказал? Ну, пойдем, ты мне все в деталях обскажешь…
Ферапонтыч поставил самовар и разложил нехитрое угощение:
- Как здоровье-то?
- Спасибо. Ничего, не жалуюсь,- ответил Сенька, попеременно дуя то на блюдце, то на обожженные пальцы.
- Да, не твое, олух царя небесного. Государя!
- А-а-а. Восстанавливается потихоньку,- ответил патентованный лыцарь, припомнив недавние события.
- Что такое? Заболел?
- Нет. Покушение на него было. Неумышленное. Спасибо генералу с дворником – спасли кормильца. Как у Вас-то? Не тревожит нечисть всякая?
- Как не тревожит?! Еще как даже тревожит. Раньше бывало изловишь пару штук этих тварей, засолишь, зажаришь, закоптишь – питанием обеспечен. А теперь что сталось с живой природой? Что, я тебя спрашиваю, стало?! Споймаешь и не знаешь: можно иссь, али нет. Надысь аккурат во вторник одну такую козявку изжарил, так она ядовитой оказалась. Вот так, за здорово живешь, получил пишшевую отравлению.
Сенька сильно удивился: он и не предполагал, что можно нечисть в рот взять, а что при этом погань делится на ядовитую и неядовитую – это просто переходило все границы.
- А кто больше всего досаждает?
- Есть тут одни… Как прозываются не знаю. Летуны проклятые. Взялся я курей разводить, так они посреди бела дня цыплят воруют,- лесник с озабоченным видом наклонился к Сеньке и зашептал.- Думаю, пугало механическое поставить. Сам изобрел. Хочешь покажу?
- Угу!- выразил живейший интерес Сенька.
Пугало стояло в сарае. Почти обычное за исключением пары деталей: на пузе лесник присобачил ветряк, который, вращаясь, заставлял руки подниматься и опускаться, а под драной рубахой что-то гулко ухало.
- Как?!- поинтересовался изобретатель.- Страшно? И мне тоже. Я четвертую ночь не сплю. Только глаза закрою, кажется, что эта пакость ко мне крадется, съесть хочет.
После непродолжительного осмотра пугала вернулись за стол. Сенька решился и задал вопрос на давно интересующий его вопрос:
- Ферапонтыч, а про Змея Горыныча не слыхал?
- Как не слыхал?! Слыхал. Прилетал он позавчера. Посидели по стариковски, поболтали про житье-бытье.
- …?
- Ну, что смотришь? Безобидный он. С тех пор, как на пенсию вышел. Добряк. Может, конечно, деревеньку-другую спалить, но не по злому умыслу, а от тоски. Одинокий, вот и мается. Нечисть, как ты их называешь, его не признает и всячески изгиляются: недавно консервные банки к хвосту привязали. Такой позор! До того довели, что он от них отселился. Нашел глухое местечко под гнездо и переехал с вещичками. Увидишь старика, привет от меня передай.
- А как то место, где Горыныч жил найти?
- От развилки направо. Только ходить туда не советую. Подлецов этих в общаге тьма-тьмущая. Накостыляют по первое число.
- Может у них и главный есть?
- Есть. Страшный такой, на арапчонка похож. Черный с ног до головы. Натурально, диавол. Чур меня, чур!
В заимке Сенька погостил еще пару дней, собираясь с мыслями, как быть дальше.
- Прощевай, Ферапонтыч. Пора мне,- сказал лыцарь и, позвякивая доспехами, направил коня в Волчий Угол.
- Не забудь Горынычу привет передать,- донеслось прощальное напутствие лесника.
Тяжелая дума обозначила складку на гладком Сенькином лбу. Один-одинешенек в логове врага и, в случае чего, помощи ждать неоткуда.
- Неплохо бы пару анчихристов на свою сторону переманить, а то буду бродить впотьмах. Тут они меня и сцапают, голубчики.
- Заехали черте-куда, того гляди башку проломят,- Сенька даже вздрогнул от неожиданности.
- Кто здесь?
- Не обращай внимания. Это Буланка ворчит,- ответил Дик.- Он и дома покою не давал, а сейчас вообще характер испортился.
- Ничего себе!- еще больше изумился лыцарь.- В Дроздовке вы таких монологов не выдавали.
- Так говорить не о чем, вот и помалкивали.
Уж на что Ферапонтычевские места Сеньке мрачными показались, а в сравнении с Волчьим Углом, так прямо шумная ярмарка. Здешний край не предполагал человечьего присутствия. Нечисть все под свой вкус переделала: огромные корявые деревья, затканные паутиной; выгоревшая трава; вокруг ни зверька, ни птички не увидишь; иногда только клекот или шипенье чье-то раздастся;
- Что ж за живность в этих краях? Лишь бы не змеюки! У меня с ними с детства отношения не заладились,- пробормотал путешественник, глядя по сторонам.
На счет змеюк здорово не подфартило. Их вокруг оказались толпы несметные. Блестя чешуей, они сползались к самой дороге и бесстыдно разглядывали кавалькаду. Пошипев на своем наречии, расползались по домам.
- Ты гляди, не трогают. Может боятся?
Разгадка была в другом. Волчий Угол с давних пор славился среди змей: людей нет, заводов нет, прекрасная экологическая обстановка, … Змейская королева слушала-слушала, слушала-слушала, да и объявила, что Двор переезжает в этот рай на Земле.
Нечисть змейскому народцу не обрадовалась, но и связываться не стала: живут рядом, не мешают, а что по мелочи закусят кем, так и не жалко. Зажили змеи мирком, да ладком и появление путника никого не обрадовало.
- Приглядывайте за ним,- распорядилась змейская королева.- Трогать, не трогайте, но глаз не спускайте. Как узнаете, что у него за дела в наших краях, бегом на доклад.
- Слушаемся, королева,- ответили придворные шипелки и умчались в лес передавать приказ.
Если нечисть нонче ядовитая, через неделю придется зубы на полку класть,- размышлял Сенька.
- Не переживай, что-нибудь споймаем съедобное,- утешил верный пес.
Вдалеке показался здоровенный валун. Подъехав ближе, Сенька понял, что это и есть легендарная развилка. В стародавние времена кто-то выбил на камне надпись, но Сенька на «стародавнем» понимал через пень-колоду. На всякий случай он поводил заскорузлым ногтем по бороздкам полустертых буков, сплюнул через левое плечо и направил Буланку по левой дороге.
- Что на камне написано?- поинтересовался конь.
- Понятия не имею. Не по нашенски.
- Так какого мы налево поперлись? Может умные люди как раз от этого и предостерегали?!!
- Запретили, разрешили! Нам какое дело? У меня приказ! Самого государя-анператора. В нем четко сказано: «нечисть известь». Другого не знаю и знать не желаю.
Прошла неделя. Запасы подходили к концу, и доблестный вой открыл охотничий сезон. Один раз ему уже удалось оглоушить кистепером пару вполне съедобных поганцев.
- Так! Налаживаем капканчик… Это бревнышко сюда, это сюда, здесь у нас петелька, узелок не забыть завязать, …- Сенька отошел в сторонку и, сощурив глаз, полюбовался своим творением.- Да, солидное сооружение. На кр-р-рупную дичь. А чего мелочиться?! Верно?
- Может, на мелочевку поохотимся?- спросил конь.
- Верно, хозяин. Поймаем, а додушить не сможем,- поддержал Дик.
- То не ваша забота. На то я и лыцарь, чтобы никого не бояться.
В первый день капкан пустовал. На второй попалось здоровенное существо ростом с корову. Оно злобно шипело, размахивало хоботом и щелкало клешнями, стараясь отогнать азартно наседавшего Сеньку.
- Ишь, какую жужелицу споймали. Стой спокойно, аспид! Сейчас я тебя разделывать буду.
Аспид с такой постановкой вопроса соглашаться не желал и сопротивлялся изо всех сил. Если бы не Дик, подобравшийся к поганцу с тыла, то еще неизвестно, кто бы кем поужинал.
Челюсти пса сомкнулись на пучке хвостов, раздался пронзительный визг, Сенька размахнулся и отчекрыжил вражескую башку.
- Фу! Обошлось!- сказал Сенька, утирая пот со лба.
Ужин удался славный: суп из плавников, жаркое, копченые ребрышки. Обглодав последнюю косточку, Сенька осоловело посмотрел на костер и уснул.
- Видал красавца?- Буланка мотнул головой в сторону хозяина.- Лыцарь устал, извольте охранять.
- Ладно тебе! Молодой он ишшо. Пусть спит.
Минуло еще три дня. Промокший под дождем с ног до головы Сенька сидел, привалившись к огромной сосне. Раскачиваясь из стороны в сторону, он страдальчески приговаривал:
- И шо же теперь делать? Делать-то шо? Ой, мамочки, лышенько мне, лышенько.
- А я тебе говорил, что капкан надо без фанатизма строить,- неодобрительно ворчал Буланка.- Теперь всем кранты.
Из леса неслись жуткие, завораживающие вопли вперемешку с нецензурной бранью:
- Уй! У-ю-юй! Вот поймаю того, кто здесь эту хреновину поставил, руки-ноги выдерну! Это ж надо догадаться: в ЗАПОВЕДНИКЕ браконьерничать. Траппер хренов! Знаю, ты здесь, рядом. Сиди, сиди. Портки-то уже намочил? Погоди, сейчас я вылезу и мы познакомимся.
- Ведь и правда, вылезет,- отрешенно глядя в никуда беззвучно шептал Сенька.
На мгновение стало тихо, потом крики возобновились.
- Скотина! Из-за тебя коготок сломал. Как, куриная морда, яму-то такую глубокую выкопал, не поленился?!
Сенька подобрался поближе к своему шедевру технической мысли и осторожно высунулся из-за дерева. Торчавшая чуть выше ямы голова Горыныча незамедлительно дохнула огнем и прокомментировала:
- Высунься, высунься! Посмотрим, чем ты потом будешь высовываться?!
- Я не хотел Вас ловить. Если Вы меня убивать не станете, я постараюсь помочь,- закричал лыцарь изо всех сил.
- Не хотел он меня ловить,- бормотал Змей, предпринимая очередную попытку выкарабкаться.- Я тебя научу пенсионеров уважать.
- Правда! Не хотел ловить. Я Вам должен был привет от Ферапонтыча передать.
- Ах, ты, шпиен! Откуда лесника знаешь?
- Гостили мы у него. Дяденька Змей, не серчайте. Давайте, помогу.
Возраст давал о себе знать. Горыныч уже давно утомился, понял, что самостоятельно из капкана не выбраться и ругался, чтобы снять стресс. Конечно, старик мог дождаться кого-нибудь из местной нечисти и послать за подмогой, но для этого Горынычу пришлось бы наступить на горло собственной гордости.
- Ладно! Вылазь. Не буду тебя жечь, хотя стоило бы.
- Честное змейское слово?
- Честное змейское.
Сенька вышел и, потупив взгляд, двинулся к Горынычу.
- Господи! Из-за такого пострела приходится по ямам сидеть. Того гляди, ревматизм заработаешь,- Горыныч закатил янтарные глаза и длинно сплюнул.- Ну, чего встал? Соображай, как меня отсюда доставать будешь.
На строительство подъемника времени ушло куда больше, чем на сооружение капкана. Измаялся Сенька, осунулся. Впрочем и Змей за это время не расцвел. Пока Сенька работает, Горыныч его попрекает:
- Что за молодежь бестолковая! Где твои мозги были, когда ловушку делал? Хорошо я провалился, я добрый. А если бы Пафнутий?!- Пафнутий по рассказам Горыныча, был главарем местной братии.- Он бы тебе показал, кто есть кто!
Змейское ворчание первое время сильно раздражало Сеньку. Он даже хотел плюнуть на работу. А потом привык. Единственное, с чем мириться было невозможно – это смена поучений- рассуждений на песни советы.
- Что же ты палочки потоньше выбираешь? Бревнышко вон возьми. Да, не это! Правее. Ага. Что? Не поднять? Я тебе помогу. Готов? Давай. Э-эй ухнем,- и Змей начинал горланить «Дубинушку».
Долго ли, коротко, но Горыныча Сенька вызволил. Тот вылез, отряхнулся, побарахтал затекшими крыльями и попробовал выдохнуть хоть немного огня, но, вместо ослепительного пламени, из пасти стыдливо вытекло небольшое облачко дыма и бесследно растаяло.
- Видал?- огорченно спросил Горыныч и в назидание отвесил Сеньке подзатыльник.- Придется врача вызывать.
Сеньку змейское здоровье волновало меньше всего. Лыцарь пытался понять, что у него сломано и где больше всего болит после полученной оплеухи.
- Ты что, гад ползучий, вытворяешь? Мне ж в самый раз теперь инвалидность оформлять. Ополоумел?!!
Как ни странно, Горыныч не обиделся, а попросил прощения, сказав, что немного не рассчитал.
- Давай, горюшко, собирай манатки и поехали. Погостишь у меня. Тоже вон, отошшал.
Так как Горыныч боялся, что с голодухи не вынесет длинного перелета, пошли пешком. Змей впереди чешет, Сенька за ним на Буланке. Едет наш лыцарь, чихает да кашляет. Хвост-то Змеиный в такт походной песне по земле колотит и клубы пыли поднимает.
- Вот и дочапали,- сказал Горыныч и перекрестился.
Над дорогой висел огромный транспарант: «Слава Великому Змею Горынычу! Доброму и Ужасному!».
- Про меня написано! Пришлось летать, ученого отлавливать, чтобы грамотно написал. Складно?- обернулся Змей к Сеньке.
- Подхалимство одно,- ответил «добрый» молодец и по привычке чихнул.
- Сопля ты зеленая. Ничего в искусстве не понимаешь,- обиделся старик.- Что думаешь, я не добрый? Да, я самый добрый на свете, если хочешь знать. Пусть только кто не согласится. Я ему так врежу!- Горыныч раззадорился и затанцевал в боксерской стойке, смешно размахивая коротенькими передними лапками.
Гнездо у Змея оказалось, мягко говоря, неухоженное. Чувствовалось, что здесь не первый год живет закоренелый холостяк. Везде, где ни попадя, была раскидана одежда, а в воздухе витал стойкий, ни с чем не сравнимый, аромат носков.
Змей сразу помчался на кухню и принялся копаться в припасах.
- Да! Не богато! Полкоровы копченой, десяток барашков. Колбаса – это я на той неделе стырил. Хлеба – пара мешков. Рыбы, правда, много: весь подпол забит. Только не люблю я ее – страсть костлявая. И по мелочи всякого. Ну, Бог даст, на ужин хватит. Слышь, лыцарь, коню овса можешь в сарае взять. Я его все равно не ем. Только со свечками там поосторожнее! Спалишь мне хибару.
За ужином разговорились. Оказалось, что хоть всем и верховодит Пафнутий, но главный не он.
- Ты на арапа этого внимания не обращай. Пафнутий здоровый, но мозгов чайная ложка. Больше кость преобладает. Што ты! Подлинный факт. А главный у них Алексашка-Черная Душа. Говорят, из ваших, из человеков. Когда появился здесь, никто не знает, но давно уже. В глаза Алексашку тоже никто кроме питомцев его не видел. Как пришел, так и началось. По-перву мелкая нечисть появилась, потом покрупней. Стали исконный народец выживать, зверей истреблять. Через год кроме шантрапы энтой и не осталось никого. Разве мелочь, что по норкам живет, кое где и можно иногда увидеть.
- А ты, что же остался?- не удержался Сенька.
- Не охота мне, вишь, на старости лет на чужбину подаваться. Попробовали эти босяки и меня спровадить. Выжег пару гектаров вместе с негодяями. Жалко, конечно. А что делать?
- Чего ж жалеть-то?
- Чего?! Лес старинный, строевой. Весь как на подбор. С тех пор и не суется никто в открытую. Пакостить стали: то банку консервную на хвост привяжут, то во сне зубной пастой разукрасят. Надоели хуже горькой редьки.
- Что привяжут? Чем разукрасят?- не понял Сенька.
- Молчи не перебивай! Решил я в глуши поселиться, чтобы с Алексашкиной нечистью встречаться, как можно меньше. Ничего гнездо нашел?! А?
- Угу! Гнездо отменное. А не скучно одному?
- Соображаешь. Хозяйки мне не хватает. Как женка померла, так маюсь. Искал другую, да не нашел. Говорят, вырождается род Змейский. Мельчает. Похоже, не врут. Дочка, и та на меня не похожа. Видал роднулю-то мою? Ай нет?- Горыныч снял со стены коряво написанный портрет, больше похожий на бесконтрольное детское творчество, и поднес к самым Сенькиным глазам.- Вот моя ягодка! Вот моя кровиночка! Сам рисовал.
С портрета на Сеньку смотрела здоровенная змеюка, окруженная ползунами поменьше.
- Что ж дочка с тобой не живет? Могла бы о папке позаботиться.
- Звала она меня. Приезжай, мол. Да, неудобно: она в делах все время. Как ни как – королева змейская. На меня и времени-то хватать не будет. Нужон я ей, как рыбке зонтик,- Горыныч уронил тяжелую скупую слезу на портрет и полез вешать его обратно.
- Дела!- выдохнул Сенька.
- Так ото ж! Ничего, совсем заскучаю, к Ферапонтычу перееду. Он мужик справный, будем вдвоем лямку тянут. Не заплесневеем.
Сенька почесал давно не мытую голову:
- Всякое на свете бывает. Если когда Горыновну встречу, про тебя непременно расскажу. Может и повезет.
Растроганный Змей легонько приобнял гостя, закрыл глаза и на несколько минут в мечтания.
- Ну, спасибо. Уважил старика. За это дарю тебе кольцо. Мне оно без надобности, а тебе, глядишь, пригодится. Кольцо не простое, с секретом. Одень ка на пальчик…
- На какой?
- Вот балбес непонятливый, прости Господи! На любой.
- Велико оно мне: упадет, потеряется.
- Одевай, тебе говорят! Не доводи до греха.
Сенька нацепил кольцо, и оно, уменьшившись, село, как родное.
- Видал-миндал?!- обрадовался «Его Добрейшество».- Кольцо дочкино. Мало ли в беду попадешь, потри его и либо доча, либо из ейных кто к тебе явятся. Три сильнее, не смущайся. Здесь в глухомани связь плохая.
За разговорами вечер пролетел незаметно. Сытый Сенька пошел спать в указанные апартаменты. За ним, еле перебирая лапами, поплюхал объевшийся Дик.
Проснулся Сенька под бодрый рев трех змейских глоток:
- Если хочешь быть здоров, обливайся…- распевал Горыныч, бултыхаясь в пруду под окном.
Заметив заспанную Сенькину физиономию, физкультурник приветливо помахал лапкой и изо всех сил шлепнул хвостом по воде, отчего целый каскад воды обдал лыцаря.
- Ничто так не бодрит, как водные процедуры с утра!- рассмеялся Горыныч и подмигнул.
Через час, сияющий и причесанный, Змей объявил Сеньке распорядок дня:
- Я тебе во дворе ванну согрел. Иди, искупайся, а то, как поросенок, полосатый. Потом позавтракай, а дальше на твое усмотрение: хочешь отдыхай, хочешь по окрестностям прогуляйся. А я за едой слетаю. Не боись, не задержусь.
Змей упорхнул, а Сенька пошел мыться. После ванны захотелось полежать. Забравшись в любимое кресло Горыныча, лыцарь улегся поудобнее и отдался мечтам. Такое житье было ему по душе. Но негоже, когда хозяин для тебя все делает, а ты как сыр в масле катаешься и палец о палец не ударишь. Собрав волю в кулак, Сенька взялся прибирать гнездо. Вымел грязь, вымыл пол, выкинул ненужные тряпки и старые газеты, перемыл гору посуды, собрал разбросанную по углам одежду, вымыл окна, протер мебель, вытряхнул половики, поправил портрет на стенке и был уже близок к инфаркту, когда обнаружил, что, по большому счету, уборка еще и не начиналась. Случайно заглянув под Змееву кровать, Сенька обалдел. Там было все: фантики, косточки, потерянные непарные тапки, пресловутые носки, гербарий и даже банка с молочными зубами Горыныча. Кое-как справился и с этим. К возвращению хозяина все блестело, сверкало и было разложено по своим местам – проще говоря: пугало.
Еще при подлете Горыныч заметил, что на веревках трепыхается развешанное белье, и недобрые предчувствия охватили огнедышащего. Увиденное в гнезде превзошло самые смелые фантазии Змея.
- Ты что наделал? Я теперь год не разберусь, где что лежит.
Сенька надулся и отвернулся.
- Ух ты! Баноцька с зубками! А я ее так искал! Так искал!- Змей восторженно схватил банку, неистово прижал ее к груди и затанцевал, одновременно поглаживая Сеньку по голове хвостом.
Видно, у парня судьба была такая: нигде он надолго не задерживался. Вот и со Змеем пришла пора расставаться.
- Ты не забывай старика. Пиши, если научишься. В гости приезжай. Я тебе такую экскурсию устрою! Называется: «Мир с высоты полета Горыныча»! А на счет Горыновны, я на тебя надеюсь,- Его Печальность тяжело вздохнул и напоследок троекратно расцеловал полюбившегося гостя.- Дочку мою увидишь, привет передавай. Скажи, что папка ее любит!
Опять ложится под копыта Буланки пыльная лента дороги. Опять Сенька остался без крова. И пока до Алексашки – злобного чародея не доберется, нет конца его скитаниям.
Мотаясь туда-сюда по Волчьему Углу, Сенька понял, что не обманул Ферапонтыч: среди нечисти нередко встречаются ядовитые. Отличать их лыцарь научился быстро. Путем проб и ошибок выяснилось, что ядовитые те, что с разноцветными иголками на спине. Хотя, если эти иглы аккуратно выдернуть маникюрными щипчиками, что царь на память подарил, то …
- Хозяин, когда домой поедем?- скучно Буланке в Волчьем Углу: ни травы здесь сочной, ни кобылиц-красавиц.
- Да! Сейчас бы в Дроздовку! У меня там кость припрятана,- и Дик уставать начал.
- Терпите, братцы. Доберемся до Алексашки, тогда и домой.
- Где он, Алексашка этот?! Может и нет его вовсе! Мы уже скоро месяц, как от Горыныча уехали, а ничего нового так и не узнали. Что тебе вечно не сидится?- ворчит Буланка.
Вечером выехали на поляну. Мать честна! Стоит избушка без окон, без дверей, вокруг забор высокий, а к воротам нечисть приколочена.
- К кому нас нелегкая на этот раз занесла?- подумал Сенька.
Делать нечего: хочешь под крышей переночевать, надо хозяев звать. Набрал лыцарь воздуха в грудь побольше и … чуть не стошнило: такой дух смрадный вокруг, что пошатывает. Не стал парень кричать. Нос зажал и ногой по воротам загрохотал.
- Чую, чую! Русским духом пахнет. Сейчас отопру,- раздался голос.
- Вот это обоняние!- изумился Сенька.
Сняла бы ты, хозяюшка, мертвяков с ворот. Воняет же!- сказал Сенька, допивая 17 кружку чая и соколом поглядывая на молодуху. Та летала по горнице, изредка бросая на богатыря пылкие взоры из под пушистых ресниц.
- Обязательно, Семен Маркович. Завтра же и сниму по утру. Вы ешьте, не стесняйтесь,- Сенька и не думал стесняться. Боялся только, что рубаха на пузе лопнет.- Медку так и не попробовали. А варенье понравилось? Сама делала.
Лыцарь отвалился от стола и солидно пробасил:
- Ох и хорошо! Как будто дома побывал. Молодец ты, Настя! Готовишь – пальчики оближешь. Если бы не обстоятельства, остался.
Настя замерла и неожиданно севшим голосом сказала:
- А я Вас не гоню! Жить есть где, да и не бедствуем. Только чтоб все законно, как у людей – через ЗАГС.
- Вишь, Настена, дело какое: должон я назад воротиться. Невеста меня ждет, свадьбу должны по осени сыграть. Слово сказано, назад не воротишь.
- Спасибо за правду, хоть и горька. Знать судьба! Видно век мне в этом захолустье одной куковать. А вообще, все Вы мужики одинаковые,- Настя обиженно отвернулась и принялась теребить косу.
- Не серчай, Настенька. Расскажи лучше, каким ветром тебя сюда занесло?
- Дело давнее. Род наш по женской линии колдуньями славился. Бабку мою за это еще при покойном государе Евдокии Севостьяновиче за 101-й километр выслали. Легко, кстати, отделались. Бабка здесь замуж вышла. Дети пошли, хозяйство разрослось – так и прижились.
- А родители твои где?
- Мамка при родах померла, а папку поганые сгубили тем летом. Погоревала я, да слезами делу не поможешь. Теперь одна-одинешенька живу. Ничего! Как-нибудь справлюсь.
- Ух, Алексашка! Доберусь я до тебя. За все ответишь: и за слезы сиротские, и за Горыныча,- Сенька погрозил кулаком незримому врагу.
- Ты никак с этим иродом биться собрался?
- Ладно, раскрою тебе государственный секрет: приказ у меня от царя-батюшки всю нечисть извести. А Алексашка, верно, всем этим мерзавцам голова.
- Он, лихоимец! Он!- согласно закивала Настя.
- Ты, часом, не знаешь, как мне его сыскать?
- Чего ж не знать?! За избушкой тропинка начинается. По ней до проезжей дороги доберешься. Направо поворотишь и через 2 дня в Алексашкиных володениях окажешься. Живет Алексашка в крепости неприступной, что ему челядь из черного камня сложила. Боюсь я за тебя: если живоглоты поймают, смертушке лютой предадут. Надо покумекать, как приступиться. Чай не на курорт отправляешься.
Призадумался Сенька, но ненадолго:
- Есть у меня одно средство!- и давай кольцо надраивать.
Настя смотрит, думает: рехнулся парень. Вдруг кольцо тоненьким голоском и говорит:
- Абонент выключен или находится вне зоны действия сети!
Сильней трет Сенька. Кольцо опять за свое:
- Сеть перегружена!
- Какая, бабушкины тапки, сеть?!! Принцессу давай!
Так бы и тер лыцарь до кукушкина заговения, кабы не догадался на крышу забраться. Тренькнуло что-то и в тишине раздалось шипение:
- Щ-щ-щас буду!
Ну, будет, значит будет. Слез молодец, в избу вернулся, ждет. Вдруг, откуда ни возьмись, вылезла здоровенная змея, прям как у Горыныча на портрете, только еще толще. Настя, как ее увидела, на табуретку прыг и в голос.
- Уймис-с-сь, оглаш-ш-шенная!- недовольно поморщилась змеюка.- Уш-ш-ши закладывает! Кто меня вызывал?
- Я,- ответил Сенька.
- Где кольцо взял?
- Горыныч подарил. Еще он велел тебе привет передать и сказал, чтобы в гости зашла, как время будет.
- Вот, елки-моталки, жисть пошла! Действительно, надо папку навестить. Замоталась я совсем. Хлопот – полон рот. Тебя как звать-то, свет мой солныш-ш-шко?- спросила змейская королева.
- Сенька. А тебя?
- Неужели папка не доложил? Ш-ш-шакира Горыновна я, в замужестве Ш-ш-шипелова! Погоди…- королева поднесла хвост с надетым кольцом ко рту.- Занята я… Знаю… А на завтра перенести нельзя?.. Не кричи… Хорошо, через час-с-с вернус-с-сь!.. Вс-с-се! Целую! Вот черт, опять в 5 секунд не уложилась.
- Бывает,- решил проявить понимание Сенька, хотя невооруженным глазом было видно, что ничегошеньки-то ему непонятно.
- Муж бес-с-спокоится. С-с-суаре назначили, а я и забыла напрочь. Так что там у тебя?
- Надо мне к Алексашке в крепость попасть незаметно. Может поспособствуете?
- Черт знает что происходит! Приходится жертвовать государственными интересами! Знай, иду на это только ради папки! Видишь ли, друг мой, пока Алексашка со своей ордой здесь, нам спокойно живется. А если ты его героически победишь, то опять жди толпы людей с их манией прогресса.
- То есть не поможешь?
- Этого я не говорила. Будет тебе ответ. Завтра.
Произнеся это, госпожа Шипелова важно удалилась, небрежно кивнув на прощание.
- Ну, у тебя и знакомые…- сказала Настя, слезая с табурета.- Меня чуть Кондратий не хватил, когда я ее увидела.
- Я тоже раньше змей боялся, а оказывается они вполне ничего. Общаться можно.
Как и обещала Шакира Горыновна, на следующий день появился невзрачный выползок и, отойдя с Сенькой всторону, подробно обсказал, как в крепость пробраться. Для пущей убедительности и наглядности даже поползал в пыли, изобразив маршрут.
- Жалко мне, Настенька, с тобой расставаться. Может и свидимся когда
- Может и свидимся,- эхом повторила Настя и протянула Сеньке узелок.- Тебе на дорогу собрала. А вот это - две баклажки со снадобьем. Одно раны лечит, второе жажду утоляет. Смотри не перепутай: первое – наружное.
Сенька убрал подарки в переметную суму, троекратно поцеловал дивчину и отправился вправлять ненавистному Алексашке мозги.
Впереди качнулась ветка. Кто-то заполошенно вскрикнул и со всех сторон на Сеньку повалила визжащая погань. Буланко бил нападающих копытам и кусал тех, до кого только мог дотянуться. Сзади прикрывал Дик, обезумевший от ярости и гнева. Сенька же размахивал мечом, поочередно очищая то левую, то правую стороны. Баррикады из тушек все росли и росли, а конца-края не предвиделось.
- И откуда такая прорва взялась?- замахиваясь, поинтересовался Сенька.- Вся общага что ль приперлась?
Бились долго. Уже солнце на убыль пошло, когда дрогнули нечистые и побежали. Гнаться за ними не было сил. Сенька кулем свалился с коня и, тяжело дыша, простерся на траве.
- Ох, умаялся! Рук-ног не чувствую.
Рядом с Сенькой улегся Дик. Высунув язык, он тяжело дышал, не в силах даже хвостом пошевелить. Буланко, поработавший не меньше остальных поделал цирковой трюк: он сел на 5-ую точку и осоловело глядел в безоблачное небо.
- Значит засаду решил устроить нам Алексашка. Ты смотри: следит, уважает. Не могет не радовать!- стал размышлять Сенька, задумчиво поглаживая своих друзей.
Что это?- Сенькина рука наткнулась на глубокую рану и конь вздрогнул от боли.- Пустяки. Мигом вылечим. Сенька покопался в суме и достал Настенькину баклажку с целебной мазью. Обработал Буланку, принялся за Дика и себя не забыл. Мазь похоже была на самом деле волшебная: боль как рукой сняло, а раны затянулись на глазах.
- Чудеса!- восхитился Сенька.- Попробуем вторую склянку с жаждоутолителем.
Пить действительно хотелось ужасно. Глоток, второй. На вкус весьма гадкая субстанция. Запах еще хуже, чем вкус. Дал лыцарь Буланке с Диком попробовать – та же история.
- Ерунда какая-то. Одно - волшебное, другое – бракованное. Придется воду искать.
Повезло. Неподалеку, в корнях старинного дуба бил родник. Около него и провели путники следующие 4 дня. Так их, сердешных, пробрало с Настенькиного зелья, что в кусты наперегонки носились, друг другу лишнее слово сказать боялись.
- На обратно пути я ей головомойку устрою,- пообещал Сенька верным друзьям.- Ишь, удумала: фальшификат всякий наливает, даже не проверила, а потом лыцари из строя выходят.
Долго ли, коротко, но добрались. На горизонте показались зубцы Алексашкиного замка. Черные, словно закопченные, стены угрюмо нависали над оглушающим пейзажем.
- Тьфу!- сплюнул лыцарь.- Замок Синей Бороды. Ну, держись, изверг. Ща мы к тебе с черного хода наведаемся.
Напевая под нос «Вы нас не ждали, а мы уже пришли», Сенька принялся искать потайную дверь.
Тоннелем не пользовались лет 200, а то и больше. Шакирин выползок сразу предупредил, что не знает, работает механизм, открывающий дверь, или нет, но древние делали на совесть. Сенька похлопал Буланку, которому предстояло ожидать снаружи, запалил факел, плюнул через левое плечо и шагнул во мрак.
Пахло сыростью. Со всех сторон свисала паутина.
- Горыныч по сравнению с Алексашкой – чистюля. Это ж надо, такую грязь развести.
- Не то слово,- подтвердил Дик.
В замок попали около 4-х утра. Самое сонное время. Дверь, ведущая в Алексашкину опочивальню, отворилась, даже не скрипнув. Хозяин замка спал без задних ног, натянув на нос ночной колпак. Страшный маг и чародей при ближайшем рассмотрении оказался тщедушным мужичком невнятной наружности. Перевернувшись с боку на бок, Алексашка сладко почмокал губами, свернулся поудобнее калачиком и принялся выводить неземные рулады. Просыпаться и торжественно встречать гостей он и не собирался.
- Как тебе такое нравится?- обратился Сенька к Дику.- Спит, как младенец. Ничего, ща мы устроим Страшный, но справедливый Суд.
Сенька положил два пальца на сонную артерию колдуна, зная, что человек в таком случае просыпается без лишнего шума. Алексашка попытался избавиться от неприятного прикосновения, но Сенька заставил его вернуться в реальность. Когда маг открыл глаза, лыцарь крепко зажал ему рот и предупредил:
- Смотри, если будешь дергаться, до утра не доживешь. А ты, Дик, следи. Как рукой шевельнет, хватай не раздумывай. Еще чего доброго превратит нас в жаб. Волшебник, как ни как.
Удостоверившись, что Алексашка все понял, Сенька достал из кошеля грамоту и предъявил:
- Лыцарь Его Анператорского Величества. Прибыл по твою душу. Впрочем, ты, наверное, и сам уже догадался.
- А ордер у Вас есть?- робко спросил чародей.
- Может тебе и аблаката привести?- ехидно прошипел Сенька, сделав «козу». Алексашка отточенным движением поднял ладонь к переносице, поняв, что никто с ним шутить не собирается.
- Может договоримся? Без этих глупых арестов. По свойски. У меня, знаете ли, золота целый подвал. Есть коллекция брильянтов. Не хотите? Изумруды? Тоже нет? Яйцо Фаберже? Я прямо и не знаю, чем еще заинтересовать такого уважаемого человека!
- Совсем охмурел? Яйцо-то мне на кой?! Хватит торговаться. Дело на контроле у Государя, так что ответственно заявляю: влип ты, паря, по самое небалуйся.
- Жаль! Очень, знаете ли, жаль! Давно не приходилось общаться с таким приятным собеседником. А ведь могли погостить у меня недельку-другую. Поговорили бы о вечном, вина выпили. Правда, жаль,- сказал Алексашка и истошным голосом завопил.- Стража, меня убивают! НА ПОМОЩЬ!!!
Чего-то в таком ключе Сенька и ожидал. На скорую руку стукнув вражескую руку по башке, лыцарь забросил обмякшее тело в проход и приказал верному псу:
- Волоки его к Буланке. Я догоню.
Обнажив меч, Сенька приготовился отбиваться от караульных. Эти твари оказались серьезнее, чем нападавшие в лесу: и размером больше, и вооружены лучше. Рубка пошла нешутейственная. На место убитых неприятелей вставали все новые и новые. Пару раз они успели Сеньку зацепить, но особого вреда славному лыцарю причинить не смогли. Сенька азартно вопил и выделывал своей железякой такие финты, какие не мог себе представить в самых смелых эротических фантазиях. Если бы не стала неметь раненая левая рука, то, возможно, богатырь расправился бы с нечистью за один присест. На прощанье Сенька испортил всем настроение:
- Я вас всех запомнил! За сопротивление властям получите по полной!- с этими словами он быстренько юркнул в туннель и захлопнул за собой дверцу.
Так и не пришедшего в себя Алексашку выволокли на свет божий и привязали к седлу.
Выбирать, куда направиться особо не приходилось. До Горыныча далеко, до столицы и того дальше. Оставалась только Настя.
Дорого далась тяжело. Рука у Сеньки опухла и покраснела. На каждом шагу боль простреливало все тело так, что в глазах темнело. Еще Алексашка нет-нет, да начнет трепыхаться. Лыцарем быть – не на царских приемах мармалат трескать.
Когда к Настенькиной избушке подъехали, Сенька с ног валился. Хозяйка, как голубя своего сизокрылого в таком плачевном состоянии увидела, засуетилась. На Буланку с Диком набросилась с бранью. Потом очухалась. Сеньку в дом поволокла. Хоть и лечила Настя Сеньку волшебными снадобьями, а нескоро он на ноги встал. Как в себя пришел, первым делом про Алексашку спросил:
- Басурмана не прошляпили?
- Нет, Сенечка,- ответила сияющая Настя.- Не волнуйся. Я его в подпол заперла. Никуда не денется.
Сенька на Настю смотрит и ничего не слышит: сердце у молодца захолонуло, руки сами просятся красавицу обнять.
- Что такое?- думает Сенька.- Страсть во мне что ли пробудилась?! Вообще, конечно, пора уже. Возраст должон сказываться.
Когда болезный смог во двор выбраться, еще больше удивился: Буланка с Диком за хозяйкой след в след ходят, мордами о нее трутся, глаз не отводят, а на родного Семен Марковича ноль внимания.
Задумался лыцарь над такой коллизией. Вечером, когда чай пили, взял парень Настюшку за руку и спросил:
- Не перепутала ли ты, ладушка, баклажки, что мне с собой в дорогу дала?
Покраснела девица, руку отняла, сидит, молчит.
- Перепутала значит?! Так я и думал. А знаешь ли ты, что за отраву подсунула. 4 дня с горшка не слезали!!!
Настя встрепенулась и, неглядя на Сеньку, сказала:
- Край-то глухой. Опробовать не на ком. Пришлось рисковать. Сваришь другой раз зелье по рецепту старинному, а какая реакция и не знаешь. Вот и с тобой так.
- Ух, елки-моталки! Что ж за зелье мы отведали?
- При-во-рот-ное…- зарыдала Настена.
Обалдел богатырь:
- Что получается? Свадьбу отменять, да Насте предложение делать? А во дворе еще два соперника поджидают. С ними как? Ну, дура-баба. Заварила кашу!
Свел Сенька брови к переносице, сидит – думу думает. Настя на него глянет, еще пуще слезы текут.
- Прости меня, Сенечка. Не хотела я. Не со зла. Люб ты мне! Думала: оставлю ясна сокола при себе. Кто о тебе так как я позаботится? Кто раны твои залечит? Кто коня напоит? Кто ждать тебя будет? Ой, горемычная моя головушка. Нет мне счастья! На беду меня мать родила…
У Сеньки чуть сердце не надорвалось. Хоть и лыцарь, а тайком непрошенную слезу рукавом смахнул.
- Брось Настена. Не реви,- погладил Сенька несчастную по голове.- Давай думать, как быть?!
Отревелась сердешная и, чувствуя за собой вину безмерную, досказала Сеньке про зелье: оказалось, действует оно 17 дней и не совместимо с алкоголем. Сенька взялся за подсчеты. По всему выходило, что маяться еще 3 дня без малого.
Сенька достал Алексашку из подпола и сурово пригрозил пальцем:
- Удумаешь колдовать – руки-ноги оборву!- но отчаявшийся пленник заверил, что даже мыслей таких не имеет.
- Я колдовать сроду не умел. Чево вы ко мне прицепились?- заныл Алексашка, протирая глаза, чтобы побыстрее привыкнуть к дневному свету.
От такой наглости у лыцаря дыханье сперло.
- Тю, ты мой зайчик! Не умеешь колдовать?!- вкрадчиво поинтересовался Сенька.- А кто нечисть по всему свету расплодил? Поотпирайся мне, черная твоя душонка!
- От нечисти, как вы их называете, не открещиваюсь. Только магией-шмагией здесь и не пахло. Я, видите ли, поспешил с появлением на свет. Родись я лет на 700 позже, считался бы гением. А с вами, с дремучими, прямая дорога на костер.
- Ты что мне заливаешь? Ишь, хитренький какой! Зоопарк мой, а всякие чудеса-фокусы – извини-подвинься?! Нет, брат, шалишь. Не таких на чистую воду выводили!
Алексашка скуксился, поняв, что наскоком доказать свою правоту не удастся.
- О! Придумал! У меня же лаборатория есть. Можно провести простейший опыт, на котором вы будете присутствовать, потом съездим в инкубатор и понаблюдаем за малышами.
Алексашка с детства страдал от своеобразной логики и веры в добро и просвещение, за что бывал неоднократно бит. Случались с корифеем науки и провалы памяти, как в этот раз. Иначе чем можно объяснить его живейшее желание показать Сеньке инкубатор и продемонстрировать свою работу?
Еще в своем родном городе обвиненный в колдовстве и ереси Алексашка уже доказывал таким макаром свою невиновность.